фельдшер. гл 1 и 2

Часть вторая.
Фельдшер.

После третьего курса, когда образование мое теоретически приравнивалось к сестринскому, а практически не тянуло даже на санитарское, отец сказал:
- Хватит разводить на моей станции семейственность. Я договорился, завтра ты идешь оформляться на детскую неотложную. Будешь работать фельдшером официально.
Я не могла тогда оценить по достоинству услугу, оказанную мне человеком, который всегда выступал против любых протекций, считая, что добиваться всего нужно самому.
Однако перечить не стала, тем более, у отца случился день рождения и мне не хотелось его огорчать.
К нам приехали гости, праздничный стол ломился от домашних вкусностей, когда я решила нанести визит вежливости на свою будущую работу.

1.
Педиатрическая и взрослая службы отличались немногим меньше, чем небо и земля. Это я поняла сразу.
Станция приняла меня настороженно, как всегда относятся к каждому, устроенному по звонку.
Я с тоской глядела на настенные часы, минутная стрелка которых ползла чуть заметно, как будто механизм преодолевал сопротивление смолы, а не воздуха.
Место диспетчера занимала Марья Георгиевна – миниатюрная благообразная старушка с убранными в кичку волосами. Таких, как она, легко представить в компании многочисленных внучков, кругом обступивших свою бабушку, испекшую пирожки с малиновым вареньем.
Посидев немного, делая вид, что увлечена книгой, я спросила, где здесь место для курения.
- Не курят у нас, - последовал ответ, - если на улице только.
Место парковки у крыльца пустовало. Все машины находились в разъезде.
Сентябрь в тот год удался. Чувствовалось бабье лето, настолько же прекрасное, насколько короткое. Но мне почему-то мерещились грядущие вслед за ним последние осенние месяцы, безрадостные хотя бы потому, что они предшествуют зиме.
Мысли помимо воли убегали от неизбежных перемен то к гостям, отставленным дома, то на взрослую неотложную.
Я не успела докурить, когда из-за угла вырулила белая с красной полосой «волга», откуда вслед за грузинской внешности водителем вышла, громко хлопнув дверью, женщина лет пятидесяти. Среднего роста, с крупными, довольно грубыми чертами лица и решительными властными жестами, она сразу смутила меня:
- А, новый фельдшер. Привет. Разве ты сегодня выходишь?
- Да нет, я осмотреться только, - пояснила я, поздоровавшись.
- Значит, мне повезло, - саркастически усмехнулась врач.
Позже я узнала, что такая манера вообще характерна для этого доктора, но в тот день я нахохлилась и, вернувшись в комнату, снова уткнулась в свою книгу.
- Не обращайте внимания, - наблюдавшая в открытое окно нашу встречу, диспетчер мягко улыбнулась. Это Волкова. Только с виду грозная. Привыкните.
Я хотела было возразить, что с виду и я девочка-ромашка, но передумала. Уж очень искренне и заботливо прозвучал голос старушки.
Немного погодя подъехала и вторая машина.
Если Марья Георгиевна была миниатюрной, то второй педиатр представляла собой и вовсе карманный вариант. Однако от маленькой фигурки так и веяло силой, которой покоряются мужчины, если они, конечно, хоть кому-то покоряются. Круглые голубые глаза фарфоровой кошки с холодноватым любопытством и скукой одновременно скользнули по дивану, в углу которого примостилась я.
- Новый фельдшер? – мимолетно удивилась она. - Разве сегодня уже?
Похоже, тут не жаловали средний медперсонал вообще и новеньких, в частности.
Пришлось снова смущенно оправдательно объяснять свое присутствие.
Телефон молчал, казалось, несколько часов, прежде чем подал признаки жизни.
- Детская неотложная. Какая температура? Когда заболел? Участковым осмотрен? Где вы живете… не так быстро… Так… Проверим адрес… Будет врач.
Марья Георгиевна положила трубку, неторопливо и аккуратно сделала запись в журнале и пошла за доктором.
- Ну вот, хоть на один съездите, - оповестила она меня, - простенький, температура. С Любовь Владимировной.
- Да зачем мне фельдшер? - начала отпираться врач, но, взглянув на меня, махнула рукой, - Поехали. Чемодан в машине.
На заднем сиденье «волги» оказалось неудобно. Спереди в колени упиралась перегородка, между моим боком и носилками уместился чемодан. Такой же, как на взрослой неотложной, но с целыми замками, он норовил ткнуть меня в ребра на каждой кочке. Справа прижимала локоть задняя дверца. Окно в ней было матовым, поэтому обозревать окрестности я могла лишь через лобовое стекло.
- Сумку-то на носилки положи, не так тесно будет, - обернувшись ко мне, посоветовала Волкова. – Ты где раньше работала?
- На взрослой.
- Внутривенные делаешь?
- Немного.
- Ясно.
У подъезда нас встречала пожилая дама, вероятно, бабушка нашего пациента.
На взрослой так ждали врача только в самых критических случаях, поэтому я напряглась.
Однако, вид у дамы был самый что ни на есть, прогуливающийся..
- Вы к ребенку? Я вас тут жду, чтобы предупредить. У нас мальчик сложный, всех врачей боится. В общем, вы не могли бы его посмотреть без халатов?
- Нас все дети боятся, - осадила ее Волкова, оглядев собеседницу сверху, - а под халатом у меня только майка. Хотите – проверьте.
- Да, нет, что вы, извините, не надо! - дама испуганно махнула рукой, - Пойдемте тогда.
В комнате совсем молодая мама с мокрой головой и в махровом халате ловила свое сумасшедшее чадо лет четырех от роду. При виде нас, чадо громко заревело и попыталось спрятаться под диван. Фокус не удался, мать, изловчившись, ухватила сына поперек туловища и продемонстрировала нам навыки укрощения несовершеннолетних ростом до метра, гордо констатировав:
- Вот!
- Что: «вот»? – поинтересовалась Любовь Владимировна. – Рассказывайте, когда заболел, чем лечили?
- Да три дня температура у нас, - перекрикивая внука, начала бабушка.
- Что кроме температуры?
- Да ничего, доктор.
- А что, участкового не вызвать было? – в голосе врача сквозила обреченность, мне тогда еще не понятная - Раздевайте ребенка, давайте смотреть.
С брыкающегося мальчика общими усилиями сняли одежду. Любовь Владимировна честно сделала вид, что слушает, хотя расслышать что-либо в легких при таком звуковом сопровождении невозможно.
Еще пять минут ушло на измерение температуры.
К концу осмотра по лбу матери тоненькими струйками стекал пот, халат был полураспахнут и вообще она выглядела так, как будто выдержала схватку с двумя насильниками, а не со своим сыном.
- Н-да… - протянула Волкова, - И что же вы с ним через пару лет-то делать будете? Ну, да не моя забота. Набирай, Женя.
Я довольно долго химичила с непривычно маленькими дозировками, и если бы могла, оттянула момент инъекции на неопределенно долгое время.
Немудрено. Одно – делать укол взрослому, верящему в мгновенное исцеление и охотно подставляющему свои сокровенные части тела для экзекуции. Совсем другое – под обеспокоенными взглядами родственников и оценивающим взором врача попасть в пресловутый верхненаружный квадрант отбивающемуся с отчаяньем загнанного зверя малышу.
Однако, все прошло более или менее благополучно. Я никого не покалечила, даже не оглохла, отделавшись только синяком на ноге, куда меня изловчился пнуть нуждающийся в неотложной помощи.
- В следующий раз таблетку дадите, - изрекла Волкова и направилась к выходу. Я поспешила за ней, взмокшая не то от пережитого волнения, не то от духоты в квартире.
На мне, в отличие от доктора, под халатом был шерстяной пуловер.
Тишина и прохлада дворика стали мне высшей наградой. Атмосфера торжественного покоя, вообще характерная для сентября, сейчас ощущалась еще острее. Даже сиденье «волги» не казалось больше таким уж неудобным.
О том, что отныне судьба моя прикована к системе прочнее, чем каторжник к своему веслу на галере, не думалось. Может быть, зря.

Гости и домочадцы ненадолго прервали веселье, взглянув на мое несколько вытянувшееся лицо.
- Ну, и как? - отец испытующе смотрел из под бровей.
- Куда ты меня послал, отче? – попытка разжалобить каменное сердце, как и следовало ожидать, с треском провалилась.
Мой бездушный предок усмехнулся, откупоривая бутылку рижского бальзама, бросил, закрывая тему:
- Притрешься.


2.
Я и правда, притерлась.
Прошло не так уж много времени, и я стала сносно ориентироваться в многочисленных коробочках и дозировках и научилась в большинстве случаев понимать, что от меня требуется, с полувзгляда.
Врачи, с которыми я работала по выходным, снисходительно отнеслись к неуклюжему криволапому щенку в моем лице, вероятно, памятуя о собственной молодости. Щенок, впрочем, оказался старательным, перенимая все, что было в его силах – от манеры вести себя, до тонкостей будущей профессии.
Ирина Борисовна Орлова – доктор с глазами фарфоровой кошки – умудрялась смотреть на весь мир немного свысока, с неизменной иронией, которая приобретала иногда оттенки серьезности, участия или раздражения, но никогда – пренебрежения и злобы.
Казалось, вся жизнь для нее – вызов, на котором надо осмотреть, взвесить, оценить и помочь – советом или действием.
Осуждение или похвала с ее уст слетали так редко, что автоматически приобретали ценность.
Мне, в силу несопоставимости весовых категорий не сумевшей преодолеть установленную ей дистанцию, оставалось только любоваться и подражать.
Роль фельдшера на работе сводится к точному выполнению команд, права голоса он, по сути, не имеет, зато практически не несет ответственности за результат.
Хороший фельдшер на неотлоге – зверь, занесенный в красную книгу.
Моя станция не была исключением.
На четыре машины полагалась всего одна единица среднего персонала. Единица эти прикреплялась к суточному врачу, и образовавшаяся бригада выезжала на самые грозные жалобы, к которым относились «судороги», «задыхается», «без сознания». Надо ли говорить, что работать на такой машине соглашался далеко не каждый доктор.

В тот день шоферил Толя, туповатый неповоротливый сноб, обожающий включать «русский шансон» в машине на полную громкость, чем приводил нас с Орловой в уныние.
Кроме того, по словам Ирины Борисовны, он менял носки не чаще, чем раз в неделю, но запахи проникали в салон гораздо хуже звуков, поэтому я оставалась в выигрыше.
Района он совсем не знал, и любимым словосочетанием его было «приблизительно здесь».
- Приблизительно здесь, - водитель лениво повернул в замке ключ зажигания.
Три абсолютно одинаковые пятиэтажки смутными силуэтами окружали «волгу». В какой именно из них нас ждали, мог догадаться только телепат. Вразумлять Толю нотациями времени не было. Мы ехали на судороги.
Я выпрыгнула из машины, тут же зачерпнув через край правой кроссовки мартовского снега. Налетевший на меня парень, пытаясь выхватить чемодан, толкнул меня в середину сугроба, и удержаться на безнадежно промокших ногах удалось только потому, что в свою ношу я вцепилась крепко.
-Быстрее, пожалуйста, - парень задыхался от волнения, - Давайте, я помогу.
- К ребенку? – полувопросительно уточнила Орлова, захлопывая за собой дверцу.
- Да, да, в семнадцатую квартиру, к нам! Если можно, быстрее!
- Кислород! - бросила мне на ходу доктор.
Я послушно нырнула обратно в салон, подцепив лямки увесистого мешка с баллонами, и кинулась догонять.
Мы взлетели на четвертый этаж, едва поспевая за нашим провожатым.
Ирина Борисовна первой оказалась в комнате.
На вздрагивающих руках пухлого седого мужчины, как мне показалось, спал малыш, почему-то одетый в свитер, пальто, зимние штаны и валенки. Бледное личико, едва видное из-под шапки ушанки было неподвижно.
- Слава Богу, закончилось. Заснул только что. А то, прямо, выгибался и глаза закатывал. Я ему: «Петруша, Петруша», а он и не слышал. До этого его трясло всего, аж губы посинели, я температуру померил – за сорок было, ну я на него и надел все, что было, чтобы пропотел, как следует.
Ирина Борисовна, не слушая гордого своими деяниями родственника, выхватила обмякшее тельце, быстро снимая одежку за одежкой, пока мальчик не остался в одних трусах.
Ребенок никак не реагировал на причиняемое беспокойство, лежа тряпичной куклой на низком диване, дыша часто и не глубоко. Я приложила к его лицу черную маску, через которую с тихим свистом поступал кислород.
- Я извиняюсь, - мужчина явно свирепел, - Вам кто доверил детей лечить? У него тем-пе-ра-ту-ра, вы понимаете это или нет?
С этими словами он схватил пуховое одеяло и попробовал накинуть его на малыша.
Орлова перехватила его жест:
- Нет.
- Ах ты, сволочь…- протянул седой, намереваясь перейти к оскорблению действием.
- Как вы смеете так разговаривать с врачом? – обернувшись, встряла я, вспыхнув от обиды за доктора.
- И ты, козявка, заткнись, - разошедшийся родитель переключился на меня.
Парень, который нас встречал, попытался встать между нами.
- Папа, выйди вообще, не мешай, им же лучше знать.
- Что я должен смотреть, как они над дитем издеваются? Твоим сыном, между прочим!
Пока шла перепалка, Орлова успела набрать два шприца и сделать уколы.
Щеки мальчика порозовели, он открыл глаза. Взгляд, еще мутный, уже цеплялся за знакомые предметы.
- Так, дедушка, несите воду чуть теплую. Папочка, собирайтесь в больницу. Женя, ставь термометр. – как ни в чем не бывало, распорядилась доктор.
Я выключила ненужный больше кислород и сунула под горяченную руку ребенка градусник. Ртутный столбик, переливаясь под светом лампы, бодро пополз вверх, за считанные секунды, перевалив отметку 39.
- Никуда я ребенка не отдам, - дед был настроен по-боевому, - там такие, как вы, его угробят совсем. Знаю я вас. А теперь валите отсюда!
Он схватил меня за руку и попытался потащить к выходу.
- Так. Ну, это уже ни в какие ворота не лезет, – Ирина Борисовна сняла трубку с висевшего на стене телефона.
- Куда звонишь? – мой обидчик метнулся к доктору, выбивая трубку из рук.
- Женя, спустись, позвони от соседей.
Тон Орловой не изменился, однако выглядела она обескуражено..
Я не замедлила исполнить указание. На первом этаже курила девушка, моя ровесница.
- Добрый вечер, можно я позвоню? А то соседи у вас буянят.
- Без проблем. Это из семнадцатой? Ну да, там афганец живет, на всю голову больной.
- Да нет, вроде, пожилой. Молодой-то ничего. Мы вообще детская служба. Там дед ребенка в больницу не пускает и дерется почти.
Я набрала «02».
Ответили на удивление быстро. Услышав, в чем дело, обещали приехать.
Пока я дозванивалась до «скорой», девушка предложила мне чай. Я, поблагодарив, отказалась. Там наверху остался мой врач, и мне было тревожно за нее.
Поднявшись обратно, я увидела, что дислокация боевых действий сместилась.
Дед ломился в комнату. Ветхую дверь подпирал с внутренней стороны парень. Оба страшно матерились.
Мне оставалось только надеяться, что ни у кого в память об Афганистане не припрятано огнестрельного оружия.
Убедившись, что вернуться к Орловой нет никакой возможности, я потихоньку ретировалась.
Через пару минут на лестнице послышались тяжелые шаги, и на площадке возник шкафообразный служитель закона.
- Сюда. – я указала на дверь.
Тот молча вошел, заслонив своей фигурой проем и шум как-то сразу прекратился.
- Ну, пойдем, поговорим, что ли… - миролюбиво предложил мент моментально съежившемуся седому.
Мысленно позлорадствовав, я вошла в комнату.
Отец мальчика собирал вещи. Ирина Борисовна невозмутимо заполняла карточку, а ребенок еще несколько заторможено рассматривал отданный ему во временное пользование фонендоскоп.
- Женя, давай еще раз температуру измерим.
Я снова поставила термометр, через пять минут убедившись, что опасность судорог на фоне лихорадки миновала.
К тому времени подъехала и бригада скорой. Это были те же ребята, что и в ту ночь, когда мы с Борцовым влипли в историю на бронхиальной астме.
В этот раз они выглядели менее уверенно, вопросительно глядя на Орлову.
- Ну, и что нам с ним делать? – спросил врач.
- Да мы уже все сделали, вам только отвезти. – Доктор протянула им заполненное направление. – Я написала, что вводили, повтора, по идее, быть не должно.
- А можно, если что, ему еще реланиума добавить? Ничего ему с того не будет нехорошего? – поинтересовался скоропомощник, пробежав глазами написанное.
- Можно, но не больше, чем полкубика. Да вы не волнуйтесь. Если что – кислород дадите. А мы поехали, пожалуй.
 Выходя, я кинула взгляд в сторону кухни. За закрытой дверью раздавались голоса, но разобрать о чем шла речь, возможности не было.

Толя мирно похрапывал под очередной шедевр уголовного творчества. Двойной хлопок дверец привел его в чувство, он шумно зевнул, неторопливо, как всегда, завел мотор.
- Толя, - проникновенно обратилась к нему Орлова. На станцию. И, пожалуйста, включи нам с Женей «ретро канал».
Тот недовольно заворчал, но ткнул пальцем в панель, и мы тронулись под хит группы «Земляне».
На втором куплете я, просунув голову в кабину, смущаясь, произнесла:
- Ирина Борисовна, извините, пожалуйста, я была не права.
- Ты о чем, Женя?
- Ну мне не стоило влезать… Наверное.
- Наверное. – согласилась со мной врач, - Но, ничего. Ничего.
И мы продолжили слушать «Траву у дома».