История о...

Нинке, по ее собственному разумению, с мужиками везло редко, но по-крупному. Судите сами. Будучи совсем еще юной девой, она умудрилась выскочить замуж за самого видного жениха из захудалого провинциального городишки, в котором ее угораздило появиться на свет. Правда, через пару лет она благополучно развелась со своим принцем, отымев от брака чудное напоминание в образе ангелоподобного младенца мужского пола, как две капли воды похожего на красавца папашу.

После нескольких лет забвения со стороны мужского населения, на Нинку запал приезжий столичный командированный. Они быстро расписались, и новый супруг увез ее с сынишкой в Златоглавую, по пути заронив в Нинку семя своей беззаветной любви. От этого союза родилась у них лапочка-дочка. Тут бы и сказочки конец, так называемый хэппи-энд, но жизнь есть жизнь, а в жизни иной раз происходят вещи куда более невероятные, чем в самой разволшебной сказке.

Прожив с мужем лет эдак пять, Нинка совершенно как это бывает, случайно, выйдя на балкон развешивать белье, засекла своего благоверного целующимся во дворе с соседкой. Измена мужа настолько поразила ее, что Нинка, устроив, разумеется, скандал, абсолютно потеряла к супругу интерес. Как к мужчине. Но жить с ним продолжала. А куда денешься? Семья, дети, тем более, что как отец, блудливый супруг был выше всяческих похвал.

Но, как известно, природа пустоты не терпит. В незанятое сердце Нинки поселился широко известный в узких кругах киноартист, в молодости красавец и ловелас. И, хотя полноценного романа не вышло по причине изрядной потасканности и импотенции героя, Нинка долго лелеяла его образ в своем воспаленном одиночества воображении.

А годы шли. Вот уже 35 минуло. Тоска. Нинка совсем уже было перестала ждать праздника на своей улице… Как-то дождливым сентябрьским вечером, заглянув на работу к приятельнице, Нинка познакомилась с ее боссом, 26-летним атлетом с накаченными мышцами. Более всего ее поразило, что он живо реагировал на ее кокетливые взгляды и, более того, вызвался довезти ее дома на своем шикарном в некоторых местах BMW. Это была пора зарождения "новых русских", и босс планомерно продвигался к этому "почетному званию". Закрутился роман по всем канонам, с чтением стихов, ношение на руках, ресторанами и безудержным сексом. Казалось бы, живи и радуйся. Но, надо сказать, что Нинка имела чисто женскую, "самочью" привычку выворачиваться перед возлюбленным наизнанку, открывая самые глубокие тайники души, обрушивая на неподготовленного избранника неистовые потоки любви и нежности. Остановить ее при этом выло совершенно нереально. В итоге, ошарашенный и испуганный, мужчинка ретировался, не отвечал на назойливые Нинкины звонки, и вскоре дал понять, что роман завершен, прошла любовь, и помидоры, соответственно, завяли, и вообще, к нему после долгой ссоры возвращается законная жена.

Удрученная, Нинка года три-четыре отходила от экспресс-романа, ночами рыдая в подушку под храп законного супруга, вспоминая крепкие мышцы и белозубый оскал экс-возлюбленного.

Тихо погибая от тоски и однообразия в своей конторе, Нинка отметила свой 44й день рождения. Сын к тому времени уехал за границу, женился на миловидной французской "эмансипэ", дочь заканчивала школу, муж занимался каким-то там своим бизнесом, в общем - каждый жил своей жизнью. Ничто не предвещало неожиданного поворота судьбы.

Конец рабочего дня. Телефон требовательно звонит и звонит. Нинка с досадой, в полузастегнутом пальто хватает трубку, и , еле сдерживая раздражение:
- Алло! Отдел маркетинга.
- Девушка, - мужской приятный баритон с иноземным акцентом, - Джеймс Бишем, фирма "Шелин". Меня интересуют маркетинговые исследования в области текстильной продукции.
"Хм.. Русский язык у него неплох",- думает Нинка.
- Извините, но, к сожалению, сегодня я уже ничем не смогу Вам помочь. Позвоните завтра, мы работаем с 10 часов.
- Простите, с кем я говорю?
- Нина Сергеевна Романова, старший менеджер.
- Сергеевна?
- Да.
- У Вас такой молодой голос. Думаю, к Вашему имени еще не требуется добавить отчество. Можно я буду говорить только "Нина"?
- Как Вам угодно, - Нинка смотрит на часы. "Черт, уже год болтаю ни о чем с этим баритоном".
- Уважаемая Нина, могу я приглашать Вас поужинать со мной? Я обязательно должен увидеть Ваше лицо и сравнить его с Вашим голосом. Извините, если мой русский несовершенный."
"Наглец, - думает Нинка, одновременно оглядывая себя в настенное зеркало. Ну что ж, выгляжу неплохо, наглецов люблю, дома никто не ждет - Лика у подруги ночует, муж - а ему давно по фигу, есть ли я вообще".
- Алло, Ни-ина?
Бархатный баритон звучит интригующе.


У входа в ресторан двое мужчин. Один среднего роста, полноват, в очках, в дорогом кашемировом пальто. Другой высокий, блондин, для мужчины слишком красив. "Вперед, авантюристка, - говорит Нинка сама себе и захлопывает дверцу такси. Блондин уверенно, с голливудской улыбкой, направляется к ней.

Стоя в ванне под теплыми струями воды, Нинка улыбается, вспоминая прошедший вечер. Джеймс - американец, 37 лет, джентльмен, умница, с потрясающим чувством юмора и неподражаемой манерой ухаживания. За ужином говорили обо всем и ни о чем. У него бизнес в Москве. Своя небольшая фирма по продаже текстиля.

И понеслись недели каждодневных встреч, заполненные ужинами в самых шикарных ресторанах по будням, походами по выставкам и музеям в выходные. Разговоры о русской культуре, разговоры об искусстве, разговоры о сексе. Много разговоров о сексе. Джеймс часто повторял, что для него сексуальные отношения - это прежде всего духовность, импульс, идущий от головы. А потом были поцелуи до головокружения, полуночные прогулки по Москве. У Нинки в памяти прочно оседали фразы Джеймса, типа: "Когда мы поедем в Нью-Йорк, я отведу тебя к классному парикмахеру, и он сделает тебе отличную стрижку". Или, задумчиво глядя на нее, отступая медленно назад, говорил как бы самому себе: "Как ты похожа на мою мать. Это странно". А еще, в разговоре с художником на вернисаже: "Вы же знаете, девочки выбирают себе мужчину, похожего на отца, а мальчики вечно в поисках женщины, похожей на мать". Нинка слишком большое значение придавала его словам. Что и говорить, она надеялась, отчаянно хотела, чтобы случилось чудо, и он увез ее. Хоть в Нью-Йорк, хоть в куда - всё равно, лишь бы с ним. И надо ли объяснять, что она была влюблена, как никогда еще в своей жизни?

В тот вечер они кочевали из ресторана в ресторан, пили текилу, джин-тоник, В-52, закончили изрядной порцией ирландского кофе. Время перевалило глубоко за полночь. Джеймс проводил Нинку до дома. Они стояли у подъезда, целовались, над чем-то смеялись, опять целовались. У Нинки на душе было так тепло и хорошо, что она не удержалась и пригласила Джеймса подняться к ней. Дома никого. Муж с дочкой уехали. Они вошли в просторную, но уютную квартиру, оба слишком уставшие, выпившие больше, чем того требовали приличия. Нинка отправила Джеймса в душ первым. Когда она сама вышла из ванной, надев подвернувшую мужнину рубашку, Джеймс лежал, закрыв глаза. Нинка выключила свет, тихонько устроилась рядом, повернувшись к нему спиной. В голове всё вертелось от выпитого. Через мгновенье она почувствовала дыханье Джеймса на своем плече, его руки на своем теле. Он ласкал ее, а она совершенно не испытывала никакого возбуждения. И даже хуже, у нее было чувство, будто они живут вместе уже 20 лет. Она приняла его, как жена, которая занимается этим с собственным надоевшим мужем в 1001й раз. В какой-то момент она оказалась на нем, и, открыв глаза, неожиданно столкнулась с его пристальным, чужим, холодным, изучающим взглядом. Он двигался, как механизм. Некоторое время они вот так вот смотрели друг на друга совершенно серьезно, даже сосредоточенно. И вдруг он резко поднял ее, говоря: "Всё. Нина, Нина, Нина, всё. Ничего не надо. Спи."

Нинка не могла понять, что произошло. Его поведение было настолько неожиданным, что она растерялась и моментально протрезвела.
- Джеймс, что случилось?
- Ничего. Утром поговорим. Спи.


Но уснуть ей, конечно, не удалось. Мысли метались в голове, как хвостатые кометы, обгоняя одна другую. Она судорожно пыталась осмыслить ситуацию, проклиная себя за всё и считая себя виноватой.

Утро не прояснило ничего. Даже наоборот, все запуталось еще больше. После завтрака, за которым Нинка не смогла проглотить ни кусочка, Джеймс собрался уходить. У нее окончательно сдали нервы, и она зарыдала горько и безудержно, как в детстве. Он как будто растерялся, подошел к ней, крепко обнял за плечи, прижал к себе.
- Нина, не сходи с ума, девочка, всё хорошо".

Но Нинка не могла остановиться, сквозь рыдания говорила, как она его любит, как ей тяжело, просила прощения, что-то обещала. Тогда Джеймс открыл входную дверь и сказал иронично:
- Знаешь, ты очень талантливая актриса. Ты великолепно играешь страдание. Я думаю, в русском театре ты имела бы большой успех. Режиссеру было бы легко с тобой работать, не пришлось бы ничего объяснять. У тебя есть шанс. Серьезно.

Прошло еще четыре дня, в течение которых Нинка, не в силах перенести его молчание, звонила сама, а он очень доброжелательно, но твердо отвечал, что они не могут встретится, он занят. На пятый день они всё-таки встретились, чтобы попрощаться. Он улетал в Париж. Они пообедали вместе, он пошел ее провожать. Всю дорогу смешил, рассказывал истории о возможных проблемах на русской таможне, через которую его не пропустят с купленными в Москве картинами, называя воображаемого таможенника Юрой. У него все недалекие русские были Юры. Он остановил такси:
- Юра, отвезите нас в Сокольники.
- А почему Вы решили, что меня зовут Юрой, - спрашивал озадаченный таксист.
- А разве Вы не Юра? - без тени улыбки, на "голубом глазу".

У Нинкиного подъезда он поцеловал ее, потом на мгновенье крепко прижал к себе, проговорив ей куда-то в макушку:
- Не звони мне. Всё отлично. Я люблю тебя. Я сам позвоню".

Повернулся и пошел, зная что она смотрит ему вслед. И лишь в проеме арки, так и не оглянувшись, помахал вытянутой вверх рукой.

Надо ли говорить, что он так и не позвонил?..
А, может, и правда, чудеса бывают только в сказках?..