L Erotique Великая Американская Соната

Владимир Романовский

L’EROTIQUE

или

ВЕЛИКАЯ АМЕРИКАНСКАЯ СОНАТА

эпический роман о любви, страсти, убийстве, вдохновении, мужественных женщинах, эксцентричных мужчинах, голубокровных, богеме, утонченной кухне, сексе, беспорядочных путешествиях и некоторых ошеломляюще удивительных событиях, произошедших недавно в Нью-Йорке и Париже

равно как и

справочник для богатой среднего возраста женщины, желающей время от времени делать счастливым молодого оперного композитора, не располагающего средствами

(авторский перевод с английского)

Copyright©2005 by Author
 
ПРОЛОГ. МЭДИСОН АВЕНЮ.


I.


Не обо всяком убийстве можно составить репортаж.


Выдержим. Мы выдержим. Вот я только посмотрю . . . нельзя ли ему вогнать ума куда надо!


Он круто повернул на поперечную улицу. Величественная череда особняков, построенных в Бель-Эпокь, частично была скрыта растущими вдоль тротуара пышными деревьями.

До нужного ему особняка он доехал в общей сложности за десять минут, проскакивая иной раз на красный свет. Сигналил мешающим. Планирующие убийство так не поступают. Импульс? Небрежность?


Музыкант пересек холл и вошел в просторный кабинет. Тот, кто вызвал в нем ярость, сидел у письменного стола, перелистывая какой-то альбом с блеклыми фотографиями. Старик. Энергичный, с прямой спиной, с достоинством, но все равно старый. Бесполезный и безусловно злобный. В самом что ни на есть библейском смысле – воплощение зла. Появление Музыканта его не испугало и не насторожило. Напротив, хозяин дома улыбнулся гостю светской улыбкой, повернувшись в кресле и махнув любезно рукой.


- Знаешь, - сказал старик, - это странно, но по-моему, в кругу моих знакомых ты самый приличный человек. Да. Приличнее всего клана. Мы с тобой похожи. У меня есть дело. У тебя тоже. Мы принимаем во внимание чувства других людей – не всегда, но от раза к разу. Мы оба совершенно точно знаем, чего хотим. Молодой человек, я мог бы выстрелить вам в голову прямо сейчас и никаких неприятных для меня последствий не было бы. Но я не хочу. Не сейчас. Не нужно пока что.

- Вы хотите видеть меня раздавленным, не так ли.

- Тебя? Нет. Я тебя для этого не знаю достаточно хорошо. Но других, да, хочу видеть – раздавленными. Поверь, ты сам же будешь мне благодарен, когда все это кончится. Ты увидишь ее. . .

- Ее.

- Да. Ты увидишь ее в другом свете. Она хороша, конечно. У нее много достоинств. Но ты не видел ее целиком, ты не знаешь. Ты увидишь. Когда все кончится, ты увидишь ее всю. А теперь иди. Пожалуйста.


II.


Музыкант выпил стакан залпом и кивнул бармену. Стакан наполнили снова. Бармен подозрительно посмотрел на клиента, но ничего не сказал. Бар клуба был пуст: время раннее. Несколько посетителей наличествовали в просторных холлах, ходили и безучастно рассматривали портреты на стенах. Обменивались бессмысленными комментариями.

Законного мужа никогда нельзя просто списывать со счетов.

Приличное, солидное затишье нарушилось появлением Хелен.

Она вошла в компании пестрой своей свиты, состоящей из лихо выглядящих молодых людей в ярких пиджаках, а также смелого вида и среднего возраста женщин в кокетливых платьях. Музыканту мать его любовницы совершенно не нравилась. Вместо того, чтобы удовлетворяться собственной бесполезностью и сидеть тихо, она вечно встревала, куда не надо, вечно вмешивалась, давала возмутительные советы, притворялась невинной и благожелательной, задавала бестактные вопросы и вообще всем мешала ужасно. Завидев Музыканта у бара . . . проигнорировав очевидное – человек хочет побыть один - она прогарцевала в его направлении, отставив своих пажей и фрейлин на произвол судьбы. Взобралась на стул рядом с ним.

- Привет, - сказала она, благожелательно улыбаясь.

- Да, привет, - ответил он резко, чуть не повернувшись к ней спиной. Но не повернулся.

- Ты чем-то озабочен.

- Да.

- Тебе нужно научиться расслабляться. Развеселись.


Подобие юмора. Как трогательно.

- Да, - сказал Музыкант мрачно. – Заметил. Не мог не заметить. Что ж. Это все справедливо, наверное. Кто я такой, чтобы отбирать у него жену.

- А, вот оно в чем дело, - Хелен сочувственно дотронулась до его предплечья. – Нет, это никуда не годится. Это нельзя, дорогой мой. Уж извини.

- Да.

- Он ведь человек выдающийся.

- У него много денег.

- Ну, по правде сказать, да.

- Я не хочу по правде, - сказал Музыкант устало. – Я хочу чтобы он оставил ее . . . нас . . . в покое.

- А он так и делает в основном.

- Не в этот раз.

- А не нужно было его провоцировать. Ничего, думаю, он придет в себя. Он очень отходчивый. Вот увидишь, все образуется.

Ирония, сарказм, даже оскорбления – как об стенку все разбивается. Теплые ноты в ее голосе звучали так естественно, что не знавший ее вполне мог принять все это за искренность. Музыкант резко повернулся к ней. Она улыбнулась светской улыбкой.

- Он мне сказал, что я могу ее забрать.

- Это он не всерьез, - сказала Хелен успокаивающе.

- Всерьез. Я ее забираю, но дети остаются у него.

- Что ж. Это ведь справедливо, не так ли?

Ничего в этой жизни ее не волновало. Поерзав на стуле, устроившись поудобнее, закинув ногу на ногу, выпрямив спину, она смотрела на него благосклонно. Порода. Ничего не скажешь. Такому не научишь – это от рождения дается.

- Он получит все права на детей, и она их больше не увидит. Он сказал что ему все равно, как он эти права получит – через суд или по договору, и пусть она сама решит . . .

- Конечно по договору лучше. Какой еще суд! Нет уж, никаких скандалов, пожалуйста. Ничего хорошего в скандалах нет.

- Он действительно намерен сделать все, что он сказал.

- Да. Это жестоко, я понимаю, но ведь он прав, дорогой мой.

- Хелен! Это убьет твою дочь. Понимаешь? А?

- Не преувеличивай. Впрочем, ты ведь человек искусства. Люди искусства склонны к преувеличениям. Ничего страшного. Она привыкнет. Некоторое время, правда, она будет переживать. Но это пройдет.

Музыкант вдруг подумал, что . . . Глядя с любопытством на Хелен, он вытащил портсигар, открыл и предложил ей. Она вежливо отказалась.

- Конечно же, - сказал он небрежно, закуривая, - он и деньги себе все заберет. Вообще все.

Прошло некоторое время прежде чем Хелен сообразила, что сие означает.

- Прости, как? – спросила она.

- Он всё заберет. Вложения, акции, наличные, недвижимость. Всё.

Своих денег у Хелен и ее дочери не было. Муж Хелен никогда не был богат, или, по крайней мере, достаточно богат, чтобы его воспринимали всерьез в некоторых кругах. Хелен слегка побледнела.

- Все заберет, - настаивал Музыкант. – Ну, может какие-то драгоценности тебе оставит.

- Ты шутишь, - сказала Хелен машинально.

Некоторая степень растерянности проявилась в ее чертах, черты стали почти человеческими.

- Мне очень жаль, - сказал Музыкант, чуть улыбаясь. – У меня доход небольшой, а рассчитывать на то, что мой отец будет содержать . . . нас всех . . . не приходится. – Он помолчал, а затем добавил с комической торжественностью, - Нужно будет многим пожертвовать.

- Не может быть, - пробормотала она, не глядя на него.

- И тем не менее это так, - заверил он ее, сохраняя серьезное выражение лица. – Не переживай. Я сниму однокомнатную конуру в Уильямсбурге, это за речкой, в Бруклине. Там живут люди, которые тебе всегда нравились – ну, знаешь - художники, поэты, беззаботная богемная толпа. Наконец-то у тебя появится возможность влюбиться в голодающего художника или страждущего поэта. Будешь вязать свитера и продавать цветы, чтобы свести концы с концами, а вечерами делиться романтическими мечтаниями с предметом своей любви, за скудным ужином, состоящим из натурального салата и сухарей. А когда он умрет от чрезмерной дозы наркотиков, твой портрет, им нарисованный, заметит представитель Галереи Тейта. После чего все остальные его картины будут раскуплены за огромные деньги лучшими музеями мира.

- Перестань, - сказала она. – Помолчи.

Молчали они целых две минуты – он, глубоко затягиваясь сигаретным дымом и следя за выражением ее лица, она – напряженно пытаясь упорядочить мысли.

- Твой доход . . . - сказала она. – Твой . . . доход как исполнителя . . . он . . .

- Ты хочешь спросить, не станет ли он в скором времени достаточным, чтобы мы втроем могли сохранить сегодняшний уровень жизни. Вряд ли. В ближайшие несколько лет на это рассчитывать не стоит.


III.


Грянули два выстрела подряд.

Тело нашли только утром. Семейный доктор заполнил все нужные бумаги. Инсульт. Семейный адвокат нанес краткий, деловой визит. Некролог. Не обо всяком убийстве следует писать в газете.

Инспектор Роберт Кинг, навещавший в тот вечер свою подругу, жившую в здании напротив особняка, слышал выстрелы. Опыт подсказал ему, что это действительно – пистолетные выстрелы, а не мешок с бельем, хлопнувшийся с третьего этажа на влажный тротуар. Он стоял у окна и смотрел на особняки напротив, чья архитектура безусловно относилась к Бель Эпокь. Известняк и мрамор. Ионические колонны. Пилястры. Сегментированные фронтоны. Дормеры. Как многие жители города, неравнодушные к архитектуре, Кинг подумал – почему сейчас так не строят?


IV.


Прошла неделя.


Телохранители вошли в номер, а несколько минут спустя снова вышли, глупо ухмыляясь гладко выбритыми лицами. Не обратив внимания на загадочные эти ухмылки, Живая Легенда вошел и прикрыл за собой дверь. Было очень темно. Живая Легенда нащупал пухлой рукой выключатель.
Хелен, нога на ногу, руки на ручках антикварного кресла, улыбнулась солнечной улыбкой. Нервно кашлянув, сказала,

- Здравствуй, дорогой.

- Здравствуй, - ответил, подумав, Живая Легенда.

И продолжал на нее смотреть бесстрастно. Он часто удивлял многих, вспоминая неожиданно их имена, именно в тот момент, когда они собирались его осторожно упрекнуть в том, что он их забыл. Этот контраст между кажущейся тупостью и замедленностью и внезапных проявлений ясности ума создавали иллюзию скрытых недюжинных умственных возможностей.

Оказалось, в номере есть еще один гость. Он сделал движение, и его заметили. Был он высок, мускулист, смугл, и обаятелен. На нем был дорогой, не очень элегантный итальянский костюм.

Живая легенда посмотрел на гостя тупо.

- Здравствуй, Франк, - сказал он без интонации.

Хелен снова улыбнулась, не очень уверенно на этот раз.

- Здравствуй, друг мой, - сказал Франк преувеличенно тепло, протягивая большую волосатую руку.

Живая Легенда пожал ее с неподдельным, как показалось гостю, теплом. Выражение его лица не изменилось.

- Очень рад тебя видеть, - сказал он все так же без интонации.

- Мадам настаивала, что ей тоже нужно здесь быть, - объяснил Франк. – Я подумал и решил – почему бы и нет. Эти козлы внизу не хотели ее пускать.

- Да, - подтвердила поспешно Хелен. – Господин Гоби очень добр . . .

- Шшшш, - Франк Гоби подмигнул ей, приложив палец к толстым своим губам. – Никаких имен. Пожалуйста, ребята. Давайте сядем и поговорим.

Живая Легенда присел неспешно, медленно, на диван. Франк придвинул второе кресло. Хелен поерзала в своем кресле и несколько изменила позу – колени вместе, ступни справа от кресла. Еще раз улыбнулась неуверенно.

Живая Легенда прибег к одному из своих излюбленных трюков – просто смотрел благосклонно на Франка, смотрел себе и смотрел. Пауза растягивалась. Благосклонность во взгляде Живой Легенды была так неподдельна, что продолжающая растягиваться пауза ничем не напоминала волевую дуэль. Когда Франк снова заговорил, он не чувствовал себя побежденным. На Хелен трюк произвел бы впечатление, если бы мысли ее не были заняты другим.

- Ну, хорошо, - сказал Франк. – Не собираешься ли ты снова сняться в фильме, друг мой? Мы уж сколько лет ждем. Мы соскучились. Э . . . Хелен, да? Хелен, не правда ли, было бы здорово – новый фильм? Мы соскучились, не так ли?

- Ах, да, - подтвердила Хелен, держа себя в руках. – Я, правда, не часто хожу в кино . . . Но на твою премьеру, дорогой, я бы с удовольствием . . . пошла бы . . .

Живая Легенда улыбнулся одними глазами – тоже фирменный трюк. Франк посмотрел на часы.

- Что ж, маэстро, - сказал он. – Никто не подслушивает. Можно говорить открыто. Помнишь, несколько месяцев назад мы с тобой посетили один бар?

Живая Легенда наклонил голову. Хелен смотрела в сторону. Улыбки прекратились.

- В течении нашего тогдашнего разговора, - продолжал Франк, - я, вроде бы, упоминал некоторые . . . э . . . вещи. Не говорил о них, а просто упоминал . . . э . . . так сказать. Ты знаешь, я всегда делюсь . . . э . . . чувствами и помыслами с людьми, которых уважаю. Я, вроде бы, совершенно точно упомянул одного нью-йоркского предпринимателя, чьи дела . . . поползновения . . . в Сейнт-Луисе . . . мне не очень нравились. Теперь, стало быть, так. Этот предприниматель и я – мы были большими друзьями. Не приятелями, а именно друзьями. Друганами. И ты тоже, друг мой . . . э . . . был другом предпринимателя. Не так ли.

С бесконечной грустью в глазах Живая Легенда кивнул, приопустил веки и выставил вперед нижнюю губу. Хелен перевела дыхание и кашлянула. Она явно нервничала.

- Теперь же так получилось, что друга нашего больше нет, - торжественно продолжал Франк. – Это очень грустно. Доктор говорит, что у него был удар. Все остальные уверяют, что он покончил жизнь самоубийством. Во всяком случае, все делают вид, - он поднял указательный палец и многозначительно наклонил его в сторону Живой Легенды, - что это так и было. Понятно, что это означает. Те, кто хорошо знали Старика Уолша никогда в такое не поверят. Старикан обожал жизнь. Такого жизнерадостного человека на земле не было никогда! Тем не менее, - добавил он, любуясь большим перстнем на мизинце, - видишь ли, друг мой, не обо всяком убийстве следует сообщать в газетах.

Хелен сильно побледнела, посмотрело отчаянно на Франка и умоляюще на Живую Легенду. Ей хотелось сейчас быть очень далеко от этого места – на Аляске, в Китае. На Марсе. Ей совершенно не хотелось принимать участие в этом разговоре. А Живая Легенда сохранял бесстрастное выражение лица. Он просто ждал, когда Франк закончит.

- Вне зависимости от того, кто во что верит . . . или же . . . во что их заставляют верить . . . – сказал Франк, - я говорю вам, как друг, ребята . . . – он выдержал паузу для пущего эффекта, - ни мои люди, ни я лично никакого отношения к этой истории не имеем. Вообще. Ноль отношения. У нас не было никаких причин. Совсем. Старикан был, конечно же, не подарок, и разногласия у нас с ним были, и еще какие . . . Но убирать старого питона . . . Нет. Никогда. Я хотел вам об этом сказать до того, как вы станете делать разные выводы и умозаключения.

Живая Легенда на некоторое время углубился в свои мысли.

- Я никогда в тебе не сомневался, Франк, - сказал он наконец. – Я знал, что это не ты. Видишь ли . . . я знаю, кто это сделал на самом деле.

Глаза Хелен широко открылись. Франк поднял черные кустистые брови.

- О да, - Живая Легенда произвел серию медленных задумчивых кивков. – Это очень грустная история. Очень, очень грустная. История о непонимании. Недопонимании. Невозможности людей друг друга понять. Что плохо в нынешнем мире – никто ни с кем толком не общается. Никто никого не слушает. Мы тонем в этом океане непонимания. Я предупреждал беднягу Уолша. Дважды предупреждал. Предупреждал дважды. Он не воспринял предупреждения всерьез. Это самое грустное и есть, во всей этой истории.

Заинтригованный, Франк пододвинулся ближе вместе с креслом. Безвольная улыбка играла на губах Хелен.

- Это японцы, - грустно сказал Живая Легенда, уставясь в пространство. – У них были какие-то дела. Они хотели составить с ним соглашение и сбить цену. Он не поддавался на уговоры. Он их ненавидел. Его дядя служил когда-то в Тихом Океане, во время Второй Мировой. Все это просто ужасно. Я пытался ему объяснить, что японцы прошлого и сегодняшние – они, типа, совершенно разные. Разные виды японцев. Я сказал ему, что старые традиции так же прочно забыты в Японии, как и у нас. Он мне не поверил. Он их очень сильно ненавидел. Он отказался от их предложения. И ему отомстили. Такая грустная история – ты себе не представляешь . . .

Он приложил ладонь ко лбу. Хелен поднялась на ноги, затем присела на корточки у дивана и положила руку на жирное колено Живой Легенды.

- Какие сволочи, - прошептала она.

Короткий всхлип вырвался из горла Живой Легенды. Даже Франка это тронуло.

- Друг мой, - сказал он. – Не отчаивайся. Рано или поздно мы им за все заплатим.

Они тихо выпили, после чего Франк объявил, что должен идти.

- Пока, ребята, - сказал он.

Когда они остались вдвоем,

- Извини, - сказала Хелен. – Мне просто . . . нужно было тебя видеть. Я пришла, а он на меня просто навалился тут . . .

- Ничего страшного, - заверил ее Живая Легенда. – Франк – хороший человек. У него есть странности, но они, в основном, никому не вредят.

- Мне нужно сказать тебе что-то важное . . . Я надеюсь, что никто не . . . э . . . подслушивает.

Живая Легенда не подозревал, что номер прослушивается. Хелен тем более не подозревала.

- Конечно нет, - сказал он. – Люди перестали подслушивать мои разговоры очень давно. Им неинтересно. Я просто глупый старик нынче. Говори, не бойся.

- Вот, понимаешь ли . . . даже не знаю, с чего начать . . . Муж моей дочери и я . . . Мы никогда открыто не ссорились, конечно же. И все таки разногласия у нас были, и у меня были причины его ненавидеть . . . Чего я боюсь – что полиция может . . . или . . . как называется это жуткое агентство? . . .

- Налоговое управление?

- Нет, нет . . . То есть, эти подлецы конечно же не менее жуткие, чем . . . Грабят честных людей, отбирают у них последние деньги . . . Нет. Агентство, которое достанет тебя со дна океана, если им нужно с тобой поговорить.

- Морские пехотинцы?

- Да нет же. Пожалуйста, дорогой . . . Ты знаешь . . . Бюро Допрашивания . . . или чего-то . . .

- ФБР.

- Точно. Именно. Если они вдруг станут интересоваться . . . они могут заподозрить, например, что я – я, представляешь? – убила собственного зятя. Понимаешь?

Живая Легенда взял из вазы орех, съел его, и взял еще один.

- А ты его убила?

- Не говори глупости. Ты меня знаешь. Надеюсь. Представь себе – я кого-то пошла и убила . . . И все-таки, у них могут возникнуть подозрения. В ту ночь я была в городе. Мы разговаривали – Уолш и я. Понимаешь? Они об этом не знают, но могут узнать. Не представляю, какие у них методы, но могут быть отпечатки пальцев . . . на ручках дверей . . .

Живая Легенда поразмыслил.

- Ты бывала у него в доме, - заметил он. – Конечно же на ручках отпечатки. Они ведь сами собой не выветриваются.

- Я об этом и говорю. Так что может случиться какая-нибудь глупость . . . в общем, я в этом ничего не понимаю, но чувствую . . . как-то . . . Понимаешь?

Живая Легенда надолго ушел в себя. Затем он взял из вазы еще один орех.

- Так значит, это ты. Ты убила Уолша.

- Что!

- Я так и думал – либо ты, либо японцы. Что ж. Значит – ты.

- Да нет же! – она обхватила голову руками. – Ты что, дурак, что ли, простых вещей не понимаешь!

Он хорошо помнил этот ее жест. Когда они были любовниками, жест этот означал, что он ведет себя как невообразимый, доисторический, ужасающий кретин.

- Ну, извини, - сказал он. – Не мечись так. Это ужасно действует на нервы.

- Посмотри на меня! Неужели я выгляжу как женщина, способная убить? Когда ж ты наконец повзрослеешь!

Она покачала головой. Встав, она схватила бутылку с серебряного подноса и налила в стакан до половины. Пригубила. Живая Легенда съел еще орех.

- Я не желаю ни в чем быть замешанной, - сказала Хелен сердито. – У меня нет времени на все это [непеч.]. Что мне действительно нужно – хорошее алиби.

Спокойно глядя на нее и никак не показывая – хочет ли он, чтобы она продолжала говорить, или убралась бы вон из номера, из отеля, из его жизни, Живая Легенда съел еще один орех.

- Мне нужно, чтобы ты им сказал, если тебя спросят . . . только если спросят, понимаешь? . . . не нужно самому предлагать, если не просят . . . Ты должен им сказать, что я провела ту ночь с тобой.

Он не ответил. Она поставила стакан на стойку мини-бара, подошла, села рядом с ним и даже заютилась слегка, задвигалась, прижимаясь к его плечу.

- Сделаешь? Ради меня? Ну, вроде, как одолжение? Тебе они поверят, это точно.

- Хорошо, - сказал он без энтузиазма. – Это какую же ночь ты со мной провела?

- Что-что?

- Ты сказала что провела со мной ту ночь. Какую именно ночь?

Она закатила глаза. Затем терпеливо повторила,

- Ночь, когда убили моего зятя.

- Ага.

Он медленно кивнул, раздумывая.

- Где ты был в ту ночь? – спросила Хелен.

- Я не помню.

- В Калифорнии?

- Хмм. Нет.

- В Пенсильвании?

- Может быть.

- Нужно знать точно.

- Ага.

Он съел еще орех. Она погладила его по плечу.

- Как дочь? – спросила она.

- В порядке.

- Так ты запомнишь? Я была с тобой. В Пенсильвании.

- Да.

- И у нас был секс.

Он нахмурился.

- Разве?

- Нет. Но ты скажешь им, что был. Если тебя спросят. Не возражаешь?

- Сузуки может обидеться.

- Что еще за Сузуки?

- Женщина, с которой я нынче сплю.

- Н-да . . . - Хелен встала и опять схватилась за голову. – Как можно спать с женщиной, которую зовут Сузуки, скажи мне?

- На самом деле у нее другое имя, - объяснил он. – Я не помню, как ее на самом деле зовут. Она японка. Я зову ее Сузуки, потому что это мой любимый персонаж.

- Черт знает, что такое . . .

Она решила, что будет очень терпелива. В течении следующего часа они выяснили что, оказывается, в ночь, о которой шла речь он все-таки был один. Затем они условились, что он скажет, если его спросят, что привез он ее на свое ранчо и провел с нею ночь, а потом, утром, доставил ее на станцию и посадил в поезд.

V.


- Что это еще за глупости? – Роберт Кинг удивленно посмотрел на начальника, когда они закончили прослушивание записи.

- Думаешь, глупости? – начальник – толстый, лысеющий, очень запущенный в смысле физической подготовки, откинулся в кресле и посмотрел на подчиненного недружелюбно.

- Ну, а что же. Японцы?

- Все-таки мы в какой-то мере ответственны за то, что у них происходит . . .

- А что у них происходит?

- Ну, там, экономика . . .

- А Уолш при чем?

- Уолш – это наша экономика.

- Вы знаете что-нибудь об экономике?

- Как насчет уважения к начальству, Инспектор Кинг?

- Абсурд. Все это – абсурд. Цирк.

- Франк говорил специально для нас, Роберт. Подлая рептилия. Устроил шоу специально, чтоб дать нам знать. А с другой стороны для Живой Легенды никакой выгоды нет. Он сказал то, что сказал, и он верит в то, что говорит.

- Он идиот.

- Не скажи, Роберт. Не следует быть таким нетерпимым. Я вырос на его фильмах. Он – гений.

У Кинга непроизвольно отвисла челюсть. На какое-то время он потерял дар речи.
- Фильмах?
- Что ж тут такого. Да, люблю его фильмы.

- Ну, хорошо, - сказал Кинг. – Ну, допустим, это был какой-то японский . . . черт его знает . . . конгломерат, департамент, или корпорация. Что нам теперь делать?

Начальник пожал плечами.

- Это не в нашей юрисдикции. Пусть Темненькие занимаются.

- Не понял.

- Это их дело. Темненьких. Наверное. Может, они кого-нибудь убьют в Токио, в отместку. Или вообще оставят все это на усмотрение корпораций. Пусть корпорации разберутся и примут такие меры, какие посчитают нужными. Пусть продадут япошкам еще одну кинокомпанию, или чего там. Какая разница.

- А что с данными, которые я для вас достал? Слушайте, я ведь несколько дней собирал материалы. Вы что, хотите сказать, что Музыкального Человека нужно . . . отпустить? В смысле – вообще не трогать? Немыслимо!

- Это что, личные счеты, Роберт? Ты лично что-то имеешь против Музыкального Человека?

- Он подонок.

- Слушай, Инспектор, - сказал начальник. – Если тебе требуются, в связи с нервным напряжением, несколько сеансов терапии за счет Бюро, так и скажи. Или, может, тебе в отпуск нужно. Но мы делаем только то, за что нам платят. А платят нам налогоплательщики. Запамятовал? Нет, нет, пожалуйста, дослушай. Даже когда мы склонны делать больше, чем нам положено, мы все равно не имеем право хватать человека просто потому, что кто-то из наших парней считает его подонком. Наручников не хватит! Нужно будет из Хонг Конга выписывать новые. Оставь Музыкального Человека в покое. Дело против него закроют на этой неделе. Если тебе очень хочется действовать, и если тебе непременно нужно кого-то допросить, допроси тещу. Я бы так и поступил бы на твоем месте, Роберт. Я их терпеть не могу, этих богатых-бедных девушек. Гадина желает заполучить алиби. Это автоматически помещает ее в категорию подозреваемых. От ранчо Живой Легенды до ближайшей станции – сто миль. И в то утро поезда вообще не ходили.

Кинг отмахнулся.

- Именно, - подтвердил начальник. – Дама просто запаниковала. Она здесь не при чем, и Музыкальный Человек тоже не при чем.

- Это он, уверяю вас. Это он! Почему бы вам не послушать меня хоть раз? Почему вы вообще никого никогда не слушаете?

- Если не будешь мне докучать, я тебя выслушаю.

- Музыкальный Человек – убийца.

- Ты мне докучаешь.

- Я должен его допросить.

- Нет. Вот что, Роберт. Иди домой – ты свободен на сегодня. Развейся. И не сверкай так глазами по моему адресу, я-то уж точно к этому убийству не причастен.

VI.


Обмен мнениями у Инспектора Кинга и Музыканта произошел в баре, оформленном под экслюзивный клуб, на Ист Сайде. Разговор был неформальный и короткий. Каждый раз при упоминании Вдовы Уолш Музыкант сбивал инспектора странным способом – инкриминируя самого себя. Кинг оставался спокойным до того момента, когда Музыкант заявил вдруг со всей серьезностью, что он вообще не музыкант. Совсем. Ничего не знает о музыке и ничего в ней не понимает. Это было так неожиданно, что Кинг, раздосадованный и раздраженный, упомянул имя, под которым музыкант выступал на публике.

- Никогда такого имени я не слышал, - подозреваемый очень убедительно пожал плечами. – Я? Выступаю под псевдонимом? Как-то странно даже.

Кинг яростно на него смотрел.

- Не знаю, что это за игра, которую вы тут разыгрываете, сэр, - сказал он. – А только, прошу вас, перестаньте. Ладно?

- В игры я не играю. Вы меня за кого-то другого приняли. Вот я здесь сижу перед вами, у меня погиб близкий друг, мне сейчас необходимы одиночество и покой. Вы совершенно бестактно завязываете со мной разговор и обвиняете меня в том, что я музыкант и убийца. Что мне думать, Инспектор? Как должен человек нормальный и разумный на такое реагировать? Черт знает, что такое . . . - он снова пожал плечами.

Кинг настаивал. Музыкант возражал, говоря что в жизни не имел дело ни с какими музыкальными инструментами. Может быть, он время от времени посещал оперу – это дело семейное, почти традиция. Но никогда он не был, например, в концертном зале. Кинг разозлился не на шутку и сказал что-то необдуманно, к делу не относящееся. Музыкант рассмеялся Кингу в лицо.

Положив на стойку двадцатидолларовую купюру, Кинг быстро вышел, боясь, что если он останется в баре еще на какое-то время, всякое может произойти.

Клан посчитал, что Уолш умер от удара. А сплетничают люди всегда, подумаешь! Полиция порешила, что имело место самоубийство, и вела себя по отношению к клану тактично. Пресса держалась на расстоянии, поскольку не каждое убийство следует освещать в газетах. А руководители в ФБР так и не заинтересовались всерьез этим делом, несмотря на усилия Кинга.

Полный текст романа находится на сайте автора -

http://huffycow.com/textrus/index.html