Подмастерье и Хранитель Бродяг

Весной в таянье снега можно было открыть все окна. На тесном чердачке я, сидя по-турецки, методично так подбрасывала в воздух маленькие шарики из металла цвета морской волны - не роняла ни одного. Даже странно.
На пол хряпнулась тряпичная сумка в полоску - всех цветов радуги. А за ней в окно протиснулась рыжая и смешная, в протертых джинсах, самая первоапрельская вообще.
- Ты чего фигней страдаешь, пошли гулять! - без лишних слов ухнула она, вырывая у меня из рук шарики. Они гулко упали на пол, покатились по теплым доскам, заискрились в лучиках солнца и вылетели в окно, радостно топая по подоконнику.
- Мое место - здесь.
- Мастер ушел, чего сидеть в четырех стенах? Ты посмотри лучше, какая погода!
- Хранитель Бродяг, - констатировала я, машинально теребя тесемку на ее сумке.
- И чего? Послушай, я хочу... найти его! - значительно и неугомонно помахивая руками, прошипела она.
- Кого - его?
- Странника. Помнишь, ты мне о нем рассказывала?
- Ну помню, - завязываю узелки.
- Вот видишь. Ты мне столько говорила о нем! А я, между прочим, очень-очень хочу увидеть человека с глазами цвета полыни!
- Очень-очень?
- Очень-очень!
- Ну тогда слушай: тебе дорога на почтилетний Арбат где-нибудь... часов до пяти, в общем. И смотри внимательно - лучше неподалеку от памятника Окуджаве... Хотя нет, даже лучше там, где музыка играет.
- В прошлый раз ты встретила его там?
- Нет. В прошылй раз меня унесло с трассы на сноуборде, и, не укажи он мне путь, я бы попала на снежный карниз, который обвалился через четыре минуты. Это было в Альпах.
- Почему же ты никогда не говорила мне об этом?
- Потому что не помнила, - я стала развязывать узел счастья, сам собой затянувшийся в руках. - Если даже такое и было. И вообще, странника я в жизни не видела и понятия не имею, какие у него глаза. Может, фиолетовые или карие - почем мне знать?
- Потому что Странник - он твой, - тихо-тихо говорит Хранитель Бродяг. - И Осенний Ветер твоя, и Мастер, и весь этот переулок, со всеми потрохами, кофейней и Художником с Поэтом - они все твои. И даже если пытаешься закосить под Подмастерье, которая из воздуха гнет скрепки и носит черное пальто, по-любому ты - частичка их всех. Сразу. И картины на стенах напару с Художником рисовала ты, измазав пальцы в масляной краске. И вообще, - рядом сидела уже совсем не Хранитель Бродяг, а какая-то другая, с каштановыми волосами и серыми глазами, - перестань отрекаться. И не прячься за цинизмом или хихиканьем, тебе это не идет.
Я опустила глаза. Теперь у меня в руках была совсем не ее сумка, а сетка с зелеными яблоками.
- ...но если очень хочешь, можешь просто вернуться домой и подумать об этом на досуге.
Я посмотрела - голос был не ее. Кто-то хлопнул дверкой и тактично ушел.
- Нет, ну ты погоди!..
Я вернулась на кухню, как обычно, через дверцу духовки. Гудела вытяжка, на плите восседала йогом Франсуаза.
- Слушай, Кондратий не пробегал? - спросила я.
- Не замечала, - монотонно ответила она.
- Точно-точно?
Ответом мне было молчание. Я вздохнула, посмотрела на сетку с яблоками в руках и, набросив на плечи черное пальто, пошла гулять за весной.