Козье молоко

 Козье молоко
Евгений Лещина наконец улыбнулся, сейчас и совсем рассмеется. Хотя нет, не все мышцы его крепкого организма расслабились. Но ведь закончил, сделал то, что хотел. "Почему я подчинен не себе, как делаю это? Вот хотя бы сейчас. Где-то далеко эти мысли. Я сделал все, что думал. Или вернее, даже и не думал, что сделаю так. Прекрасно!"
Все равно, он еще не в контакте с реальностью.
Евгений Лещина снова берет кисть: "Вот, по-моему, это мало подсвечено, за деревом" — это я так думаю, наблюдая, куда его рука потянется. Сам он широко расставленными глазами и думает, и пишет, и видит.
Эти последние мазки были той мерой, которые душа требовала. Как только он их нанес, тут тело и успокоилось. Евгений Лещина опять улыбнулся и совсем рассмеялся. Мне же лично доставляет огромное удовольствие смотреть на него. Чем он интересен?! Только не внешне. Внешне он как необожженная глина — шероховат, суховат и с такой же светло-коричневой синевой. В его защиту пойдут три довода. Он молод, талантлив и трудолюбив.
Итак, мой друг и я любили его. Хотя еще вчера не знал о нем и не ведал я ничего, сегодня готов жертвовать всем ради него.
Мой друг знает его с детства. И, наверное, привык к нему и его работе, тем более к философии его: и любить — да, но не жертвовать.
Евгений Лещина пригласил нас в дом. А как не пригласишь, если мы уже пришли?
Дом у него, как это называется, частный, но в центре города, на втором этаже, вернее — на крыше веранды — мансарды. Тут его мастерская. Чем она заполнена? И вопросы без ответа. Будет ли жгучая боль отчаяния от вечной недоступности ответов менее мучительной и поможет ли это когда-нибудь понять жизнь и овладеть ею. Кто знает?
— Пусть у тебя останется другое воспоминание обо мне, — возразил моим мыслям Евгений Лещина. — Пошли лучше молока попьем.
Его мама, старая, добрая, простая женщина, как все мамы, наверно, налила нам в большие, даже очень большие чашки козьего молока.
— Ты не бойся, — предупреждает мама художника, — молоко-то козье, но никакого запаха.
Я в общем-то сделал вид, что ничего не боюсь, хотя пил козье молоко только однажды в детстве. Вкуса не помню, но знаю — козье молоко пахнет козой. "Ты не бойся", — передразнил я про себя. Конечно, сами привыкли и не слышат, что молоко не только пахнет, воняет козой.
Взял чашку, выпил козье молоко и поставил чашку уже пустую. И странно, может быть ничего странного, но молоко было без всяких козьих запахов и напоминало больше материнское молоко, которое, нам кажется, мы помним всегда.
Потом мы снова сидели в мастерской Евгения Лещина. Друг читал о мировой живописи, рассматривал каталоги музеев, шедевры живописи в зарубежных собраниях. А мы вели беседу с Евгением Лещиной о его живописи, о его картинах, которых у него более тысячи. И что на них еще не смотрели даже на выставках, потому что их не было, а их не было потому, что ему только 30 лет.
— В этом возрасте, — успокаивал он меня, — главное, уже найти путь. Он у меня найден, и я, влекомый каким-то внутренним побуждением, которого никто — и я тоже — не могу понять, нахожусь в движении и чувствую теперь спокойствие и уверенность лишь после того, как напишу картину. Все прекрасное — прекрасно до тех пор, пока ты не обладаешь им. Пресыщенность и обладание — кони смерти, они бегут у нее в одной упряжке.
— Ты меня извини, — перебил я его, — но тысяча картин, их, если даже спрятать захочешь, чтобы никто не видел, и то не спрячешь.
— Ты меня тоже извини, но у тебя главное — показывать то, что я художник, а не то, что я творю, как художник. Тут, как у той козы получается, для нее главное не то, что она молоко дает, а то, что оно козье. Ты был прав с молоком, у иной козы оно пахнет, а вот для художника это не мужественно и не красиво — выставлять себя, а не искусство.
— Тогда выставь искусство. А для этого надо заявить о себе, — сказал я.
— Я уже заявил в своих работах, — возразил Евгений Лещина.
— Значит, надо работать, работать и работать?
— Значит, надо работать, работать и работать. Но когда же зритель, посетитель выставочных залов увидит твои работы? — уже с негодованием спрашиваю я. На что Евгений Лещина отвечает:
— А оно ему и не надо!