Осень

Николай Иванович Спицын крепко спал на мягкой перине, в то время как в комнату пробрался чёрный, как смоль, кот и стал жалобно мяукать. Будучи ещё сравнительно молодым человеком, Спицын имел худощавое сложение и выглядел на пять-семь лет моложе своего возраста. Спустя четыре года скитаний в попытках самореализоваться он вновь проснулся на родной кровати, где ещё младенцем его нянчила бабушка. Лишь гитара в сером истёртом футляре, валявшемся в углу рядом с многолетними иллюзиями и старым комодом, напоминала о пережитых годах. В голове мелькали вокзалы, гостиницы, женщины в ярких одеждах, последние харьковские гастроли.

- Ты что мяучишь, злодей? Проголодался, небось? Спицын немного понежился в кровати, потирая глаза, прочистил горло кашлем и медленно поднялся. В окне висело пасмурное небо, падали жёлтые морщинистые листья. – Бабушка – проговорил он – ты ещё не встала? Сделав три шага и пересёкши миниатюрную гостиную, он заглянул в спальню. Старушка с одутловатым лицом тихо спала, прикрывшись облезшим пледом. Услышав шаги, она повернулась и открыла глаза. – Никошечка, ты уже встал. А я проспала. Хотела тебе завтрак приготовить. – Лежи, бабушка, лежи. Меня кот разбудил. Пойду растоплю печь. Похолодало-то как! – Что же ты хочешь, дружочек - осень уже стучится во все двери. Не забыл? Нам надо пойти в милицию, тебя прописать. – К чему такая спешка? Я ведь только приехал? – Я же тебе говорила, начальница завтра уходит в отпуск. Так что лучше поторопиться. Сейчас позавтракаем, попьёшь чайку горяченького, и пойдём. Как же я рада, что ты приехал! Она нежно притянула его к себе и поцеловала в щёку. В первый раз Спицын обратил внимание на бедность убранства комнаты. Образы, так ярко запечатлевшиеся в его сознании с детства, теперь слабо соответствовали настоящей обстановке. Он осознал безвозвратность прошедшего с его таинственностью и волшебством. Казалось, постарела не только бабушка, но и вся окружающая атмосфера, весь предметный быт, наполняющий эти небольшие комнаты. Старые часы стояли. – Бабушка, а что с ходиками? – Сломались они давно… после того, как ты уехал. - Ты бы отдала их в починку. – Да как-то не пришлось – смутилась старушка – я, знаешь, на улицу почти не выхожу. Всё сижу дома, слушаю радио. – Наверно не было денег, – подумал Спицын, – как я не догадался высылать ей что-нибудь! Эти годы он тоже нуждался в средствах, но совсем в других целях. Гастрольные деньги быстро растрачивались на шумные компании ресторанов и смеющихся женщин, после чего приходил период бедствования. Тогда приходилось отказываться от общественного транспорта и даже просить в супермаркете просроченные консервы. – Какой же я подлец! – скрипел зубами Спицын, рассматривая её выкрученные полиартритом руки, изъеденные грибком ногти ног. – Привёз тебе прибор, чтобы мерить давление – он, наконец, очнулся от тяжёлых мыслей – давай померим. Ведь если оно будет высоким, может случиться плохое. Парализовать даже может! – Мне это не грозит – улыбнулась старушка - я помолюсь Господу, и он заберёт меня отсюда. Спицын вышел из комнаты в коридор и вытащил из рюкзака небольшой серый футляр. – Вот, – он достал прибор, развернул манжету и одел старушке на руку. – Нужно нажимать, пока не запищит, вот смотри… теперь ждём звука… у тебя повышенное давление. - Я положу тебе на стол – проговорил он, закрывая футляр. На столе он увидел старый молитвенник, знакомый ещё с детства. – Ты бы хоть газеты читала. Ведь даже не знаешь, что происходит вокруг. – Нет, нет, Никошечка, я радио слушаю. А ещё перечитываю старые детективы. – Неужели всё те же? – Не говори… там жизнь описана и какие вещи на свете бывают. Как в Америке люди живут. Это хорошие книги.

Спустя полчаса Спицын грелся у растопленной печки и пил сладкий чай с намазанной маслом хлебной коркой. – Почему ты не ешь, бабушка? – Я не хочу, да и пост у меня сейчас. А ты кушай, на меня не смотри – нам ведь к начальнице идти, а я сейчас заварю себе чай. Кот забрался на стол и, воровато оглядываясь, полез к блюдцу с маслом. – Брысь, чёрная нехристь! Я тебе покажу, как воровать масло! Никошечка, ты помнишь, как туда идти? Я уже малость подзабыла. – Помню, бабушка, помню. Он смотрел, как она с усилием надевала сестрины старые сапожки, которые были ей малы, и ноги неестественно перекашивались. – Нет денег даже на обувь, ходит в уродливых старых обносках – уязвила его колкая мысль. Каждое движение, очевидно, ей доставляло страдание, но она молча делала своё дело. – Никогда не пожалуется, – с болью в сердце думал Спицын, – умирать будет, но не скажет. Ему вдруг стало очевидно, что он доставил своим отъездом великое страдание этой старой женщине, любившей его больше жизни. Что все эти годы она провела в одиночестве, волнуясь и молясь за него. Старушка надела старое пальто, расчесала свои редкие седые волосы и надела шарообразную шляпу. – Идём, Никошечка, идём. Он накинул на себя куртку, быстро зашнуровал ботинки, и они вышли из дому.

Они медленно шли вдоль грязного тротуара. - Осторожно, бабушка, – проговорил Спицын, – впереди выбоина. Ты какая-то напуганная. Что случилось? – Да, ничего… просто давно не выходила. Не по себе мне как-то. – Сколько же времени ты не была на улице? – Ну… не знаю… как ты уехал, так и не выходила. Пенсию мне Никитична приносит, а ещё раз в неделю еду покупает. Я хотела ей денег дать – не берёт ни копейки! Зря ты её ругал. Она хоть и пьёт, но женщина порядочная. Для чего же мне выходить? На улице ведь сыро! Осень нынче холодная какая-то, холоднее чем прежде. Ветер насквозь кости продувает – болят они у меня. – Целых четыре года не была на улице! – воскликнул Спицын. – Как же я это допустил! – добавил он про себя с горечью. – Изменилось ли здесь что-нибудь, с тех пор, как ты выходила? – Да, поменялось. Серо всё стало, тускло. Душе холодно! Это мы всё вниз спускаемся, а потом надо же будет обратно идти. А в гору-то ведь тяжелей…

Они медленно зашли в отделение милиции. Пустые коридоры, зелёные стены, в углу решётка и закрытая дверь начальницы отдела. – Как же так, – проговорила старушка, – мы же договаривались… она ведь должна быть. – Извините, – Спицын обратился к проходившей мимо сотруднице, – где начальница отдела? Её кабинет закрыт. – Нету здесь никого, – смешливо проговорила женщина. От неё пахло водкой. – Все празднуют… начальство вызвало в облисполком. – Но ведь сейчас же рабочее время, и перерыв давно окончился. Вы понимаете, как тяжело было прийти сюда этой пожилой женщине! – возмутился Спицын. – Ну не виноваты мы! Начальство вызвало, – женщина засмеялась и икнула, – простите. - Когда же она придёт? – Приходите завтра, к восьми. – А разве она не уходит в отпуск? – Ах да – вспомнила… уходит, – сотрудница развела руками, – ничем не могу помочь.

Они вышли и медленно стали подыматься в гору. – Не спеши, Никошечка, а то я за тобой не поспеваю. Может, отдохнём маленько? А то у меня, знаешь, так кости болят! – Спицын посмотрел на старушку. Она была вся мокрая и тяжело дышала. – Да, бабушка, постоим, отдохнём немного. – Как же я так ослабла в последнее время? Вот закончится святой пост и серьёзно возьмусь за своё здоровье. – Да, бабушка, его надо беречь– на глаза Спицыну просились слёзы, но он прогнал их. - Мне цыганка нагадала длинную жизнь, – она улыбнулась, – не оставлю тебя, пока не устроишься и не женишься. – Да, бабушка. – Чего ты такой расстроенный, Никошечка? – Да, так… – Ты расстроился, что я буду долго жить? – Как ты можешь такое говорить! – Ну кому же нужны старики? Они всегда молодым в тягость. – Ты мне самый родной человек, и я тебя очень люблю. Как ты могла подумать о таком! – Не злись, мой зайчик, не злись. Так, просто подумалось. – Ну пойдём, я уже отдохнула. – Не спеши, бабушка. Если надо, то постоим ещё. – Смотрю, Никошечка, все парами ходят, а ты всё один да один, прям, как сыч. Что, у тебя нет женщины? – Нет бабушка. – С чего же так? Всякому порядочному человеку надобно иметь жену. И детей на свет произвести. – Ещё успею, бабушка. Вот разживусь у вас в посёлке, может, и подыщу себе жену. – Как же она из такой бодрой женщины превратилась в старуху? Ведь за считанные годы! – с болью думал Спицын. Он представил, как прощается с умирающей бабушкой, целующей его и дающей ему наставления. Ему было больно осознавать, что человеку, как никто его любившему, в прошлом ценимому меньше других, а теперь такому родному и близкому его сердцу, суждено было покинуть этот мир, раствориться в небытии. – Человек не может не верить в бога – думал Спицын – он просто не в состоянии позволить себе такую свободу. Нет у него сил смириться с исчезновением самого дорогого, что есть в жизни. Все мы, живые и умершие, когда-нибудь встретимся! Это очевидно, тогда, значит, есть и бог…

Дул холодный ветер. Ослабшие листья срывались с деревьев. Уступая назойливому ветру, они танцевали свой последний танец и, утомившись, неохотно опускались на сырой асфальт. Грязные лужи молча отражали тяжесть промозглого неба. Не доходя до дома, старушка совсем обессилила. Как ни старалась идти, ноги её не слушались. – Сейчас, Никошечка, я передохну немного и пойдём. Спустя четверть часа Спицын молча нёс её на руках…