Записки журналистки часть пятая

Друзья.
Сегодня – день дружбы. То есть воскресенье. Когда я отдыхаю от наличия мужских тапочек в прихожей, я встречаюсь в воскресенье с друзьями, подругами и прочими, как я считаю, необходимыми человеками в нашей жизни.
С утра ко мне буквально залетела одна моя веселая подруга. Смеялась полчаса, выхватила из шкафа какие-то туфли и улетела в неизвестном направлении. Я, конечно, ничего не поняла, но на всякий случай тоже минут двадцать посмеялась. Помогло.
Потом другая чуть менее веселая подруга повела меня в длительный пеший поход за «черненькими босоножочками с красными цветочками и зелеными ремешками». На третьем торговом центре я сказала «Все» и бессильно упала на какой-то стул. Это оказался стул охранника, который он тайком притащил из дома. Простите, мужчина в костюме, я честно не знала.
Пока я разбиралась с охранником, она где-то отрыла злополучные босоножки и на радостях поцеловала этого же охранника в щечку. Он наконец-то перестал мне читать нотации, а я быстро ретировалась.
Да, она эмоциональная. Однажды, она поцеловала красивого мужчину на улице, а через две недели вышла за него замуж. До сих пор живут вместе.
Почему я обычно целую каких-то неандертальцев?
Ну и напоследок вечером я встретила одного очень хорошего, привлекательного и преуспевающего друга, от которого все почему-то теряли голову. Ну хороший, красивый, замечательный, и я его обожаю, по-человечески. Но не более.
Все же я странный человек. Предпочитаю неандертальцев, параноиков, нарциссов и прочие странные субъекты.
Кстати, насчет неандертальцев…
Сложности работы.
Гоша, конечно, тоже отчасти неандерталец (в моем словаре – странный дядька). Талантливый и щедрый алконавт. Но Гоша – коллега. Я всегда боялась этого слова. Благодаря ему все мужчины в нашем журнале превратились для меня в бесполые табуретки. Наворачивают круги вокруг меня, отчаянно стреляют глазками и елейным голоском предлагают поговорить с редактором Брантом о моем повышении. Конечно, Бранта не сломить хором похотливых журналистов.
Один мой коллега с говорящей фамилией Вонилов дошел до крайности. Просто подошел и сказал: «Послезавтра ты повышена, а завтра у меня» И ушел.
Я, само собой, никуда не пошла, а Вонилова через месяц уволили за домогательство к секретарше Ирочке, к которой домогался и сам Брант.
В общем, это все уже дело привычное. Так же как и моя работа. На нашем очередном светском рауте я, взяв интервью в пару строчек у парочки знакомых «тусовщиц», снова встретила господина Пусечкина.
Пусечкин, новый дубль.
Как всегда: 15 выстрелов глазами в мою сторону, улыбка, привязанная к ушам (Привет Чеширскому коту) и уверенность в том, что я пораженная сейчас же свалюсь у его ног с криками «Любимый, единственный». Конечно, я сделала все наоборот. Повернулась к нему задним профилем. Но и этого мне показалось мало. Все же это слишком много для улыбчивого «Плюшкина»: показывать свой очаровательный задний профиль. Я наметила глазами цель- уже порядком перебравшего фотографа Гошу, и устремилась к нему. Затем я обняла его, так сказать по-дружески. Гоша не удивился. В таком состоянии уже ничему не удивляются, только радуются, тряся бокалами со спиртным. В общем, пока Гоша говорил какой-то долгий тост про старых грузинов и женщин, а я деланно улыбалась, Пусечкин медленно принимал вид человека, закусившего водку мухомором. И если раньше он явно хотел подойти ко мне, то сейчас просто корчился и пыхтел, стараясь не смотреть на меня.
Но все же из него получился бы хороший терминатор: что-то во всем его виде говорило “I’ll be back”.