Глава-11 Приговор. Книга Пришествия

На площади шла суета. Легионеры в тяжелой броне выстроились по сторонам плотной цепью. За возвышением на прилегающей улице стояла центурия легкой конницы. Прокуратор поднялся на возвышение и встал у кресла. Глашатай выступил чуть вперед. Любопытные, толпились недоумевая, почему, по какому случаю эта суета? В стороне, на свободном пространстве стояли члены Синедриона. Конвой вывел арестованного. Каифа с достоинством, не спеша поднялся на возвышение и встал отдельно. Глашатай набрал в легкие воздух и возгласил:

- Именем Божественного Кесаря! Жители Эр Шалома, будьте свидетелями правосудия Рима.
По обращению Синедриона, Прокуратор Иудеи рассматривает обвинение против Эшуа сына Иосифа из Назареи, по прозвищу Галилеянин! Обвиняемый взят под стражу решением Синедриона и после установления его вины передан властям для осуждения.

Подсудимый Эшуа обвиняется в погроме, учиненном в Храме Эр Шалома,
В объявлении себя сыном Бога, в распространении слухов о себе как чудотворце
и Мессии. А также в утверждении, что воцарится на всем пространстве Империи
от Эр Шалома до Рима, и все цари земные поклонятся ему.
Завершив чтение обвинения, глашатай отступил в сторону. Прокуратор тяжело опустился
в кресло и после паузы обратился к Каифе:

- Подтверждаешь ли ты – Первосвященник, свое обвинение?
Каифа чуть помедлил с ответом… Он обвел взглядом площадь, наткнулся на печальный, понимающий взгляд Эшуа… Отвел глаза и глухо произнес:
- Подтверждаю.
Услышал ропот с площади… Прокуратор выжидающе сверлил взглядом.
Тогда вскинул голову и с усилием над собой добавил:
- Обвиняемый нарушил благочестие и неприкосновенность Храма в священные праздничные дни, кощунствовал, именуя Всевышнего отцом своим, публично обещал разрушить старый Храм
и в три дня возвести новый. Решением Священного Синедриона – он был схвачен и допрошен нами, признал свою вину и был приговорен нами к сорока ударам плетьми.
Прокуратор прищурился:
- Почему сами не наказали, а передали его нам?

Каифа вновь помедлил… Он понимал, чего ждет от него Прокуратор. И как головой
в омут:
- Эшуа возглашал себя будущим царем, пред которым склонятся все цари земные.
Такое по законам Кесаря карается смертью. Синедрион не вправе рассматривать государственные преступления.
Прокуратор громко и раздельно уточнил:
- Значит ли это, что Синедрион настаивает на казни обвиняемого Эшуа Галилеянина?
Ответ Первосвященника прозвучал как удар набата:
- Да! Настаиваем.

В глазах Прокуратора мелькнуло торжество. Каифа вдруг почувствовал, что пытка только начинается. Он уже не смел смотреть в толпу. И только печальный всепрощающий и понимающий взгляд арестанта притягивал и жег. Прокуратор скомандовал подвести к себе Эшуа. Легионеры подталкивая, помогли арестанту взойти на возвышение. Прокуратор обратился к нему:
- Признаешь ли ты, Эшуа Галилеянин сказанное против тебя?

И опять этот взгляд, опять какая-то снисходительная улыбка… Так смотрят и улыбаются играм детей, умудренные годами и знанием старики.
- Ты сам знаешь.
Сжатые кулаки, пронзительный взгляд впивается как сталь.
- Признаешь ли ты, что именовал себя сыном Бога, что является правом Божественного Кесаря? Признаешь ли, что утверждал о своем воскрешении после смерти, признаешь ли, что считаешь себя спасителем, то есть Мессией, которому поклонятся цари земные?

Снова этот чуть насмешливый и печальный голос:
- Ты сказал.
А чей-то отчаянный возглас из толпы:
- Он же убогий! Больной он! Люуудиии!!!
И мгновенно хищный оскал Прокуратора:
- Больной? Полоумный?
Разворот в сторону Каифы.
- Что скажешь Первосвященник? Вы допрашивали скорбного умом и передали его нам для суда, не заметив этого? Ты вздумал смеяться над Римом? Или ты хотел, чтобы я распял больного?

Каифа почувствовал, как земля уходит из под ног. Он узрел ловушку. Сейчас Римлянин может обвинить Синедрион в желании оскорбить императорскую власть в лице Наместника и Прокуратора. В намерении вынудить всенародно судить и казнить больного в праздничные дни. А если он, Каифа, признает Эшуа больным, то Синедрион обвинят в желании спасти преступника. Он понимал, что Римлянин стремится скомпрометировать Синедрион. Но помнил
угрозу – спровоцировать мятеж и обрушиться на город. Отступать нельзя.

- Ты также допрашивал его после нас. Разве он показался тебе больным или лишенным разума?
Прокуратор усмехнулся. Обратился к Эшуа:
- Слышишь? Так кто ты?
- Я глас Пославшего меня к людям. Я – Слово его.
- Ясно! – а потом к Каифе – Значит, Синедрион настаивает на приговоре?
И не дожидаясь ответа:
- Похвально. Я доложу Наместнику о твоем рвении.
Повернувшись к толпе:

- Я, Прокуратор Иудеи выслушал всех и сделал вывод. Этот человек –Эшуа Галилеянин, сын Иосифа, из Назареи по СКУДОУМИЮ своему, возглашал и поступал недопустимо! Поэтому - я мог и хотел помиловать его ради вашего праздника...
Насмешливый взгляд в сторону Каифы. Пауза…
- Но ваш Синедрион утверждает, что он в здравом уме и намеренно совершал свои преступления. Я не хочу подвергать сомнению утверждения почтенного Синедриона и Первосвященника Каифы. Однако – праздник есть праздник. Рим чтит традиции. Так вот!
У нас есть еще один приговоренный к смерти – Вар Равван, разбойник и смутьян. За кого Синедрион будет ходатайствовать – тот и будет помилован!
Мое слово твердо!

И тут Каифа всё понял. Ловушка захлопнулась. Римлянин поставил их перед ямой. Сейчас он потребует казнить Вар Раввана, этого любимца черни, уже ставшего в ее глазах героем… Обещанная стрела вылетит из толпы. Провокаторы бросят клич… И войска ринутся на толпу… Это станет началом конца. Если же он поступит, как хочет Римлянин – город будет спасен. Но кем будет в глазах людей Каифа? А этот Эшуа, словно рвется умереть. Почему? Почему ему кажется, что тут тоже кроется ловушка? А думать уже некогда. Прокуратор ждет.

Он вздохнул и возгласил:
От имени Синедриона и народа нашего – помилуй Вар Раввана.
И толпа выдохнула – Вар Равван!!!
Эшуа был забыт. Этого и ждал Прокуратор. Он не встал – он восстал из кресла, возвышаясь над всеми… Его торжествующий взгляд, вонзился в Каифу…

А в следующий миг:
- Слушай меня Эр Шалом! Я – Прокуратор Иудеи выслушал ваш Синедрион и допросил этого человека Эшуа, сына Иосифа из Назареи, по прозвищу Галилеянин. По делам своим - достоин смерти. Но по скудоумию своему, мог быть помилован и отдан под надзор властей. Согласно традиции, я представил вам Вар Раввана и Эшуа, а ваш Синедрион выбрал - Вар Раввана.
Да будет так!
Он сделал паузу и закончил:
- И пусть кровь его падет на головы ваши.

Не глядя ни на кого, вернулся к креслу и сел. Раб поспешно поднялся к нему с тазиком для омовений. Он демонстративно омыл руки… Каифа видел ЧТО этим хотел показать Римлянин. Прокуратор вновь повернул голову к нему:
- Осталось последнее. Вами был вынесен еще один приговор – сорок ударов бичом за погром в храме. Так?
Каиафа только тяжело кивнул.
- Пусть никто не скажет, что мы не уважаем ваши права. За нарушение неприкосновенности храма и нанесенный ущерб, согласно приговору СИНЕДРИОНА – подвергнуть Эшуа Галилеянина сорока ударам бича. Немедленно! Ночь он проведет в темнице, а утром будет распят на кресте. Да свершится правосудие!

И словно в ответ, откуда-то с незримых высот, родился серебряный вздох трубы…
Эшуа виновато оглянулся на Каифу… А Первосвященник снова почувствовал, что ничего не закончилось. Что-то грозное, смутно маячило перед его взором. С площади донесся женский всхлип… Легионеры сволокли Эшуа с возвышения и поставили в центре свободного пространства. Сорвали одежду обнажив по пояс… Палач выступил вперед раскручивая бич. Где-то в проулке бился о стены истошный крик женщины…
Таги-Стрингер.