Мара

Тихий осенний сквер. Аллеи пустынны и безмолвны. Воздух прозрачен и светел. В этом безмолвии и свете медленно кружился кленовый лист. На скамейке, склонив голову и крепко сцепив на коленях руки, сидела женщина. Строгое чёрное пальто, мелкие кудри, безжалостно стянутые в тугой узел, узкие запястья, поникшие плечи и маленький солнечный зайчик, скачущий по коленям.

Слёз у неё не осталось. Сил тоже. Только тихое глухое отчаяние.

Лист ловит водушные потоки, стремясь взлететь, но неизбежно скользит всё ниже и ниже. Ещё несколько замысловатых пируэтов и он ляжет к её ногам…

В начале аллеи появилась девушка. Она идёт неспешно, улыбаясь своим мыслям. В руках её букет из опавших листьев. Проходя мимо скамьи, на которой сидит женщина, она замедляет шаг, поворачивает голову. Улыбка на её лице застывает, из загадочной превращается в бессмысленную и исчезает. Отчаяние женщины медленно и тяжело толкает её в грудь. Пройдя ещё несколько шагов, она сворачивает к следующей скамье, садится и искоса поглядывает на женщину. Похоже, здесь что-то очень серьёзное… В душе у женщины абсолютная непроглядная тьма.

Медленно опадают листья. Медленно текут минуты.

В кармане у девушки завибрировал сотовый.
-Да, слушаю. – Голос у девушки тихий, она боится спугнуть женщину, нарушить её одиночество и горе.
-Мара, уходи оттуда. Это не твоя юрисдикция. Этим займётся Рита.
-Но…
-Уходи. – Это уже приказ. Мара предпринимает последнюю попытку:
-Но ведь Рита в отпуске…
-Вот отгуляет и займётся. Всё.
Сотовый замолк. Мара кладёт его в карман пальто. Она с сочувствием смотрит на женщину, тихонько встаёт со скамейки и уходит, не оборачиваясь.

***

Пройдя мимо охранника, Мара вступает в лазерные всполохи и грохот дискотеки. Где-то здесь. Она чувствует. Оглядывая зал, прислушивается к себе. Да, правильно: сейчас направо и до конца коридора. Девушка сворачивает в узкий проход. А вот и он, её клиент. Ещё за десяток шагов от него она чувствует, что здесь всё не так уж страшно, что она справится. Правда, ещё не было случая, чтобы она не справилась...

Парень сидит на корточках, упираясь спиной в стену, голова его бессильно опущена между колен, пальцами он зарылся в волосы на затылке. Его поташнивает, мир вокруг кружится и опрокидывается.

-Эй, малыш, что случилось?

Парень поднимает голову и упирается взглядом в склонившуюся к нему девушку. Бархатные чёрные глаза смотрят внимательно, участливо… Сколько в них света… И откуда в них такая нежность, от которой сразу же защемило сердце и перехватило дыхание?..

Он делает неопределённый жест рукой, не зная, что ответить, но девушка уже берёт его под руки, тянет, поднимает, куда-то ведёт.

***

Солнечный свет пробивается сквозь занавески и плотно сомкнутые веки. Свет мешает грезить, вытягивает на поверхность, в пустую холодную реальность, где он теперь совсем один… Мысль эта даже в утренней полудрёме причиняет боль. Не открывая глаз, он прижимает к лицу руки.

Из кухни доносится заманчивый аромат свежемолотого кофе…

Спустя десять минут парень, шатаясь и натыкаясь на косяки дверей, выходит в кухню. Мара в фартуке суетится около плиты. Она поворачивается на звук его шагов и приветливо улыбается:
-Доброе утро, соня! Как ты после вчерашнего?
-Доброе…
Плохо соображая, парень садится на табурет у стола, хмурится. Голова болит и отказывается дать ответ, кто эта утренняя гостья, так по-хозяйски распоряжающаяся в его кухне.
-Ммм… Послушай…
-Да, Антош? – Мара с готовностью поворачивается к нему, улыбаясь и вопросительно приподняв брови.
Антон медлит с вопросом, боясь попасть впросак. Незнакомка зовёт его по имени – они знакомы, стало быть? Девушка ставит перед ним тарелку с яичницей, подаёт блюдо с салатом. Чуть погодя, ставит на стол чашку с кофе, садится напротив.
-Ну?
Антон решается:
-А ты кто, собственно? – и торопливо опускает глаза в тарелку с яичницей.
-Ну, ты даёшь! – Мара засмеялась. – Учились же вместе аж два года! Выпускной вместе отмечали!
-Подожди, я не помню… - Антон растерянно смотрит на неё. Что она плетёт? Он впервые видит эту девушку! Но тут он встречается с ней глазами… ошеломляющая нежность… От этих глаз веет чем-то родным и знакомым до боли, до изнеможения… Антона осеняет: ну конечно же! Как он мог забыть Мару?! Ведь они дружили! Только вот связь потом потеряли как-то по-глупому… - Мара?! Ты?!
-Ну, наконец-то! – девушка тепло усмехается. – Ешь, остынет же.
Антон принимается за еду, а Мара последовательно, шаг за шагом, рассказывает ему, как они вчера случайно столкнулись на дискотеке, как он плакал у неё на плече, жалуясь на неверную возлюбленную, как напился от горя и отчаяния… как она везла его домой…

Теперь Антон всё вспомнил. Он ест и думает о том, что Мару, верно, сам Господь ему послал в помощь. А Алина… При мысли о ней сердце предательски вздрогнуло, зашлось неверными ритмами.

«Объясни, я люблю оттого, что болит? Или это болит оттого, что люблю?»

Мужчины не плачут, не раскисай! Ты должен разозлиться! Тогда боль пройдёт, подменённая оборотной стороной любви, – ненавистью…

Мара сидит напротив и видит всё, что творится в его душе. Давно не любившая никого в отдельности, но всё человечество в целом, она прекрасно понимает любящих. Ей грустно от мысли, что вот и этот мальчик «вспомнил» её, как сотни, тысячи, миллионы его предшественников. Все они её вспоминают. И каждый видит её такой, какой хочет увидеть: сестрой, подругой, бывшей любимой. У всех у них есть прошлое, а она вторгается в их прошлое и подменяет его. Ей неприятно так поступать с человеческой памятью, но это специфика её работы… У неё самой давно никого не осталось. Вот уже много, очень много, лет бесчисленные поколения проходят через её заботливые руки, а она помогает, утешает, осушает их слёзы и даёт надежду, веру… Любовь…

Антон пьёт кофе и тщетно пытается разозлиться на предательницу Алину. Мара внимательно следит за ним. Сейчас надо объяснить парню, что его мысли неверны: нельзя всё перечеркнуть, ведь там, в прожитом дне остаётся что-то очень светлое, доброе. Она берёт его за руку, заглядывает в глаза:
-Ну, ты как?
-Хреново…
-Антош… Но ты ведь понимаешь, что так нельзя?
-Как так? - Он смотрит непонимающе.
-Прости её.
Антон ошарашено смотрит на Мару. Как она узнала, как догадалась, о чём он думает в эту минуту?!
-Зло разрушает, Антон. Зло – это смерть, оно не может ничего сотворить. Только любовь способна создать что-то чистое и прекрасное.… Вычёркивая Алину из памяти, ты сам себя обкрадываешь – она часть твоей жизни, она дала тебе счастье, пусть недолгое, но настоящее…
Антон опускает голову. Мара видит, что он понял, прочувствовал.
-А что же дальше? – Голос парня тих, почти беззвучен, но Мара читает в его душе и потому всё слышит.
-А дальше будет новая любовь. Обещаю тебе, она обязательно будет!
-Когда? – Антон горько усмехается. Он не верит. В его душе пустыня. Нет, пепелище. Всё выжгло.
-Кто знает… Любовь непредсказуема, она может появиться там, где её не ждёшь.
-А как её узнать? – Антон поверил. Нельзя не поверить Маре – она говорит так убедительно, так проникновенно.
Мара хитро заулыбалась, в уголках глаз собрались лучики:
-А что тебе вообще нравится? Звук, запах, предмет? На что ты способен смотреть вечно? Что не может надоесть?
-Я дождь люблю… Не серый, противный… А ливень. – Антон мечтательно вздохнул.
-Ты узнаешь её. Она будет как ливень.

***

Небо было чистое, высокое и холодное. Почти оголившиеся ветви деревьев чёткими силуэтами расчёркивали его мелкой дрожью последних листьев.

И вдруг откуда-то пришёл ливень. Настоящий летний ливень! Он бил по тротуарам, газонам. Играл с опавшими листьями, сгоняя их в водовороты, скручивая в яркие праздничные клубки… Уже через пять минут по тротуарам зазмеились быстрые потоки, они закручивались маленькими бурунчиками и неслись вдоль поребриков.

Антон стоял под стеклянным козырьком остановки и ждал автобус. На душе было как-то радостно и чисто, будто этот негаданный ливень вымыл из неё грязные клочья отчаяния, паутину боли и сожалений.

Под козырёк, наклонив голову и прикрыв её сумочкой, вбежала девушка. Она с разбегу влетела в объятья Антона, испуганно вскинула на него глаза. Да так и застыла. А он, всматриваясь в нежные черты девичьего лица, понял: именно её он ждал всегда.

Прошла неделя, и память его очистилась, как и душа. И не было в ней больше ни малейшего намёка на Мару, будто и не было её никогда.

***

Мара стояла у входа в сквер и прислушивалась. Среди осенних золотых мотивов чёрной нитью фальши звучала боль, поселившаяся в глубине аллеи. Теперь-то она знала: женщина, каждый день приходившая в этот сквер, каждый день садящаяся на одну и ту же скамейку и каждый день думавшая только об одном, потеряла ребёнка. Боль сидела у её ног лохматой злобной псиной и сторожила каждое движение.

Мара достала сотовый, отключила его. Теперь их не потревожат. Пусть в конторе, в этой небесной канцелярии, говорят, что это не её юрисдикция, что её дело – любовь мужчины к женщине, а не матери к ребёнку. Пусть! Но за многие тысячелетия работы на должности старшего Амура, она научилась утешать.

Мара глубоко вдохнула прозрачный осенний воздух и направилась вглубь аллеи.