Роковая ошибка

РОКОВАЯ ОШИБКА

Большие двухметровые окна, разделяющие вид из окна – небо, деревья и все пространство - сначала на распятия деревянными перекладинками, а потом- этот же вид приговаривая к тюремному заключению толстыми прутьями решетки – это наследие нашего храма от бывшего здесь ранее кинотеатра.
Огромное одноэтажное здание широко расползлось по земле рядом с центральной дорогой города, лишь немного прикрывшись от нее маленькими домиками.
Оно напоминало присевшую высиживать цыплят курицу – распушившую перья, слившуюся с гнездом и довольно покудахтывающую.
В этом стотысячном промышленном городке – наш храм пока один.
Но второй вряд ли когда появится.... Все дело в нашем настоятеле – ну не в его обычаях делиться, чего бы это не касалось – картошки, почестей или доходов.
Он у нас коренной москвич. Когда-то, еще в советские годы, хозяин города захотел иметь архитектором настоящего москвича. Ему привезли архитектора, из семьи, минимум столетие видевших мир с четвертого этажа московского спального района.
Принимает хозяин архитектора на работу, открывает паспорт, а там в графе – место рождения, написано – Нарьин Мар...
- Ты кого мне привез! - закричал партийный бос на своих слуг, - я же москвича просил!
Кое как его убедили, что это случайность папа с мамой были в командировке и там и родили архитектора.... А он самый, что ни на есть кореннющий москвич....
Мы потом долго убеждались в этом – наш настоятель, хотя и прожил в сибири половину жизни, но на мир так и смотрел – с четвертого этажа московской квартиры....

Волочу по снегу тяжелые сани, с большой грудой наваленных дров. Когда строили кинотеатр, то приделали к нему небольшую кочегарку. И с тех пор в кирпичной пристройке, на глубине двух метров ниже почвы, жило страшное чудовище, поглощающее за день несколько деревьев, а точнее огромную кучу поколотых нами дров, смачно причмокивая чугунной дверкой топки и постоянно урча от удовольствия низким гулом огня.
А чуть дальше, за чудовищем, маленькая комнатка с топчаном, где мы отдыхаем.
Не многие выдерживали больше месяца на этой работе. И дело совсем не в том, что работа тяжелая. Все дело в топчане. Стена, к которой пристроен топчан, с другой стороны была стеной давно не работающего зрительного зала. Не работающего-то... неработающего... Но когда на второй неделе ночных смен, они начинали слышать идущие за стеной фильмы... да так, что можно было разобрать слова и узнать, какой именно фильм сегодня «показывают»... бегом бежали к настоятелю и увольнялись....
Потому и было здесь всего два постоянных рабочих: я – послушник, без благословения не имеющий права уволится (а кто же мне даст такое благословение), и бомж один, бывший музыкант, которому на всем белом свете не куда было идти.....
Постучав об стену, чтобы стрясти снег пятидесятого размера валенками, затаскиваю сани в кочегарку.
Сегодня надо хорошо натопить. Сегодня к нам в храм приезжает епископ.
Так уж повелось, что приезжает он к нам, только Великим Постом, на Крестопоклонной.
Хотя то, что приезд епископа обязательно случится и обязательно в это время – знают все, но когда приходит телеграмма – «встречайте» - настоятель и служители всегда впадают в шоковое состояние и сутки ходят с плачем, ничего не делая. Потом наступает полоса повышенной активности – настоятель звонит начальникам города, ездит по директорам и бизнесменам, добывая деньги. Служители носятся по городу добывая пищу на трапезу – осетринку, икорку и прочую простую постную еду для гостей, коих епископ с собой, видимо, чтобы подкормить всегда привозит много. Хорошо бы в этот раз приехал без кафедрального хора....
Бухгалтерша ездит по заправкам добывая бензин заправить епископские машины. По базам закупается вино для столов и водка для иподьяконов. Вобщем обычные будни перед приездом начальника, чье посещение, как шепчутся между собой служители, равняется двум пожарам и одному наводнению....

Настоятель старается вовсю. Вымыто и покрашено все, на что только смог бы упасть взгляд епископа. Повешены лучшие занавесочки, найдены и постелены и постелены в алтаре самые приличные ковры, еще не прожженые углем от дьяконского усердия. Над креслом где будет сидеть епископ, два часа укрепляли вентилятор и протягивали провода – очень уж не любит епископ жару, а при его комплекции, потеет сильно. Само кресло выпросили в администрации города на два дня у какого-то начальника.
В панамарке старательно прячут за ящики облачение, кроме самого нужного и прикрепляют замки на все шкафы и шкафчики – иподьяконы – это страшнее наводнения – захватят с собой «нечаянно», и главное, потом никак не вернешь и никому не пожалуешься...
Эх не даром в древних книгах иподьяконы называются «сволочи». Прямо так и написано: «приехал епископ со своими сволочами». Это они так назывались, потому, что перед службой одежду «сволачивали» с епископа, а потом облачали его в богослужебное. Дальше слово стало нарицательным. И совсем не так, как нас в школе учили, что оно произошло от слова «волок»....

Ну вот оно! Подъезжают черные волги. Младший священник, дрожжа от страха, бежит к машине с букетом цветов, запнувшись и чуть не завалившим нарядных прихожан, выстроившихся рядком вдоль обоих стенок коридора.
Цветы вручены, епископ входит в храм, где уже стоит настоятель держа в руках поднос с праздничным крестом. Епископ берет крест и, как всегда недовольным лицом, благословляет подбегающих священников и дьяконов.
Теперь по протоколу приветственная речь настоятеля. Его трясет мелкой дрожью, белый лицом и даже искорка в глазах, свойственная одной не очень популярной национальности, куда-то пропала.
- Ваше Преосвященство, вы наш отец родной – начинает настоятель свою речь немного дрожжащим голосом, - потому, как вы для нас, по слову апостола – столп еси...
И настоятель замолкает. И через минуту молчания, все с ужасом понимают, что его «заклинило» - не может из ступора выйти – стоит и молчит.
Епископ посмотрел на него неодобрительно. Не стал дожидаться продолжения, буркнул, так, чтобы было слышно только рядом стоящим:
- А ты еси пень. Пошли служить.
И решительно пошел в храм.

Служба прошла хорошо. Настоятель всячески угождал епископу и кажется его сердце отошло. Народа было много – это особенно понравилось владыке, так, что проповедь свою он говорил не 40 минут как обычно, а целый час. Суть проповеди сводилась к тому, что нет хуже греха, чем быть католиком, а тех кто их слушает – еретик, и в ранешные годы его бы точно казнили.
Католиков в нашем городке отродясь не было, но прихожанам проповедь понравилась и они дружно выстроились получить благословение от епископа.

Потом была общая трапеза в огромной комнате, бывшей когда-то фойе кинотеатра. За столом во главе сидел епископ, рядом священники, а все остальные места заняли служители и активные прихожане.
Настоятель наш ожил – все хорошо, епископ доволен, прихожане правильные речи говорят – хвалят и епископа и настоятеля, но вот только что-то лицо у епископа становилось все мрачнее и мрачнее.
Как ни старался настоятель, как не подкладывали деликатесы епископу, служители, какие замечательные тосты не произносили прихожане – епископ становился все мрачнее.

Наконец и трапеза закончена. Пропели кондак праздника. Все стали выходить, только епископ остался на своем месте и жестом подозвал настоятеля. Молча указал на стоящую перед ним бутылку вина и спросил:
- Это, что? Намек?
- На этикетке бутылки было написано: «Пауль Массон»
На лице настоятеля был ужас: - Недоглядел! - Доверил бухгалтерше и не проверил!
Да, это была его роковая ошибка.

Спустя час, по дороге домой, епископ велел остановить машины и послал секретаря епархии отправить телеграмму нашему настоятелю, с текстом: «Отстраняетесь от служения».

Снег падал крупными хлопьями и красиво завивался у фонаря на столбе возле нашей кочегарки.
Я постучал валенками о стену отряхивая снег и затащил сани с поленьями в полуподвал.
Надо кормить наше чудовище....