Ангил

Дети рисовали «того, в кого я верю». Верить по замыслу устроителей рисловальни должен был каждый ребенок. Вне зависимости от того, умел ли или нет: детей заняли делом, и пока они, сутулясь, ерзая, грызли посиненными зубами «каландашики» (почему-то синий цвет выделяли особо, в рот клали охотно, а по бумаге водили в творческом экстазе). Тема почти вольная, детки выкручивались как умели.
Нюте одиннадцать лет. Для одиннадцатилетней девочки у нее просто фантастическая апатия (какая должна быть апатия у одиннадцатилетних девочек взрослые знают лучше Нюты, они уже три года пытаются привести ее Апатию к некому минимуму, свести на нет, но…) Неимоверными усилиями Нюту заставляют проглотить ложку каши, но рисует она Сама, по собственной воле, медленно, но увлеченно… Сначала, раздумывая, выводит кривые линии, зажав карандаш в кулачке (ручки у Нюты пухленькие, женственные, совсем взрослые), затем, дернувшись от пришедшей в голову мысли, пишет нетеропливо: «Бох умир»… Съежившись под жестким взглядом воспитательницы добавляет вопросительный знак, так что надпись походит теперь не на агитплакат, а на фразу из социальной рекламы: «Бог умер???»…
Мальчик верит в Солнце. Этот Мальчик любит апельсины такой трогательной и нежной любовью, что боится их есть… он трясется от страха, когда видит разрезанный апельсин, он ненавидит, когда этим сморщенным оранжевым существам причиняют боль. Он поклоняется всему яркому и теплому… желтому, оранжевому… Солнечный Мальчик бится темноты и верит лишь в Солнце. Ночью, когда темно и страшно, он рассказывает своему единственному другу – Стенке, как Солнце сотворило этот мир из света и тепла. Стенка молчит.
Ради Солнечного Мальчика и устроили это глупое мероприятие с рисунками на религиозные темы, потому что у Солнечного Мальчика день рождения (семнадцать лет) и ему очень НАДО ВЫРАЗИТЬ СЕБЯ.
Солнечный Мальчик очень мне нравится. Не потому, что он красив как неземное бесполое существо, а потому, что он Солнечный. Близок он мне.
Но, увы, Солнечный Мальчик не верит в меня. Он верит лишь в свое великое Солнце.
Я здесь, стою в уголке, созерцаю это невинное безобразие, смотрю как Солнечный Мальчик рисует свое идеально круглое Солнце лишь для того, чтобы…
Юсю садят за стол, закрепляют в руке карандаш, подсвывают бумагу.
Я здесь для того, чтобы Юся намалевала в левом нижнем углу листа маленькое черное существо. С крыльями как у стрекозы.
Юся вспоминает знакомые ей буквы. Юсе шесть лет.
Юся подписывает: «АНГИЛ»…
Я стараюсь не смотреть на нее, потому что пускать скупые мужские слезы я все равно не умею. Я разглядываю Солнечного Мальчика, который в центре совего Идеального Солнца рисует Идеальный Квадрат. В центре Квадрата – еще одно Солнце… и так – пока вся эта система Квадратов-Солнц не превратится в точку…
Юся рада. Она написала мой портрет и рада; верит, что угодила мне и увидит еще раз в качестве платы за труд. Я не рискую являться ей еще раз – Вадик запретил мне. Он запретил очень нецензурно и громко, разбил всю посуду, все зеркала, объявил, что ненавидит меня, кинул в меня вазой и, не подумав, швырнул фотографией Юси. Он всучил мне вину за этого наивного ребенка и выставил за дверь. Я сказал лишь «не хотел», но Вадик в гневе был неумолим… Я не могу заменить ему улыбки любимой сетстренки, которая улыбается теперь лишь во сне… или… когда воображает каково… это… еще раз… узреть… АНГИЛА…
Я жмусь в синий учебно-воспитательный угол обрезками крыльев и разглядываю затылок Солнечного Мальчика.