Первое апреля

Первое апреля
                (идиот)

Сидор Христофорович был колхозным энергетиком, ну, энергетиком, это слишком высоко сказано, проще сказать, он был электриком. Опасная это профессия, можно сказать, сродни сапёру. Электрик ведь, как и сапёр, может ошибиться - только один раз! Правда, до сих пор Сидор Христофорович как-то не ошибался. Бог его,  наверное,  миловал, хотя в жизни бывало всякое.
- Электрик должен быть всегда тщательно выбрит и чуточку пьян - любил  шутить Сидор Христофорович.
Он был не просто электриком высоковольтником, так сказать постоянно имеючи дело с большей и высокой энергией, он был электриком экстрималом, потому, что редко отключал напряжение в тех местах, где  работал, вопреки всем правилам техники безопасности, чем  гордился и сильно отличался от других колхозных электриков. Редкий электрик в то время работал под напряжением, а Сидор Христофорович, знаете ли – работал! Умел он так делать, за что всегда был в почёте. Большей популярностью и уважением пользовался среди коллег по работе. Он считал, что все электрики делятся на две категории, кто работает под напряжением, и кто ещё под напряжением - не работает. Так вот те электрики, что работали под напряжением, по его мнению, и были - настоящие электрики,  в отличие от тех других, ненастоящих, которые под напряжением не работали…

Пришла весна, и Сидор Христофорович за хлопотами как-то совсем забыл о первом апреля.
- Агрофена, не создавай напряжение -  бывало, журил, он  свою супругу придя с пивом с работы, когда та пыталась  создавать таковое. - Пиво ведь, как напряжение, дело серьёзное,  здесь   определённый расчет требуется, тут нельзя гнать лошадей без толку или бежать впереди паровоза… - давал он наставления своей любимой супруге.

Иногда Сидор Христофорович, будучи немного навеселе любил  загадывать односельчанам загадку. Встретится с кем-нибудь на улице и скажет: - Вот щаззззззз, я тебе загану такую загадку… - С когтями, но не птица, летит и матерится. Значит, летит, и ругается матюками… Кто бы это, мог быть, по-твоему? А…? На что односельчане только пожимали плечами. Они не знали, кто бы это мог быть. А это, оказывается, был электрик, который летел со столба сбитый электрическим током.

Сидор Христофорович один  раз так полетел, прямо как в той загадке, по небу летел аки птица... Как-то он подключал нового потребителя прямо возле дороги, в когтях при полной амуниции присутствовал на столбе, провода соответственно под "напругой" сияли, а внизу грузовик с зерном  разворачивался. Водитель о чем-то задумался, стал подавать задним ходом и упёрся прямо в столб задним бортом, столб закачался, Сидор Христофорович на столбе не удержался, искры вокруг него разноцветные от проводов полетели,  он отпустил руки и спорхнул вниз вместе с когтями, хорошо, хоть в кузов на зерно приземлился, а то убился бы насмерть. Долго он после этого  матерился, ну, после того, как приземлился. Нет, не приземлился, а призернился.

Но какой бы он, ни был хороший, суть вовсе не в этом, а в том, что ему совсем нельзя было пить водку, он от неё окаянной сразу вразнос шел и была у него «дежа вю», то есть частичный провал в памяти, и он это хорошо знал. Был у него как-то страшный «срыв башни», срывало её окаянную, поэтому он сильно боялся, как бы в беспамятстве чего не случилось. Боялся он начудить, так сказать, следовательно, расслаблялся только пивком и то, так по чуть-чуть, аккуратненько в меру.

Жизнь шла, в деревне настал праздник, назывался он - день весны, отмечали его за столом всем колхозом. Сидящий с ним рядом  электрик, собака, взял да и плеснул Сидору в кружку с пивом водки для смеха, пока тот отвернулся. Сидор подвоха как-то сразу и не заметил, и понеслись тут  вразнос его залётные мысли, запорхали как весенние бабочки...


Проснулся он на следующий день в своей бане, как раз - первого апреля. Лежит он и ничего совершенно не помнит, башка трещит, как пересохший плетень на солнце,  затылок  свербит,  в душе какая-то пустота присутствует с тяжелыми чувством вины, вместе с трясучкой и лихоманкой. В горле пересохло, словно в пустыне, "сушняк" давят, хватил  холодянки из берёзового кувшина и высунулся на улицу, на свет божий, а тут навстречу ему тот самый электрик, с которым они вчера за столом на празднике выпивали. Сидор с бодуна к нему с молящим вопросом:
- Слушай, как мы вчерась, а то я ни фига не помню?
- Христофорович, плохо дело, ой как плохо, ты вчера своего деверя - топором зарубил! Поди, и вправду ты ничего не помнишь… Искали тебя всю ночь, и за что ты его бедолагу? А? Тюрьма теперь по тебе плачет, тюрьма, и надолго. Иди скорей с повинной в милицию, всё ж меньше дадут, если повинной заявишься… - вполне серьёзно говорил тот, от чего у Сидора ноги стали ватными и потными, ему сразу сделалось как-то дурственно-дурственно и тошнёхонько. Ком к горлу сразу же подвалил…

Сидор домой к жене, и прямо с порога:
- Агрофена, собирай сухари, я в милицию к участковому. Деверя я вчера по пьяному делу топором зарубил. Пойду сам сдаваться, век воли мне не видать…
- Ааааа!!! - пронзил хату дикий студящий кровь голос жены, на её  глаза накатились слёзы и она, закрыв руками лицо, в ужасе стала оседать на пол. - Окаянный!!! Убивца!!! Да пропади же ты пропадом!!!  - голосила жена на всю хату, и тут Сидор Христофорович понял, что сдаваться придётся ему - без сухарей.

Он шел на ватных ногах к куму участковому на другой конец деревни, тупо уставившись перед собой в землю, он понимал, что обратной дороги ему – нет! Не возвратиться больше ему в родную деревню, ни на старости лет после тюрьмы, и вообще никогда. Не сможет больше он жить здесь среди этих родных и близких ему людей и смотреть им в глаза. Нет! Никогда не будет ему прощенья! И Сидору Христофоровичу сейчас сильно так захотелось, что б его поскорее увезли в тюрьму… Что б не встречаться больше осуждающими взглядами с односельчанами, с таким тяжелым  душевным грузом.

Кум участковый тем временем разбирал на дворе вилами сено, нервно-трусящую походку родственника он заметил издалека.
- Кум, вези меня в тюрьму, я деверя ночью топором зарубил, насмерть - с ходу огорошил он участкового, у которого от таких слов даже вилы из рук выпали.
- Да ты что…? - даже присел кум, обезумев от сказанного.
Немного посидев на траве и придя в себя, кум спросил.
- Сидор, да как же ты мог-то? Как у тебя на такое, рука  поднялась…? - осуждающе качал кум головой.
- По пьяному делу всё было, всё из-за водки, из-за неё всё проклятой, из-за неё окаянной…
- Знаешь что…? - вдруг сказал кум. - Давай-ка иди ты домой, собирайся, а я форму одену, заведу мотоцикл, тебя заберу, и в милицию, в райотдел, раз получилось такое нехорошее дело… - Да как же ты мог-то…? – продолжал качать головой кум.

Сидор Христофорович уныло плёлся обратно, но, проходя мимо колодца, он случайно поднял голову и обратил взор на человека в кепке, поднимающего воду в ведре из колодца. Он остановился, перекрестился… Это был вчера убитый им… деверь…??? Сидора как  током шарахнуло!
- Такого не может быть, ведь он же - покойник…!? - прострелило в его голове.
Но Сидор Христофорович как настоящий электрик нашел в себе силы подойти к деверю, ведь он  был - самый настоящий электрик!

- Деверь! Ты это, что же, живой, что ли…? - радостно протянул он деверю руку, ещё как-то не веря привалившему счастью.
От таких слов деверь сначала застыл на месте а потом упустил ведро обратно в колодец. Ничего совершенно не понимая, он долго смотрел в одну точку и вдруг начал икать:
- Ик, ить, ик, ить - стоял и икал деверь.
- Я же тебя ночью, того… топором приложил по башке! Наверное, я умом тронулся - тут же справедливо предположил про себя колхозный электрик.
- Сгинь, сгинь нечистая!!! – крестился деверь на Сидора. - Конкретно ты тронулся – с новой силой вспотел деверь.
- Деверь, если же я нормальный и ты живой, то давай я тебя тогда… - ущипну, например, что ли? - неожиданно предложил Сидор.
С деверя тут же свалилась кепка,  в один миг, обнажив его взмокшую лысину.
Деверь Никодим как перед Богом стоял наяву живой, целёхонький, здоровый и  невредимый.
- Ведь ты же на это должен будешь… как-нибудь с-с-с-среагировать… - теперь стал заикаться уже Сидор Христофорович.
- А я вот тебе сейчас между глазьев-то,  как среагирываю! Как среагирываю! - наконец пришел в себя  взбесившийся и от таких слов ополоумевший деверь. - Я так тебе сейчас среагирываю между крыльев! - завёлся он возле колодца под удивлённые и ещё ничего  непонимающие взгляды односельчан.
- Деверь, родной ты мой! Так ты же весь… живёхонький и целёхонький… Дай-ка я головушку твою посмотрю, ни одного шрамчика на ней нетути?! Значит, меня в тюрьму теперь - не посодють…! - от счастья, не то завыл, не то своеобразно обрадовался Христофорович.
- В дурдом тебя наверно посадят! - ответил ему онемевшим ртом  насмерть перепуганный деверь, так ничего и, не удосужившись толком понять.

Но тут неожиданно сзади раздался дикий и заразительный смех.  За спиной Сидора Христофоровича хохотал тот самый юный электрик, и тут Христофорович понял, что его просто-напросто - страшно так разыграли.
- Идиот! - заорал на него Сидор.

Трясущимися от счастья руками прикурив и разом вытянув сигарету, Сидор Христофорович упал в душистую траву прямо возле колодца, а потом долго-долго смотрел в синее небо на плывущие облака, которые стали сейчас для него, в этот момент, какими-то особенно  яркими. Он лежал, смотрел и дышал полной грудью, ему сейчас так жадно вдруг  захотелось жить среди всех этих людей, так сильно, так же, как и до этого.

Говорят, что колхозный электрик Сидор Христофорович после этого больше не пил  даже пиво, а на дворе тем временем была весна и… первое апреля.

           Андрей Днепровский – Безбашенный.

                1 апреля 2003г