Патефон красного цвета

 Патефон красного цвета
Не поеду я больше в свою деревню... Я снял пиджак, рубашку, снял брюки выглаженные и носки почти новые. Езды туда автобусом восемь часов. Но дорога меня никогда не утомляла. Приучил я себя еще будучи студентом ехать и мечтать.
Как приеду однажды в свою деревню, обступят меня мужики, а я им сразу:
"Есть!". И покажу свою книгу. Они начнут ее листать, искать каждый самого себя в ней. Не найдя, не обидятся. Ведь это первая, все не влезло. А с чего бы о них писать надо книги? Простите, кто это спросил?! Молчите? Молчите и впредь, а я рассказывать буду дальше.
Крестьяне, что пчелы были до сих пор. Но пчелы у плохого хозяина могут быть и трутнями. Чтобы вы поверили мне на слово, приведу для убедительности изречение Пришвина: "Я смешивал талант свой с собственностью и оттого был заодно с собственниками и боялся общественного улья".
В детстве я очень часто оставался сам с собой. Мать была дояркой, и если кто и не знает сколько раз в день корова доится, то спросите. Одновременно спросите, сколько раз она принимает в свой желудок пищу, ну и т.д. Можете мне поверить, матери не было сутками.
Так вот, оставаясь один, я любил мечтать, что-нибудь придумывать. И однажды придумал стихотворение. А потом еще и еще. Когда их собралось очень много, я послал в нашу районную газету "Трудовая слава". Напечатали. Хотя и не все, и не сразу.
И с тех пор, что не зайдет мужик во двор, и как бы невзначай, как бы нехотя, но расскажет мне всю свою жизнь. Стихи я писать бросил, перешел на прозу.
Ну, как ты не напишешь повесть или рассказ о таких людях, как, например, сосед мой Степан Иванович Бондаренко. Это же первый просветитель в деревне был по части музыки. Первая музыка где? В Москве! Первые музыкальные инструменты где? В Москве! И он за ними!
Получил Степан с женою получку.
— Татьяна, — говорит, — едем завтра на подводе с утрешним молоком до Ановки, а оттуда поездом до Москвы. Надо тебе крепдешину набрать на платье, да босоножки на май купить.
А сам себе думает про патефон. Патефон в Москву завезли. Первые.
Это же не тот побитый, что был у них в армии у ротного. Это же новый. Блестит и на солнце, и в тени. Иголки дадут к нему запасные. А пластинок, пластинок наберу, сколько в мешок влезет. Эх, держись бабы кучно!
Приехали в Москву на вокзал, стали выходить. Смотрит Степан, все, не успев выйти, ринулись в одну сторону. Ну, думает, черти, разберут все патефоны. И давай бегом, как обычно, когда надо стадо навернуть от посева.
Осмотрелся, Таньки нету. Но было поздно, зажимают его в какую-то очередь. Думал патефоны. Как бы не так. Полдня простоял — сосиски. Сосиски не стал брать, хоть как не нуждался в них. А вдруг на патефон не хватит денег. Дело пошло к голодовке. Дай, думает он, пирожок возьму. Взял три. Съел.
Теперь надо искать магазин "Музыка". Стал спрашивать. Один говорит, я не москвич, другой — я из Ленинграда.
— Патефоны, — говорю, — хоть есть у вас?
Но ответа ждать не стал. Живот что-то закрутил. Хожу по Москве и думаю. Хорошо мы придумали, что взяли два мешка. Один теперь у Таньки, другой — у меня. Правда, деньги у нас одни, у меня в галоше зашиты.
Вдруг вижу, женщина несет новой марки патефон.
— Дамочка, — говорю, — меня от колхоза на ВДНХ послали. — Так это, говорю, для солидности. — Не укажите ли вы мне путь к музыкальным инструментам, каким в данный момент обладаете вы.
А она мне вместо того, чтобы указать место или сказать, я не москвичка, я — ленинградка:
— Иди ты, — говорит, — козел, к черту!
И лишь к вечеру, когда стало смеркаться, я нашел этот яркий магазин с надписью "Мелодия".
А в метро, что и говорить. На эскалаторе закружилась голова. В поезде дверью зажало патефон. Выходя, кого-то задел, но не обозвали.
Прибыл, наконец-то, на вокзал. Вижу, какая-то женщина плачет. Эх, думаю, женщина, включить бы сейчас тебе мой патефон красного цвета. Ты бы петь стала, да плясать пошла.
Домой Степан и Татьяна прибыли на четвертые сутки. Почему голову в бинт замотал» не сказывал. Но сильно жаловался, что в Москве после пирожков по нужде бегать некуда.
Вот и все про Степана. А что касается меня, не могу я в деревню без книги ехать. Обступят меня мужики и спросят: "Ну как перестройка в издательствах? Будут печатать молодежь?!"