Виктория

Знаменательная ветвь нашей семьи – авиационная. Отец моего отца был лётчиком, брат матери моего отца тоже был лётчиком, причём «пилотом № 1» Аэрофлота, так было написано в его удостоверении, отец тоже хотел стал лётчиком, и стал бы, если бы не тяжёлая форма туберкулёза, которой он болел всё отрочество и юность.

Мой дед по отцовской линии был из донских казаков, из семьи с четырнадцатью детьми. Сестра моего деда, Софья, рассказывала мне, что жили хорошо, богато, на Пасху накрывали всегда два стола: рыбный и мясной. Семья была дружная, и жили все долго, я знала хорошо старшую сестру деда - Софью. Самого деда мне узнать не довелось, он погиб в 42-м в Персии, и похоронен на английском военном кладбище в городе Басра. О нем я всегда думаю, когда вижу по телевизору раздолбленную и разрушенную Басру. Осталось ли там ещё старое английское кладбище?

В году, думаю, 1925-м, мой дед закончил Качинское лётное училище.
После окончания училища деда оставили там инструктором. Какое-то время он был инструкторм Чкалова в Каче.

Бабушка рассказывала, как Чкалов однажды напугал всех в Каче. Во время показательного боя, когда на набережной Севастополя сидели офицерские жёны с зонтиками и высокое начальство из Москвы, самолёт Чкалова был якобы сбит и должен был выйти из боя. Чкалов пошёл со своим самолётом вертикально вниз, изображая сбитый самолёт, напугав тем всех зрителей, и вышел из пике близко над водой под обрывистым севастопольским берегом так, что никто этого не увидел, то у всех сложилось впечатление сбитого самолёта. Дамы рыдали от ужаса. А генерал из Москвы орал: «Что у вас здесь происходит!»

В Севастополе поженились мои бабушка и дедушка… Потом деда перевели в Москву, во вновь организованную Академию Жуковского, в Екатерининском дворце на теперешнем Ленинградском проспекте, тоже инструктором. Там он проработал до 1937 года. Отец мой, 1930 года рождения, рассказывает про парады на Красной площади, про, кажется, Ворошилова на белом коне, про Сталина, и про открытие станции метро «Дворец Советов». У меня есть почтовая открытка с изображением моего деда в лётном шлеме. Тогда кумирами публики были не космонавты, как в моём детстве, а пилоты.

В 1937 преподавательский состав быстро редел. Сталин расстреливал цвет Красной Армии! Моего деда в это время отослали на Дальний Восток командовать частью лёгких бомбардировщиков. Сестра деда Софья говорила, что к нему благоволил человек из высшего военного эшелона, и хотел уберечь его.

Перевод спас ему жизнь. Из командного состава того времени в академии Жуковского не осталось ни одного офицера за исключением тех, что были переведены на периферию.

На Дальнем Востоке в Хабаровске дедом были разработаны и воплощены в жизнь несколько демонстративных учебных перелётов Хабаровск – Комсомольск-на-Амуре с бомбометанием на учебном полигоне у Комсомольска-на-Амуре и возвращением на базу без посадки. По словам моего отца, эти учения настолько напугали японцев, что они в начале войны побоялись нападать на Советский Союз с Востока и авиационные войска возможно было перебросить для подкрепления под Москву, вкладывая лепту в победу в Московской битве. Там, на Дальнем Востоке, дед получил звание полковника и дивизию. Заместителем у него был Иван Копец. Позже Иван был переведён под Брест. В первый день войны его аэродром был полностью разбомблен немцами, и Иван застрелился.

Бабушка мне рассказывала о жизни в военном городке под Хабаровском. Запомнился рассказ про Катю-катафалку, вдову четырёх летчиков, необыкновенно красивую. После четвёртого разбившегося мужа Катя покончила жизнь самоубийством.
Отец часто вспоминает о красоте озера Байкал, о прозрачности воды на километровой глубине, об Уссурийской тайге.

С началом войны дед был назначен начальником лётной базы в Басре. Советский Союз покупал по ленд-лизу самолёты у американцев и англичан. Самолёты в разобранном виде доставлялись в Басру, там они собирались и перегонялись в Россию.

Самолёт, в котором летел мой дед с представителем Америки и полпредом Англии, врезался из-за неудачного управления или плохой погоды в склон горы. В аварии погибли, видимо, не все пассажиры, но позже выживших добили местные – курды. Пропали и слитки золота из самолёта, которыми Советский Союз платил по ленд-лизу. Позднее русские лётчики на рынке в Басре покупали остатки амуниции и одежды погибших. Там же был куплен дедов именной револьвер – подарок Сталина.

Бабушка в это время жила в Полтаве у родителей, она ждала второго ребёнка. В сорок втором году родилась моя тётя. Отца она никогда не видела. Отец, пропавший без вести, и нахождение в оккупации лишили семью на многие годы источника каких-либо доходов. После ухода немцев мой отец, как в тех документальных фильмах – «Всё для Победы!», по двенадцать часов в день стоял за фрезерным станком на подставленном ящике, иначе до станка не доставал. В сорок третьем, узнав о гибели деда, заболел тяжёлым туберкулёзом, как он выжил – для меня это загадка.

Генеральские погоны моего деда не дождались, хотя приказ был подписан в феврале 1942 года. Последним, кто видел моего деда живым из родственников, была его сестра Софья, у которой он останавливался в Баку перед перелётом Баку-Басра:
«Витя очень хотел дочку!»
Дочку назвали Виктория.