Мура
Я принёс её в дом пять лет назад. Пушистая, сибирская, совсем домашняя. Это был октябрь 1999-го года. Я возвращался поздно и увидел, точнее, сначала услышал её. Она нервно ходила под проливным дождём от одной стоящей у обочины машины к другой, даже не пытаясь укрыться под одной из них, настолько она доверяла людям и надеялась на них, даже после того, как они выкинули её на улицу. Последнее было очевидно. Но редкие прохожие спешили домой, не обращая внимание на её громкое призывное мяуконье. Я не смог пройти мимо и взял её на руки. Уже в тот момент я обратил внимание на то, как громко она мурлыкает. Впоследствии мы так и назвали её – Мура. Она глубоко впивалась когтями в мою кожаную куртку и, очевидно, испытывала страх, но его компеньсировала выражаемое тем же мурлыканьем чувство благодарности.
А сейчас она хочет уйти. В доме стало слишком много кошек, и ей, наверное, не хватает внимания. Я часто выхожу курить на лестничную клетку или, когда погода позволяет, на общий балкон. Часто она выходила со мной погулять, иногда подолгу сидела, поджав под себя лапы, как утка, у соседской двери: там тоже жила кошка. Но в последнее время я стал замечать, что лестничной клетки ей мало. Она всё чаще стала настойчиво проявлять желание выйти со мной на балкон, где опасно высовывалась на улицу в водосточные отверстия, или идти дальше, на тёмную лестницу, (это при том, что она стирилизованная!). Мы стали волноваться за неё: такого раньше никогда не было. И тут мама выдвинула эту страшную гипотизу: у нас уже был похожий случай.
Первого своего котёнка я принёс в дом, когда мне было лет десять. Сейчас мне двадцать семь, и общаюсь с кошками уже семнадцать лет. Первая кошка, её звали Муська, принесла котят, после активного дачного отдыха, на следующий год – ещё раз. Котят мы устраивали как могли и устроили бы всех, но один нам особенно приглянулся, и кошек стало двое. Потом появился огромный, (семьдесят два сантиметра в холке), восточно-европейский, соль с перцем, овчар, Байкал. И Муська начала ревновать. Мы замечали изменения в её поведении, но по неопытности не придавали им значения. Точнее, придавали, но никто не мог подумать, что это зайдёт так далеко. И вот, однажды, отец привёз на дачу окоченевший трупик. Она лежала на асфальте, (у нас шестой этаж), за ней тянулся кровавый след на несколько метров. Она ползла из солнца в тень и умирала, по всей видимости, долго. Трудно сказать, почему это произошло. Может, она охотилась за мухой или птицей: у нас был такой случай, но тогда под окнами были кусты и земля, и она осталась жива; может, она пыталась перебраться к соседям, она не раз пыталась, но, опять же, вопрос: почему ей не сиделось дома; а может…
Как-то раз, года, примерно, четыре назад, мама принесла с улицы трёх котят: сначала двоих, потом ещё одного. Этот «ещё один», когда вырос, оказался котом, и по этой причине кошек у нас стало гораздо больше))). Мы устраивали котят всякими способами и методами, но прихоти судьбы непредсказуемы… Короче, сейчас у нас их пятеро. Конкуренция стала жёстче: ровно год назад появилась новая хозяйская фаворитка – дымчато-серая пушистая кошечка по имени Симка, один в один похожая на отца, которая тут же влюбила в себя обитателей квартиры. (А сама влюбилась в Байкала.) Ни поесть тебе спокойно, ни понежится на коленях. Только, ради Бога, не подумайте, что мы ограничиваем в еде кого-то из членов семьи в еде. Просто есть и такие члены, которым обязательно нужно поесть из твоей миски, (хотя рядом – другая, полная), и поваляться именно на твоих коленях, хотя рядом, пожалуйста, сидят другие.
Этим вечером я вышел курить на общий балкон, и Мурка увязалась за мной. Она по пояс высовывалась на улицу, а когда я её позвал, резко развернувшись, с громким муром и мявом одновременно побежала к чёрному ходу. Я подошёл и открыл ей дверь, полагая, что её влечёт туда любопытство, но она, как бы в нерешительности, остановилась.
Тогда я решил провести для неё экскурсию по лестнице и, взяв её на руки, пошёл вниз. Если бы вы слышали, как громко она мурлыкала. У нас с ней вообще сложилась такая традиция, что, если она выходит со мной «курить», то, возвращаясь, я беру её на руки и вношу в дом. Ей всегда это очень приятно: видимо, это напоминает ей нашу первую встречу, когда я вот так же взял её на руки и унёс домой из-под дождя. Мурка в нашем зверинце вообще как бы под моим протекторатом. Параллельно она ещё и подмяукивала, и я понял, что ей и страшно, и интересно одновременно. (Вообще, хочу сказать, что попытки устроить ей прогулки на руках неизменно сопровождались ранее, устраиваемым ею страшным скандалом.)
Потом она долго не хотела уходить и цеплялась когтями за подоконник, на который я посадил её, чтобы открыть дверь. Потом, я разговаривал с ней, как с ребёнком, или с любимой девушкой, объясняя ей, что она здесь нужна, и мы все любим её также сильно, как раньше. А потом она ела свой «Уринари» для стирилизованных кошек. Я гладил её, не пуская к ней конкуренток, (тем более что остальным кошкам её корм вообще вреден), а она очень громко мурлыкала. А потом… По структуре повествования здесь должна быть постельная сцена, (не подумайте, что с кошкой), или, хотя бы душещипательное признание. Нет, произошла сублимация: я сел, набил и разместил.Возможно, громкое мурлыканье кошки – это лучшее, что я сделал за сегодняшний день… Маловато, скажете Вы, и я соглашусь с Вами в чём-то. Но, знаете, у кошек тоже есть внутригрупповые взаимодействия, и если перевести их на язык человеческих отношений, любопытная картина получается, любезные мои. Поддержать отторгаемого группой, обществом, члена, не дать ему утонуть в трясине отрицательных эмоций… Я не знаю… Ни это ли чувствовал Иисус, спасая Марию Магдалену?
Такие вот, ребята, пироги.
Хотя, может, циники правы в том, что у животных нет высших эмоций, и моё шизоидное сознание всё это выдумало.
Ну, нет! Здесь я, как Станиславский, мысленно воскликну: «не верю!!!».
Не верю я.
А Вы?
Свидетельство о публикации №206040300035