Вы не поверите...

" Меняю яркие воспоминания на свежие
впечатления " М.Жванецкий

Вы не поверите, сегодня рядом с палатками археологов, ведущими в нашем древнем Ашкелоне раскопки, я вдруг увидела лежащего живого верблюда. Вы скажите, что удивительного – ведь восток. Встречала навьюченного верблюда в пустыне Арава, на Масличной горе в Иерусалиме и в Кумране, как экзотику для фото на память, а в Ашкелоне - никогда.

Лошади с наездниками и без, навьюченные и не навьюченные ослики – бывало, но как-то не впечатляли, а вот верблюда увидела впервые и удивилась. Расположился он на травке и мирно так, спокойненько жевал её...
Как часто трудно предсказать, куда вдруг плавно потекут мысли, ведомые исключительно какой-нибудь ассоциацией, в данном случае нелепостью встречи с верблюдом в центре города.
Мне вспомнилось, как в Санкт – Петербурге, тогда ещё Ленинграде, в Александровском саду у комплекса Адмиралтейства среди классической архитектуры и мраморных скульптур я тоже увидела верблюда. Правда, не живого, но так же неожиданного, как сегодня в Ашкелоне.

Тот верблюд был частью памятника знаменитому путешественнику Пржевальскому. Памятник сложен из гранитной скалы, увенчанной бронзовым бюстом Пржевальского, а подножья скалы – изваяние лежащего навьюченного верблюда в натуральную величину. Мне он тогда тоже показался неуместным в таком « изысканном обществе». Правда, возле него было много играющих детей, что как-то оправдывало его пребывание там.

В Ленинграде я бывала по несколько раз в году на протяжении примерно лет двадцати пяти по делам службы, в командировках. Поводы для командировок бывали разные, иногда серьёзные, иногда просто дипломатические, например, формальное присутствие на каком-то совещании у «смежников». Так мы называли проектные организации смежных специальностей, принимавшие, как и наш институт, участие в разработке комплексных проектов. Тогда удавалось осуществить несколько направлений персональной программы пребывания в городе.

Направления были следующие: духовное и материальное. Первое, я думаю понятно, когда речь идёт о Ленинграде, а последнее имело два подраздела: продовольственный и промтоварный. Попытаюсь объяснить. Тем, кто жил в столичных городах бывшего СССР помнятся, думаю, набеги провинциалов на их торговые точки. Харьков, двухмиллионный промышленный центр, бывшая украинская столица, всегда считался городом инженерным, промышленным, городом- тружеником, городом духовным. И вполне справедливо.

Достаточно назвать имена, для тех, кто не в курсе. Поэты и писатели Михаил Светлов, Кульчицкий, Даниэль, Лимонов, Чичибабин, физики - Асбель, Воронель, братья Лифшицы, Ландау, кинорежиссёр Инин, актеры - Гурченко, Фатеева, и многие другие. Этот список знатных харьковчан можно продолжить. Харьковчане всё производили, но ничего не имели. А, имели только то, что «охраняли», по формуле М.Жванецкого.

Иногда, правда, кое-что у нас «выбрасывали». Заезжие иностранцы с пониманием говорили, что у них такое тоже выбрасывают. Столицы и крупные города снабжались лучше, отсюда стремление выехать за пределы и решить насущные проблемы личного характера.

Тем более, когда подворачивалась командировка. Заказы на покупки прибывали со всего института, как только проносилась весть, что кто-то едет. Отказываться было неудобно и непринято. И мы выезжали в командировки с кучей поручений, чужими деньгами, волнениями и головной болью на производственные темы.

Ленинград был наводнён тогда финскими товарами, а границу с Финляндией на выходные дни открывали в одностороннем порядке, в смысле для финнов. Измученные сухим законом, они «валом валили» в Ленинград, где надирались вусмерть. После чего, дежурные администраторы интуристовских гостиниц делились с, непонятно как затесавшимися к ним, соотечественниками:

-Такое случилось! Такое случилось! – и, беспокойно оглядываясь по сторонам, шепотом сообщали: - У нас финн пропал?! А потом заморский гость благополучно находился в вытрезвителе ближайшего отделения милиции. За финна платили доллары, и все оставались, довольны, и финн, утоливший алкогольную жажду, и наше государство, получившее мзду.

Нам, командировочным, поселиться, в гостиницы в Ленинграде было сложно. Иногда, вызывавший институт, устраивал нас в своих общежитиях. Они были одно другого «краше». Иногда это была съемная коммунальная квартира на ул. Джамбула. Ленинградцы знают эту улицу с жуткими вонючими подворотнями и дворами- колодцами. Или, приспособленный для проживания, чердак в здании института ПИ-1, напротив Исаакиевского Собора, в том самом здании со львами, упоминаемом в «Медном Всаднике», « где над возвышенным крыльцом стоят два льва сторожевые».

Когда, выполнив намеченное на день, я, уставшая, возвращалась туда, меня ждали ещё несколько испытаний. Во-первых, нужно было преодолеть двор- колодец, что в неспокойные времена, согласитесь, дело мало приятное. Поднимешь голову, над тобой только чёрный квадрат ночного питерского неба. Затем взлететь по узкой боковой лестнице, без конца оглядываясь, под неровный стук сердца, на чердак высоченного здания Петровской постройки. Был и второй путь, проскочить мимо указанных львов в парадный вход, попасть в громадный вестибюль, потолок в котором из-за высоты не просматривался.

Свет от уличных фонарей туда проникал лишь через высокие запылённые окна. Затем проделать тот же путь наверх по широкой центральной лестнице пустого здания. В здании была прекрасная акустика, и стук моих каблучков отражался звонким троекратным эхом.

Зато, когда впереди показывалась маленькая дверь на душный, непроветриваемый чердак, где и размещалось наше общежитие, я была почти счастлива.
Но и внутри тоже не всё было в порядке. Как-то, я попала в Ленинград в середине июня в разгар белых ночей. Конечно, мы были молоды, бродили по непривычно светлому ночному городу допоздна, смотрели развод мостов. Уставшие, полные впечатлений, возвращались, чтобы, наконец, уснуть, да не тут то было. На нас нападали полчища клопов, и в борьбе с ними проходил остаток ночи. Мало того, что была «ночь, как день светла», так ещё насекомые одолевали.Но ночь, даже белая, заканчивалась, и наступал день, заполненный до отказа работой, магазинами, вечерними спектаклями и просто прогулками по этому городу, который я очень люблю.

К счастью, советские граждане всегда умели приспособиться к существующему положению и даже извлекать из него определенную выгоду. Позднее в Ленинграде построили несколько многоэтажных гостиниц. Тогда появились « Советская», «Москва», « Ленинград», правда, не для нас, а для интуристов. Догадливые командировочные вычислили ту минимальную вероятность, при которой их, скрепя сердце, могли заселить.

Это становилось возможным в конце недели, когда отчаливавшие интуристы покидали свои апартаменты. Вот тут на исходе недели появлялись мы. Прилетали в воскресенье утром, составляли список, устраивали перекличку, исключая из него слабонервных. Ночь в кресле, если находилось свободное, а к утру тех, кто выдерживал этот марафон, обычно поселяли.

Игра стоила свеч. Шикарные, на то время, холлы, номера, мебель, сантехника всё радовало глаз и обеспечивало полный отдых в нормальных человеческих условиях. Мы, наконец, чувствовали себя «белыми» людьми при той напряженной жизни, которую мы вели эти несколько дней в Ленинграде, когда хотелось и душу ублажить, и семью порадовать вкусностями и обновками.

Уловки почти всегда срабатывали. Но однажды наш план оказался под угрозой срыва. На сей раз мы с моей сотрудницей и подругой прибыли в Питер вдвоём и бросили свои стопы, в только что отстроенную, гостиницу «Ленинград». Она призывно сверкала вывеской и своим остеклённым фасадом смотрела прямёхонько на символ Октябрьской революции –«Крейсер Аврора».Умиляясь, мы окидывали взглядом этот комплекс, а душа теснилась в груди и пела: «Что тебе снится, крейсер Аврора...». Синица почти была у нас в руках.

- 241 номер на втором этаже, с окнами на «Аврору», устроит? – хитро, но на редкость добродушно произнесла дежурный администратор. Мы, молча переглянулись, и с трудом скрывая радость, протянули ей паспорта.

Но, что происходит?! Администратор возвращает нам Светин паспорт и произносит казенную фразу: - Я не имею права поселять вас. Следует немая сцена.
–Но в чём дело, что случилось? – наперебой пытаемся выяснить мы, опять перемещая паспорт на её половину стойки.

-У вас,- она указала на Свету, - У вас же паспорт просрочен!? А у нас режимная гостиница.
- Ну. Вот, приехали,- одновременно выдохнули мы. Тут же подоспели доброжелатели с советами. Правда, один всё-таки оказался дельным.

- За углом – отделение милиции, попробуйте там объяснить ситуацию, - вовремя подсказал усатый претендент на заселение. Делать было нечего, при всём настороженном отношении к стражам порядка, пришлось идти на крайние меры.

Действительно за углом находился пункт правопорядка. Светка совсем сникла, и я, набрав полную грудь воздуха, решительно шагнула в кабинет дежурного милиционера. Молодой лейтенант нехотя оторвался от интересного, видимо, чтива, затем заметно оживился.

Молча выслушал нас, не перебивая, и попросил паспорт. Чем-то его акцент показался нам знакомым, но это мы вспомнили потом. Когда всё закончилось, и мы наперебой благодарили его, лейтенант, подмигивая, произнёс слово в слово: - Девчата, ну, як же не допомогты, вы ж з Харкова, выходыть, мойи зэмлякы!

И через пару минут, окрылённые, мы бегом помчались в гостиницу, опасаясь, что заветный номер с видом на крейсер уплывёт к кому-нибудь другому.
Вы не поверите, но вот такая история без тени вымысла со счастливым концом.

С годами мы приобрели опыт в реализации и интеллектуальной программы.
То самое общежитие на Джамбула, о котором я писала выше, кроме указанных недостатков обладало преимуществом за счёт своего месторасположения рядом с Фонтанкой, в двух шагах от двух объектов нашего внимания.

Во - первых от института «Гипромез», куда нас направляли в командировку, во- вторых, напротив Драматического театра им. Горького. Руководил театром в то время Георгий Товстоногов. Играла великолепная плеяда актёров – Стржельчик, Рецептер, Лебедев, Доронина, Лавров, Борисов, Басилашвили, Юрский, Шарко, Тенякова...

На постановку «Идиота» приезжал Смоктуновский. Понятно, что мы просто не могли позволить себе пропустить премьеру. Билеты раскупались на месяц вперёд, но и тут выход нашёлся. Не знаю, были ли мы его авторами, но он передавался потом из уст в уста.
Окончив рабочий день в «Гипромезе», мы переходили на другую сторону Фонтанки, к театру и занимали очередь в кассу, где счастливчики получали «бронь». Нам она, конечно, не полагалась.

Мы терпеливо ждали третьего звонка, после чего вся нереализованная бронь распродавалась. Первыми претендентами были гости города с командировочными удостоверениями, то есть мы. Бронировались первые ряды партера для творческой элиты. Однажды я оказалась сидящей рядом с Константином Симоновым, чем очень гордилась.

Mы ощущали себя в эти минуты, приобщенными к большому искусству. Иногда мы попадали на спектакли случайно, «стрельнув»билет «с рук».

Как-то после рейда по магазинам на выходе из универмага ДЛТ на Желябова, нам предложили два билета на концерт Аркадия Райкина. Мы, не задумываясь, согласились. Времени отвезти домой, удачно приобретённые, эмалированные тазы у нас не оставалось. У нас едва хватило времени сжевать на ходу купленный в театральном буфете бутерброд, с дефицитной красной рыбой или икрой, чтобы утолить разыгравшийся от беготни аппетит. Не говоря уже о нашем внешнем, далеко не театральном, виде.

Итак, взмыленные, влетаем в помещение театра А. Райкина, благо оно размещалось тут же на Желябова. Наши сетки-авоськи в гардеробе почему-то не приняли, и нам пришлось войти с ними в зал. « Зал полон, ложи блещут...», рядом с нами устраивается дама в шикарном меховом палантине со своим нарядным спутником.

А мы в проходе между рядами пристраиваем свои авоськи с гремящими эмалированными тазами. Дама и её спутник подозрительно на нас смотрят, переглядываются. И мы слышим, как она тихо, с иронией, шепчет ему, незаметно кивая в нашу сторону: - Они, наверное, на ВДНХ (выставка достижений народного хозяйства) приехали...

Нас душит смех, но в это время на сцену выходит Райкин, тогда, ещё в отличной форме, и «великая сила искусства», отвлекает даму от наших персон. И мы, забыв обо всём, не сводим глаз со сцены, боясь пропустить реплику или жест великого артиста. Bечер удался на славу, несмотря на тазики, даму и наш вид.

В командировки мы часто выезжали по два, три человека, узнавали друг друга не в привычной институтской обстановке а в различных ситуациях и условиях.

Какие иногда происходили казусы, Вы не поверите!
Однажды после двухдневного пребывания в Ленинграде, нам предстоял выезд на
метзавод в Череповец. Нас трое – это руководитель группы Леонид Георгиевич и два молодых специалиста - моя институтская соученица Любочка и я.

Сидим себе беззаботно в зале «Аэрофлота» на Невском, в удобных креслах, болтаем, жуём апельсины. Приехали рано, времени - бездна. В нашу оживлённую беседу вклиняется малоразборчивое объявление:
-Граждане-пассажиры, в аэропорт Пулково отправляется автобус к рейсу,- и далее, номер не нашего рейса, а следующего за нашим?! Подбегаем к кассам. Бесполезно. Наш автобус уже давно укатил.

Пытаемся успеть на объявленный, но он укомплектован, мест нет. Нас просят освободить проход. Ловим такси, теряя драгоценные минуты. Влетаем в аэропорт. Рвёмся к взлётной полосе, и видим, как взлетающий над аэродромом лайнер, прощально машет нам «серебряным крылом». Делать нечего, уплатили штраф за опоздание и улетели следующим рельсом.

Наш руководитель был зол, считая, что всему виной наша женская болтливость. Может, он и был по-своему прав, но болтал не меньше нашего. В наказание, в Череповце он почти с нами не разговаривал. Поэтому, уезжая, мы были очень собранны и немногословны.

Вы не поверите, но уезжали мы опять с приключениями. Не обменявшись с нами и пол словом, Леонид Георгиевич, пошёл в другой зал к кассам. Вернувшись, хмуро пробурчал, не одарив нас взглядом.:
- Там полно народу, билетов ещё нет. Можете пока прогуляться.

Что мы и сделали. Железнодорожный вокзал в Череповце маленький, и мы, прогуливаясь, заглянули в кассы. У касс ни души. Спросили о наличии билетов, скучающий кассир с любопытством высунулась из окошка: - Пожалуйста, получите три билета. Мы вернулись и решили тоже хранить молчание, пока Леонид Георгиевич не направится к кассам снова. Вот тогда, решили, мы его приятно обрадуем.

Время пробежало, объявили отправление. Тут Леонид Георгиевич многозначительно лезет в карман и с ухмылкой вытаскивает купленные билеты. Немая сцена...

Опять бегом в кассы, сдаём лишние три билета, правда, уже без издержек. И снова сердит наш тридцатилетний начальник. Всё это - абсолютно правдивая история.
Просто жизнь иногда бывает менее правдоподобна, чем вымысел.