Интересно, с кем спит толстая контролерша?

Он показал мне паспорт, шенгенские визы, бэйдж и несколько удостоверений - он обожает окружать себя бумажками. На кухонном столе выстроились в ряд нелепые пепельницы в форме ежиков, разные по размеру и одинаково сизые от бессчетного количества сигарет. Во главе батальона – маленький стеклянный бегемотик. «Чтобы не убежали», - его улыбка растянула уголки губ и на секунду я подумала, что имею дело с умалишенным. Он заметил, что я растерянно держала в руках сигарету, в замешательстве соображая, в какого ежика сбить пепельный конус – улыбнувшись, он сказал, что его знак Дева. Я стряхнула пепел в ладонь.
Мои ноги прилипали к немытому полу, на стене висела нарисованная цветными карандашами картинка, внизу которой детским почерком было написано «мечта». Под горло подступил ком. «Умалишенный» оказался наивным ребенком, обиженным на весь мир и прячущим грустные глаза под толстыми линзами модных очков. Я расслабилась и затушила сигарету в самого большого ежика – по старшинству не обидится.
Квартира была полупустая - разбросанная одежда, несколько пустых бутылок дорогого вина, сломанный музыкальный центр и неубранная постель. В серванте красовались удостоверения. Я присела на краешек дивана, пока он тщетно пытался вставить диск в раздолбанный сидиром. Затея не удалась, он быстро переключился и показал мне фотографию своей бывшей девушки – с открытки на меня смотрела добродушная блондинка с совершенно пустыми глазами, но очаровательной улыбкой. «Япония, четыре года в модельном бизнесе, вернулась недавно – а я не смог… Изменилась сильно» - голос дрогнул и утонул в большом глотке вина. Я хотела было сказать «Бывает», но вместо этого налила себе вина и залпом опрокинула бокал. В висках взорвалась бомба. Комната сразу же стала уютной, я поджала под себя ноги и уставилась в телевизор. Он начал рыться в кассетах, с довольной улыбкой протер от пыли коробку и протянул мне – «КВН. Избранное». У него корявый почерк. Я сказала, что не люблю КВН, но его палец с уверенностью нажимал на кнопку Play. Я подумала, что пора уходить, и что приходить совсем не стоило – слишком он выворачивался передо мной наизнанку. На экране появился загорелый Масляков, мелькали знакомые с детства лица и белозубо хохотала Лайма Вайкуле. Я подумала о том, что никогда не была в Юрмале. Я пила вино, большими глотками. Мой желудок сводило голодными судорогами, я опять забыла о еде. Алкоголь теплой волной окутывал тело, я смеялась над шутками смышленых и находчивых, а он наблюдал за мной, периодически наклонялся к моему уху и с присущей только ему привычкой шептал что-то. Я не слышала слов, тело гудело от усталости, хотелось свернуться калачиком и уснуть, а он пусть шепчет, его дыхание так приятно щекочет мочку моего уха… Мне вдруг стало понятно, что я испытываю по отношению к нему жалость – то скверное и липкое чувство, которое всегда возникает во мне, когда мужчина слабее. Но он так искусно играл! Так мастерски хотел подыграть мне и всему вокруг – грязным от вина бокалам, нашим рабочим вопросам, которые привели меня в эту холостяцкую берлогу после чая в закуренном подвальчике, Шарлю Азнавуру, который страстно пел по радио, моим замерзшим пальцам, капельке вина на верхней губе…
Я поняла, что мне не хочется уходить, что сегодня я не буду сидеть перед сном в лотосе и прокручивать в голове слайды прошедшего дня, у меня не сбежит молоко для кофе и пустота стен не впитает в себя мое слабое «Привет всем» в унисон с лязгом поворачивающегося ключа в замке входной двери. Мое ухо как магнитом манило к щетине и смешным пухлым губам, его дыхание согревало шею и висок. «Оставайся», он тихо произнес, не глядя в мою сторону. Я попросила футболку и молча пошла в душ. Ванная, какая же грязная у холостяков ванная! Это именно то, что отличает холостяков-мужчин от холостячек, которые с несублимированной энергией вылизывают свое обиталище и тоннами скупают Доместос. Его ванная была свободна от химии, я еле отыскала сморщенный обмылок и с удовольствием подставила спину под горячую струю. В дверном проеме промелькнула тень – он подглядывал! Это так по-детски!
Я натянула его футболку и ступила босиком на грязный кафель. Закурила, быстрыми затяжками прикончила сигарету и залезла под одеяло. На экране мелькали «Дети лейтенанта Шмидта». Он принял душ гораздо быстрее меня. Я спросила о будильнике, но его губы уже бесстыдно впились в мои. Играем в отношения. Секс – быстрый, испуганный, как будто последний в его жизни, жажда получить мое тело ослепила его после того, как он понял, что о душе и сердце не может быть и речи. Физическое сближение – я поддалась и подарила ему минуты, когда его мужское по определению «брало», а мое женское «отдавало». В его жизни все было наоборот – он целовал каблуки, говорил то, что хотели услышать, отчаянно напивался, когда я уходила со стальным выражением лица, с уверенностью в том, что завтра будет новый день. Я научилась жить с собой, ему же всегда чего-то недоставало. И вот сейчас, когда его пальцы нервно скользили по моему телу, он с удивлением понял, что мое спокойствие доводит его до исступления. Я подыграла, и он почувствовал это. Мы курили на кухне, он боялся зажечь свет, а я наощупь переставила ежиков, поочередно сбивая пепел в каждого из них. На улице светало. В комнате появились тени. Он положил свою голову мне на грудь и заплакал. Я гладила содрогающуюся от рыданий спину, а мои глаза пытались проследить начало трещины на потолке. Самое мучительное – это придумать причину, чтобы уйти. Мое тело отстранилось. Он не останавливал меня, когда я одевалась. Пока я отчаянно зашнуровывала кроссовок, он стоял в дверном проеме. Его теплое тело прижалось ко мне, руки крепко обхватили голову, губы искали мой рот. «Немедленно в постель!» глухо прорычала я. Дверь громко захлопнулась. В лифте я присела на корточки и опустила голову на колени.
Солнце, солнце, солнце! Я щурилась и смотрела на солнечный диск, поднимающийся над многоэтажками. Как хорошо, когда на улице нет людей. Хотелось курить, я вывернула карманы в поисках зажигалки. Пальцы нервно дрожали, я медленно шла дворами, пытаясь сообразить, в какую сторону метро. По пустынной улице грохотал трамвай. Интересно, с кем спит толстая контролерша?
Крещатик, сердце города под толстым покрывалом пластиковых стаканчиков, пакетов из Макдональдса и пивных бутылок. С высоты на меня смотрело солнце и улыбалось.
Я закурила и улыбнулась ему.
А потом нарисовала в воздухе точку.