Октобэрфэст

Oktoberfest.

Приятный женский голос диспетчера с ноткой сексуальной истомы, будто сожалея о предстоящей разлуке, напоминал, что регистрация пассажиров на рейс Москва - Мюнхен заканчивается и, следовательно, стоит поторопиться. Резонно, согласился со мной Виталик. И мы опрокинули за стойкой дьюти фри на посошок, искренне полагая, что если в самолёте окажутся дураки и пьяницы, то полёт пройдёт без происшествий. Поскольку насчёт дураков ещё могли возникнуть кое-какие сомнения, то, чтоб наверняка, мы добровольно решились выступить для остальных ничего неподозревающих в роли эдаких слегка окосевших ангелов-хранителей. Правда, оказавшись у самого КПП, стало ясно, что в этом перелёте крылатому коню уже ничто не может угрожать. Таких ангелов впереди нас насчитывалось никак не менее двух десятков.

- Ну, как, Стас (это, типа, я), возьмут нас за булки на досмотре или пронесёт? Ваше мнение эксперта?
- Всё просушено, переложено, антисептировано… Ни одна собака не учует. Но самый прикол, что объяснять станем, если всё же возьмут?
- М-да… Погранцам с ментами так вот запросто не объяснишь, сто пудов. А вот в дурдоме очень даже войдут в положение. Хе-хе…
- Вит, не пуржи. Идея-то в чью такую умную башку стукнула? В мою что-ли? Вот и стой, не дёргайся. Спокойствие, мой друг. Только спокойствие.

Идея, действительно, была ещё та. Однако, по порядку. Прошлой весной мы с Виталиком и ещё группой ответственных товарищей проходили в славном граде Мюних, ой, Мюнхен то есть, довольно обширный курс неважно чего в рамках межправительственных соглашений наших теперь уж совсем дружественных стран. Программа подготовки оказалась весьма напряжённой, но здорово помогало знание языка, который, по мнению подозрительных бюргеров, русские выучили, как и легендарный капитан милиции, Иван Данко из кинофильма «Красная жара» ещё в советских спецшколах контрразведки где-то под Киевом.

Но суть заключалось в другом. Для усвоения пройденного материала мне с Виталькой вполне хватало дневного курса лекций. И вместо того, чтобы вечерами торчать как остальные наши коллеги в номере, обложившись немецкими распечатками, и штудировать по слогам «пройденный» материал, мы спешили поближе познакомиться с местными достопримечательностями во всех их ипостасях. А таковых здесь найдётся ой как немало. Впрочем, оставлю как-нибудь на потом для другой истории. А мы с вами вернёмся к этой.

Так вот. Если кому-то из вас доводилось останавливаться в «Дэраг Отеле», в том, что расположен на тихой и уютной Арабэлла штрассе, пусть даже и не на два с половиной месяца, как мы, а всего на недельку-другую, тот без труда узнает описываемое мною место. Вы можете запросто оказаться там, если на выходе из гостиницы повернёте влево, в сторону живописного парка с поросшим ручьём в низине и старой водяной мельницей, переоборудованной в ночную дискотеку. Поднявшись вверх вдоль аллеи, Вашему взору откроется живописный вид с позднероманским монастырём через автостраду с одной стороны и симпатичным кабачком нашего вновь обретённого французского друга Жака с другой. Кстати, будете у Жака, передавайте от нас привет. Не пожалеете, особенно если Жак узнает, что следующей осенью мы снова собираемся навестить его заведение. Как это проверить, спросите Вы? Очень просто: у него на лбу выступит холодная испарина, а самого начнёт колотить мелкой дрожью. Неужели, гад, как и обещал, к нашему приезду выставит охрану? Кхм, извините, несколько отвлёкся.

Так вот. Снова повернув влево и оставив позади сей гостеприимный оазис, Вы окажетесь через несколько минут неспешной прогулки у шикарного моста с не менее шикарным видом на мелкую речушку с прозрачной как слеза неглубокой водой, лебедями (и это в центре города у оживлённого автобана!), прочими утками и ещё какими-то немелкими рыбинами, по виду явно не мутантами, весело снующими у самой поверхности. Сразу за мостом, за рощицей, как ориентир, чудо урбанизированного досуга кинотеатр «IMAXX».

Но это днём. Октябрьской же ночью, особенно поздней и безлунной, коей и весьма навеселе мы возвращались из знаменитого Хофбройхауз (такая старинная трёхэтажная пивнушка на пару тысяч мест), приглушенный свет мостовых фонарей скрадывает бОльшую часть прелести этого уголка, нежели случись Вам оказаться здесь при свете солнечном. Но особую атмосферу, включая и наши пивные пары, оно, определённо, навевало. Как водится, остановились на середине моста, отхлебнули на брудершафт из плоских фляжек и, закурив, затянули во всю глотку Lili Marleen, для пущей правдоподобности подперев одну из приглянувшихся латерн, фонарь то бишь. На втором куплете внизу под мостом вдруг что-то тяжёлое ухнуло по воде. Ну, мы естественно метнулись к каменным перилам поглазеть. А там…

А там, не обращая на нас никакого внимания, какой-то мужик решил порезвиться в воде в чём мама родила. Впрочем, присмотревшись, оказалось, что не какой-то мужик, а очень даже знакомый парень лет тридцати. Не то чтобы я такой уж злой, просто память у меня хорошая. Особенно зрительная. Видел его пару раз среди персонала отеля, на кухне ресторана, куда (не на кухню, а в ресторан, конечно) мы с Виталькой порой заглядывали утром, чтобы наскоро перекусить. Выходит, что кашеварит он. Даже имя его запомнил, оно у него такое редкое и трудно запоминаемое. Я тогда подумал «из венгров, наверное», а с моста по-русски окликнул: «Иван (так звали парня), ты пьян?»

Иван, задрав голову с выпученными, видимо, от неожиданности на нас глазами, так и остался стоять по самые… э-э…, по пояс в холодной воде, в общем. В конце концов, подумаешь, подумал я, ну, решил человек в октябре нагишом поплавать. Не видит же никто. Ночь на дворе. Но перестать удивляться мне ещё не грозило. Теперь почти такими же глазами, неуверенно переводя их то в сторону реки, то обратно на меня, смотрел и Виталька.

- Стас, ты перепил что-ли? Не там никого.
- Ни фига себе. Может, у тебя самого зрение не в тот угол упало? А это, по-твоему, кто? Хрен с горы? – и я указал на… , впрочем нет, на самого всё ещё замершего Ивана.
- Да хоть ты тресни! Никого там нет! – настаивал на своём приятель.
Я уже начал кипятиться, но вдруг парень как укушенный ломанулся к берегу, к ближайшему ивняку. Определённо, наше общество оказалось ему не по душе.

Однако, я решил довести начатое до конца и доказать Витальке ошибочность его точки зрения. Пришлось в срочном порядке переходить на немецкий и пообещать Ване, что если он только дёрнется при одной лишь мысли смыться, то будет иметь дело с полицией. «Полиция» - волшебное и практически святое для всех законопослушных и даже не очень граждан и неграждан федеративной республики слово возымело просто-таки чудодейственный, хотя и ожидаемый эффект. Парень вышел на берег и остался стоять, как ему и было велено. Мы спустились вниз и в обход, и скоро оказались рядом с этим дитя природы. Виталик продолжал меня удивлять, никого не замечая в упор. По-немецки (так для Вани, похоже, казалось доходчивее) я разрешил ему одеться, на что он ответил, мол, пожитки остались в отеле. Я чуть не протрезвел, а Виталик начал как-то подозрительно хихикать, утверждая, что слышит голоса, голос то есть. Правда, со странным акцентом. Филолог, блин! Не сговариваясь, мы дружно отхлебнули из фляг. Я предложил Ивану сделать глоток из своей, но он, поморщившись, отказался.

М-да, «смешались в кучу кони, люди…» Действительно, как Иван нагишом оказался чуть ли не в километре от отеля? К тому же я его вижу, а Виталька нет. Чертовщина какая-то. Мне жутко захотелось как можно скорее пролить хоть лучик света в тьму вопроса. И чтобы как-то успокоить хихико-заикающегося друга, я немедленно приступил к допросу, кхм, то есть, вполне светской беседе, если далеко заполночь под мостом в тусклом свете фонарей таковой её можно было назвать. Нахально попранная справедливость и вопиюще искажённая реальность просто-таки взывали к установлению истинного порядка вещей.
Когда всё стало более-менее понятно, хотя и маловероятно, Виталик, не забывая отхлёбывать, всё же постепенно, но пришёл в себя. Особенно после того, как Иван стал видимым и для него.

А узнать нам удалось следующее. Прежде всего, то, что родился я, оказывается, в субботу. Надо же! После случившегося, я готов был поверить, что нас Виталиком мама в понедельник родила. Но именно этот факт позволяет рождённым в субботу видеть некоторых вампиров даже тогда, когда те намеренно хотели бы сохранить своё присутствие инкогнито для остальных людей. Как бы в подтверждение своих слов Иван взял да и материализовался пред Виталькины мутны очи, отчего тот ёкнул в последний раз и уставился на упыря точно мышь на крупу. Точнее, не на упыря, а на убора. Так называется по-болгарски эта разновидность тварей. Хотя, где-то, но созвучно нашему упырю: упырь – убор. Но разница оказалась существенной. Уборы питаются кровью в самых исключительных случаях, пока, так сказать, не исчерпаны другие источники питания. Короче, уплетают они, будь здоров, практически то же, что и мы с вами. Правда, предпочтение отдают жидким вариантам блюд. После такого поворота у меня сразу как-то полегчало на сердце, ведь осиновые колы и серебряные распятия нашей экипировкой не предусматривались. Хотя аромат, полученный вкупе от сочетания умятых нами чесночных колбасок вперемешку с выпитым шнапсом, заламинированным пивом, мог отпугнуть, похоже, не только человека. Когда Виталька хотел потрогать убора на предмет группового глюка, тот, через силу удержавшись, чтобы не скорчить брезгливую мину, осторожно отступил на полшага. Значит, обоняние у них всё-таки есть.

На мой резонный вопрос, как Иван докатился до такой жизни, точнее нежизни он рассказал в двух словах, что приехал сюда на заработки, когда ещё был человеком, лет восемь назад. Беседа проходила на весьма забавной немецко-русско-болгарской смеси. Я мог понять лишь отдельные слова его когда-то родного языка (Гласные они жрут что-ли: тр… бр.. пр…). Иван же успел поучить русский в школе. А вот с немецким у него выходил явный швах. Поэтому, если он не понимал значения каких-то немецких слов в наших вопросах, то зачастую просил произнести их по-русски. Мы почти умилялись с Виталькой, когда счастливая улыбка озаряла Ванину физию, что всегда означало одно: Понял! Он понял! Кхм, извините, снова отвлёкся.

Так вот, приехал он сразу сюда, в Мюнхен. Довольно быстро нашёл работу по специальности. Сначала на подхвате, потом приподнялся до старшего повара. Стал прилично зарабатывать. Раз в месяц перечислял деньги престарелым матери с отцом в Пловдив, откуда сам был родом. Как водится, держал он на примете и девушку одну соседскую. Обещала, что, вроде как ждать будет. Раз в году он приезжал с коротким отпуском на родину. Решили, что ещё немного обживётся на неметчине, приедет, сыграют свадьбу, и увезёт её с собой. Да только вот от задуманного до сделанного оказалось слишком большое расстояние. Младшая сестра Ивана однажды написала ему, откуда у него уже авансом рога растут. Родители, оказывается, всё знали о будущей невестке, но не хотели огорчать сына. Мол, приедет, поженятся, и увезёт в дальние края. А там не знает и не скажет никто. А потом, глядишь, дети пойдут… В общем, стерпится-слюбится. Тем более, они опасались и не без оснований, что, не предупредив сына вовремя, могут лишиться его солидной денежной поддержки. А сестра вот устала терпеть и скрывать от брата как соседи судачат пока ещё украдкой за спиной о достоинствах его кустистой растительности на дырявой башке. Короче, эти гады натурально опустили нормального парня ниже плинтуса. Дойдя до этого места своей скорбной биографии, Иван чуть не расплакался прямо на наших глазах. Мы искренне поспешили заверить его в своей мужской солидарности, мол, твои соседи – козлы, родители – это святое, а бабы… Бабы они и в Болгарии разные попадаются.
Виталик уже ободряюще похлопывал убора по плечу, предлагая выпить на брудершафт и за нерушимую мужскую дружбу. И чтобы как-то утешить парня я без малейших колебаний предложил уступить ему свою эффектную подружку Ульрику из местных австрийцев. Девица та ещё. Мёртвого подымет. Кажется, мы всё-таки переборщили, потому что после этих слов Иван всё-таки разрыдался. Правда, уборы плакать не могут. Так можно было бы охарактеризовать его судороги, с которыми он катался, рыча, по траве.

Кое-как мы всё-таки успокоили Ваню и через некоторое время, окончательно придя в себя, он продолжил. В письме родителям он высказал решительно всё, что думает по поводу своих родственников, матерей соседей и бабушек знакомых. Отписал, что остаётся в Германии, и ноги его дома больше не будет. И вообще, пусть забудут, кто он и как его зовут. Взял на работе несколько отгулов и ушёл в страшный загул. Нервы, казалось, на пределе. Как-то такой же вот ночью, изрядно накачавшись, возвращался в отель в жилой блок персонала. Остановился на середине моста, выматерился на всех известных языках, да и сиганул вниз головой. А лететь без малого метров тридцать. Да и мелководье к тому же. Думал, что наверняка. Когда очнулся, уже светало. Огляделся, прибило его под ивняк у самого берега. Покряхтел, выбрался на ровное оглядеться, выходило, что снесло его на несколько километров. Странно, ничего вроде не болело. Особых ссадин тоже не наблюдалось. Решил, что до начала смены успеет проскочить в свою комнату незамеченным. Ведь мокрый весь с ног до головы. Удалось, правда, странным образом. Почти уже добрался, как вдруг столкнулся с одной уборщицей прямо нос к носу. Думал, всё, кранты. Доложит, начнутся ненужные расспросы, откуда в таком виде и т.д. и т.п. Иван почти инстинктивно вжался в стену вестибюля, а она прошла в миллиметре от него, в упор не замечая. В комнате всё лежало, как он и оставил. Принял душ, привёл себя в порядок. Есть что-то не хотелось. Спешить было некуда, у него ещё три отгула оставалось, включил телик… Матерь божья, чуть не вырвалось. Передавали утренние новости понедельника, а Иван упражнялся в суициде в ночь с четверга на пятницу. Он отсутствовал три дня и ничего, НИЧЕГО не помнит. Кстати, выходило, что сейчас он уже опаздывает на свою смену.

Виталька не удержался и перебил увлёкшегося убора.
- Что, ВООБЩЕ ничего не помнишь?
- Увы, вообще ничего. Удар, всплеск и темнота. Потом очнулся…
- Ага, гипс.
- Какой гипс?
- Проехали. Дальше-то что?
Иван описал свои новые и весьма подозрительные ощущения, о которых раньше даже и не предполагал. Мы узнали, что с обеда до полуночи убор испытывал сильную вялость. Обоняние резко обострилось, а вот чувствительность кожи почти пропала. Хотя это казалось сущей безделицей по сравнению с тем, что его выворачивало наизнанку от пары капель алкоголя. Жесткая пища также вызывала мучительные спазмы желудка. И, о ужас, всё, что ниже пояса уже никак не реагировало на представительниц прекрасной половины. Пульс – нитевидный. Сердце давало о себе знать не более пары-тройки раз в минуту. Трепыхаться чаще оно ни за что не хотело.
- А как же ты, Ваня, всё-таки определил, что ты стал именно убором да ещё в болгарском варианте, а не каким-нибудь немецким удодом? – теперь не удержался я.
- Да я потом интересовался. Понимаете, всё вроде сходится. Человек умирает в момент максимального выплеска ярости – раз. Смерть в результате утопления – два. На кровь меня совсем не тянет – три. Уже более чем достаточно. Но четвёртый пунктик не оставляет никаких сомнений в том, кто я теперь, - если бы уборы могли краснеть, готов поклясться, у Ивана лицо приняло такое выражение, как если бы человек покраснел.
- Ладно. Твоя анатомия с физиологией в придачу беспокоят нас мало, - резюмировал Виталька, - живи, коль живётся. Тем боле другим ты вроде не мешаешь. Мы никому ничего не скажем. Да, Стас? – вопрос звучал скорее как утверждение.
- Конечно, Иван. Что мы, фашисты что-ли? А про последний пунктик скажи всё же. Уж чтоб на чистоту. Ну и за взаимодоверие, так сказать.
Иван опять «покраснел», но почти шёпотом поведал нам о своей почти слепой страсти, обусловленной его перевоплощением. Это было так трогательно, что мы с Виталькой решили, будем гадами последними, если не поможем нашему болгарскому брату. Тем более, в этих краях эту штуку такого качества ни за какие бабки не достать. Потом, как ни в чём не бывало, мы расстались, обещая свято хранить нашу тайну в пределах Шенгенского союза и территорий стран бывшей Югославии.

Забегаю вперёд. Контроль мы прошли благополучно. Добрались на место без приключений, за исключением тех, которые сами искали на свои… Впрочем, неважно. Важно, что Ваня был просто счастлив встрече с нами. Пятьдесят килограммов коровьих лепёшек экстра класса. В высшей степени экологический натур продукт с полей и весей матушки России оказался изысканным деликатесом (а не каким-нибудь местным эрзацем) и, одновременно, чуть ли не единственным продуктом, который безо всяких неприятных последствий для желудочной системы могут употреблять уборы.

Хм, - спросите вы. Почему уборы? Ведь Ваня, вроде, как один. Оказалось, за несколько лет он успел познакомиться, прям, чуть ли не с целым анклавом болгарских уборов на баварской земле. Переправили и мы пару партий. Писал, что хочет предложить нам открыть совместный бизнес. Международное предприятие, блин. Уже всё посчитал. При таких оборотах прибылЯ обещают быть очень и очень некислыми. Тем более у него клиентская база уже в очередь выстраивается. Вот удод!
Хотя мы с Виталиком вот думаем, что идея-то действительно неплохая. Только что же всё-таки говорить на таможне, если однажды возьмут за булки?