Сочинение

 Начинался письменный экзамен. В классе стояла тишина, но царила напряженная атмосфера ожидания, волнения и неуверенности, в которой, казалось, клубились эмоции ребят. Лиза сидела на задней парте в среднем ряду.
 
 Непривычно нарядные, девочки в белых фартучках и коричневых платьях с белыми воротничками, вязанными крючком и специально пришитыми в честь праздника, а мальчики - в черных брюках и белоснежных рубашках, ждали, когда принесут тему сочинения. Они, конечно, не могли сидеть спокойно, крутились и переглядывались, но если говорили, то шепотом и косясь на учителей.

Учителя в лице биолога и химички Софьи Николаевны, литераторши Нины Григорьевны и математика Петра Ивановича расположились за столом, стоящим перед окном, лицом к двери и боком к классу. Ветки сирени, сорванные с кустов на территории детдома, и тюльпаны с нарциссами с клумбы возле игрового корпуса, стояли перед ними в банках, заслоняя ребят и сокращая поле обзора. Назывались они экзаменационной комиссией.

 Учителя тихонько переговаривались, временами поглядывая сквозь цветы то на своих подопечных, то на открытую дверь. Иногда кто-нибудь их них вставал и выходил из класса, чтобы узнать, долго ли еще ждать.

 Окна были распахнуты. За окном все дышало утренней свежестью и прохладой и только обещало жару. Шелест зеленой листвы, шум и голоса птиц и стрекот насекомых отвлекали ребят от экзамена, напоминая о наступлении лета и о том, как замечательно было бы сейчас находиться где-нибудь в другом месте. И преданные обстоятельствами, но непокоренные, выпускники активно
создавали условия для возможного списывания.

 Стратегические цели были намечены, когда ребят с цветами запускали в класс. Нинка Николаева решительно согнала с облюбованного места Томку Пекарь, и теперь сидела на правах подруги за Риткой Ланской. Она крутила головой, елозила и временами толкала в спину свою подругу, заставляя ее двигаться то вправо, то влево, как настоящий полководец, изучая таким способом позиции и определяя будущую тактику. Томка Пекарь, быстро разобравшись в ситуации, сразу юркнула за парту перед Лизой, и уже несколько раз оглянулась, прикидывая, насколько удобно списывать. Одним словом, класс дружно готовился к боевым действиям.

 В ожидании конверта ребята под руководством Ольги Константиновны, своего учителя литературы, уже оформили экзаменационные листы и теперь ждали, когда появится директор.

 Наконец, с конвертом в руке в класс решительной походкой вошла Анна Тихоновна, пожилая седая женщина, возглавлявшая школу уже тридцать лет. Она прошла к столу Ольги Константиновны, стоящему в центре класса перед партами ребят, поздравила их с экзаменом, торжественно вскрыла конверт, достала лист бумаги и бросила конверт на стол. Класс затаил дыхание. Прочитав в тишине тему сочинения, Анна Тихоновна передала бумагу Ольге Константиновне и, напутствовав ребят, вышла из класса.

 Пока Ольга Константиновна красивым ровным почерком записывала тему на доске, ребята уже расслабились, почувствовав облегчение и сбросив, наконец, с плеч затянувшееся напряжение, задвигались, зашевелились, стали переглядываться и перешептываться. Закончив, учительница немного поговорила о том, как можно раскрыть данную тему.

 Тема была одна, и хотя Ольга Константиновна считала ее очень удачной, Лиза была с ней категорически не согласна. Недовольно глядя на доску, она уже несколько раз прочитала «Вот и стали мы на год взрослей!», но по-прежнему не понимала, в чем прелесть этой темы и чем уж так она хороша. Она чувствовала в ней что-то неприятное, но не могла определить для себя, что ей так не нравилось и раздражало. Лиза прочитала название еще раз, но безрезультатно. То, что крутилось в ее голове, никакого отношения не имело к тому, что она так любила в сочинениях.

Проходило время, и ребята один за другим склонялись над партами, переставая обращать внимание на окружающий мир и погружаясь в пространство тетради, и только голова Лизы по-прежнему была пуста, легка и не хотела следовать примеру одноклассников. Ничего, кроме ускользающих и нечетких ассоциаций с фильмом «Прощайте, голуби» и почему-то с плакатами, на которых был изображен голубь мира, выглядящий абсолютно так же, в ней, в голове, не появлялось. Смутные образы не ловились и не пристегивались к теме.

 Из слов Ольги Константиновны было очевидно, что сочинение на эту тему – это в том числе повод показать грусть утраты, расставаясь со школой и детдомом, и послушная Лиза была готова, но почему-то никак не удавалось. Грусть либо есть, либо нет, а пинками ее вызвать не получалось. Не помогало и то, что Лиза знала, в каких словах этого ждут от нее, но как заставить себя написать себя эти слова – не знала.

 Обычно сочинения никогда не вызывали трудностей у Лизы. Она любила уроки по литературе и ту словесную возню, которая предшествовала написанию любой работы. Это когда-то ей не хватало слов даже для того, чтобы составить характеристику на Владимира Андреевича Дубровского. Но, однажды мучаясь над планом и случайно бросив мельком взгляд на раскрытую книжку, она наткнулась на слова «расточителен и самолюбив», и неожиданно поняла: это выход. Ничего придумывать не надо, все есть в тексте. Лиза вспомнила, как она, отложив тетрадь, с карандашом в руке еще раз перечитала повесть, подчеркивая только то, что относилось к главному герою. Неожиданно в голове сами собой стали появляться синонимы, недостающие слова, и она поняла, что справится с заданием.

 С тех пор она не боялась ни планов, ни сочинений, и получала огромное удовольствие от этой работы. Учительница была довольна и даже зачитывала в качестве образца то, что Лиза написала. Девочка опасалась сначала этих чтений вслух, думая, что над ней будут смеяться. В детдоме словом «выскочка» дразнили и за меньшее. Однако этого почему-то не случилось. К тому же во время чтения сочинение словно менялось: слабые места пропадали, а наиболее ясные мысли звучали, как в книжках. Постепенно это стало нравиться Лизе. Кроме права полюбоваться собой, такой умницей, это помогало по-новому оценить написанное, посмотреть на него чужими глазами, и результат кружил голову.

 Но сейчас ничего не клеилось. Лиза видела, что листочки у многих ребят уже заполнялись написанным, а она по-прежнему не знала, как быть. Наконец, поняв, что так и не сможет придумать ничего своего, того, что всегда было так интересно писать, Лиза решила делать, как велела учительница.

 Значит, основным в сочинении должна стать грусть расставания с прошлым. И сначала, наверно, надо рассказать о настоящем, а закончить выбранной профессией. Лиза рассуждала про себя не словами, а какими-то обрывками мыслей, уже создавая общую нить рассуждения, конструируя будущий текст.

Профессию Лиза еще не выбрала, но чувствовала, что это легко обойти в сочинении рассуждениями типа «Все дороги хороши, выбирай на вкус», заранее, конечно, поговорив о них, этих дорогах. Хуже было с первой частью, где надо было, как-то исхитрившись, упомянуть и одновременно избежать мыслей о «нашем счастливом детстве».

 Лиза решила, что пока она больше думать не будет, а запишет то, что уже придумала. Начав быстро строчить, Лиза увлеклась. Сейчас она писала о понятных и известных ей вещах, и это было нетрудно.

 Иногда, с опаской взглянув в сторону учителей, которые сидели у окна, уткнувшись в классные журналы, и старательно не смотрели на ребят, и убедившись в своей безопасности, к ней оборачивалась Томка Пекарь, и, заглянув в Лизину тетрадь, быстро отворачивалась записать, то, что прочитала, пока не забыла.

 Нинка Николаева, вскочившая с места сразу, как только из класса вышла Ритка, объясняла учителям, что ей надо срочно выйти, и бурно реагировала на отказ, настойчиво убеждая взрослых, что ждать не может. Привлеченная шумом, Лиза подняла голову, и некоторое время рассеянно наблюдала за происходящим. Наконец, учителя сдались, прекрасно понимая, зачем выходит Нинка, Нинка победоносно удалилась, и Лиза вернулась к своим мыслям.

 Все упиралось в эту проклятую грусть, которую Лиза ну никак не чувствовала. Можно, наверно, что-нибудь о том, как они будут потом приезжать. Но к чему это пристегнуть, если основного нет? Очевидно, требуется написать, как многому их научили школа, учителя, детдом. Но не хочется. Опять же, голуби. Что-то там было, в этом фильме. Грусть расставания, изменение судьбы. Но они-то, герои фильма, это чувствовали, а она – нет.

 Время поджимало, и Лиза решилась: ладно, напишу, что хотят.
Слова лились легко, но были абсолютно пустыми, чужими, холодными. Она их не чувствовала. Слабый отголосок стыда за то, что она пишет, веял над Лизой. Была только одна надежда, что Ольга Константиновна все-таки поставит четыре.
 
 Быстро закончив сочинение, Лиза проверила его, отнесла на учительский стол, словно избавилась от чего-то нехорошего, и вышла из класса. Привычного удовлетворения и гордости не было. Лиза знала, что в этот раз она не будет ожидать с предвкушением и надеждой оценки. Забыть о нем, как можно быстрее, – вот единственное, чего ей хотелось. На улице светило солнце, пахло сиренью, по шоссе справа от школы ехал грузовик по пыльной дороге, а между деревьями слева мелькали белые фартуки девчонок, которые вышли раньше, и она, выкинув из головы дурные мысли, побежала в их сторону.

 Оценки за сочинения объявили вместе с результатами за устный экзамен по русскому языку. Ольга Константиновна посчитала сочинение Лизы блестящим и долго хвалила. А Лиза старалась не слушать ее и забыть об этом кошмаре. Ей была безразлична пятерка за сочинение. Гораздо обиднее было то, что за устный экзамен по русскому языку, который она зубрила целый месяц, она получила четверку, хотя упустила всего одну запятую: комиссия решила проявить принципиальность.

2003