Плач Матери

Как хорошо, как привольно здесь, в тени деревьев у горного ручейка, чей шум походит то на колыбельную песенку, то на смех ребенка, а то и на стремительную лезгинку горцев. Это скорее сон, чем явь, и не хочется просыпаться. Здесь, среди величавых гордых старцев - вершин, все овевает тебя стариной. Как будто из глубины веков подул сильный ветер. И среди его свиста ты слышишь зов предков, их бешеные стремительные пляски, ощущаешь на себе их гордый, величественный и в то же время укоряющий взгляд. Он пронзает тебя насквозь, от него становится не по себе.


"Слушай", - шумят деревья. "Слушай", - свистит ветер. Хочется бежать, но какая - то неведомая сила держит тебя, и сквозь шум и свист ветра ты слышишь чей-то плач, надрывающий сердце, а вместо седых вершин видишь очертания людей. И вот они все ближе и ближе. Словно из тьмы веков шагнули на свет богатыри в нартских доспехах, отливающих на солнце алым цветом крови. Взгляды их суровы, а мечи обнажены. И вновь сильный порыв ветра, который с корнями вырывает могучие деревья, и словно пушинку скидывает валун, стоящий на вершине горы уже более сотни лет. Но воины стоят не шелохнувшись, только русые их волосы развевает ветер, только их суровые взгляды горят ярким гневным пламенем.


Сквозь завывную песню ветра слышится голос старой женщины: "Больно мне, дети мои, больно. Словно миллионы кинжалов воткнули мне в сердце". От этих слов земля запылала, а беззаботный горный ручеек окрасился в ярко-красный цвет, из беззащитного малыша он превратился в гневный бушующий поток, сметающий все на своем пути.


- Эта седая женщина - наша мать, - произнес один из юношей. Мы восстали из мертвых, дабы оградить вас, смертных, от страшной беды. Мы пришли защитить наших сестер от позора, братьев от смерти и старших от безответственности младших. Я спрашиваю вас, потомки алан, почему льются слезы из глаз этой женщины, почему сердце ее обливается кровью? Как посмели вы поднять руку на собственную мать, осквернить чистоту ее имени, выкинуть ее словно ненужную вещь?! Звери так не поступают с родной матерью!
Голос воина звучал раскатом грома, который отдавался по всем горным ущельям. От него перестали петь птицы, замолкли неугомонные ручьи. Казалось, жизнь остановилась здесь. А воин не переставал, и каждое его слово вонзалось в сердце острым кинжалом.


- Вы называете себя осетинами, кичитесь тем, что вы - наши потомки. Но мы, аланы, никогда бы так не поступили со своей Матерью, не забыли бы свой родной язык. Нам стыдно за то, что из-за своей халатности вы не смогли уберечь святилище, стоявшее столько лет. Вы не чтите памяти старших.

 
Голос воина звучал все громче и громче, а потом стих, и слышен был только плач, от которого даже камни содрогнулись. В нем слышалась боль по погибшим сыновьям Иристона, которые полегли не на поле брани, а на земле, прозванной алчностью. Да, именно она заставляет молодых ребят брать в руки оружие, убивать друг друга, именно она делает их глухими к чужой боли, заставляет матерей продавать яд, убивая чужих детей, не думая о том, что завтра может этим же погубить и своих.
А что заставляет нас забыть свой родной язык? Наша безответственность, наша жестокость, от которой страдает наша родная земля? Где те славные богатыри, о которых поется в песнях, о которых рассказывается в легендах? Неужели нет славных джигитов в наших краях? Я знаю, что есть. Но почему же тогда сердце нашей Матери разрывается от горя, а старцы в безмолвном гневе призвали наших предков? Но и они бессильны без нашей помощи.


Я не хочу, чтобы лилась кровь, я не хочу видеть слез Иристона! Я хочу жить в мире, наслаждаться красотою гор, а не слышать плач нашей земли в каждом дуновении ветерка, в каждой песне птицы.