О молодой поэзии

Частенько приходится слышать сетования обывателей на нынешнюю молодежь: мол, и не читают они, и не делают толком ничего, лишь в телевизор на боевики пялятся, пьют, колются и в виртуальной реальности пропадают. Ничего подобного - и читают, и тянутся к довольно серьезной литературе, а не только к пресловутому Гарри Поттеру.
И точно так же приходится слышать, что нет хороших молодых поэтов. Либо, мол, графоманы, либо «чернушники», либо в их стихах вообще тако-о-е-е! Всё те же обывательские суждения, не более. Графомания - массова. Талант - единичен. Видится в первую очередь масса. Талант нужно разглядеть. Графоман может быть искренен или неискренен (когда играет в чувства, слова...). Талант - всегда искренен.
Попытаемся сделать небольшой обзор «молодой» поэзии, не затрагивая, впрочем, авторов-«декадентов» (о них - отдельный разговор). «Молодая» поэзия - не только из-за возраста авторов, но и по другой причине - практически все поэты, кому сейчас от 15 до 25 - начинают писать «с нуля», как если бы не существовал до них мощный пласт русской (и не только) литературы. Поэзия снову, смолоду. Сложно сказать, в плюс этот факт идет «молодой» поэзии или в минус. Кому как. Кому, как упоминающемуся ниже Василию Нестерову, поэтические «предки» помогают, кого приводят к эклектике, странным выжимкам - читаешь такого автора и видишь Пастернака, Блока, Цветаеву, Есенина... Всех понемногу. Кроме самого автора. Его - нет. И в этом случае уж пусть - сам по себе, из себя, пусть уж не знает, не читает никого.
Вот оно, искреннее у пятнадцатилетней Даши Базуевой (робко еще, не в полную силу, шероховато, но - искренне):
Город пахнет унылым дождем,
Старой осенью, длинной и скучной...
Нет меня в отраженьи твоем,
Я ушла так легко, простодушно...

Мостовые с прохладой зимы,
Все бегут, закрываясь от ветра...
Воздух утра со страхом немым
Проникает сквозь поры вельвета.

Дрожь - по телу и в темени - дрожь,
Люди в шарфах и шапках по горло.
А по улице меленный дождь
Презентует шаги свои гордые...
(альманах «Воскресенье», № 8)
Да, надо бы вместо «скучно» - «скушно» (просится ведь!), да, «презентует шаги свои гордые» - слабо, но вот это - «город пахнет унылым дождем, / Старой осенью...», «Мостовые с прохладой зимы»; воздух, проникающий со страхом сквозь поры вельвета, и люди, сытые шарфами, шапками, дождем - по горло... Свое. Собственные, не заимствованные образы, пусть иногда и неуклюжие. Или - из другого стихотворения:
Мы не спорим с тобой, потому что никто друг другу,
Потому что зима повернулась не к нам лицом.
Мы не ищем иные миры. Мы идем по кругу.
Застывают следы, покрываясь прозрачным льдом...

Так затягивается рана. Так

Застывают и губы, и фразы - обрывки строки...

Не пятнадцатилетние стихи. Образы, чувства - не пятнадцатилетние. Но им веришь.
...И недоумеваешь, читая подобное:
раз
литые знаками слова
преданы бумаге то е-
два
заплетается тень молитвы в жгут
как монеты буквы руки жгут
три
десятка стиснув склепом рта
азбука таит в себе христа
(Антон Васецкий, «Урал» № 9/2005)
Вот так - с маленькой буквы всё. И Христос - тоже. Чем провинился? А так, походя.
Но у того же Васецкого (там же) - талантливейший, пронзительный стих:
Я поглажу белье, постелю простыню.
Подежурю на кухне, затем - у дверей.
Я влюбился до слез в незнакомку-страну
И боюсь, что мой дом не понравится ей.

Этот страх разрастается, как метастаз.
Вероятно, во всем виноваты слова:
По ним станут судить обо мне - это раз -
И осудят со всею серьезностью, два.

Даже если сменить свой пиджак на футляр,
Он не скроет вины, не отсрочит момент,
Когда я пропущу долгожданный удар,
Не сумев быть таким же, как мой президент...

И хотя еще можно собраться к врачу
И вписаться в спокойный больничный уют,
Я ищу свою бритву, я очень хочу
Быть готовым к тому, что за мною придут.

Это уже - осознание не только мира и себя в нем, но и общей ситуации в стране и ее неприятие. А эти строчки Васецкого - словно перекличка со строчками Базуевой:

Этот март пронзительно тревожен,
Словно недорезанный февраль...

И вот она, перекличка с «предками»:

Юный месяц корчит козьи рожи
И, конечно, никого не жаль...

Но это так, лишь отсыл к прошлому. Походя. Совсем не так - у Василия Нестерова (альманах «Воскресенье» № 8):

Обманись, отвернись в сторону.
День ржаной, золотой - посохом.
Все склевать, и о вечер хохотом.
Запятые мои - вороном.

Знакомый мотив! Дальше -

Непорочная. Ветхая. Чистая.
В сентябре галактики ветлами.
Укрывала звезду листьями.
Я нашел поутру ее. Вот она!

Уже не серебряный - иной! - век. Уже - свое. Детское, искреннее: «Я нашел поутру ее. Вот она!» Так ребенок ищет спрятавшуюся маму.
А эти строки:

Помню все: и дальнюю дорогу,
И на скатерти серебряную рожь,
И морозный месяц под порогом,
И рассвет, которого не ждешь.

Есенин? Да нет, Нестеров:

Как стонали плачущие ели,
Что воде замерзнуть суждено.
И взлетали острые метели,
И крутили звезд веретено.

В небесах не плавал никогда я.
Оловянный сумрак впереди.
С неба капля покатилась золотая
И звездой застыла на груди.

Здесь - не только земное. Здесь - и космос. Не-есенинский, не-цветаевский:

Звезды на небе чужие,
Только видеть не дано...

...Повернулись золотой проседью
К нам кометы - и летят - зяблики...

...Бродит полночь с ледяной лампадкой,
Черный бисер мечет в тишине;
Вверх глаза: там, на обрывке кадра,
Звезды Тех, Молчащих обо мне.

А это - вроде бы декадентское:

Как сомнамбула, пьяный Адам
Тянет сквозь удлиненные звуки
Помертвевшие бледные руки,
Улыбаясь последним цветам...

А это - Блок времен «Незнакомки»? -

В светлом храме легкой тенью
Ты стояла у огня.
В черном зеркале метелью
Посмотрела на меня.

И в этом - что-то близкое:

Звезда Парижа, голос твой,
Твоя заснеженная стая
Не вздрогнет искрою живой,
Во льду покорно умирая...

А следующая строфа - из иного века опять:

Сверкает черное вино
Лютой, пирующей метели.
А позади - Бородино
И злые шпили русских елей.

Свое у Нестерова прорывается в каждом стихе. Даже не так - оно органично вплетено в ткань каждого стиха.
Впрочем, непохож Нестеров ни на кого. Он - не из Города, как Базуева и Васецкий. Он - из России серебряной. А Александр Лукьянов - из Руси. Деревенской:

Знаю, плохо тебе, да не тронь, -
Выводить надо нежно и чисто,
Поскучает на тумбе гармонь,
Подождет своего гармониста.

Отгуляет, пропьется, придет,
От получки на третьей неделе...

И вот это - тоже русское:

Вспоминая все попытки,
Забывая неудачи,
Я тепло твоей улыбки
На последнее заначу...

Русское сегодняшнее:

Ты покупаешь колбасу
И ешь кружочки с черным хлебом,
И держишь Землю на весу
И небо называешь небом...
(альманах «Воскресенье» № 6)

Ольге Шашкиной - 21 год. В ее стихах тоже мелькают знакомые мотивы ли, ритмы ли:

Мне бы только не разжать зубы,
Чтобы Землю не взорвать криком...

...Я любовь затянула в корсет страха,
Грубо в спину толкнула: не жаль! Падай!
И колени твои для меня - плаха.
И твои поцелуи - глоток яда...

Но все равно - свое:

Послевкусие марта
Дождя поцелуем залито;
Затяжного инфаркта
Не вынесло скисшее небо;
Колокольная кварта
Охрипшего грома - молитва
О запретном азарте
Цветущей невовремя вербы.
(альманах «Воскресенье» № 7)

В ее стихах - и Город, и Русь: «колокольная кварта», молитва, верба... Питер:

От тебя два часа отделяет,
Наши стрелки сравнять невозможно.
Питер снова мосты раздвигает,
Как все просто... и как безнадежно.
(альманах «Воскресенье» № 1)

Все те же извечные темы, но - фон, но - наполненность - иные.
И в каком контрасте с цитированными нами молодыми поэтами - вирши молодого же екатеринбуржца, студента московского Литинститута Александра Дьячкова («Урал», № 9/2005):

В консерваторскую общагу
через подвал
я часто лазил пить бодягу
и не блевал.

Но как-то в смежную палату...

(откуда палата вдруг взялась - консерватория же только что была?!)

...она вошла,
и целый год по циферблату
любовь была.

....

И только шрамик от внематоч.
под животом.
С ней разговаривает на ночь
заросшим ртом

о том, как в смежную палату...

И т.д. Чем-то знакомым отдает. Кажется, блатной лирикой Бориса Рыжего...
Мало? Вот еще, он же:

Я не декламирую мело.
Но вот что хочу донести -
не то чтобы мне надоело
тяжелую лиру нести...

Ну, во-первых, негоже студенту Литинститута рифмовать однокоренные «донести» - «нести», а во-вторых, «тяжелую лиру» несет-то как раз не он, Дьячков, но - Нестеров, Шашкина, Лукьянов...

Все цитированные нами авторы - из Екатеринбурга. Им - от 15 до 25 лет. У каждого есть свои корни (исключая, пожалуй, Дьячкова). У кого-то они уходят в Россию, у кого-то - в Русь, у кого-то - в Город. У кого-то они - у самой поверхности, у кого-то - глубоко, но - есть. Ребята эти - не перекати-поле. Им незачем говорить ни о чем. Им есть о чем сказать. Они говорят - пусть иногда наивно - но о том, что волнует не только их, но и друзей, и страну. Не Кремль, а именно страну. Россию. А вы говорите, что молодых поэтов - сильных и интересных - нет. Куда ж они денутся?!