Сучье сердце

Клаус Трафобов, двухметровый здоровяк 27 лет от роду, сидел на кухне подперев огроменную голову здоровенными ручищами. На столе стояла бутылка шведской водки, банка с солеными огурцами, сыр, открытая колбасная нарезка и тарелка на которой дымилось свежепотушенное сердце с луком. Клаус был не в духе, не смотря на то, что по жизни он был вполне удачливым человеком своего времени, явно не обделенным природой ни богатырской статью, ни умственными способностями. Хотя об уникальных аналитических способностях речь, конечно, не шла, но сообразительностью он обладал ровно в той мере, что бы обходить острые жизненные углы и не попадать в неприятные ситуации. Хотя как говорится «И про старуху бывает порнуха», но об этом позже.
По жизни Клаус был вполне устроенным человеком. В свои двадцать семь он занимал крупный пост в одной деревообрабытыващей организации. Получал весьма неплохие деньги, но и это в последнее время перестало его радовать. С каждым днем его все больше и больше накрывала своей волною грусть, грустная жаба душила его своей не по-детски сильной хваткой.
Клаус хмыкнул о чём-то своём, налил себе стопку водки, чокнулся с бутылкой и проглотил её содержимое, закусив соленым огурцом.
А душила его любовь или вернее сказать её отсутствие. Год назад, когда он был в одном далеком колхозе, куда он приехал в командировку на предмет закупки пиломатериалов, он познакомился с прекрасной девушкой с волшебным именем Атан, а было это так……
…..Однажды самый главный начальник послал Клауса найти недорогую древесину, потому что их поставщики начали их регулярно подводить с поставками, да ещё и цену подняли как хвост у жирафа. Клаус собрал свои вещички и отправился искать недорогие, но качественные пиломатериалы. Ехал, он ехал, пока не оказался в колхозе со звучным названием «Красный сучкоруб». Быстро он нашел ответственное лицо, с которым производственный вопрос легко решился в положительную сторону. Оказывается «Красный сучкоруб», сам был кровно заинтересован в сбыте леса и готов был немедленно начать отгрузку. Довольный собой Клаус решил не ехать обратно на «ночь глядя», а переночевать в «Красном сучкорубе» у ответственного лица, которого звали Алексей Юрьевич Радиатор. Странная конечно была фамилия у этого ответственного лица, но и у самого Клауса фамилия тоже была не из лёгких. Видимо это их и сблизило так, что вечером они решили закатить небольшой импровизированный пикничок в честь их знакомства и за начало так сказать предпринимательского сотрудничества.
Новоиспеченные партнеры расположились на веранде дома Радиатора, пожарили картошки на шкварках и принялись пить деревенский самогон, рассуждая о превратностях судьбы.
-А, ты Алексей Юрьевич, чего холостой что ли, где жена то? – спросил Клаус после первой порции алкоголя.
-Не, жена имеется, Клавка и две дочери ещё у меня есть, Анжелка и Дашка. Они к теще уехали в райцентр, это километров семьдесят отсюда.
-Да, а я вот не женат, - с грустью промычал Клаус, откусывая малосольный огурец. Кстати хороший огурчик, сам солишь.
-Да, это я сам, никого к этому делу не подпускаю, да ты картошечку лопай, своя, с огорода без всяких там ваших нитратов концентратов.
-А чего в сухомятку-то есть, давай накати под это дело!
-Это я мигом, - сказал Алексей Юрьевич и налил по граненым стаканам деревенского первача. Давай, Клаус, знаешь, за что выпьем, за то, что бы у нас всё получилось, всё что задумали, в бизнесе и не только, короче что бы нам по жизни повезло!
-Ну, за это грех не выпить, - произнес Клаус, чокнулся с Радиатором и проглотил содержимое граненого сосуда.
После этого воцарилось молчание, но его нельзя было назвать неловким или вымученным, просто каждый, немного расслабив узы своего ума, под воздействием алкоголя, стал думать о своём.
Алексей Юрьевич думал о том, что старшей дочери скоро школу заканчивать и что как нельзя кстати подвернулся этот самый Клаус. Ведь если дело пойдёт на лад, то и он, Радиатор, в накладе не останется. А тогда дочку можно будет отправить в город в институт учиться, а там может и жениха хорошего найдёт, а может и этот Клаус на что сгодится. А что, его Анжелка девка справная, всё при ней, правда Клаус этот далеко не первой свежести, всё молчит да глазами по сторонам зыркает, самому под тридцать, а ещё не женат, может больной какой, а может и того хуже, что у них там, в городе творится, Алексей Юрьевич видел, гей-клубы там всякие и прочая ахинея.
А Клаус в это время думал о другом. Он думал, что как всё-таки жизнь интересно устроена. Вот было ему восемнадцать лет, уходил он в армию, ветер в голове, была у него Ксения, обещала ждать, но как это бывает, не дождалась, выскочила замуж, да ещё и за его школьного приятеля. Но с другой стороны, в армии у них был прапорщик, Мирон Аркадьевич, который и порекомендовал Клауса своему бывшему сослуживцу, который в то время только начинал раскручивать своё производство. И вот ему, Клаусу всего то двадцать семь, а он уже занимает такое положение. Но с другой стороны, за это тоже приходится платить, прежде всего, своим временем и здоровьем. Постоянный недосып, труба, накаливающаяся до красна к концу рабочего дня от постоянных звонков и абсолютно никакой личной жизни. Не, они конечно с друзьями время от времени захаживали во всякие там сауны и массажные кабинеты, но это было совсем не то. Клаусу хотелось нормальной человеческой семьи. Хотелось понимать, для кого он старается и рвёт задницу на этой работе. Хотелось увидеть смысл в продолжении рода Трафобовых и служении любимой женщине.
-Так, где ты говоришь твоя жена? – прервал молчание Клаус.
-Так, я ж говорил, в райцентр с дочками уехала, к теще.
-Райцентр, интересное название, а интересно у рая есть центр или там, в том мире, всё аморфно и не имеет определенных границ, а уж тем более центра? - философски произнес Клаус, не ожидая услышать от Алексея Юрьевича вразумительного ответа, а, сказав это так, потому что на ум пришло.
-Райцентр, это сокращение, обозначает районный центр, центр района значит. Там находится районная администрация и там живёт моя теща, вот туда моя жена и поехала, а про всякие там «поповские штучки», это не ко мне, ничего я в этом не понимаю, это лучше с Клавкой поговори, когда приедет, она каждую неделю в церковь ходит, моду взяла. Ну и само собой, на всяки там праздники: рождество, крещение, пасха.
-Алексей Юрьевич! – начал Клаус.
-Да, чего ты как на партсобрании прямо, - прервал его Радиатор, называй меня просто Юрич, меня все так зовут или на худой конец дядя Леша, хотя какой я тебе дядя, вот тебе сколько.
-Мне, мне двадцать семь, - ответил ему Клаус.
-Вот, двадцать семь, а мне как думаешь сколько?
-Ну, я не знаю, лет пятьдесят, наверное, - ответил Клаус, явно занижая, по его представлениям, возраст своего собеседника.
-Пятьдесят! Ну, вообщем, верно, сорок семь, - сказал Радиатор, думая о том, что всё-таки он перегнул палку, ведь ему было на двенадцать лет больше.
-Не такой уж я и старый, так что излишняя формальность нам абсолютно не нужна, лучше давай выпьем, за то, чтобы нас ценили не за возраст, а за то, кто мы есть на самом деле, не за упаковку, так сказать, а за содержимое в этой упаковке! – произнес Алексей Юрьевич, разливая по стаканам самогон, в тайне радуясь, что он только что помолодел более чем на десять лет.
-Давай! – подхватил его начинание Клаус.
Оба выпили, поморщились и уставились друг на друга.
-Юрич, так ты, что, в загробную жизнь, не веришь что ли?
-С чего ты взял?
-Как с чего, сам же сказал, что на эту тему лучше с твоей женой говорить, а ты, мол, не при делах.
-Не, я сказал, что про «поповские штучки» со мной лучше не говорить, а какое это отношение имеет к загробной жизни?
-Как какое? Ну, Бог там, ритуалы разные, рай, ад и прочие прибамбасы. Разве это не так.
-Так то оно так, да не совсем так. Я вот чего думаю. Есть, например землицы кусок, непаханый, насеянный и пока человек свой труд к этой землице не приложит, потом своим не польет, сердцем своим не обогреет – ничего на этой землице путного не вырастет. А если возьмётся да с умом да с сердцем, то и солнышко ему поможет - не откажет и дождичек польёт – подсобит. А если ты отродясь ничего делать не желаешь, а сам на землицу чужую заришься да на плоды не тобою взращенные, то никакая церковь тебе не поможет, сколько бы ты туда не жертвовал, сколько б головой об пол не бился. Поскольку, я думаю, что солнце, речка, труд человеческий это и есть Бог. А чтоб служить ему не в молитвах время проводить надо, а в труде и в любви. А сейчас моду взяли, сначала напакостить, что смердит дальше некуда, а потом бегут грехи свои «тяжкие» замаливать. А Бог он – вот, вокруг, только распахни свою душеньку и пусти его, он сам просится и сам помощь предлагает.
-Юрич, но ведь люди в церкви успокоение находят! – возразил Клаус.
-Находят, то находят, потому что ничего другого не знают. Вернее знают, но зарыто это знание, глубоко зарыто.
-Кем зарыто? – не понял Клаус.
-Кем, кем? Да, много кем, тем, кому выгодно мужика русского дурить и рабом слепым делать.
-Как это рабом делать?
-А так, напугать сначала до полусмерти, что бы пошевелиться не мог, а потом лапши разной на уши навешать и управлять да потешаться.
-Чего-то я не понял? – переспросил Юрича Клаус.
-А чего тут понимать, вот предположим, я тебе ноги переломаю, а затем буду костыли разные да коляски инвалидные продавать, а ты меня ещё благодарить будешь, дескать, спасибо тебе Юрич, а то так бы и сидел на месте сиднем.
-Че то я не понял это кто кому ноги переломает? – голос Клауса начал выражать смесь детсадовского недоумения и пэтэушной агрессии.
-Да ноги то нам уже давно всем переломали и крылья подрезали, давно, ещё до Петра кровопийцы дело было.
-Слушай, Юрич, а ты откуда такой умный?
-Да, при чём здесь ум. Мне про это бабка моя сказки сказывала, а ей её бабка, а той её. А тебе это я так современную, так сказать, транскрипцию даю. Еще она говорила, что за жизнь надо суметь из азбуки на циферблат перепрыгнуть, но я про это ничего пока не понял, не время ещё, наверное.
-Какую скрипку?
-Да не скрипку, а транскрипцию, ну типа сокращенный вариант что ли.
-Дядь Леша, Юрич, давай выпьем.
-Давай, но не пьянства окаянного ради, а токмо для облегчения нашего с тобой Клаус общения.
Радиатор разлил по очередной порции спиртного, они тут же её выпили не чокаясь и вновь уставились друг на друга.
-Юрич, так чего ты там про ноги то нёс?
-Про ноги? А то, что людей надо заново учить ходить, а не костыли им впуливать, кому костыли, а кому и дорогие инвалидные коляски с электроприводом. Хотя конечно надо сказать, что люди в большинстве своем предпочитают костыли, потому как учиться заново ходить это больно и муторно, да и не сразу это, отучились за годы долгие ноженьки ходить то. Тем более что и мать и отец, и деды, и прадеды и люди, почти все вокруг – инвалиды!
-Юрич, мне тебя слушать, конечно, интересно, я возраст, конечно, уважаю, но где инвалиды то, ты чего в доме инвалидов работал что ли.
-Нет, я не работал, я живу и не в доме, а в мире, где почти все инвалиды.
-Не понял, - сказал Клаус, икнув, давай ещё выпьем.
-Давай, только за что, а давай за интернационал, давай?!
-Давай!
Они вновь молча проглотили алкоголь, и Клаус снова уставился на Юрича.
-Так, ты, Юрич, растолкуй про инвалидов то.
-Понимаешь, Клаус, это я иносказательно, языком Эзопа тебе говорю.
-Какая жопа?
-Не жопа, а Эзопа, это был такой раб, он басни писал разные, басни понимаешь, потом их дедушка Крылов на русский язык перевёл, в школе изучал, наверное, «Мартышка и очки», «Стрекоза и муравей»?
-А, это которая летом песни пела, а потом пришла у муравья до весны перекантоваться, а он её на ***, ой извини, на хер послал?
-Да.
-А там разве были инвалиды?
-Нет, инвалидов там не было, но стрекоза и муравей это иносказание. Типа муравей такой трудяга, а стрекоза она такая вертихвостка, то есть, написано про насекомых, а на самом деле подразумевается, что про людей. Это и есть иносказание, это ты понимаешь?
-Это я понимаю! – сказал Клаус, согласительно качая головой.
-Так вот, а инвалиды – это тоже иносказание, фу, как я с тобой запарился. – Юрич вытер рукавом пот со лба.
-А про кого это иносказание?
-Вот, это вопрос правильный, про это я тебе сейчас расскажу, только давай сначала маханём по махонькой.
Напряжение, которое возникло в процессе разговора, бесследно улетучилось, и собеседники спокойно пропустили по полстакашка и также умиротворенно закусили.
-Так вот, ты, Клаус, спрашиваешь про кого это иносказание с инвалидами, вот ты послушай. Посмотри по сторонам, вокруг всё так задумано, что бы всем жилось припеваючи. Бог он есть всё, что тебя окружает, только дойти до него люди не могут, потому что инвалиды. И люди, вместо того чтобы заново учиться ходить приобретают себе костыли, а потом так и носятся с ними, воспевая того, кто им их дал, сами того не понимая, что это костыли и на них далеко не упрыгаешь, а они сами могут и без них ходить.
-А как можно научится ходить?
-А можно вообще не учиться, сидеть себе на месте и говорить о том, что ходить невозможно и не до этого сейчас, так постепенно и сгинуть в собственных нечистотах. А как ходить научиться ты это не у меня, ты это у сердца своего спроси, оно это точно знает, а я тебе за один вечер этого не объясню. Просто понять надо, что ты сидишь и потихоньку начинать вставать, пускай по чуть-чуть, но каждый день. А сердце выведет, сердце подскажет, в нем всё, вся мудрость заключена, да и жопа лишний раз от неприятностей убережет, потому, как она тоже свой ум имеет, жопа то.
-Ну, загнул ты Юрич, мне наверно год надо то переваривать, что ты мне за полчаса вывалил.
-А, ты не спеши, поспешай не спеша, и как говорится, жизнь твоя будет хороша.
Клаус уставился в окно и смотрел на то, как муха бьётся об стекло, желая вылететь в сад. Усердно так бьётся, старательно, а рядом открытое окно, но она, муха, этого не видит и потому продолжает биться. Вот так и люди бьются, бьются, сами не видя, что выход рядом, потому что уперлись и по сторонам не смотрят. Клаус смотрел на муху и думал о жизни, пока Юрич не прибил эту муху тряпкой. Да, так и в жизни, если не видишь выхода и топчешься на месте, тебя обязательно кто-нибудь прибьёт.
-Вот ты Клаус, спрашивал, верю ли я в загробную жизнь?
-Да, спрашивал.
-А, я тебе отвечу – не верю, а знаешь почему?
-Почему?
-Не верю, потому что я её знаю.
-Это как?
-А, я тебе сейчас расскажу. Один раз на новый год пришел к нам сосед, пьяный уже в дребодан, еле стоит. Ну, я его пустил, за стол усадил, а он давай всякие гадости говорить про меня да про мою супругу. Ну, я ему, конечно, давай, мол, чеши по Чехову, ****уй по холодку. А он ни в какую, уперся и все тут. А сам все гонит и гонит, оскорбления за оскорблениями. Ну, не выдержал я, схватил его за шкирку и к выходу поволок, а он подлая душа, меня из подтишка шилом между ребер. Очнулся в реанимации, семь дней между небом и землей мотался, но выкарабкался. Так вот то, что я за эти семь дней видел, то, наверное, и есть загробная жизнь.
-А, чего ты видел то, дядь Лёш?
-Придет время сам узнаешь, одно могу сказать, что никакими чертями и ангелочками там и не пахнет, это, видимо тоже иносказание.
Слова Юрича потрясли Клауса, и он вновь вспомнил про муху. Стало тихо.
-Дядь Леша, а я на работе злой следователь, - прервал молчание Клаус.
-А, ты чего милиционер что ли, я то думал ты заготовитель.
-Вообще я заместитель генерального директора по снабжению, а по совместительству ещё и за дисциплиной слежу, а злой следователь, это как ты изволил выразиться иносказание.
-Это как? – пришла очередь удивляться Юричу.
-А так. Вот ты фильм «Место встречи изменить нельзя» смотрел?
-Конечно, смотрел, Высоцкий там снимался в главной роли, а ещё мне Джигарханян в роли Горбатого нравится, помнишь: «А теперь Горбатый, стволы и пики на землю!»
-Помнишь, там такой момент есть, где Жеглов Груздева прессует, а тот с Шараповым говорить хочет, а с Жегловым отказывается.
-Конечно, помню.
-Так, а помнишь, когда Шарапов с Груздевым один на один остаются, Груздев говорит, что, дескать, старый приём, два следователя, один добрый, другой злой и обвиняемый, типа, тянется к доброму и всё ему выкладывает, помнишь.
-Помню!
-Так, вот, я – злой следователь!
-А вы, что своих рабочих допрашиваете что ли?
-Да никто никого не допрашивает, дело не в этом. Просто я рабочих держу в узде и на расстоянии, а генеральный придет, доброго врубит, со всеми поручкается, да за жизнь за поломатую поговорит, ну и все его типа любят и уважают. Ну, а я монстр, который на всех орёт, строит и плющит. А на самом то деле, что мне генеральный скажет, то я и делаю. Такая вот, ****ь, доморощенная политика, извини.
-Да, ты не извиняйся Клаус, не с целкой базаришь. Русский мужик при помощи мата, может консервную банку «Завтрак туриста» в космос запустить.
-Да, я вообщем то не жалуюсь, генеральный мужик толковый, денег платит и мозгов у него не то, что у некоторых, как у корюшки, на два заплыва, просто у каждого в этом спектакле под названием жизнь своя роль, у меня такая, у тебя такая. Давай, может, ещё маханём?!
-Об этом можно и не спрашивать.
Юрич налил, и они быстро проглотили налитое. Лица их были слегка румяными, а глаза блестели озорным огоньком. Им было хорошо, просто хорошо.
-Знаешь, Клаус, я вот о чём сейчас подумал. Вот раньше у нас в стране, ну давно, ещё в Союзе, были торгаши и были ворюги, то есть криминальные элементы. Причем торгаши торговали, ворюги воровали и давали торгашам «крышу». А потом всё перемешалось к херам собачьим, торгаши стали воровать и заниматься криминалом, а ворюги стали входить, пусть не сами, а через подставных, во всякие там коммерческие структуры. И знаешь, кто получились?
-Кто?
-Получились торюги, или если тебе будет угодно воргаши. Хотя мне слово торюги больше нравится. Так вот сидят эти торюги и пьют нашу кровь маленькими глоточками, пьют и наслаждаются.
-Это ты Юрич, верно подметил, торюги они повсюду, уже не разобрать, кто есть кто. Слушай, а пойдём куда-нибудь пробздимся, есть тут у вас «кафе-бар-кулинария» или что-нибудь в этом духе.
-Есть бар, но до него идти минут сорок.
-А мы и не пойдем, мы поедем, я же на машине. Могу я тебя пригласить «культурно отдохнуть».
-Можешь.
-А менты у вас здесь имеются, ну в смысле, права и всё такое.
-Есть, Михалыч – участковый, но он, наверное, спит уже, а, в крайнем случае, придется его тоже напоить.
-Тогда поехали, я приглашаю, гуляй рванина от рубля и выше! – громогласно продекламировал Клаус и встал из-за стола.
Они вышли на улицу, свежий ветер ударил их по лицу и от этого стало ещё веселей. В воздухе летал манящий дух грядущей авантюры. Они подошли к тонированному джипу на котором приехал Клаус. Два раза моргнули желтые огоньки и машина открылась. Юрич начал открывать переднюю дверь справа.
-Не, тебе с другой стороны, Юрич.
-Да, ты что, пьяный на чужой машине я за рулем не поеду.
-Да не за рулём, у меня «японец», всё наоборот, руль справа.
-Ништяк, никогда на таких машинах не ездил. Погляди-ка из самой Японии автомобиль, вот это да.
Машина завелась, и, издавая внутриутробный рык, понеслась по деревне, по направлению к бару. Клаус умело маневрировал между ухабами, наматывая проселочную дорогу на колеса своего внедорожника. Минут через десять они подъехали к обшарпанному зданию, на котором красовалась вывеска: «Бар Элегия». Это название как нельзя точно соответствовало соседствующему с баром коровнику и двум мужикам валяющимся в собственной моче в кустах неподалёку.
Юрич пнул ногой дверь, и они зашли в слабоосвещенное помещение. По бокам были прибиты разноцветные лампочки, напоминающие новогоднюю гирлянду. Было пусто, только два мрачных человека о чем-то тихо беседовали за столиком в углу. Громко орала музыка, какую-то песню про какую-то маленькую штучку, которая у него есть. Откуда-то из подсобки появился парень с размалеванной девицей, у девицы задница была испачкана мелом, и одета она была небрежно. Пара вышла на центр зала и тут же принялась дико отплясывать одним им понятный танец. Клаус и Юрич уселись за стол, который был ближе к выходу, это Клаус так решил, чтобы за машиной присматривать и если что успеть выскочить.
-Слышь, Юрич, - спросил Клаус, а здесь подойдут или самому надо заказывать.
-Самому, вон видишь барная стойка, туда надо подойти и заказать.
-А, ты чего будешь?
-Я, Клаус, пивка бы выпил!
-Ну, тогда я тоже.
Клаус встал из-за стола и отправился к барной стойке. Подойдя, он понял, что там никого нет.
-Барменша вышла, сейчас подойдет, мы её сами ждем, - сказал Клаусу подошедший мужик, один из тех который сидел за столиком в углу.
-А чего, надолго вышла то? – переспросил Клаус.
-Ну, не знаю, сказала на пятнадцать минут, а самой уже полчаса нет. А нас с братом попросила за товаром последить, так что ты не шали. А тебе чего надо?
-Пару пива.
-А, чего пива?
-А мы с Юричем самогонки уже выпили, решили по пивку пройтись.
-А, так ты с Юричем, а где он сам?
-Да, вон, за столом сидит, пива ждет.
-Слушай, если у тебя без сдачи, давай, я отпущу. Меня вообще то Колькой звать, а брата Валька, мы – близнецы с ним. А, Атка, соседка наша, барменша.
-На, без сдачи, - сказал Клаус, порывшись в карманах.
Колька взял деньги, перегнулся через стойку и достал два пива, передавая их Клаусу.
-Спасибо, братан, - Сказал Клаус и пошел к скучающему за столом Юричу.
Юрич сидел за столом подперев голову одной рукой, в другой руке он держал охотничий нож внушительных размеров.
-Юрич, а нож то тебе зачем? – настороженно спросил Клаус.
-А, так, на всякий пожарный, мало ли колбаски порезать, консерву килечку открыть или порезать кого. Произнося это на лице Юрича сияла загадочная гримаса вспоминающего о былых подвигах серийного убийцы или нет, не серийного убийцы, скорее этакого мрачного спецназовца, прошедшего, по крайней мере, пять войн и оставшегося живым, растеряв добрую половину своих боевых товарищей.
-Юрич, ты меня пугаешь, убери, пожалуйста.
Юрич посмотрел на своё лицо, отражающееся на ноже, и убрал его во внутренний карман куртки.
-Клаус, а чего от тебя Колька Баламут хотел.
-Да, так ничего, говорит барменша вышла, а он типа следит чтоб ничего не спионерили.
-А пиво где взял?
-А это Колька сказал, что если, мол, без сдачи, то он отпустит, ну я ему и дал стольник, у меня меньше не было.
-Стольник, ну плакали твои денежки, на стольник он самогоном местным себе глаза так зальет, что до обеда ничего кроме рожи своего братца видеть не будет.
-Да, ладно, - сказал Клаус и обернулся, угловой столик был пуст, а за прилавком стояла девушка, лица которой нельзя было рассмотреть из-за плохого освещения.
-Во, гад, может его догнать?
-Успокойся, Клаус, для тебя это что неподъемная сумма о которой ты не можешь забыть?
-Да, при чем здесь сумма! – голос Клауса был таким, как будто он призывал одесских докеров совершить мировую революцию.
-Ну, вот и успокойся, тем более, где ты его сейчас найдешь, он уже на своей мотоциклетке давно в Кальмарово.
-Где, где? – нервно переспросил Клаус.
-В Кальмарово.
-А, где это, Юрич?
-Далеко, так что успокойся, тем более, что пиво у нас и почему бы нам его не выпить.
Юрич снова достал свой огромный тесак.
-Дядь Лёш, ну я же тебя просил, убери его, от греха подальше, а то помнишь как у классика, не помню у кого, если типа ружьё, то сто пудов стрельнуть должно, а здесь не то что ружьё, а самурайский меч.
-А, пиво чем открывать будешь, зубами? – спросил Юрич хитро прищуриваясь.
-Зачем же зубами, - ответил ему Клаус и достал из кармана ключи от машины, на которых красовался брелок в виде открывашки.
-Перехитрил, городской!
Они открыли пиво и принялись его попивать маленькими глоточками, не смотря на то, что это была незнакомая Клаусу местная марка, качество было вполне приемлемым и даже изумительным. Хотя после того количества первача, который они выпили, что угодно могло показаться нектаром из райского сада. Клаус сидел и рассматривал царапины на столе.
-Чего приуныл то, пиво что ли не понравилось? – спросил его Юрич.
-Да, при чём здесь пиво, пиво то, как раз нормальное, просто, знаешь, такое настроение бывает, что сесть бы за руль, разогнаться под двести и разбиться к ****ой матери, так все осто****ило.
-Ты поосторожнее, Клаус, с такими вот мыслями, мысль она ведь тоже свою силу имеет. Вот ты знаешь, певец такой был, Михаил Куг. Хорошие, между прочим, песни пел, душевные. Знаешь?
-Слышал.
-А песню у него слышал: «Заходите в мой дом»?
-Слышал, ну и что?
-Как, что? Так ведь пришли.
-Кто пришел? – переспросил Юрича Клаус.
-Как кто, разбойники, лихие люди, в дом к нему забрались, он оборонялся, его и стрельнули, царствие ему небесное.
-Ты хочешь сказать, что если б он эту песню не пел, то к нему бы не залезли?
-Да, ничего я не хочу сказать, просто с мыслями осторожнее надо быть, потому что они живые.
-Кто живые?
-Как кто, мысли.
-Чертовщина какая-то, - сказал Клаус и одним глотком прикончил остатки пива.
-Чертовщина, не чертовщина, а ты всё равно глупости разные не думай, а тем более в слух их не говори.
-Послушай, Юрич! Ну, вот спел Куг «Заходите в мой дом», они и пришли? А не спел бы? И Куг там не про это поёт, а про то, что он всегда рад гостям и друзьям, а отнюдь не разбойникам.
-Да, Клаус, возможно, я и загнул для красного словца, но только для того чтобы тебе понятнее было, образнее что ли. А ты что на самом деле умереть что ли хочешь? – взгляд Юрича стал пристальным, человеку с таким взглядом невозможно было врать.
-Вообще то нет, если честно, - Клаус как-то осунулся и стал напоминать мальчика с репродукции картины «Опять двойка».
-А чего ты хотел? Сочувствия, чтоб я тебя пожалел, тебя здоровенного кабана, упакованного по самые уши, я, деревенский неудачник, которого выгнали из университета за пять минуты до защиты диссертантской, и мне пришлось уезжать из городской трехкомнатной квартиры и привыкать жить в деревне?
-А тебя за что из университета выгнали, ты чего ученый что ли?
-Выгнали, Клаус, выгнали, да ещё хорошо, что просто выгнали, а то могли бы и по полной катушке, как там, у Куга, «Баланда, кислая баланда, сколько лет прошло, но помним я и ты….».
-Юрич, а чего ты натворил то?
-Да, был грешок, не хочу вспоминать. Прозападное видение русского исторического эпоса, хотели вообще антисоветчину припаять. Хорошо дед здесь жил, я к нему и ломанулся, ну от меня и отстали, а так бы точно упаковали.
-Да, Юрич помотало тебя, помытарило.
-Да, ладно, оно может и к лучшему, зато здесь воздух чистый, а народ хоть и не образованный, зато простой – душевный, взял у тебя стольник и свалил.
-Юрич, точняк, пойду за пиво рассчитаюсь, а то у девушки потом неприятности могут быть, тебе взять чего-нибудь?
-Возьми пивка, если не жалко.
Клаус встал и пошел к стойке, и чем ближе он подходил, тем отчетливее видел девушку барменшу и тем яснее понимал, что она очень даже ничего, да какой там ничего, она была красавицей, от её вида в Клаусе буквально просыпалась первородная сила, двигающая этот подлунный мир. Его буквально пробила молния страсти, таких девушек в городе он не встречал. У неё были черные как смоль огромные глаза, в которых хотелось утонуть. Длинные темные волосы спадали далеко ниже плеч. Стан её был настолько зовущим, что Клаус прямо сейчас и прямо здесь, готов был начать решение демографического кризиса в России. Грудь её вздымалась при дыхании, как теплая волна ласкового южного моря. Клаус моментально понял, что он влип. Подойдя вплотную к барной стойке, он застыл, как кролик, парализованный гипнотическим воздействием удава. Он стоял и молча смотрел на неё как бездомный мальчик на новогоднюю игрушку, выставленную в витрине дорогущего магазина.
-Вам чего, а то мы скоро закрываемся? – спросила девушка слегка грубоватым голосом, но голос её отнюдь не портил, а напротив добавлял какого то экзотического колорита, как пряная специя, добавленная в мясное блюдо.
-А Вы смотрели мультфильм про Шрэка? – сам не зная почему спросил Клаус.
-Смотрела, а вы что Шрэк, а Юрич ваш ослик? – хихикнула в ответ девушка.
-Меня Клаус зовут.
-Так чего, Клаус, заказывать будешь чего-нибудь, а то говорю же, закрываюсь я скоро.
-Буду! – утвердительно ответил Клаус.
-Чего Вам?
-Два пива, пожалуйста, а Вас как зовут?
-Атан, а что?
-А, вы замужем?
-А к чему такой интерес к моей скромной персоне? – язвительно спросила Атан.
-А вам Коля отдал за пиво?
-Отдал, я ему сдачу отдала, а чего.
-А вы замужем? – переспросил Клаус, смотря на Атан и не в силах отвести от неё глаз.
-Нет, не замужем и пока не собираюсь, Вам что, два пива?
-А, можно я Вас провожу после работы? – смущенно спросил Клаус.
-Можно, только идти далеко придётся, я на другом конце живу.
-А я Вас подвезу, я на машине, договорились?
-Договорились, так Вам что – два пива.
-Нет, одно пиво и одно кофе, Вы через сколько закрываетесь?
-Минуть через пятнадцать – двадцать.
-Хорошо, через пятнадцать минут я буду ждать Вас у выхода.
Клаус схватил пиво и быстро понесся к столику, за которым его ждал полудремлющий Юрич.
-Юрич, вставай, поехали, я тебя до дома отвезу, у меня одно неотложное дело появилось.
-Клаус, ты чего, а пиво?
-Давай быстрее, время не ждёт.
-А по****еть, - не унимался Юрич.
-По дороге поговорим – ответил ему Клаус, ведомый силой, намного более сильной чем желание нажраться.
Клаус взял Юрича под руку и быстро повел его к машине. Скорости, с которой он ехал по деревенскому проселку мог позавидовать Шумахер на трассе Формулы один. Юрич всю дорогу пел песню про Стеньку Разина, делая усиление на фразе «Нас на бабу променял», которую он пропел несколько раз к ряду. Остановившись у дома Радиатора и подождав пока он вылезет, Клаус резко рванул обратно. Когда он подъехал к бару, Атан уже закрывала дверь. «Фу, успел!!!» - подумал Клаус.
-А я думала, не приедешь, так, пошутил! – улыбаясь во весь белозубый рот сказала, нет пропела Атан.
-Ну, ты, что? Как я мог обмануть такую красавицу! – сказал Клаус, открывая перед ней дверь.
Атан села на переднее сидение рядом с Клаусом, автомобиль плавно тронулся с места, по радио играла спокойная музыка.
-Тебя куда отвезти, - спросил Клаус романтичным голосом.
-Домой, здесь дискотек и баров кроме «Элегии» нет.
-Домой так домой, а где у нас дом?
-Едь по дороге, я скажу, где тебе повернуть.
Минуту они проехали молча, каждый думая о своём. Кромешная тьма за окнами автомобиля добавляя какой-то загадочной романтики, будто и не в машине они, а в карете и не по «Красному сучкорубу» чешут, а по сказочному заколдованному лесу прекрасный принц везет свою избранницу в её родовое поместье. Клаус толкнул кассету в магнитофон, и спокойную музыку сменила бойкая мелодия, и какая-то девушка вызывающим голосом запела:

Мне с тобою так ****ато,
Ты помощник депутата.
Знаю, что ты милый близко
И намокла моя киска.

Атан после этих слов слегка наморщила лоб, но ничего не сказала, продолжая слушать дальше.

Даришь кольца, даришь серьги,
На меня ты тратишь деньги.
Рестораны все и клубы,
Ты целуешь меня в губы.
Пляжи, Кипры и Мальдивы,
Отдыхаем мы красиво.
Яхты, катера, круизы,
Ты мне делаешь сюрпризы.
Виллы, номера, Нью-Йорки,
Зимний отдых на Майорке.
Жили мы, а не дрочили,
Пока тебя не замочили.
Было мне с тобой ****ато,
А теперь пустая хата.
Только я не сяду в лужу
И найду другого мужа!

-Клаус, а что это за исполнитель, чего-то я не слышала такого, это, что у вас теперь такое в моде?
-Это группа «Мокрая киска», так, прикольно послушать, а тебя, что шокируют нецензурные слова.
-При моей работе падать в обморок от крепких слов всё равно, что……. Ну, вообщем меня это не шокирует, а ты что фанат?
-Да, нет, так кассету брат забыл, вот я и слушаю.
-А, брат у тебя кто?
-Да, он водителем работает, специального назначения.
-Это как, в КГБ что ли?
-Ну, Атан, во-первых, КГБ уже давно нет, а во-вторых, при чём здесь мой брат, ты лучше о себе расскажи, ты с кем живёшь?
-Я, с отчимом.
-А мать где?
-Умерла, - после этих слов Атан осунулась и повернулась в сторону окна.
-Извини, не хотел обидеть.
-Ничего, все там будем. Я свыклась, только отчим достал, сил больше нет.
-А, что за проблемы?
-Да, ладно. А, ты знаешь, я хочу в институт поступать, готовлюсь вот. В профсоюзный, хочу туристическим бизнесом заниматься. Страны разные, города: Париж, Рим, Венеция.
-Венеция?
-Да, а что?
-А у моего брата мечта: напиться в Венеции на гондоле и чтоб ему на гитаре играли, а под конец гитаристу заказать песню про Стеньку Разина и на последнем куплете выкинуть его за борт.
-Весёлый у тебя братец.
-Да, этого у него не отнять.
-Так что буду поступать, - сказала Атан после небольшого затишья. Сначала хочу в фирме поработать, всё разузнать, а потом обязательно своё дело открыть и чтоб центральный офис на Невском проспекте.
-Так, ты в Питер учиться хочешь ехать?
-А, куда, не в Кальмаровское же ПТУ на тракториста, я уже и узнала всё, где что находится.
-Ну, это ты молодец, я тебе свой телефон оставлю, ты звони, не стесняйся.
-Хорошо, спасибо, ой, вот здесь направо, до конца этой улочки.
Машина повернула, проехала мимо двух покосившихся халуп и уперлась в забор за которым красовался шикарный по меркам «Красного сучкоруба» дом.
-Ну, всё, я приехала, - произнесла Атан и принялась искать дверную ручку.
-Подожди немножко, давай ещё поговорим, а то Юрич спит наверно, а мне спать совсем не хочется, да и хмель как рукой сняло, когда я тебя увидел.
-Прям таки рукой, - расхохоталась Атан, по тебе не скажешь.
-Да ладно, не придирайся, понравилась ты мне очень.
-Ой, очень, у самого, наверное, жена в городе, ребятишки, а здесь обручальное кольцо в карман спрятал и давай своим джипом деревенским девчонкам мозги припудривать.
-Ты, чего, - возмутился Клаус. Не женат я и детей у меня нет, хочешь, паспорт покажу.
-Ну, вы может и не расписаны, но живешь то ты точно не один.
-Один, честно один и нет у меня никого, не встретил ещё, а может уже и встретил, тебя встретил!
-Ой, прям, любовь до гроба!!!
Клаус ничего не ответил, просто взял Атан за руку и положил свою голову ей на колени. И ему стало так спокойно, так здорово, как будто он маленький мальчик, а Атан его мама. Он медленно перебирал пальчики на её руке, а она приняв условия игры, стала гладить его по волосам. Так продолжалось минут, наверное, пять, пока Атан не поцеловала его в макушку.
-Всё, Клаус, мне уже пора.
-Точно, пора, а завтра ты чего делаешь.
-Работаю, с пяти вечера в баре.
-Так я зайду?
-Конечно, заходи, если захочешь, а тебе что назад возвращаться не надо?
-Придумаю что-нибудь, - сказал Клаус, думая о том, что же ему наплести шефу, но одно зная точно, что он должен увидеть Атан ещё раз, иначе ему не жить.
-Ну, всё, я пошла! – сказала Атан и открыла дверцу.
Клаус посмотрел как она открыла калитку и подошла к дому, посидел минут пять в любовной истоме, завел машину и начал медленно разворачиваться в узком тупичке. И когда он уже почти вырулил, чтобы уехать, он услышал какой-то шум, раздававшийся от дома, куда только что ушла Атан. Клаус остановил машину, открыл окно и прислушался, звуки раздавались из того самого дома. Кричал какой-то мужчина, потом что-то разбилось и начало падать. Клаус всерьез обеспокоился и вышел из машины не зная что ему делать. Нет, он не был трусом, просто он рассуждал о том, что прилично ли будет ломиться в чужой дом и вписываться в чужие семейные разборки. Шум стих, дверь отворилась и оттуда выбежала Атан со спортивной сумкой в руке.
-Ну и катись потаскуха, что ты без меня можешь, кому ты нужна, завтра же приползешь на карачках, сучище! – неслось из дома.
Добежав до забора, Атан открыла калитку и застыла, увидев Клауса. Её лицо было в слезах, волосы растрёпаны, на нижней губе был еле заметный кровоподтек.
-А ты чего здесь? – спросила она дрожащим голосом.
-Да вот, - развел руками Клаус, а ты куда?
-Не знаю, теперь не знаю, - сказала Атан и расплакалась.
-Садись в машину, - жестко отрезал Клаус, в критических ситуациях он умел вновь становиться мужчиной.
Они быстро выехали из тупичка и Клаус, не зная куда ехать дальше, просто повернул направо и продолжил движение по просёлку. Он ни о чём её не спрашивал, она вытирала слёзы, уставившись в пол. Они молча ехали, Клаус слушал, как она нервно всхлипывает и терпеливо ждал, когда она заговорит. Не смотря на всю отвратительность этой ситуации, в груди Клауса хохотал огромный костер радости. Он был несказанно рад, что девушка, которая так ему понравилась, в которую он влюбился с первого взгляда как школяр в свою учительницу по химии, сейчас сидит рядом.
-Сука он – отчим. Сволочь, пидор гнойный! – сказала Атан едва успокоившись и вновь заревела.
-Да успокойся, Атанушка, что случилось то? – Клаус пытался выразить своим голосом участие и неземное сочувствие.
-Чего случилось! Да, года не прошло, как мать померла, а он приставать стал. Любит он меня оказывается! Да, с подходцами своими, житья от него совсем не стало. А как выпьет, так прям силой в постель тащит, еле от него отбивалась. Бар этот его и дом тоже. Он и давил, давай мол живи со мной, всё у тебя будет. А я на его рожу смотреть не могу, ведь это из-за него мать то, бил он её. А он всё давил и давил, подарочки там разные, то да сё. А я не хочу здесь жить, с этими упырями, я учиться хочу, я мир хочу увидеть не с экрана телевизора, а всамделишный!!! У меня, между прочим, золотая медаль из всего выпуска у одной в районе, а я в этом баре стою, трактористов обоссаных обслуживаю, как мне их рожи обрыгли!!! Сил моих больше нету. А сегодня увидел, что ты меня подвёз и давай сцену закатывать, посуду бить, ну я ему и сказала пару ласковых, а он мне в морду, не сильно, но все ж. Клаус, поверни здесь, там ручей, я умыться хочу.
Клаус повернул туда, куда указала Атан, и остановил машину около небольшого весело журчащего ручейка. Девушка подошла к воде, наклонилась и стала совершать «ритуал омовения». Окончательно успокоившись, Атан вернулась в машину, и сев рядом посмотрела на Клауса. Клаус обнял её и поцеловал. Земля закружилась с бешеной скоростью под ногами Клауса и, проваливаясь в бездну чувств и страсти, он понял, что домой он возвращается не один…..
Клаус потер свой нос, налил себе ещё водки, приговорил её и вновь провалился в воспоминания.
…..Уже прошло две недели с того момента как Атан жила с Клаусом в его квартире. Это были дни неописуемого восторга и ночи непередаваемого экстаза. Клаус не жил, он буквально парил над землей, окрыленный своим чувством. Каждое утро Атан начинала с вопроса обращенного к Клаусу: «Клаус, а куда мы сегодня двинем?». И Клаус двигал. Для начала он пытался показать Атан музеи своего города, в которых он и сам не был со школьной скамьи. Атан делала вид, что ей интересно, но особого энтузиазма по этому поводу не испытывала. Куда больше её воодушевляли магазины и модные клубы, о которых она так долго мечтала длинными угрюмыми вечерами в «Красном сучкорубе».
Время шло и ещё одной новой страстью Атан стало обустройство двухкомнатной квартиры Клауса. Она накупила туда разных штучек-дрючек и начала настаивать на том, чтобы они начали делать ремонт. Клаус не был принципиальным противником переустройства собственного жилища, но было одно обстоятельство, которого не знала Атан, и о котором он ей никак не решался рассказать. Дело в том, что это была не его квартира, это была квартира его брата. А сам он жил с родителями в загородном доме, он просто попросил брата временно пожить в его комнате, пока у них с Атан всё устаканится. Брат был человеком несемейным и потому легко согласился, по мнению Клауса легко, а как там было на самом деле – кто его знает. Страх разоблачения преследовал Клауса, невидимкой следуя за ним по пятам. Но это были мелочи по сравнению с тем чувством, которое его переполняло.
Стараниями Клауса, Атан была устроена в институт, одета по последней моде, ухожена в лучших косметических салонах. Из провинциальной девочки из-за барной стойки она медленно, но верно превращалась в герлицу с глянцевой обложки новомодного журнала. Жизнь их текла медленным потоком. Клаус допоздна работал изо всех сил стараясь быть на высоте, собою же принятых стереотипов, Атан в это время лениво посещала лекции в институте, не забывая при этом магазины и тусовки. На последних, среди институтских барышень, она даже сыскала себе славу рассудительной и находчивой девушки, знающей жизнь не понаслышке. Весь институтский «бомонд» с удивлением переходящим в неподдельный восторг упивался её история про «жуткий и дремучий» уклад жизни красносучкорубцев. В её историях они представлялись не иначе, как грубые неотесанные чудовища, основным желанием которых было нажраться до полного изнеможения и после этого либо выяснять отношения в бесконечных драках, либо искать себе предмет животного вожделения для уестевствления своих похотливых надобностей.
Жизнь Клауса и Атан текла куда-то, превращаясь в круговерть зарабатывания и траты денег, причем зарабатывал их Клаус, а тратила Атан. При этом тратила она их весьма успешно. Она часто засиживалась у своих новых подруг, иногда даже оставаясь у своей, как она говорила, лучшей подруги Аллы, на ночь. Но Клаусу это даже нравилось, или скорее он делал вид, что нравилось, не желая иметь дело с действительностью. Настораживало только то, что, сколько Клаус не просил взять его с собой на их вечеринки, Атан его с собой ни в какую не брала. Объяснялось это просто: «Мне надо с девчонками посидеть, а при тебе они воды в рот наберут. Ты меня и так любишь и будешь любить и худую и толстую, а мне надо, чтобы это подтверждали окружающие, имеющие непредвзятый взгляд». Клаус внушал себе что-то про то, что на дворе двадцать первый век, он европейский современный мужчина, а не восточный «бай-шакал нагайка бил», и что Атан вполне свободная женщина имеющая право проводить свободное время так, как ей заблагорассудится.
Брат Клауса не беспокоил и квартира в которой они жили постепенно обустраивалась, становясь похожим на нормальное мещанское гнездышко, а не на холостяцкий обитель пороков. Незаметно, в суете домашних дел, наступила зима, не за горами был новый год.
-Ты, чай будешь? – спросила Атан, пришедшего с работы Клауса.
-А, горяченькое есть что-нибудь? – весело переспросил её Клаус.
-Могу сосиски сварить, а вообще на ночь есть вредно.
-Но, я хочу, я целый день ничего не ел, всё бегал, бегал.
-Ой, и куда ж это ты, бедненький, бегал?
-Как куда? По работе, – с удивлением ответил Клаус.
-Да, ладно, в офисе целый день сидел, по телефону разговаривал да шарики на компьютере гонял, ну может ещё пару раз куда-нибудь на своём джипике прокатился, а я, между прочим, все ноги стоптала пока нам эти занавесочки на кухню нашла, а ты даже и не заметил, внимательный ты наш!!!
-Ой, и, правда, хорошие занавески! – смущенно ретировал Клаус.
-Занавески? А то, что я «химию» сделала, это тебе уже замечать не нужно.
-Точно, нормально, а зачем? – по мнению Клауса, ей и без «химии» было хорошо, хотя и с «химией» было не плохо, когда у человека красивые волосы, их вообще трудно, чем-либо испортить, но озвучивать свои мысли Клаус не стал, лишь покачал головой в знак признательности Атан за те жертвы, на которые она готова пойти ради собственной красоты.
-Нормально? А маникюр, смотри у меня же стразики!
-Атан, я есть хочу.
-Есть!?!?!?!! У тебя одно на уме, - сказала Атан и демонстративно вышла из кухни.
Первым желанием Клауса было догнать её, обнять и извиниться, но урчащий желудок притормозил его порыв как раз возле холодильника. Клаус достал из морозилки две сосиски, больше там ничего не было, и поставил их вариться. В самом холодильнике он нашел лишь обветренный кусок сыра, хлеба тоже не было, были лишь кукурузные хлебцы, которые, по мнению Атан и её подруг, не портили фигуру.
Проглотив свой ужин и запив его зелёным чаем, черный, по мнению Атан отрицательно сказывался на психике, делая человека агрессивным, Клаус пошел в комнату. Атан лежала на расстеленном диване, головой уткнувшись в подушку.
-Атан, Атушка, Атулечка, - ласково позвал её Клаус, и присев рядом ласково потрогал за её обнаженное притягательное плечико.
-Не трогай меня, - огрызнулась в ответ Атан.
-Ну, ты чего, обиделась что ли, хорошие занавески и прическа отличная, ну, Атка, ты чего?
-Не мешай, мне спать надо, у меня зачет завтра! – Атан резко дернула плечом так, что Клаус чуть было не свалился с дивана.
-Да, пошла ты со своим зачетом! – психанул Клаус и отправился спать в другую комнату.
-Вот и пойду, - тихо пробубнила Атан, так что Клаус этого не услышал.
Вечером следующего дня, когда Клаус как обычно часов в десять пришёл домой, Атан дома не было. Клаус пробовал позвонить ей на мобильный, который недавно подарил, но он тоже хранил молчание, сообщая, что абонент недоступен. Клаус открыл бутылочку пива и грустно уселся перед телевизором, наблюдая за тем, как двадцать мужчин в трусах гоняют по полю один мячик. Он сидел, абсолютно не понимая, что происходит. Пока где-то около полуночи на его мобильном аппарате не засветилось улыбающееся лицо его возлюбленной, и незатейливая мелодия группы «Мокрая киска», записанная в формате МП-3, которую Атан успев полюбить, сама поставила на свой номер, возвестила о её звонке Клаусу.
-Клаус, привет, как дела? – спросила Атан возбужденным довольным голосом.
-Атан, ты где, что случилось?
-Клаус, ты вчера убежал от меня, вот я тебе и не успела сказать, что мы собираемся всей группой после института, я зачет сдала, мы с девчонками сейчас в клубе, отмечаем, ты не волнуйся я у Алки переночую, до завтра, пока, целую!!!
Клаус пытался что-то сказать, но в ответ уже пошли гудки, он перезвонил ей, но телефон уже был выключен. В это момент он понял, что он и Атан живут в каких-то параллельных мирах с разными законами и уровнями понимания. Ему вспомнилась история, произошедшая с ним в школе.
Году в восемьдесят задрипанном появилось у него чудо чудное расчудесное, под названием Кубик Рубика. Но не того Рубика, который Рубик-джан, что с Мимино на КРАЗе ездил, а Эрне Кубика, преподавателя архитектуры из Будапешта, который для своих учеников придумал эту головоломку, чтобы они своё пространственное мышление развивали. Так вот, никто, как не пытался, не мог этот кубик собрать. Очкарики, отличники, хорошисты, даже сам преподаватель физики Александр Араратович пытался, не получилось. Журнал «Наука и жизнь» до их класса не дошел, а сами они с этим никак не могли справится. И тут один двоечник, прогульщик, который впоследствии стал отпетым рецидивистом, взялся за один урок его собрать. Ну, ему никто, конечно, не поверил, учителя пытались, а тебе, Костя (так его звали) куда? А он, давай попробую, если не осилю, то три рубля ваши, а если осилю, то рубль мне. Ну, Клаус со своим другом и согласились на спор, выигрыш или проигрыш пополам, хотя про проигрыш они, конечно, не думали, будучи полностью уверенными, что по полтора рубля уже у них в кармане. На уроке труда и решили устроить своё пари. Прозвенел звонок и Клаус отдал кубик Косте, с тем, что если он соберет все грани по цветам до окончания урока, то рубль его, а если нет, то три Клаусу и его другу. Костя взял в одну руку загадочный кубик, в другую отвертку и, хрясь, подцепил так, что он рассыпался на составляющие. Затем преспокойно собрал как надо и тут же отдал Клаусу с требованием своего выигрыша. Формально Костя выполнил условия пари, просто в понимании Клауса его действия были недопустимыми и нечестными, хотя они и не договаривались, что так делать нельзя. Просто слишком разными были подходы спорщиков. Клаус в этом споре видел битву интеллекта, а Костя, который жил в далеко неблагополучной семье, просто хотел получить рубль, потому что дома ему никто его давать не собирался, родителям самим не на что было выпить.
Вот и сейчас Клаус ощущал себя с Атан существами с разных планет, из разных цивилизаций. Он хотел крепкой семьи, дома «полная чаша», чтоб было чего пожрать вечером и с кем поговорить про проблемы, накопившиеся за день, составить общие планы на будущее. Чтоб женщина ждала его дома, «согревала очаг», участвовала в его жизни, а он со своей стороны обеспечивал бы семью всем необходимым. А в Атан, вспоминая свою недолгую с ней жизнь, он увидел девушку, которая вырвалась из ненавистного ей дома и её понесло как отпущенную пружину. Дом её волновал только как место проживания и средство воздействия на своих подруг, дескать, смотрите, у нас всё как у людей, а Клаус, исключительно как аппарат, снабжавший деньгами её желание быть лучше, и иногда ласкавший её плоть. Этакий банкомат с вибратором в одном лице. Но это Клауса совершенно не устраивало, и он решил, что пора устраивать «разбор полётов». Успокоившись на этой мысли, он завалился спать.
Проснулся он где-то около часа дня. Атан не было. Он набрал её номер – молчание. Пошел на кухню, заварил себе нормального черного чая, который вчера купил, и принялся его попивать маленькими глоточками. Примерно через час раздался шум открывающейся двери, и на пороге появилась Атан.
-Привет, Клаус, - сказала она незатейливым голосом. Чего делаешь? Опять черный чай пьешь, я же тебе говорила, что он делает людей агрессивными.
-Что, хочу, то и пью, - грубо ответил ей Клаус.
-Ну, вот, ч.т.д., я же говорю агрессивность.
-Ты мне своими диетическими байками мозги не полощи, ты, почему так себя ведёшь?
-Как так?
-А ты не понимаешь, думаешь, я не помню, сколько раз ты дома не ночевала. Меня с собой не берешь как будто я прокаженный. Или назад в свой ****ый «Сучкоруб» захотела, к отчиму алкашу, забыла как он тебя ****ил!? – голос Клауса был яростен и настойчив, как в тот раз, когда он начал бить Костю из класса не желая отдавать тому выигрыш, считая его победу бесчестной.
Атан в начале осунулась от такого наезда, она никак не ожидала от своего милого, доброго, заботливого Клауса услышать такие слова. Но постепенно её удивление прошло.
-Отчим любил меня, любил, понимаешь, как женщину любил. И я его любила и люблю. Просто, ты подвернулся, и всю жизнь из-за тебя пришлось переиначить. А он хороший, он знаешь, какой, ты просто его не знаешь, он не то, что ты, слюнтяй доморощенный! Это я с ним была сегодня и тогда. А ты, сволочь, всю жизнь мне изгадил, педераст! – речь Атан была очень импульсивной, зачем она это говорила она не знала. Ни с каким отчимом она не сожительствовала, а уж тем более не была сегодня. Просто ей очень хотелось сделать Клаусу больно, за то, что ей сказал…….
……. Клаус выпил стопку водки и подумал: «Сука ты всё-таки, Атан, я тебя любил, души в тебе не чаял, а ты…. со своим отчимом…». После этого выпил и, насадив кусочек сердца на вилку, произнес: «И сердце у тебя сучье, жесткое».