Смерть в зеркале

Дорогие читатели!
Сегодня, когда с момента написания этой книги в моей жизни и голове произошло много чего, справедливости ради я должен сказать что:
1. Да, я знаю, что это произведение так себе, если не хуже. Концептуально, идейно, структурно, технически - всё очень слабо. Тем не менее, когда это создавалось, я старался, как мог и действительно думал, что искренне скажу что-то новое.
2. Я не удаляю его отсюда с целью помнить, что было в начале - для себя, и с целью демонстрации как не стоит писать - для других.
Поэтому, если вы собрались почитать что-нибудь стоящее, то поищите ещё. А если есть время и желание проанализировать, то милости прошу.
С уважением, Юрий
P.S. Непонятные дефисы и тире - результат копирования из ворда :)


СМЕРТЬ В ЗЕРКАЛЕ
роман


Все события реальны. Все совпадения не случайны.


Выражаю сердечную благодарность
Жизни за подсказанные темы и сюжеты.
 

Часть нулевая, ненаучно-фантастическая
Глава 1
Человеческая память – гадкая штука. Никогда не помнишь того, что нужно. Всякий мусор вроде точного числа километров от Земли до Солнца, или дня потери девственности помнится вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет. А вот жизненно важные формулы или тексты при подготовке к экзаменам, или в какие дни месяца у твоей девушки менструальные циклы – ни в жизнь не запомнить.
Вот так и сейчас, совершенно не помню, как умер.
То есть помню, что жил; а теперь точно знаю, что умер. Хорошо помню, что, когда я родился, первые увиденные мною вещи были облупившийся потолок палаты, мигающая лампа дневного освещения, окровавленные руки акушера и мамин живот. Помню, как в первый раз приехал на море. Меня укусил огромный шершень, и потом две недели левая половина лица перевешивала правую.
Помню, как ходил в детский сад, помню, как учился в школе (эх, если б я так же учился в институте, может быть, нашёл бы работу поприличнее). Видимо, даже в теперешнем состоянии невозможно забыть развесёлые студенческие годы; также хорошо отложились в памяти невероятно «насыщенные» годы офисной работы, а вот что именно привело моё теперь уже бренное тело к столь печальному результату, совершенно вылетело из головы. Точнее, э-э... в общем, трудно объяснить из чего же именно у меня это вылетело.
Даже удивительно, насколько быстро и спокойно я смирился с таким, незавидным на первый взгляд, положением. Были, конечно, сожаления о безвременно покинутых родственниках, были горестные переживания по поводу скоропостижной утраты с таким трудом доставшейся жилплощади. Но ещё не до конца осознанное ощущение абсолютной свободы всё больше наполняло меня наподобие заманчиво льющегося в играющий на солнце искрами хрустальный бокал апельсинового сока. Не без удовольствия рассматривая голубовато-бирюзвое облако, себя то есть (вскользь отметив, что зрение есть даже у фантомов), я с волнующим трепетом осознал, что не надо уже бояться того, чего больше всего боится любое смертное создание – отхождения в мир иной. Такой неоднозначный момент, мне кажется, переживает всякий, кто сюда попадает – чувство потери инстинкта само-сохранения приобретает характер наркотической эйфории, напрочь перебивая мрачные догадки-воспоминания о траурных процессиях в свою честь. Для пущего эффекта я радостно помигал ярко-красными и зелёными огоньками.
Кстати, о мире ином. Раз уж я в нём находился, стоило побродить и получше разглядеть, что здесь к чему. Согласитесь, когда ещё такая возможность будет? И ведь совершенно бесплатно!
Окружающие ландшафты не могли не радовать глаз. (Глаз ли? Зеркало бы сейчас). Несомненно, будь со мной рядом субстанция какого-нибудь географа, он бы запротестовал против слова «ландшафт», так как никакого «ланда», а уж тем более «шафта» тут нет и в помине. Висеть в пространстве (опять же, в пространстве ли?) поначалу было непривычно, но со временем (?!) ничего, освоился. Вокруг ле-тали такие же, как и я, цветные касперы-дружелюбные-привидения. Оценить их число даже приблизительно было невозможно. Они были везде – зеленоватые, лиловые, солнечно-жёлтые, такие же, как и я, ультрамариновые – само-движущийся бесконечный радостно-радужный калейдоскоп, окружавший со всех сторон. Многие, наверное, сказали бы, что от таких картин скоро зарябит в глазах, но вот глаз-то как раз уже и не было, поэтому не надоедало как-то. Разнообразию оттенков поразился бы сам Да Винчи, да он, пожалуй, так и сделал, когда здесь очутился. Судя по то-му, что все интенсивно помигивали, жизнь в здешнем её понимании била ключом.
Как-то раз один мой друг по имени Сергей спросил меня, о чём я мечтаю. Я по молодости ответил, что мечтаю об абсолютно недостижимом на тот момент автомобиле БМВ эксклюзивной восьмой серии – двухместное купе, двенадцать цилиндров, кожа и хром в салоне – чем не мечта? Бесконечно благодарен ему за то, что вывел меня из глубочайшего заблуждения.
– Нет-нет-нет, дорогие игрушки, шестизначные счета, красивые тёлки – это всё жизненные цели, никому не де-лающие, вообще-то говоря, чести, но вполне достижимые. Понимаешь, как тебе объяснить… Мечта – это что-то, чего у тебя просто никогда не может быть, что-то по определению совершенно недостижимое… Ну, например, иметь жабры, как у Ихтиандра, чтоб под водой плавать, понимаешь?
Я понял. Ощущение, что всю жизнь до этого момента ты жил как-то неправильно, настолько меня поразило, что я даже не стал шутить насчёт того, что с нашей экологией до жабр недолго осталось. Если бы подобное пусть и разбойническое, но всё же полезное вмешательство в моё мировоззрение произвела какая-нибудь девушка, я бы тут же в неё влюбился, пусть бы даже она и не была красавицей. Но Сергей был мужчина, и какие испытывать к нему чувства, вопрос был непростой. Я его очень сильно зауважал как человека. Но задумался нешуточно, о чём же таком на-до мечтать, чтоб потом не было стыдно сказать умному человеку.
Стругацковское счастье для всех поначалу показалось вполне приемлемым, но потом вспомнился один чиновничек, покинувший перед моим носом рабочий пост. Просто уходящий чиновник в нашей стране – явление привычное и никого уже не удивляющее, но тот ушел за три часа до конца рабочего дня и честно при этом признался, что «пошёл бухать, приходите в понедельник». Здраво рассудив, что как минимум один человек не заслуживает вселенской благодати, вариант был отброшен. Примерно по тем же соображениям ещё несколько альтруистических побуждений стыдливо угасли в глубинах сознания. Чувствуя всё же некоторые угрызения совести, я пришёл к выводу, что я могу хотя бы помечтать что-нибудь для себя любимого, раз уж живу для других вроде бы.
Ответ пришёл сам собой, хотя и был тривиален до ужаса – хотелось летать. Высоко, так, чтоб задыхаться от не-хватки кислорода, чтоб лицо покрывалось инеем от холода, чтоб свысока на птиц смотреть. С тех пор я стал мечтать о том, чтоб хоть на минуту оказаться родственником Карлсона.
Мечты имеют неприятную особенность – сбываться. Поду-мать только, чтобы летать, надо было всего лишь отбросить копыта. Сбылась мечта умного человека, уж спасибо, так спасибо.
Кое-как освоившись с управлением своей бестелесной сущностью, я поплыл к ближайшей группе «облаков», о чём-то, судя по цветомузыке, оживлённо беседующей. (Нет, а каков оборот языка – оживлённо беседующие трупы! Умереть можно со смеху (опять каламбур!). Сколько слов воспринимаются в теперешнем контексте совершенно по иному!)
– Господа, – вежливо начал я, но вежливость, видимо, не входила в здешний этикет. Не знаю, как определять, что на тебя обратили внимание, но нутром почувствовал, что не обратили. Повторенное достаточно сдержано и гром-ко обращение опять не повлекло за собой желаемого результата. Я человек спокойный (был), но нервничать на-чал, так как закралось одно неприятное предположение.
С уже нескрываемым волнением, сопровождавшимся цветными всплесками ядовитых цветов, я обнаружил, что свободно пролетаю сквозь собратьев по потустороннему измерению, нисколько их при этом не потревожив. Даже громкие крики в непосредственной близости от объектов домогания не производили ровным счётом никакого эффекта. Окружающие были неспособны меня… зарегистрировать, так, наверное, точнее будет сказать.
Если бы мне при жизни сказали, что после смерти происходят вещи, способные ввести человека в состояние стабильной паники, я бы только посмеялся, сейчас же мне было абсолютно не до смеха. Перспектива провести в полном одиночестве неопределённое время и при жизни меня не радовала, а уж теперь, когда словосочетание «неопределённое время» приобрело совершенно иной, теперь уже конкретный, смысл, я находился в совершенно отчаянном со-стоянии. Я обречённо потускнел.

Глава 2
– Здравствуйте.
Никогда бы не подумал, что такое простое слово может так обрадовать. Повернувшись всего лишь – не поверите – вокруг одной оси, я добился того, что в поле зрения по-пал и столь желаемый собеседник.
Любой бы сразу заметил, что Он (Она? Оно?) отличается от всех, кого я встречал раньше. Ярко-белое свечение, исходившее от него, ясно давало понять, что непростой призрак соизволил снизойти до моей скромной персоны. Только сейчас я обнаружил, что белых «созданий» вокруг не было ни одного.
– Позволю себе заметить, это вполне закономерно.
Ну вот, так и думал, что все эти Supremes читают мысли.
– Разумеется. Учитывая, что мы с Вами и есть некоторым образом сконцентрированная мысленная ткань, то и Вам не составляет никакого труда считывать информацию таким же образом, как и я. Не слишком ли наукообразно я выражаюсь?
– Да… нет…, в принципе, – слегка замедленно с непривычки поддержал я мысленный диалог. И тут же на меня об-рушился невообразимо какофонический поток звуков, слов, смеха, криков различных интонаций. Одновременно с этим астрономическое число привидений, можно сказать, «обернулось» ко мне… чем? Нет, я скорее почувствовал, что на меня наконец-то обратили внимание, настороженно-одобрительное поблёскивание свидетельствовало о том, что теперь я и мои многочисленные сожители (Ха!) были «на одной волне».
– Я же говорил, что это не сложно. Следующим шагом Вы должны научиться отфильтровывать ненужные потоки информации, иначе нам с Вами не удастся побеседовать, между тем кое-какие сведения об окружающей действительности Вы должны усвоить.
Я подумал, что трудно будет сразу думать то, что имен-но в данный момент хочешь донести до собеседника. Люди, естественно, всегда «очень заняты», чтоб концентрироваться только на разговоре с собеседником, поэтому во время диалогов обдумывается ещё, по крайней мере, не-сколько вопросов – где достать денег на новый холодильник, что это за подозрительные уплотнения появились в районе гениталий, что подарить жене на годовщину или ещё что-нибудь в этом роде. По этим вполне понятным причинам немногие думают, о чём говорят.
– Совершенно с Вами согласен, такой полезной привычки у Вас ещё нет. В Вашем плотском во многих смыслах этого слова мире культура мысли находится в предзачаточном состоянии. Неумение настраивать мозг на прямой мысленно-информационный поток сыграло с человечеством плохую шутку. Так называемая рассеянность – это и есть утопичные по сути попытки одно-временно обрабатывать параллельные потоки сознания. Есть и другой отрицательный аспект. Большинство людей думают, что могут безнаказанно для здоровья культивировать в сознании злобно-тупые мыслишки – ведь никто не узнает. Они, конечно же, ошибаются.
– Знаете, я тоже слышал о том, что содержание мыслей оказывает непосредственное влияние на жизнь и здоровье человека. (Ну вот, и я стал умничать).
– Безусловно, нельзя не признать, что ваша наука далеко шагнула вперёд. Я думаю, что такими темпами, люди в обозримом будущем выполнят свою Задачу.
Какую ещё Задачу? Я ясно понял, что Он произнёс это слово именно с большой буквы.
– Об этом позже. Я позволил себе вскользь заметить, что у Вас накопилось много вопросов «в скобочках».
Если бы мне оставили брови, я бы их вопросительно поднял. Моё удивление не замедлило быть прокомментированным:
– Да, видите ли, я обладаю способностью воспринимать мысленные потоки от любой информационной ячейки… Эти ячейки люди называют… «душа», если хотите.
Какие ячейки? Это что же, Бог что ли, раз он такой всеслышаший?
– Не совсем. Тезисы земной культуры, знаете ли, в своих положениях о высших существах, Supremes, как Вы изволили выразиться, весьма далеки от истины. Структура этого мира несколько сложней и одновременно проще, чем принято у Вас думать.
Тут я подумал, что действительно хочу узнать очень много важного.
– Да… Знаете ли… я действительно хотел бы кое-что спросить, – очень трудно с непривычки «мыслить вслух». – Что это за место? Кто Вы? Что мне теперь делать?
– Я несказанно рад, что у Вас родились правильные вопросы. Это – загробный мир, если угодно, хотя любое место с таким же успехом можно на-звать «загробным», ведь оно тоже находится ЗА гробом, а не внутри него. Но это я так, к слову. (Шутить, значит, изволит). Это место обитания информационных ячеек, м-м… простите «душ». Меня можете считать Главным Хранителем Информации. Я посетил Вас, чтобы Вы меня выслушали, а затем продолжили выполнять своё предназначение, то есть вернулись на Землю и участвовали во всеобщем техническом и культурном прогрессе. Я расскажу Вам о Сути Вещей, строении Вселенной, о Задаче человечества. Это всё очень сложно, но Вам просто необходимо это узнать, иначе Вы и дальше будете бесцельно топтать почву. Вы принадлежите к числу людей, которым небез-различен смысл их жизни?
– Я думаю, он всем небезразличен.
– Ну-у… – протянул он снисходительно, – Вы мыслите слегка идеализиро-ванно. Тем не менее, воспринимайте, и постарайтесь в следующей жизни вос-произвести хотя бы частичку из усвоенного.

Глава 3, содержащая умности, которые не интересую-щиеся могут пропустить
Основа мира – ИНФОРМАЦИЯ.
Информация существует, чтобы существовать.
Информация существовала всегда.
Пространства, времени, материи НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Существует ЭНЕРГИЯ.
Энергия – среда, носитель Информации.
Электромагнитные волны – Информация в чистом виде.
В Начальном Состоянии Энергия равномерно распределена в Обители. И был КАТАКЛИЗМ. В результате Катаклизма Энергия претерпела процесс де-гомогенизации, в результате чего неравномерно распределилась по Обители. Этот процесс Ваши учёные называют появлением материальной Вселенной.
– Пока понятно?
Тон был строгий, напористый, да спорить и не возникало желания.
– В общем и целом.
– Хорошо, теперь далее.
Пространство есть разреженная Энергия.
Материя есть уплотнённая Энергия.
«Временем» в Вашей науке принято называть то, что на самом деле есть естественный процесс гомогенизации, упорядочения Энергии, который у Вас именуется «радиоактивным распадом».
Время есть ничто иное, как РАЗРУШЕНИЕ. Время придумали люди, для того, чтобы их психика смирилась с постепенным старением организма, сде-лать его разрушение мнимо подконтрольным. Для ВЕЧНЫХ вещей времени НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
Разрушение идёт тем быстрее, чем плотнее энергия, именно поэтому чело-вечество замечает разрушение материи, но не замечает разрушения про-странства. Другими словами «время» в микрообъектах «движется» гораздо быстрее «времени» в макромире.
Тут у меня сам собой родился тревожный для человека мечтательного склада вопрос:
– Но раз нет времени, то нельзя и двигаться во време-ни?
– Вынужден Вас разочаровать. Невозможно двигаться в прошлое, по той простой причине, что его уже нет – оно разрушилось. Движение в будущее есть ускорение процесса разрушения, или упорядочения Энергии – процесс, до которого не дошли даже Хранители Информации, создатели Человечества, а уж люди тем более никогда не дойдут. А если и дойдут, то это ничего не даст. При мнимом перемещении одного объекта, допустим на 50 лет вперёд, вся Вселенная «разрушится» на 50 лет. Вряд ли кто-то обрадуется, вдруг по-старев на полвека и ничего при этом не сделав. Не хотелось бы лишать чело-вечество романтической мечты, но лучше смотреть правде в глаза.
– Создатели человечества, говорите? – вырвался у меня слегка ошарашенный вопрос. Нетактично получилось.
– Совершенно верно. Схема несколько сложновата, но в общих чертах вы-глядит примерно так.
Хранители Информации существовали ВСЕГДА, как и Информация, не за-давайте, пожалуйста, глупых вопросов насчёт яйца и курицы.
– Да я верю, чего уж там…
– Отлично. Далее.
Равномерность Энергии – необходимое условие существования Информа-ции, равно как и её Хранителей.
«Душа» человека – элемент особого информационного множества, создан-ного для упорядочения энергии, размер этого множества, разумеется, ограни-чен, это своеобразная вселенская служба спасения, тело – лишь подходящая оболочка. Вы не зря, кстати, называете человека венцом творения. На ЭТОТ раз действительно получилось неплохое тело. Предыдущие экземпляры были гораздо менее жизнеспособными, они жили всего по несколько Ваших лет. Естественно, при этом развитие науки шло куда более медленно. В прошлый раз на устранение Катаклизма понадобилось 1080 лет, на этот раз, по моим прогнозам, справимся за 1030. Вам знакомы подобные математические выра-жения?
– Что-то знакомое...
– Хорошо. Так вот, в идеале, думаю будем справляться примерно лет за 500. Как Вы догадались, Катаклизмы цикличны, их повторение, по всей ви-димости, закономерно, но оттого не менее опасно.
Сама мысль о том, что люди, забыв про политические распри и собственнические инстинкты, способны за полты-сячелетия проворачивать ТАКИЕ дела восхищала одной толь-ко своей утопичной недостижимостью.
– Не отвлекайтесь.
Для выполнения Задачи Человек наделён особым прибором для взаимо-действия между различными состояниями энергии и другими информацион-ными множествами – МОЗГОМ. Мозг может взаимодействовать с любой ин-формацией, причём при взаимодействии с информацией, записанной на более плотной энергии, мозг ощущает «замедление времени», в силу синхронизации с более быстрым его «течением».
Я припомнил, что слышал что-то такое, но сейчас меня интересовал более важный вопрос.
– Это всё, конечно, хорошо. Непонятно только, зачем понадобилось создавать человека, ведь вы же Высшие суще-ства, разровняли бы энергию сами – и все дела.
– Это невозможно. Мы – Хранители Информации, поэтому состоим из Информации. Мы не можем влиять на вещество – уплотнённую Энергию, че-ловек вещественен, он может влиять на вещество, поэтому создание человека было необходимо.
– Как же вы создали человека, если не можете влиять на материю?
– Всё по порядку. «Душа» – особый вид информации, способный синтези-ровать органическую ткань и взаимодействовать с ней. Создание «душ» – ре-зультат высшей концентрации ресурсов Информационной Сущности, предо-пределённая реакция на Первый Катаклизм. Звучит так, что я сам не понимаю природы этого явления и путём демагогии пытаюсь выдать простое за слож-ное. Отчасти это так и есть. Посылы для создания «душ» остались необъяс-нимыми и для меня. У Обители свои законы.
Поток подобной информации с трудом укладывался в моём пусть и техническом, но деградировавшем за годы однооб-разной деятельности, мышлении. Оказалось, что я прожил жизнь, НИЧЕГО не зная об окружающем мире. Да и хотел ли я знать?! Подумать только, сколько людей бессмысленно функционируют, перерабатывая органические вещества, и даже не удосуживаются поднять голову и посмотреть во-круг, удивиться красоте и гармонии природы, да хотя бы… восхититься величественной красотой высоток в своём мик-рорайоне, порадоваться свежему воздуху, дождю! И я был одним из них! Стало таки обидно за бесцельно прожитые годы. А может бесцельно прожитые жизни? Миллионы жизней? Мысли приобретали всё более философский характер.
– Почему люди не знают всего этого?
– Побочный эффект, так сказать. При рождении человек забывает почти всё, что он узнаёт ЗДЕСЬ. Мы пока не решили эту проблему. Приходится пе-редавать сведения по сто раз одной и той же ячейке, «душе» то есть. Хотя «проблески» случаются, и самые «талантливые» во время очередной реин-карнации совершают фундаментальные открытия. Осознать всю систему Ва-шим учёным не позволяет так называемая «аксиома» о том, что ничто живое не может жить, не поглощая пищу и не выделяя экскременты, в то время как информация для создания и поддержания в привычном виде обычного, «мёртвого» по-вашему, камня ничуть не проще, чем для «изготовления» со-баки, например.
– Получается, технический прогресс есть результат та-ких вот «проблесков»?
– Именно это я и хотел до Вас донести. Вы, должно быть, помните, что са-мый значительный скачок технического развития пришёлся на период, кото-рый у вас принято называть двадцатым веком?
– Да, ещё при жизни этот факт казался мне удивитель-ным. Сотни лет человечество пребывало в почти первобыт-ном состоянии, а затем вдруг изобрело космические аппа-раты и «Пепси».
– Это произошло по той причине, что человек ленив по своей природе, как и любое другое животное; хотя имеет всё же творческую искру. Имея условия для комфортного существования, он перестаёт действовать. Пришлось искус-ственно стимулировать развитие техники, засылая специально подготовлен-ных «агентов», если можно так выразиться.
– Что же станет вершиной технической мысли человека, кроме телевизора, разумеется?
– Понимаю Вашу иронию. Самые технически сложные предметы, которые люди научатся изготавливать, это установки массового расщепления материи в равномерную энергию. Хотя, много легче уничтожить Вселенную, просто одновременно взорвав все звёзды.
– Ага. Всего-то.
– Что ж, задача, разумеется, не из лёгких, для начала надо научиться пере-мещаться между звёздами, но вполне выполнимая, поверьте моему опыту.
Недобрые мысли подлыми скользкими червями нагло пожи-рали сочную психику. На следующий вопрос утвердительный ответ слышать не хотелось.
– А-а… Что Вы имеете в виду под словами «уничтожить Вселенную»?
– Именно это я имею в виду. В этом и состоит Задача человечества. Люди привыкли благоговеть перед Вселенной, особенно перед звёздами – сколько сложено про них восхищённых песен и стихотворений. А между тем это такие же случайные, хотя и полезные, объекты, как и первые азотистые соединения, из которых возникла жизнь. Точнее говоря, так принято считать в Вашей формальной науке. Всё гораздо обыденнее, просто люди не могут жить без красивой легенды.
– Да кто на такое пойдёт?! Дураков нашли?
– Когда люди достигнут ТАКОГО уровня развития, они уже осознают свою истинную природу. Более того, все будут хотеть как можно скорее изба-виться от ненужных оболочек. Здесь к месту будет отметить один интересный факт.
Экология на Вашей планете стремительно ухудшается. И это есть не столько следствие развития технологий и деятельности человека в целом, сколько одна из движущих сил эволюции. Человек средних веков не прожи-вёт в привычном Вам воздухе и дня, а люди современности дышат ЭТИМ по несколько десятков лет. Организм homo sapiens приспосабливается к ухуд-шающимся условиям существования. Очень скоро появится и начнёт бурно развиваться новая наука – экоадаптация, она будет заниматься изучением возможностей жизнедеятельности человека без тех или иных органов в связи с исчезновением источников их поддержки. Воздух загрязнится тяжёлыми металлами – экоадаптологи найдут способ усваивать их с пользой для орга-низма. Почва перестанет плодоносить – будет найдена возможность рудимен-тировать желудок и черпать энергию непосредственно из окружающего про-странства. Уже сейчас ген облысения стал наследственным, потому что необ-ходимость в густой шерсти давно отпала. Скоро Ваши соплеменники станут поголовно безволосыми. («Представляю, какие убытки потерпят производители шампуня», – невпопад скользнула у меня мысль. Хранитель проигнорировал моё вторжение в его мо-нолог).
Итогом работы экоадаптологов станет избавление человека от тела как та-кового. В этот знаменательный момент человечество осознает, что тотальная деструкция – главная цель его появления. Существование материальной Все-ленной угрожает существованию Информационной Обители, люди выполнят своё предназначение, другого пути нет.
Уместно будет заметить, что неясное и неточное осознание сего факта не-которыми «одарёнными» элементами – есть причина всех войн. Их бы спо-собности, да в нужное русло... К счастью, подобных «вундеркиндов» всего три, и они на особом учёте.
– Вы хотите сказать, что Македонский, Чингисхан, Бона-парт, Сталин, Гитлер…
– И ещё сотни недошедших из древности имён имели одинаковую начин-ку.
Вот, значит, как. Умные люди думали, что войны в угоду политиканов и промышленных магнатов затевались, оказыва-ется, что «инициатива сверху» шла. Видать, не понял че-го-то Хемингуэй, хотя книги о войне проникновенные пи-сал. Прав был, значит, Геродот.
Обсуждаемые темы, безусловно, были очень достойны и интересны, но усвоить такого рода знания я был ещё не в состоянии. В конце концов, я был ещё совсем молодым по-койником. Чтобы осознать всю их значимость, мне нужно было спокойно всё обдумать наедине с собой. Насколько это вообще здесь возможно. Не об этом хотелось погово-рить, хотел узнать что-то важное, но разговор как-то сам собой всё время уходил в сторону... О чём же? О чём? А! Вот.
– Ещё при жизни хотел узнать одну важную для меня вещь. Теперь, пожалуй, самое время. Все мы – люди – оди-наковые? Или разные? В чём моё предназначение? Я букаш-ка, один из миллиардов? Или один из тысяч? Какова моя функция во всём процессе?
Хранитель с явным удовольствием испустил несколько по-ложительных эманаций.
– Вот мы и подобрались к самому главному. Не знаю, обрадую Вас, или нет, но Вы как раз субстанция совершенно специальной природы.
Всей своей сущностью я почувствовал, что он пристально смотрит мне прямо в «глаза». Ощущение серьёзности и от-ветственности момента пронизывало меня не хуже рентгена. Выдержав многозначительную паузу, Хранитель вынес свой приговор.
– Вы – охотник за смертью.

Глава 4, или пролог
Представьте себя на минуту на моём месте. Что бы Вы подумали, если услышали нечто подобное? Конечно, будь Вы опытный психиатр, и перед Вами сидел обычный шизофреник, диагноз не вызывал бы сомнения. А у меня пациент был та-кой, что авторитетнее некуда. Раз он сказал – охотник, значит охотник. Как самочувствие, доктор? Вот и я, ска-жем так, несколько растерялся.
– Что, простите?..
– Не пугайтесь. Ничего страшного в этом нет. Ваша миссия в известной степени ответственна и сложна, но при этом вполне выполнима. Понимаете, дело в том, что Смерть на Вашей планете – самый обычный человек. Это мо-жет быть грязный, необразованный новозеландский пигмей или директор транснациональной корпорации, учитель в школе или неискоренимый бан-дит-рецидивист – кто угодно, это не мешает ей выполнять свои задачи.
Мой сверхъестественный собеседник немного помедлил, вероятно, собираясь с мыслями.
– Понимаете, взаимодействие социальных единиц в человеческом общест-ве подчиняется неким выработавшимся со временем закономерностям. Жизнь делится на Этапы и Циклы, они пронизывают человеческое существование независимо друг от друга, как текущие друг сквозь друга реки. Отдельно взя-тый среднестатистический индивид переживает определённые события, кото-рые уже никогда не повторятся ввиду того, что человек взрослеет и утрачива-ет детские пристрастия; идеалы, казавшиеся когда-то нерушимыми, рассыпа-ются в прах, как древнеегипетские пергаменты, стоит только руке археолога неосторожно коснуться вековых реликтов – Этапы жизни идут своим чере-дом.
Вместе с тем жизнь циклична, целые эпохи повторяются с теми или иными вариациями, как рефрен классической симфонии. Избавиться от преследую-щих всю жизнь страхов и сомнений, несущих с собой, словно кенгурят в сум-ке, одни и те же проблемы, не под силу смертным. Люди совершают заранее спланированные действия, подчиняясь, можно сказать, определённой про-грамме.
Где-то мы уже это слышали, не правда ли?
– Вы тут тоже, что ли, Матрицы насмотрелись?
– Понимаю Ваш юмор. Идеология данного кинопроизведения не так уж далека от истины. Ваш мир представляет собой особую среду, наполненную необходимой для жизнедеятельности информацией. Человек с помощью моз-га способен воспринимать всю эту информацию, хотя на данном этапе уро-вень развития мозговых способностей ещё не достиг таких высот. Люди ис-пользуют малую часть своих истинных ресурсов, только различного рода «ясновидящие», как вы их называете, воспринимают более широкий спектр знаний о мире. Хотя, люди уже невероятно близко подобрались к осознанию и освоению истинных своих возможностей – вы создали так называемый «Ин-тернет».
– Интернет? Причём тут Сеть?
– Ну, как же. В этой информационной сети любой может получить интере-сующие его данные, для этого в общем случае нужны только компьютер и модем. Это же есть ничто иное, как интуитивно навеянная «проблесками» вкладываемых мною знаний модель информационной структуры Вселенной. «Сеть» появилась не случайно, её создание – один из важнейших этапов ин-теллектуального развития человечества. Скоро люди поймут общность строе-ния этой Вашей «Сети» и структуры Вселенской информации. А там и до всеобщего ясновидения недолго останется. «Компьютер» у вас уже есть – это мозг. Осталось настроить «модем», который тоже имеется, только Ваши учё-ные его ещё не обнаружили.
Но сейчас моя задача – растолковать несколько иные тезисы. Вам, мне ка-жется, легче можете воспринимать человечество, как объекты некоей компь-ютерной программы. И, как и во всякой программе, в этой тоже есть изъяны. Например, видите вон ту мерцающую субстанцию?
Я слегка обернулся и увидел полупрозрачную амёбу при-ятного салатового оттенка, без всякой видимой цели дви-жущуюся в неопределённом направлении.
– Это Созидатель. Неподконтрольный элемент Структуры. К счастью, Элемент довольно полезный. Любит созидать в любом смысле этого слова, отсюда так его и нарекли. Но нас с Вами интересует другой сбой.
Смерть. Она очень опасна, прежде всего, тем, что абсолютно неподкон-трольна и непредсказуема в своей фантазии. И до настоящего момента ника-ких положительных последствий от её деятельности ещё не было.
– Это что получается, люди бессмертными задумывались?
– Разумеется, нет. Всё, кроме Информации и Энергии разрушается, как я уже отмечал выше. Загвоздка в том, что Ваши слабые организмы умирают не только по естественным причинам. Различного рода техно- и антропогенные катастрофы – проделки Вашей оппонентки, и они значительно замедляют темпы развития человеческого социума. Тысячи талантливых учёных, худож-ников, врачей, руководителей погибли по одной лишь её прихоти. Задержки антропогенеза, вызванные этими нелепыми смертями, как Вы понимаете, по-вышают риск разрушения Высшей Структуры. Теперь Вы понимаете всю от-ветственность и важность вашего предназначения?
– Не понимаю только, каким образом я в теле обычного человека должен бороться с таким соперником.
– Очень просто. Смерть, несмотря на своё могущество, не бессмертна, как бы это странно не звучало. Всё, что Вы должны сделать – идентифицировать оболочку, в которой она обитает, и нанести ей травмы, несовместимые с жиз-нью. Более того, у Вас есть преимущество. Смерть не может убить Вас свои-ми руками, либо посредством наёмных исполнителей. У Вас своеобразный иммунитет перед нею. У неё же такого иммунитета нет.
Мне казалось, что он вопросительно смотрит на меня, как будто я имел какой-то выбор.
– Жаргон у Вас какой-то криминальный. Но точнее, и вправду, не скажешь. Одна деталь, всё же, меня беспоко-ит. Я в бытность свою живым имел некоторое отношение к математике, и... Вы знаете, какова вероятность, что мы с Ней окажемся в пределах одной области пространства? Да и способностей сверхъестественных что-то не припомню за собой. Как же это я её... идентифицирую, как Вы вырази-лись?
– Не беспокойтесь. Часть проблем за Вас уже решена. Я сказал, что Смерть неподконтрольна, но не сказал, что её нельзя обнаружить. Судьба обязательно сведёт Вас вместе, это в Нашей власти. Как только Вы осознаете, что какой-либо человек генерирует несчастные случаи усилием воли, скрытые в Вас ме-ханизмы разблокируют в памяти информацию о Вашем предназначении. Дальнейшие действия должны быть Вам очевидны.
– Да-да... – я был в лёгком замешательстве. Вот уж не думал, что окажусь киллером вселенского масштаба. Про меня, выходит, кино о прирождённых убийцах. Такого рода перспективы никак не вязались с моим мировоззрением. Ус-покаивало только, что какую-то часть жизнь я не буду ни-чего подозревать обо всех этих ужасах. – Эта… Хм… дея-тельность… Я начинаю себе казаться таким, знаете, ма-аленьким гномиком, сидящем внутри карманных часов на шестерёнке и стряхивающим с неё пылинки, чтобы они не ровён час не помешали этой шестерне цепляться за сосед-нюю, ведь через пятьсот тысяч триллиардов веков из-за этих пылинок такОе может случиться…
– Ваш сарказм напрасен. Используя вашу терминологию, я бы не советовал вам судить о механизме, предназначение которого вам не понять. С другой стороны, ваша шестерня может на самом деле быть центральной. Это многое меняет, согласитесь?
– А... Ну... А я... преуспеваю в своём «амплуа»?
– С переменным успехом. Дело в том, что наш «агент Смит» коварен до невыносимости и точно знает, что за ним идёт охота. Кстати, не окажитесь в плену лексических стереотипов – Смерть может быть мужчиной с не мень-шим успехом, чем женщиной, несмотря на то, что принято говорить «она». Каждый раз появляются новые трюки, она не останавливается ни перед чем. Один раз, например, она была Вашей матерью.
Тут выяснилось, что механизм «ёканья внутри» остался, так как ёкнуло очень неприятно.
– Чем же в тот раз всё закончилось?
Хранитель в замешательстве посерел.
– Это не имеет значения. Значение имеет то, что Вы должны выполнять свою миссию.
– А имеет ли вообще смысл выполнять эту Вашу миссию, будь она неладна!.. – в сердцах бросил я, догадавшись о том, что мне предпочли не сообщать.
– Разумеется, имеет. Это даст значительную и столь необходимую пере-дышку, пока Она снова не переродится в новой оболочке и не осознает самоё себя. Тогда круг замкнётся.
– Да-да, естественно... Замкнутый Круг... Что происхо-дит со мной после... после того, как я «выполняю предна-значение»?
Мой собеседник будто стал немного прозрачнее. У меня так не получалось. Что бы это значило?
– Ничего особенного... А сейчас Вам пора. Ваша мама уже носит Вас де-сять недель. Самое время принять новый облик. На этот раз вы будете до-вольно симпатичной девчушкой. Вообще мы решили, что, пожалуй, хватит экспериментов, теперь вы всегда будете женщиной. Это избавит вас от неко-торых проблем.
Премного благодарен. Всегда мечтал. Хотя... Перспекти-ва стать женщиной как-то необъяснимо согрела и успокои-ла. Только вот не до конца. Каких таких проблем?
– Знаете... Я боюсь... Я ведь ничего не помню. Как это бывает? Неужели убивать так легко?
– Что именно Вы хотели бы узнать?
– Ну... Как это произошло в последний раз?
– В этот раз Вы превзошли все мои ожидания и проявили небывалую на-ходчивость и смелость. Разве Вы не помните? Эти странные встречи, необыч-ные знакомства? Разве не помните любимые горы, пещеры? Эта история дос-тойна того, чтобы её помнили. Ну же, напрягитесь!
И тогда я вспомнил.
 

Часть первая, романтическая
Пам-уа-а вдохнул воздух широкими ноздрями. Прошедшая гроза оставила после себя тот особенный запах. Он бывает только после Небесных Огненных Стрел. Волосатые из соседних стай при виде Стрел в ужасе прячутся в своих пещерах. Истошно при этом визжат. Лишь самые смелые и любопытные смеют высовывать маленькие носы наружу. Пам-уа-а знает, почему они боятся.
Они ещё не умеют говорить. Поэтому те, кто заметил, что небесные стрелы попа-дают только в высокие острые деревья, не могут сказать об этом остальным. И вообще они многого не умеют и не знают. Они охотятся всем племенем, даже слабые женщины и дети. Их вожак сам делит их на две группы. Одна, стуча палками и улюлюкая, гонит Двухвостую Гору. В этой группе слабые. Вторая группа сидит в засаде. В ней сильные. Они не умеют договариваться между собой, поэтому охотятся очень долго. Когда Дву-хвостая Гора испугана, она плохо защищается. И бежит непонятно куда. Сидящие в за-саде должны всё время наблюдать. И много раз бегать в другую засаду. Если Двухвостая Гора прибегает к ним, они закидывают её копьями. Но часто она убегает от волосатых, и тогда они едят Жёлтые Палки. Жёлтые Палки вкусные, но нельзя есть их часто, во рту появляется привкус травы.
Голые договариваются. Голые делятся на несколько маленьких групп. В каждой группе есть Кожаный Гром – кусок натянутой на скелет кожи Круглоносой Хрюкалы. Когда бьёшь по Кожаному Грому, он громко гудит. Совсем как небо во время грозы. Двухвостая Гора боится этого гула. Окружив, можно направить её бег в нужную сторо-ну. Поэтому у голых одна засада. И не нужно никаких женщин, даже не все мужчины хо-дят. И они всегда убивают Двухвостую Гору. В ней много вкусных красных кусков. Больше, чем в Копытных или Круглоносой Хрюкале.
Волосатые даже не умеют делать Горячий Язык. Не умеют жарить красные куски. От Горячего Языка они становятся коричневыми. Они не посыпают коричневые куски Белым Песком из Мёртвой Долины. Белый Песок делает куски ещё более вкусными.
Волосатые вообще живут хуже. Они живут все вместе, в одной большой пещере. Они не знают, что такое семья. Все их дети растут вместе, не зная своих родителей. Пото-му что они волосатые. А он голый, как и его соплеменники. Голые умеют говорить, умеют думать. Поэтому живут лучше. Пам-уа-а удивляется зачем волосатым шерсть, ведь всегда тепло. Днём даже нельзя стоять под Белым Кругом, из-за этого потом сле-зает кожа. Ои-ги говорит, что раньше волосатые даже зачем-то снимали с Двухвостых Гор шкуру и одевали на себя. Пам-уа-а ему не верит, пусть даже Ои-ги и старейшина стаи. Пам-уа-а хватает листьев, скрученных меж собой и намотанных на приятные места под животом. Без листьев приятные места мёрзнут. Из-за этого потом из носа бежит вода и болит голова. От этого помогают только Кислые Жёлтые Груши.
Ои-ги вообще часто предлагает какие-нибудь глупости. Например, что надо прикре-пить к лежанкам, на которых таскают по земле пищу, вырезанные из деревьев лепёшки. Тогда, говорит Ои-ги, таскать будет намного легче. А ещё он натягивает жилу из ноги Двухвостой Горы, дёргает её и слушает, как она поёт. Все смеются над ним, а Пам-уа-а тоже нравится, как поёт жила.
Ещё самое раннее утро. Свет только-только начал глотать тени в листве. Капли дождевой воды и росы только начали блестеть. У Пам-уа-а есть время, совсем немного до того, как все проснуться. Но этого хватит.
Неслышно касаясь жёсткими ступнями тёплого камня, молодой охотник побежал. Цель его скрытой пробежки далеко, но бегает он быстро, быстрее всех в стае. Он бежит в пещеру, которую он сам называет Утренние Ворота. Она находится почти на верши-не Горы. Её вход расположен так, что лучи вылезающего из Далёких Земель Белого Кру-га проникают сюда раньше, чем в селении становится светло. Благодаря этому у Пам-уа-а есть немного времени, чтобы заняться любимым занятием.
Аль-маис тоже пришла, как всегда. Для неё он специально притащил вывороченный ураганом корень. Обтесал так, что получилось подобие трона. Совсем, как у вождя. Вождь завидует Пам-уа-а, потому что Пам-уа-а молодой и сильный. Как-то раз по сек-рету Ои-ги сказал, что вождь не сам убил Полосатого Рыкуна. Что вождь нашёл Поло-сатого Рыкуна и могучего воина из волосатых, вцепившихся друг в друга и обессилевших от схватки. Что вождь убил обоих и принёс шкуру Полосатого Рыкуна в стаю. Что вождь неправильно стал вождём. Только вождь, маленький злой старик, на своём троне смотрится смешно. А любимая Пам-уа-а выглядит достойно. Пусть даже трон и не на-стоящий, юноша называет любимую своим вождём. Аль-маис сидит на своём месте, вскинув голову. Её величественные манеры очень нравятся Пам-уа-а.
Он рисует её столько, сколько Жёлтый Круг шесть раз становился полным. Все пре-дыдущие рисунки были нацарапаны им на деревьях, или пластинках из Двойной Земли. Эта земля мягкая только когда откапываешь её из песка, потом она твердеет, если об-жечь её в Горячем Языке. Он лепил из неё пластины, веткой рисовал что-нибудь простое – лес, кошку или Большую Воду. Затвердев, Двойная Земля сохраняла его работу. Но отец сломал все пластинки. Срезал рисунки с деревьев. Отец не любит, когда Пам-уа-а рисует.
– Ты сильный. Ловкий. Смелый. Ты должен быть охотником. Не калякай свои па-лочки.
– Почему? – Пам-уа-а специально задаёт этот вопрос. Он знает, что отец не может толком объяснить. Отец злится, когда сын спрашивает «Почему».
– Потому. Ты мужчина. В стае мало хороших охотников. Стае нужны вкусные красные куски. Женщины пусть калякают. Они слабые. Они не могут охотиться.
Из-за отца Пам-уа-а раньше рисовал только простые рисунки. Он знал, что всё равно они пропадут. Теперь же он уверен, что даже если отец найдёт, не сможет стереть портрет Аль-маис со стены. У него теперь был твёрдый Чёрный Металл. Все ножи и наконечники для копий голые делали из Красного Металла. Тот мягкий, быстро зеле-неет и годится только для обработки дерева. На камне он не может оставить и цара-пины, только мнётся и стирается. Чёрный Металл тоже стирается, но гораздо мень-ше. И – самое главное – оставляет на камне глубокие борозды. Пам-уа-а прячет его в тайном месте, известном ему одному.
Сначала Пам-уа-а рисовал в пещере всё те же простые картины, видевшиеся ему по-всюду – охоту на Двухвостую Гору, красивое дерево Кислых Жёлтых Груш, своё селение на берегу Большой Воды. Он рисовал, размахиваясь рукой и ударяя по стене в нужном месте. Но попасть точно трудно, поэтому изображения получались кривыми. Они не нравились Пам-уа-а. Потом он догадался, что можно держать Чёрный Металл одной рукой в нужном месте, а в другой держать дубину и ударять ею по Чёрному Металлу. Нарисованная таким способом птица ему понравилась. Поэтому он решил нарисовать любимую. Не спеша, тщательно, красиво. Чтобы потом показывать своим детям.
Уже было видно, что в ветвистом троне сидит женщина в красивом наголовнике. Это украшение из перьев Радужной Птицы Пам-уа-а подарил ей на Праздник Первой Крови. Когда у девочки появляется Первая Кровь, она становится женщиной. Она мо-жет теперь рожать детей. В этот день у её семьи праздник.
Долгий труд не пропал даром – даже Аль-маис узнаёт на стене своё гибкое тело. Теперь надо нарисовать самое трудное – лицо. Уже несколько восходов Пам-уа-а рисо-вал лишь её глаза. Постоянно оглядываясь и прищуриваясь – не хватало света. Но лишь только лучи Белого Круга коснулись верхушек деревьев, Аль-маис сказала:
– Надо уходить, Пам-уа-а. Скоро восход.
Ему очень хочется завершить второй глаз, но он знает, что надо сохранить всё в секрете. Лишний раз вызывать гнев отца он не хочет. Не боится – тот не будет нака-зывать сына. Просто не хочет. Это было как игра. Ощущение, что обладаешь общим секретом, ещё сильнее сближает его с любимой.
Оставив глаз незавершённым, Пам-уа-а спрятал Чёрный Металл. На прощание они нежно потёрлись ушами. Аль-маис пошла первой, так было безопаснее. Подождав немно-го, он побежал вниз. Прокрался в свою пещеру, лёг на своё место и притворился спящим.
Выстругивать лодки – это ещё куда ни шло. Хуже, конечно, чем рисовать. Но, по крайней мере, не охотиться. На охоте его заставляют быть среди тех, кто кидается копьями в загнанного зверя. Потому что Пам-уа-а сильный. Пам-уа-а не любит уби-вать Двухвостую Гору. Она очень жалостно воет, когда ей в сердце втыкают самое большое копьё. Не надо никого убивать, чтобы вырезать лодку. За этим занятием Пам-уа-а и застал отец. Он злой. Пам-уа-а понял, что случилось. Щёки его вспыхнули от воз-буждения, он приготовился к спору.
– Сын мой Пам-уа-а! За что ты мучаешь меня!? Я кормил тебя, когда ты был ма-ленький и слабый. Я научил тебя всему, что ты умеешь. Ходить, плавать, добывать пи-щу, даже калякать твои ненужные палочки! Я ли не просил тебя больше не делать это-го?
– Отец! Не вини меня! Мне нравится рисовать! Чтобы ты не делал, я всё равно бу-ду! Я не люблю убивать добычу. Я могу принести другую пользу стае. Могу приносить плоды. Могу делать лодки. Могу делать хижины. Могу доить коз. Не заставляй меня быть охотником.
– Хорошо, можешь не ходить на охоту, если позволит вождь. Но брось калякать, это никому не нужно.
– Нужно! – крикнул юноша и осёкся. Он чуть не сказал: «Нужно Аль-маис». Никто пока не знает о том, что они тайно с ней встречаются.
– Ты не приносишь никакой пользы племени. Я не понимаю, зачем тебе это.
Пам-уа-а и сам не понимает, зачем. Ему просто нравится, и всё.
Отец молчал, сомневаясь говорить сыну или нет. Наконец решился.
– Вождь тоже узнал и недоволен. Если ты не перестанешь калякать, он может вы-гнать тебя из стаи.
Пам-уа-а похолодел. Сердце его застучало быстро. Нет ничего страшнее, чем быть изгнанным из стаи. Он испугался не за себя. Любая стая волосатых с радостью примет его. Волосатые признают превосходство голых, поэтому принимают изгнанных. Он ис-пугался, что его разлучат с любимой. Даже подумал, что можно украсть Аль-маис и бежать с ней в Далёкие Земли. Но потом понял, что это глупо, да и подвергать люби-мую опасностям побега он не хочет.
– Кто-то донёс вождю, что ты калякаешь в той пещере, – продолжал отец, указав рукой в ту сторону. – Вождь приказал завалить вход камнями.
Это было ещё более сильным ударом. Пам-уа-а стал мрачным, как гроза. У него ото-брали радость рисовать и много труда. Голые умеют не только думать и говорить. Го-лые умеют ещё обманывать, доносить, подглядывать, выслеживать. Голые умеют зави-довать, умеют тайком делать зло. Голые умеют быть подлыми. Сейчас Пам-уа-а же-лал быть рождённым волосатым. Им не знакома подлость, не знакома зависть.
– Что мне делать, отец?
– Никогда больше туда не ходи. Так будет лучше для тебя... и для Аль-маис.
Пам-уа-а удивлённо посмотрел на отца.
– Ты знаешь?
Отец кивнул.
– И молчишь? – они ещё молоды для того, чтобы поселиться в отдельную хижину. Встречаться тайно с юной девушкой – серьёзный проступок.
– Я не выдам тебя, сын. Только ты должен перестать ходить в пещеру. Через не-сколько сезонов ты сможешь забрать Аль-маис в свою хижину, вы будете счастливы. Сделай это.
Пам-уа-а очень огорчён. Его учили, что мужчине нельзя заниматься делом, не прино-сящим пользу стае, но можно не делать ничего. Даже старому, слабому Ои-ги не разре-шают слушать его жилу. А ведь бедный Ои-ги не может работать, не может приносить пользу. Слушать пение жилы – его единственная радость. Пам-уа-а не понимает, почему нельзя. В лесу есть всё, что нужно стае. Сочные плоды, высокие деревья, крепкие лианы. Мужчины и женщины проводят за работой даже не весь день. Никому не станет плохо, если один из стаи будет по утрам резать стены никому не нужной пещеры на Горе. А другой слушать протяжные звуки жилы в своей пещере на краю селения. Но они не могут противиться вождю, противиться Правилам. Так устроена их жизнь – вождь главный в стае. Старшие говорят, это лучше, чем когда нет главного. Лучше, чем когда нет Пра-вил.
Пам-уа-а молча бросил нож. Не говоря ни слова отцу, юноша ушёл прочь.
 

Я твёрдо уверен в том, что истинный художник
имеет право демонстрировать своей аудитории лишь то,
во что он свято и нерушимо верит, ради чего живёт сам.
Кто-то из великих
Глава 1
Первое, что он осознал, была полная темнота. Следующей мыслью был ис-пуг, – «Неужели всё?» Нет, боль чувствовалась. Да-а! Боль точно была, она, подобно, разросшемуся глистному паразиту, пронизала всё тело. Значит, Кос-тя был жив, и это было уже что-то.
Процесс пробуждения был не менее травмирующим и пугающим, чем ро-ждение. Сигналы от спинного мозга не доходили до органов. Пищевод, каза-лось, перекрутили в тонкий жгут и подвесили на нём желудок. А язык зани-мал весь объём ротовой полости и имел привкус городской свалки.
«Что же меня, пытали, что ли?», – первая вразумительная мысль, которую ему удалось, наконец, сформулировать. Выяснить это можно было лишь од-ним способом – открыть глаза и осмотреть организм. Вот это, как раз, пред-ставляло главную трудность. Если почувствовать, и даже слегка пошевелить конечностями с трудом всё же удалось, червеобразный жгут в груди красно-речиво свидетельствовал о каком-никаком присутствии пищеварительного тракта, то вот наличие глаз не было таким уж однозначным. Тем не менее, он точно пока что был жив, и Костя уже почти успокоился, когда его голова вдруг взорвалась.
Потом опять возникла на старом месте. И опять взорвалась. Прошло доста-точно много времени, прежде, чем Константин понял, что чудовищные спаз-мы вызваны внешним источником звука, а не гигантскими порциями крови, врывающимися в череп с курьерской скоростью. Затем прошло ещё столько же времени, по истечении которого он понял, что источник неземного грохота – телефон. И целая вечность до того момента, когда он ощупью отыскал трубку.
– У-у-у… а-а… э-э? – обычно зычный голос послышался ему хриплым и оттого чужим.
– Та-ак! Всё понятно. Ты что ж это, опять, а?!
«Кажется, я понимаю, что мне говорят», – подумал Константин. Его созна-ние сейчас было сродни разобранному до состояния калейдоскопа кубика-рубика, – «что ж это за язык? Должно быть, русский. Вроде бы я тоже рус-ский, хотя что это обозначает?»
– Чео опя? Ты кто? – последний вопрос получился уже довольно твёрдо.
– Я-то? Я твоя крёстная фея, Золушка. Пробило двенадцать часов, и твоя голова превратилась в тыкву! – человек на том конце провода испытывал яв-ное удовольствие от издевательств.
– Не ври, ты мужик, это во-первых. Во-вторых, я не Золушка. А насчёт ты-квы угадал, молодец.
– А кто же ты, если не Золушка? – в голосе слышался неподдельный инте-рес, но Костя смутно помнил, что доверять этому голосу нельзя.
– Я? А правда, кто я? Скажи мне, добрый фей.
– Ты – Константин Неустроев. – Голос веселился вовсю.
«Точно! Я – Костя!» – с ликованием подумал Костя. И первая сторона ку-бика-рубика обрела упорядоченный вид.
– А кто же ты, добрый фей?
– А я Рома. Просто Рома, можно без титулов.
В этой на первый взгляд лаконичной фразе на самом деле было столько информации, что второй ряд сознания-головоломки вмиг оказался собран-ным.
– Ромка, привет.
– Поздравляю с возвращением в наше измерение! – услышал он вечно-издевательский голос из динамика. Это не значило, что Костя был путешест-венником по параллельным измерениям, в которые он не очень-то и верил, просто у Познанского были такие шутки. Костя так до сих пор и не решил, понимает он их или нет.
– Я что-то не уверен, что мне нравится именно это измерение, – глаз всё ещё не было. – Что вчера было?
– Вчера?! А позавчера не хочешь?! Ты что, и вчера весь день квасил?
– Не хочу. Не знаю, – по очереди ответил Костя на вопросы, и ответы его были истинной правдой. Ему очень не хотелось верить в то, что его состояние вызвано двухдневным праздничным марафоном, и он действительно ничего не помнил. Сложившийся уже было последний ряд кубика опять расстроился, и в нём появилась новая – чёрного цвета – пластинка, отчего Неустроев отча-ялся когда-нибудь вновь структурировать свою память.
С чего же всё началось? Позавчера... М-м... Суббота... Кто-то пришёл. Лю-ди, наверное. Что-то принесли. «Что-то» неприятно откликнулось из живота и предательски начало восхождение. Какой хоть праздник-то?
– Как ты умудрился? Я ведь когда уходил, ты вроде бы ещё жив был, – ехидно прервал его нестройные воспоминания Рома.
– Был, – покорно согласился Костик.
– А потом?
– А потом... Потом Сашка – ты ж его знаешь...
– Неустроев, у тебя своя голова есть? Мямля!.. – злобно бросил Роман. Он искренне любил Константина, но бесхарактерность друга порой просто выво-дила из себя. И этот всегда готовый налить Сашка тоже.
– Головы нет, это точно, – Костя и сам корил себя за мягкотелость. Тут вместе с возвращающимся ощущением жизни вернулись и врожденные мате-матические способности.
– Мать рдная, это что ж сегодня, понедельник?! – с ужасом выдохнул в трубку.
– Ой, не беспокойся, тебя уже уволили, – никогда не поймёшь, всерьёз это Ромка или нет.
– Не смешно, – отрезал Костя всё же с некоторой тревогой.
– А мне смешно. И ещё смешнее будет, когда придёт Еленовна.
– А сколько времени?! – Костя лихорадочно шарил по округе в поисках те-лефона. Мобильный как в воду канул. «Спёрли!» – как-то даже спокойно от-метил он про себя.
– Который час, ты хотел сказать. Восемь. Я вот и забеспокоился. Рота – слушай мою команду! Встали, оделись, умылись – и пулей на рабочее место! У тебя полчаса. Ждём.
Перспектива прийти на работу позже Елены Леонидовны, начальницы от-дела, никого не могла радовать, тем более такого злостного прогульщика, как Неустроев.
Слово «еда», к счастью, было забыто напрочь. Иначе покупки моющего пылесоса было бы не избежать. «Так, что там? Встать? Встать – это можно. Только вот правая рука какая-то не моя». С трудом приняв ракообразное по-ложение, Костя, спотыкаясь о разбросанную по полу всякую дребедень, по-полз в ванную, по трубам взобрался на раковину и носом поднял ручку сме-сителя. Холодная вода подействовала не сразу, зато удалось подняться с ко-лен. К тому, что с каждым новым похмельем в зеркале появляется новое лицо, он уже привык. В этот раз ютящаяся на куске алюминиевой амальгамы фи-зиономия даже отдалённо не напоминала неустроевские черты. Волосы чёр-ные и всклокоченные, а не каштановые и гладкие, как на самом деле. Глаза щелевидные и бесцветные, а не овальные и зелёные, как в действительности. Даже резкие скулы спрятались в складчатом одеяле обширного отёка.
Пошатываясь, методом перепадов с одной стены на другую, бедняга доко-вылял до комнаты. Константин впервые порадовался, что комната у него од-на, ведь длительные поиски могли гибельно сказаться на его карьере. «Хоро-шо, что тепло», – подумал он, одевая одной рукой джинсы и толстовку. Роман шутит, что их так назвали в честь Льва Николаевича, но Костя никак не мог представить себе писателя в подобной одежде.
Напяливание туфель и вываливание из подъезда в его затуманенном созна-нии слились в одно целое. К счастью, интуиция не подвела его даже в столь нестабильном состоянии. Внутренний стоп-сигнал остановил его за полметра от выхода из подъезда. Пару секунд ничего не происходило, и он уже соби-рался сделать шаг наружу, как послышался сначала лёгкий треск, а затем бе-тонный навес с грохотом свалился на крыльцо. Открылось окно первого эта-жа, в утренний двор полились причитания увидевшей печальную картину ба-бульки. А Константин просто вышел сквозь облако пыли на улицу. Он уже не удивлялся.
Окрестность показалась не совсем знакомой. Дома вроде бы те же, да ка-кие-то покосившиеся на левый бок. Посмотрев в слюдяное утреннее небо, молодой человек краем глаза заметил, как с крыши соседней девятиэтажки, с лёгкостью пролетев метров пятьдесят, на крышу его дома перепрыгнула пу-шистая белая кошка. Будь его здоровье менее пошатнувшимся (в прямом и переносном смыслах), он бы подивился способностям животного, но тут точ-но из-под земли выросло такси. Костя с теплотой отметил, как заботится о нём друг. С Познанским они дружили давно, и тот уже точно знал, сколько Константину требуется времени на похмельные процедуры. В машине звучал обычно напрямую вытягивавший из желёз в кровь адреналин Норман Кук, но на этот раз музыке было не пробиться сквозь виртуальную вату в ушах.
Весна перед другими сезонами имеет явные преимущества, кто бы что ни говорил. Слякотные разливы посреди центрального проспекта с каждым го-дом дают всё больше поводов оппозиционным муниципалитету газетам по-злорадствовать насчёт того, что обе российские беды имеют тенденцию к расширению в пространстве во всех трёх измерениях. При этом никто из «га-лантных» автомобилистов, по всему видать, не собирается пристраивать по-плавки к своим металлическим подругам, а медленно проехать такой океан не представляется возможным даже на желанном «Лэнд Крузере». Из всего это-го вытекает, что скорость преодоления по-танковому неприступной водной преграды никак не может быть меньше восьмидесяти километров, а все иду-щие по тротуару прохожие не имеют даже теоретических прав на чистоту одежды...
Костю обрызгал его же таксист, но сил гнаться за наглецом не было, тем более, что из-за поворота здания показалась Еленовна. Это придало опоздан-цу необычайное ускорение, и через несколько секунд он уже сидел за компь-ютером, как живой, а кубик-рубик его мышления обрёл наконец первоздан-ный вид. Вслед за ним в дверях появилась начальница – как всегда в безу-пречно чистом костюме, юбка до колен, волосы забраны назад и вбок, тонкие поляризационные очки – просто конфетка. Все мужики в отделе были в неё немножко безответно влюблены. Немножко влюблены. Безответно – факт.
– Неустроев, опять опоздал? Уволю!
– Что Вы, Леонида Еленовна! Ой! – она сделала вид, что не заметила, и по-сле паузы Костя, не моргнув, сочинил: – Я уже давно сижу. Вот уже собачку нарисовал.
На самом деле собачку для обложки какой-то детской книжки он нарисо-вал ещё в пятницу, что теперь весьма пригодилось.
Елена Леонидовна по-матерински склонилась над вруном и внимательно посмотрела сначала на монитор, потом ему в глаза. Костя смотрел на неё, как бандерлог на Каа, соответственно оцепенев.
– Костя, никогда не ври женщинам, мы это чувствуем. – она улыбнулась, как улыбаются своим жертвам маньяки. – Тебе повезло, что я сама задержа-лась, не поймала с поличным, а не то уволила бы, не запарилась. Весь ты в косяках.
Все ей поверили, потому что говорила она чистую правду, опаздывал но-воиспечённый алкоголик частенько. Особенно в последнее время. Неустроев и сам стал замечать, что слегка потерял из виду нить собственной жизни.
Как только начальница скрылась в кабинете, над «подсудимым», словно чёрт в старых фильмах, неизвестно откуда возникла ехидная физиономия друга.
– Ну, ты прямо подвиг совершил! Я грешным делом подумал, что не под-нимешься... – его вечно прищуренные в усмешке зелёные глаза светились дружеско-садистским удовольствием.
– Жадность до денег сильней всех слабостей. – Костя поморщился, так как слабости ещё напоминали о себе. – Спасибо за такси.
– Пожалуйста. Ну, рассказывай, как докатился до такой жизни. Я тебя трезвым вне работы видел месяца три назад. Осталось тут завести стеклянную подружку.
Костя виновато понурил голову и вздохнул. Затеяв разговор по душам в такой момент, Роман добился-таки своего: старательно избегаемая Неустрое-вым тема вытекла за пределы его комплексов.
– Сам не знаю... Плохо мне, Ромка, так хреново, что тебе не понять. Цели в жизни нет. Копошусь вроде, а что сделать хочу, чего добиться в жизни? Задал я себе такой вопрос, и не нашёлся, что ответить. Что вообще я делаю в этой жизни? Работаю, перемещаюсь по земле, ем, пью, испражняюсь, а ничего во-круг от этого не меняется. Точно всем всё равно, есть ли я вообще, или нет.
– Это я уже слышал. Не плачь, девчонка, пройдут дожди. Бесспорно, по-гружение с головой в разгульную жизнь значительно ускоряет движение к высоким целям! – хорошо получается сарказм у Познанского.
– Нет, конечно... Видимость жизни создаю. Опять же люди интересные встречаются.
– Да-да, только ты уже находишься на такой стадии, что утром не помнишь об этих людях. Хотя в субботу очень любопытный экземпляр попался. Фило-соф! Я, говорит, создал новую концепцию пространства-времени. О как! Не больше, не меньше.
Костя вспомнил, что действительно познакомился в «Харчевне» с одним парнем, Игорем. Был он сценаристом, не очень, правда, удачливым, но Кон-стантину он показался весьма талантливым, по крайней мере, тогда. Уже дома у Неустроева Игорь рассказывал какую-то сказку о цветных призраках, но её содержание не отложилось в голове уже изрядно принявшего на тот момент хозяина.
– Да не философ он, сценарист на местном телевидении. Ну и – развлека-ется на досуге размышлениями о главном.
– Интересно, ты заметил, что он был трезвый, как шейх Бахрейна? Как он вообще оказался в твоей обители зла?
– Дык это... – Костя выпрямился на стуле и опустил голову, словно всмат-риваясь в глубины своей покрытой плесенью памяти. – Я тогда, помнится, находился в альтруистичном расположении духа. А как мы с ребятами разо-гревочную приняли, у меня соответствующее выражение лица оформилось. Такая, веришь ли, благость снизошла – всех готов был обнять.
Поворачиваюсь ко входу – стоит. Выглядит, как заправский непризнанный гений: джинсики такие потёртые, свитерок с воротом, очки круглые – как будто сошёл со страниц каталога современных стереотипов. Страдания от не-услышанности и непонятости от него прямо видимым излучением исходят. Посмотрел я тогда на него материнским взглядом, смотрю – идёт. «Здравст-вуйте», – скромно так говорит. Познакомились. Помнится, я даже сначала по-нимал, о чём он говорит, а потом...
– А потом официантка подала тебе суп с котом! – больше всех радости Ромкины шутки приносили ему самому, чего он, в общем-то, не скрывал.
– Надо хоть позвонить ему. Обиделся, наверное. Нормальный парень, в общем. Оставил он номер где-то.
– Кирпичики не падали сегодня, автомобильчики не покушались? – если бы Познанский сам не был свидетелем пары подобных случаев, можно было подумать, что он издевается.
– Много лучше, что ты! Сегодня я пропустил уникальный шанс побывать под бетонной плитой, – Неустроеву все эти происшествия даже начинали ка-заться забавными, благо ни разу с него не упало ни волосинки.
– Где же у нас такие аттракционы замечательные?
– С доставкой к подъезду. Сервис!
Те работники в отделе, кто не знал, что ребята говорят почти серьёзно, ду-мали, что они шутят. На самом же деле Константин с Ромой просто решили, что переживать и охать по этому поводу бессмысленно. Поэтому отрицатель-ные эмоции, получаемые Костей в ситуациях, серьёзно угрожавших его жиз-ни, он старался высвободить с помощью иронии. Друг с удовольствием помо-гал ему в этом.
– Ладно, рисуй собачек. Мне тоже работать надо. Обедать идём вместе.
Агрессивные раздражители внешней среды сговорились, в этом Костя был уверен. Холодный воздух вкупе с палящим солнцем, порождающие на коже противную липко-сырую плёнку – не самые подходящие ощущения для по-хмельного организма. После долгих уговоров рука согласилась вернуться, но только под предлогом приёма пищи. У Романа было озабоченное выражение лица – он, видать, опасался неожиданных падений рядом идущего существа. Очистить брюки Константин так и не догадался, да и толстовку погладить тоже не мешало бы. Плюс к этому нечёсаные кудри и прилипшие к глазам брови – самый оптимальный внешний вид для знакомства с прекрасной поло-виной человечества. А знакомство приближалось со скоростью такси, в кото-ром эта самая половина и ехала.
Водителя Костя узнал даже не по лицу (утром он этого лица, ясное дело, не видел) – по стилю вождения. Видимо, никто не говорил горе-таксисту, что трогаться и останавливаться можно плавно, и Роман остался очень доволен тем, что Константин закрывал его от дороги. Получив вторую за день порцию грязи от одного и того же «ездюка», Неустроев просто рассвирепел. Ведомый праведным гневом он уже собрался было бежать за автомобилем, когда от-крылась задняя дверь и вышла она.
Но сначала Неустроев увидел изящную ногу в удивительно чистом для та-кой погоды сапожк, раздавившем мимолётное отражение хозяйки в малень-кой лужице. Стильные длинные брюки, короткий каблук, лёгкая майка, озор-ная короткая стрижка волнистых тёмных локонов – всего этого Костя не за-метил, потому что увидев её глаза, не смог уже оторваться. Не очень боль-шие, голубые, в причудливом солнечно-облепиховом «кружеве», с «кошачь-им» раскосом – внутренние уголки чуть опущены, длинные ресницы. Он все-гда считал, что женщины с такими глазами обладают повадками этих гордых животных – грациозны, кокетливы, нежны, изящны – а что ещё нужно муж-чине для полного счастья?
По натуре Неустроев был очень робким, поэтому так и остался стоять, за-лепленный грязью с ног до головы, хорошо ещё, что рот не раскрыл, а то был бы похож на грубого школьника. Девушка тоже замерла. Рома или не заметил прекрасной незнакомки, или сделал вид, что не заметил; так или иначе, он прошёл дальше. Только через некоторое время он заметил исчезновение «уг-розы слева», остановился, обернулся.
Немая сцена неудобно затягивалась. Если выражение лица Кости было яв-но восхищённым, Роман сильно удивился, даже озадаченно почесал затылок, то на личике бывшей пассажирки очень скоро появилось нескрываемое воз-мущение.
– Ну, знаете, на меня ещё никто так откровенно не пялился! – наконец с обиженным кокетством выдохнула она. Её не звонкий, но бархатистый мур-лыкающий голос весьма гармонично дополнял образ женщины-пантеры.
– Ага... – только и пришло ему в голову.
Молчание опять вроде бы повисло между ними, но тут «пантера» (как ус-пел уже окрестить её Роман, предчувствуя жертвенную судьбу друга) звонко засмеялась. Смеялась она совершенно беззаботно, как будто и не злилась во-все. Костя тоже неуверенно прыснул. Даже суровый Познанский улыбнулся. Он-то точно знал природу подобных «Fmme fatale» и мог уже наперёд пред-сказать сценарий их отношений.
– Давайте, Вы закончите осмотр, когда придёте в себя, хорошо? – девушка немного склонила голову и вопросительно, совершенно по-детски, улыбну-лась. Ну какой здоровый мужик сможет на такой вопрос ответить отрица-тельно?!
– А-а это... Да-да... – похоже, Константин начал приходить в себя.
– Я работаю в высотке на Вербинской, найдёте?
– Обязательно! – глупая виноватая улыбка никак не сходила с его физио-номии.
– Тогда до встречи, – и она застучала каблуками по тротуару. Уверенность и женственность походки понравились даже Роме. «Хотя до Еленовны дале-ко, конечно же» – почти автоматически подумал он. Женщин, которые умеют так ходить, Познанский уважал.
Обед Костя безвозвратно испортил.
– Ромка, я влюбился, точно, – в сотый раз повторил новоиспечённый Ро-мео.
– У тебя второе льдом уже покрылось! – Рома уже начал не на шутку сер-диться. – Давай поедим спокойно, а на работе всё равно делать нечего, вот и поболтаем.
– Какие глаза... – Костя явно находился в другой реальности и не слушал. – Это ведь первая девушка, которой я, похоже понравился с первого взгляда.
– Знаю, – Роман уже не скрывал раздражения.
Учитывая, что знакомы они с пелёнок, Неустроев мог не сообщать ему по-добных подробностей. Костя был парень симпатичный, но отношения с про-тивоположным полом складывались не очень, потому что он был очень чест-ный и считал, что нужно друзьям верить априори. Подруги же ему попада-лись такие, которые были не прочь этим воспользоваться в целях самоутвер-ждения, потому что маленькие ещё были. Несмотря на то, что Костя к отно-шениям с юношества относился по-взрослому, подобные экземпляры притя-гивали Костю, как липкая бумага мух.
– Костя, если ты умрёшь с голода, или хуже того, опухнешь, это не приба-вит тебе баллов в гонке размножения.
– Сегодня же вечером пойду её искать! – вдруг твёрдо заявил тот.
– Сегодня же вечером ты пойдёшь к гадалке. Забыл?
– А, ну да... Блин! Тогда завтра! – Он принял решение и теперь перестал колебаться. Резко схватил вилку и со скоростью мясорубки стал перемалы-вать содержимое тарелки.
Остаток дня Костя не находил себе места. Внезапно появившаяся в его жизни милая незнакомка, подобно весеннему ветру, принесла в его жизнь на-дежду. Решил, что теперь вылезет из болота, в которое сам же и залез. «Ради неё завяжу, обязательно!» – сказал себе. «Да ведь ты просто оправдываешь свою слабость отсутствием цели, причём здесь женщины вообще?» – оппони-ровал внутренний скептик. Костя хотел что-нибудь ответить, но не смог. Прав был внутренний голос, сто раз прав. «Что ж, все имеют право на ошибку», – с покорностью признался Константин сам себе. «Ты ведь не знаешь даже, чем всё это закончится», – не унимался тот. «Нет! Хватит! Достали пораженче-ские установки! Не закончится! Не знаю, какое ПРОДОЛЖЕНИЕ будет у этих отношений, но обязательно сделаю так, чтобы было хорошее!» – зло от-резал своему alter ego. «Надоело быть слабым. Теперь не буду ничего оправ-дывать!.. Всё! Хватит самокопания. На сегодня».
Роман, внимательно за ним наблюдавший, в этот момент заметил рази-тельную перемену на лице друга. Появившаяся неустроевская решимость его почему-то не успокоила, даже наоборот. Его тревожило, что ничего подобно-го раньше с Константином не происходило. Раньше требовалось гораздо больше времени, чтобы нерешительный Костя мог смириться с мыслью о вновь наступающей несвободе.
«Вот ведь глупость какая – когда все нормальные звери показывают клыки, это означает предупреждение о нападении, только человеческие самки скалят зубы, чтобы завлечь самцов. И ведь повёлся Костик, как пацан, чем зацепила-то?»
Константин тем временем в порыве чувств вовсю разрисовался. На фоне эмоционального подъёма движения его не получались плавными. Заинтересо-ванный странными дёрганиями друга, взглянул на монитор Познанский, и чуть не свалился со стула. Та самая собачка, которая своей пушистой грудью мужественно прикрыла Костю утром перед лицом начальства, претерпела помещение в такой контекст, что в реальной жизни, не будь она симпатичной белой болонкой, поседела бы.
Вместо предполагавшейся весенней полянки с цветочками и земляникой, Костя посадил ни в чём не повинное животное на кусок серо-зелёного синте-тического ковролина; на месте розового бантика на ухе теперь гнездилось не-что тёмное, очень похожее на летучую мышь. Бабочка всё же присутствовала, но выросла до размеров годовалого телёнка, да и голодное выражение её мор-ды не предвещало для собачки ничего радужного. Прибавить к этому серое осеннее небо с мглистыми облаками на заднем плане – и ещё утром бывшая радостной, сейчас псинка тоскливо и безмолвно взывала о помощи.
– Кто тебе сказал, что книга предназначена для детей-психоделиков?
– Это кто?.. – Костя очнулся словно после гипноза.
– Дед в пальто. Полпятого, не опоздаешь?
Костя заполошно глянул на часы, резко встал. – Если что, я умер, – и исчез за дверью.

Гадалка, само собой, жила в частном секторе. Это только столичные шар-латаны живут в роскошных апартаментах, обставленных кабалистической символикой, исключительно красными светильниками и прочей мишурой. Татьяна Леонардовна, как она сама представилась, жила в совершенно за-урядном доме. С сенями, сараем, хлевом, баней. Маленький кусочек деревни в большом городе. Никаких сушёных зверей на стенах. Никакой мистической музыки. Домотканые половицы, простые обои в цветочек, запах топлёного молока. Отсутствие привычных сакральных атрибутов внушало Неустроеву доверие, обстановка не была рассчитана на то, чтобы произвести впечатление на лохов.
– Хорошо тут у Вас, – похвалил он хозяйку.
– Спасибо. – Она странно посмотрела на него. – Проходите в кабинет, я сейчас, – она даже не была бабушкой, как того следовало ожидать, женщина лет сорока, слегка полная – сказывались домашние продукты, но в пределах нормы. Одета просто, но по моде. Джинсы-стрейч совсем не приближали её образ к классической русской цыганке в цветастом платке. Да и компьютер в кабинете тоже. Но было что-то такое в её глазах, что выдавало её колдовскую природу. То же Константин изредка замечал в глазах начальницы. «Неужто и она тоже?» – пронеслось в голове.
Хозяйка зашла с подносом в руке. На нём уютно дымились две чашки кофе и кучкой громоздились галеты с копчёным мясом.
– Угощайтесь, вы не ужинали ведь. Не возражайте, я же вижу, что голодны Вы.
Костя сдался с благодарной улыбкой. Пока он морил червячков, Татьяна Леонардовна тасовала колоду странных карт. Аномально маленькие, утол-щённые, с яркими рисунками, они слегка звенели при соударениях. Заметив его заинтересованный взгляд, гадалка пояснила:
– Хрустальные они. Ручной работы. От прабабушки моей прабабушки ис-торию ведут. А той их её дед отливал, на Урале первый был стекольщик. Они знаете, прочные какие, не бьются, – и она демонстративно с такой силой стукнула одной картой по столу, что Константин вздрогнул. – Вы всё доедай-те, я в холодильник всё равно не положу обратно. И вам советую еду свежую употреблять.
Константин согласно кивнул, есть хотелось сильно. Подсчитав, сколько примерно лет произведению древнего ремесленника, и сколько труда в него вложено, сделал уважительное лицо, так как рот его как раз был наполнен пищей. Женщина тем временем из стеклянных прямоугольников раскладыва-ла на столе замысловатую композицию.
Парень как раз приканчивал последний сэндвич, когда Татьяна Леонардов-на изрекла вроде как сама себе:
– Ну и что?
– Что «что»? – он застыл с кружкой у рта.
– Что хотите Вы, чтобы я сделала?
– Ну… Как обычно…
Гадалка посмотрела на Неустроева с ироничным упрёком где-то в глубине карих глаз.
– Вы считаете, что у Вас обычный абсолютно случай? Вам кажется, что большинство людей изо дня в день избегает чудом кирпича на голову? По-вашему, силовой кабель под напряжением рядом втыкается с каждым вто-рым? Или грузовики на полной выскакивают скорости из-за угла по шесть раз на дню на всех подряд?
Костя залпом сглотнул горячий напиток. От шока он даже не обжёгся.
– Вы откуда об этом знаете?
– Вот здесь написано, – она указала на карты. На одной из них женщина в украинском наряде сидела под яблоней, на другой крестьянин пахал землю, а на третьей было изображено озеро в горах. Константин посмотрел на неё, как на идиотку. Она, судя по всему, видела такой взгляд не в первый раз, потому как отреагировала мгновенно:
– Вы что, думали тут текстом прямым написано? Если бы так, любой мог бы делом моим заниматься. Я двадцать лет училась комбинации читать, и то не все помню.
– Извините... Вот, теперь Вы знаете, какая у меня проблема. Я, знаете, уже привык, ничего. Но всё равно, надо порчу с меня снять, или что там на меня наслали. Надеюсь, Вы согласитесь, что все эти случаи явно не совпадения?
– Безусловно, не совпадения. Только порча, или что там на Вас наслали, тут ни при чём совсем.
– То есть? – Неустроев стал терять нить разговора. Хозяйка подождала, со-образит ли забавный посетитель сам, потом пояснила:
– Все случаи эти не магической природы.
Костя начинал понимать, о чём идёт речь. И ему не понравилась своя до-гадка.
– Вы думаете, на меня покушаются?
– Я не думаю, я читаю.
– Да кому я нужен? – Неустроеву, как человеку неконфликтному по натуре и внимательному к окружающим, не верилось, что он незаметно для себя на-жил столь упорных врагов.
– Извините, но имени-отчества не написано здесь. Вспоминайте.
– Ни с кем я не ссорился... А будущее Вы умеете... читать?
– Будущего нет. Но вот здесь... Та-ак... Покушения на Вас прекратятся, ко-гда Вы увидите смерть в зеркале. Это уже определено.
Там, где лежали её пальцы, были карты с изображением солнца в облаках, зайца в траве, дома с двумя окнами и снопа сена. Костя чуть не засмеялся.
– Прямо так и написано?
Татьяна тоже улыбнулась.
– Ну да. Вот... Ну точно. Смерть перестанет быть опасной, когда он увидит её в зеркале.
Неустроев находился в смешанных чувствах.
– То есть мне можно расслабиться, перестать оглядываться, обходить дома за километр... как только я умру.
– Этого не знаю я. Этого не написано. Мои способности врождённые по-зволяют разложить карты правильно и прочитать. Только это. Посоветовать ничего не могу. Не обессудьте.
– Спасибо. Сколько я должен?
– Сто. Не бойтесь, рублей.
Константин расплатился и откланялся. Что было гадалка угадала, можно сказать, «буквально». А вот насчёт будущего... Тут он ощущал, что его наду-ли. «Ну и ладно, денег-то взяли всего ничего. Если всё это чушь, то и хрен с ним, а если нет... Посмотрим».

Глава 2
Когда-то в детстве Костя видел мультфильм, в котором два неопределён-ной видовой принадлежности зверька строили из городошных палочек при-чудливое сооружение. Гигантский ярус этого сооружения с верандой, на ко-торой эти зверьки пили чай, держался всего на одной такой вертикально стоящей палочке, или, например, центр тяжести одного из этажей явно выхо-дил за пределы опоры. В общем, в жизни такое строительное чудо ни за что не смогло бы простоять и секунды.
Таким же несуразным казалось высотное офисное здание на Вербинской улице. Своим архитектурным своеобразием оно резко выделялось из общей массы серых коробок. Увидев его раз, забыть уже не получится. Разноцвет-ные, самых кричащих оттенков, кирпичи, скошенные оконные проёмы; вися-щие на двадцатиметровой высоте, выступающие, подобно грыже, комнаты; смещённые друг относительно друга этажи. Издалека это порождение сме-щённого архитекторского сознания больше всего напоминало гигантский, распираемый изнутри сверхмедленным взрывом, кубик-рубик. Кто-то считал здание уродливым, а Косте нравилось. Ему казалось, что оно, осознавая свою вычурность, свысока взирало на окрестности, уверенное своей свободной гордостью.
Константин раньше не заходил внутрь, хотя на первом этаже были магази-ны, как везде. Испытывал полурелигиозное благоговение. Сегодня ему пред-стояло впервые проникнуть в недра разноцветного монумента человеческому сумасшествию, и он слегка волновался, почти как на экзамене. Если бы сей-час прямо перед его носом свалился нависший над тротуаром антрацитовый аппендикс угловатого зеркального зала, он бы и бровью не повёл.
Ожидая ещё сюрпризы, всё равно изумился, толкнув дверь. Оказалось, что шарниры её располагаются в нижней части, и поначалу складывалось впечат-ление, будто дверь упала, но нет – как только Костя сошёл с лежащей на полу двери, она бесшумно поднялась на место. К неописуемой радости Неустроева – оплачивать сломанные двери совсем не входило в его планы.
Войдя в холл, он слегка растерялся, поражённый ещё большим буйством фантазии дизайнеров, но как следует насладиться причудливыми изгибами интерьеров Костя не успел – его вниманием завладела спускавшаяся со сту-пенек Грация. «Кстати, как же её зовут? Вот дурак, даже не спросил. На кого она похожа? Итак, она звалась Татьяна? Пожалуй, нет, образ не тот. Ира, дев-чонка из ОВИРа? Наталья? Тоже не то. Наверное, какая-нибудь Эвелина или что-то в этом роде».
– О чём задумался? – за внутренним диалогом Костя даже не заметил, что она подошла совсем близко и теперь стояла, изучающе всматриваясь в его глаза. От того, что он внезапно обнаружил её так близко, даже вздрогнул. Ощутив её дыхание на своей шее, представил себе, какие ощущения вызовут прикосновения её губ.
– Да у тебя мысли по лицу читать можно, – от такой прямоты Костя сму-тился, – мне это нравится. Наверное, ты очень искренний человек.
– Наверное, – и виновато улыбнулся. «На дурака, должно быть, похож здо-рово», – подумал он и смутился ещё больше.
– Ну, пойдём? – спросила она так, будто если бы он предложил остаться, она бы осталась. Он никак не мог оторваться от её глаз.
– А, ну да, конечно, – Костя прошёл вперёд и открыл даме дверь. Дверь со-вершенно по-обычному повернулась на петлях наружу, но Костя сейчас не мог обратить на это внимания.

Попросив у бармена ингредиенты, Костя смешал свой фирменный кок-тейль, протянул девушке. Уличное кафе было закрыто от ветра полиэтилено-выми перегородками, поэтому внутри было тихо и не холодно. Она взяла бо-кал, и, неоднозначно посмотрев молодому человеку в глаза, спросила:
– А он вкусный? – при этом так произнесла «он», что Неустроев даже вздрогнул. Но игру принял, показать, что смутился, не хотел.
– Если хочешь узнать вкус напитка, ты должна его попробовать.
– Значит, ты советуешь выпить всё?
– Мой совет будет предвзятым – я это приготовил.
– Хороший повар всегда гордится своими блюдами, – не унималась она. Соблазнительный наклон головы выбивал почву из-под ног.
– Тогда пробуй, – как можно твёрже и уверенней сказал он.
– Так вот, родители посчитали, что там у меня нет будущего. Поэтому мы переехали в этот город. А ты всё время здесь живёшь? – сделав большой гло-ток, сказала она вдруг.
Она так резко поменяла русло беседы, что Константин даже засомневался, была ли в её фразах фаллическая подоплёка, или он просто размечтался. Своё мнение о коктейле она так и не высказала.
– Нет, мы приехали сюда учиться с другом, да так и остались. – Костя вы-бросил палочку от эскимо в урну, – Кстати, ты его знаешь, это он сегодня днём нёс моё тело, его зовут Ромка. Мы с ним в один день родились, выросли вместе, после родителей это самый близкий мне человек.
– Вы, наверное, попадали с ним в переделки?
Костя задумался, пытаясь вспомнить что-нибудь подобное.
– Да, в общем-то, нет.
– Почему ты уверен тогда, что он близкий и верный друг?
От неожиданности Костя подавился слюной и закашлялся. С вызовом по-смотрел на неё.
– Ты это о чём?
– Я это о том, что друзья познаются в беде.
– А-а... Правильно, – он задумался. – Я уверен, что попади мы с ним в ка-кую-нибудь переделку, он меня точно не бросит.
– А ты?
– Что я? – её вопросы ставили его в тупик.
– Ты уверен, что точно его не бросишь?
Костя начинал злиться. Он остановился и подозрительно посмотрел на неё.
– Это допрос!?
Она улыбнулась и смахнула перо из подушки, прицепившееся к его рука-ву.
– Ты злишься потому, что я задаю глупые вопросы, или потому, что я за-даю вопросы, которые ты сам себе боишься задать?
Улыбка не сходила с её губ, но она не была издевательской, поэтому, ви-димо, Костя не повернулся и не ушёл. Он продолжал смотреть ей в глаза, в них читалась неподдельная забота, и он понемногу успокоился.
– Во-первых, я его не брошу. А во вторых, я надеюсь, что мне никогда не представится случай проверить его преданность – сказал с нажимом.
– Хорошо, – и взъерошила его волосы. – Если мне нравится композиция, то мне всё равно, какого стиля музыка, я всё слушаю, – и испытующе на него смотрит. И молчание. «Странная какая», – подумал Константин и поправил цветок на её блузе.
– Да, я тоже люблю плавно менять тему разговора, – Костя попытался под-строиться под её манеру вести разговор, про себя отметил, как эффективно она подвела черту под конфликтом. – Ромка тоже музыкальный полиглот. А я слушаю в основном электронную музыку, диско и классику.
– А ты видел клип «Massive attack» «Be thankful for what you’ve got»?
– Это в котором поющая стриптизёрша? Видел. Неужели он тебе понра-вился?
– Очень. Качественно и стильно. Я сама в таком снялась бы.
– Да ну!? И разделась бы!? – всем своим видом он выражал то недоверие, какое изображают, когда хотят взять на понт.

Он ещё раз поцеловал её в шею и лёг на спину. В комнате было тепло, и они не стали укрываться.

(От автора замечание не в тему)
«Стоп, стоп!» – скажете Вы. – «А где всё остальное!?» И будете совер-шенно правы. Сотни раз в книгах и фильмах видел подобную сцену: они не знакомы, он смотрит на неё, она смотрит на него, и потом бац! – уже секс в полном разгаре! Или оргазм сразу. Или, что хуже всего, сигареты под одея-лом. Лично меня, как человека, с которым никогда вот такого не происходи-ло, всегда интересовали события, происходящие между взглядами и половым актом. Что нужно наболтать, чтобы в первый вечер прямо и затащить объект в постель? Хоть бы одним глазком понаблюдать за подобной парой (извращение какое). Как это происходит? Взгляды, слова, жесты, прикосно-вения – вот что действительно важно и очень интересно.
Самый банальный случай. Идут они по центральной улице. Хуже всего, ес-ли он с другом, она – с подружкой. Он подкатывает, максимально растянув губы: «Девушки, здрас-сьть. Вы идёте или гуляете? Давайте познакомимся, пообщаемся, прогуляемся». Одна из них, пузырь от жвачки лопает и, причав-кивая, тянет капризно: «Чё-то интересное предлагаете, или так, клеи-тесь?» Потом в местную пивнушку, принесённый с собой и подлитый в «за-бористое» самогон, «Ой, чётаянапилас-с-сь», «Дафсёнармальна, падём пра-важу», «Чёфтрусы-то сразу... Ой... А ты кто-о??», «Ну ваще чётко было. Ё-ё! Гандон порвался...», «А чё было-то?.. Бля-я, плохо-то как... Эй, ты где? Или кто?.. Лю-уська! Бля...»
Или, например, он подходит к ней в баре и говорит: «Yo, baby…Оттопыриться не хочешь? Буфера у тебя отпадные, я бы помацал, в натуре». А она ему: «Отвали, козёл-на». А он приобнимает её за шею, как собаку: «Да ладно, не ломайся, чё ты? Я тебе реально говорю, крутая ты чу-виха. Поехали ко мне, зависнем по-взрослому». Она, изображая полное не-брежение: «Не, ну ваще а?» Пауза. «Токо я бурду всякую хлестать не буду, «Мартини» возьмём, фруктов там и всё такое...» Он, слегка массируя ей ягодицы: «Не вопрос, крошка. Всё чисто по-человечьи сделаем...» И дальше всё ясно. Говорят, такое происходит сплошь и рядом. Должно быть, что-то у меня с лицом.
Или вот ещё. Он замечает её и смотрит на неё вожделеющим взглядом, и она понимает, что вся его животная сущность проникает в каждую кле-точку её истомлённого тела. Почувствовав мелкую дрожь от его приближе-ния, она глубоко вдыхает обеими грудями и улавливает его вожделенный аромат. От него у неё внутри всё теплеет, а внизу живота становится про-сто очень горячо. Он обнимает её за талию и молча увлекает за собой в складки полночной темноты. Всё, чего она сейчас желает, это чтобы он за-полнил своей плотью всё её тело. Прижав её к стене дома и сорвав платье... И так далее. Такого тоже не было. Видимо, сущность не очень животная.
А как Вам такое. Он подходит к ней и умным таким голосом говорит: «Добрый день. Разрешите представиться, меня зовут Модест Павлович. По-звольте полюбопытствовать, что Вы думаете по поводу теории господина Фрейда». И в ответ: «Есть некоторые аспекты, которые можно подверг-нуть полемике, но, в общем весьма интересантно». И очки поправляет. Он дальше спрашивает: «Вот что любопытно, знаете ли, один из её основопо-лагающих тезисов состоит в том, что каждый отдельно взятый индивид любого пола может производить коитальный акт с любым представителем противоположного пола вне зависимости от своих личностных и моральной пристрастий, причиной тому инстинкты, не знающие морали. В связи с этим нелишним было бы нам произвести подобного рода акт, не отрицая звериного начала человеческой сущности». «Ах, сударь, полностью с Вами со-гласна. Нам надлежит незамедлительно приступить к произведению сего действа. Пройдёмте же в апартаменты». Может, и такое бывает. А в этот раз было так.

– Да ну!? И разделась бы!?
Она посмотрела на него взглядом, в котором смешались уверенность и за-мешательство.
– Сомневаешься? – это уже с вызовом. – Ты, наверное, хочешь, чтобы я сказала, что мне перед камерой раздеться не проблема?
– Вообще-то, камеры у меня нет, поэтому мне всё равно, как ты держишься перед объективом. Мне просто интересно узнать степень твоей свободы.
– Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, у меня испортится впечатление о тебе, – с пустым выражением на лице она стала постукивать трубочкой по стенкам полупустого бокала.
Константин был не дурак, но подобные фразы переваривал подолгу, если собеседник прямо не говорил, в чём претензия. Наконец, предположив, о чём может идти речь, сделав по возможности наиболее честное лицо, сказал:
– Ты не думай, что я тебя развести пытаюсь. Просто мне не очень импони-руют люди, от которых можно услышать что-нибудь вроде «что ты делаешь, на нас все смотрят» или «прекрати, что люди подумают». Насколько тебе на-плевать на толпу?
Она на секунду опустила глаза, потом как-то недоверчиво посмотрела на него исподлобья.
– Если возникает необходимость, я пренебрегаю всем, что несущественно.
– Меня так и подмывает, спросить, что ты считаешь существенным, но не буду, а то ты сочтёшь меня занудой.
– Отчего же, я отвечу, – и, слегка поправив чёлку. – Деньги, мода и косме-тика.
Матерное разочарование чуть было не прозвучало вслух, но Костя сдер-жался. «Неужели они все одинаковые?» Он пристально посмотрел на неё и заметил лукавый огонёк где-то на самом дне её глаз.
– Шучу, конечно. Поверил?
– С тобой не соскучишься. Поверил. Я привык слышать что-то подобное.
– Семья. Честность. Надёжность – эти вещи для меня важнее всего. Я знаю, что моя система ценностей банальна, но у меня она хотя бы есть. А что важно для тебя?
– Для меня... Важно... – он глубоко рылся в своих мыслях, в поисках отве-та, – знаешь, я как-то не задумывался об этом...
– Ради чего, в таком случае, ты живёшь?
Даже если бы она обвинила его в мужской несостоятельности, он не по-чувствовал бы себя хуже. Девушка невольно затронула самую больную мо-золь. Странное ощущение неполноценности, как будто у него вдруг пропали ноги, внезапно навалилось Константину на плечи, словно какой-нибудь неиз-вестный колдун высосал из него всю жизненную силу. Он поник и ссутулил-ся.
– Не знаю, – произнёс он очень тихо.
Она поставила стакан на стойку, повернулась к нему, положила руки ему на голову, поцеловала его – в щёки, лоб, глаза – и крепко прижала к себе. Костя еле сдержался, чтобы не заплакать – такая сильная нежность наполняла его от этих объятий.
– Ты мне очень понравилась, – вдруг вырвалось у него.
Она отклонилась немного, заглянула ему в глаза и улыбнулась.
– Ты, когда не с похмелья, тоже ничего.
– Тогда не буду показываться тебе с похмелья. Прятаться буду.
Она заливисто засмеялась, слегка откинувшись назад. Костя вдруг обна-ружил, что обнимает её за талию и весьма неприлично прижимает к себе.
– О чём думаешь? – опять невпопад и как-то по-особому кокетливо спро-сила вдруг она.
– Честно говоря, я думаю о том, как на ощупь твоя спина без этой майки, – выпалил Костя, и испугался собственной откровенности. Он уже приготовил-ся получить по физиономии, но она только засмеялась ещё звонче. Такая ре-акция совершенно сбила его с толку. Глядя на его непонимающее лицо, де-вушка перешла уже на истерически-сдавленное хихиканье. При всём при этом, он не чувствовал в этом смехе ни издёвки, ни той дебильности, которая присуща школьницам с низким интеллектом. Немного успокоившись, она прикоснулась кончиками пальцев ко рту, произнесла примирительно:
– Не обижайся, просто ты так уморительно зажмурился, когда приготовил-ся пощёчину схлопотать, что я не смогла удержаться.
– Между прочим, пощёчина – это очень больно. Я, кстати говоря, не оби-делся.
– Ты считаешь, что я должна тебя бить за честность? – и погладила его по волосам.
– Так поступают большинство женщин. Стереотип такой – мужчина гово-рит, что его влечёт к женщине и получает оплеуху.
– А тебя влечёт ко мне? – это было сказано уже совершенно серьёзно.
– Да, – от неё исходила настолько мощная волна тонкого природного эро-тизма, что даже если бы он захотел сказать «нет», не смог бы.
«Кажется, наши отношения начинают выходить из платонической плоско-сти», – подумал Константин. В детстве, слыша это расхожее официально-нормативное выражение, он представлял себе этот процесс весьма буквально. Вот высокая чёрная стена – платоническая плоскость, а вот из неё, как Коп-перфильд из Великой Китайской Стены, начинают появляться Отношения (которые мальчику представлялись гибридом мужчины и женщины, сросших-ся половинками наподобие сиамских близнецов) – сначала появляется нос, грудь (одна, которая у женской половины), вышагивает одна нога, появляется рука. Вот постепенно всё «чудо» выходит из стены и оглядывается, куда же это оно попало. Воспоминание это очень быстро промелькнуло в его памяти.
– Как, по-твоему, девушка, которая переспит с парнем в день знакомства, распущена?
Она смотрела на него очень пристально, как следователь на подозреваемо-го. Неустроев и вправду вдруг почувствовал себя, как на допросе. Костя раз-думывал, сказать правду и наверняка испортить вечер, или соврать и тем са-мым ускорить события, но тут вспомнил, как утром Еленовна советовала не врать женщинам, поэтому признался:
– Да, именно так я считаю.
Она выдержала некоторую паузу, видимо, оценивая его ответ.
– Тогда пойдём к тебе.
«Совершенно непредсказуемая особа. Если она и дальше так будет сыпать сюрпризами, как же с ней общаться? Хотя, видимо, просто она без комплек-сов», – подумал Константин, взял девушку за руку, и увлёк её в узкий пере-улок.

Они идут по маленькой улице. Молодая девушка лет двадцати держит за руку русоволосого парня. Он идёт чуть впереди неё, так, что кажется, будто он тащит её за собой. Вокруг никого, и даже чёрные весенние деревья с ред-кой листвой будто бы сдвинули свои ветви, скрывая двоих от посторонних взглядов. Оба молчат, потому что уже всё сказано. Её сердце – тик... так... Его сердце – тук... тук...
Седьмой этаж. Металлическая дверь с деревянной окантовкой. Поцелуй. Ключ. Поцелуй. Ему в глаза – туман, ей – блеск. Прихожая, комната. Раздви-нутые шторы, яркое солнце. Его руки – её плечи, руки, спина, ягодицы. Её руки – его волосы, грудь, ягодицы. Тепло. Крепче. Не дышать. Ещё не ды-шать. Теперь – воздух, через нос, медленно, полные лёгкие. Нет. Нет. Не спе-шить. Тик. Так. Тук. Тук.
Майка – вверх. Матовый отблеск от лопаток. Шея, плечи, грудь – губами, слегка, почти неуловимо. Аромат. Полные лёгкие, медленно. Языком – слег-ка, по кругу. Вниз. Вниз. Щекотка. Смех. Нежный укус. Пуговица, молния. Ухом – к животу. Ладонями – под резинку. Сжать, сначала слегка, потом сильнее, ещё раз – снизу вверх. Бёдра. Колени. Ступни – пальцами – снизу, сверху. Пальцы. Колени – сзади, губами. Бёдра. Выше, постепенно. Кружево – осторожно, зубами. Не торопиться. Полной грудью. Тик-так. Тук-тук.
Своё всё сам, быстро. Горизонталь. На бок. Некуда деть руки. Неудобно. На спину. Нет, не тяжело. Минеральный привкус. Язык глубже. Не дышать. Её волосы. Тихий стон. Его грудь, по кругу. Укусить, чуть-чуть. Боль. Вдох сквозь зубы. Влажными губами – успокоить, полечить. Потом ниже. Щипка-ми. Ещё ниже. Мягким языком, очень нежно. Губами. Воздух – через нос, полные лёгкие. Уже можно быстрее. Тик-так. Тук-тук.
Стоп. Так долго нельзя. Переворот. Он – руками за бёдра. Грудь – языком, ниже, ещё ниже. Языком медленно, по кругу. Теперь быстро – сверху вниз. Вздох. Ещё. Ещё. Мягче. Быстрее. Теплее. Выгнуть спину. Руками – его воло-сы, сильно. Тик-так-тик-так.
Сесть. За ноги – к себе. Презерватив, нервно. Горячо. Не двигаться. Не спешить. Ей в глаза – туман, ему – блеск. Поцелуй. Объятия. Крепче. Дышать – медленнее, полной грудью. Глаза в глаза. Сначала медленно, напрягаясь. Тик-так. Тук-тук. Амплитуда. Тик-так. Тук-тук. Так близко, чтобы кожа сли-палась. Быстрее. Тик-так-тик-так. Тук-тук-тук-тук.
Не думать. Отключить контроль.
Только чувствовать. Только дышать. Только жить.

Вдох, очень медленно. Тише, тише. Не кричать, только дышать. Полной грудью. Тик-так. Тук-тук. Немного тошнит. Нет резкости, ориентации. Пот, мокро, душно. Не двигаться. Тик. Так. Тук. Тук. Глаза в глаза. Прижать. По-целуй. Глаза в глаза.

Он ещё раз поцеловал её в шею и лёг на спину. В комнате было тепло, и они не стали укрываться. Только лишь тоненькое жужжание комара портило благожелательную атмосферу. Имея возможность шлёпнуть насекомое, когда оно сидело у него на груди, Костя не стал этого делать, смахнув рукой. Учи-тывая чёрную ненависть парня к мелким вампирам это было выражением ми-ролюбивости в абсолюте.
Сочиню стихотворение и посвящу ей. Хоть и не пробовал никогда. Что-нибудь честное. И неординарное. Не соблюдая традиций и правил. Да. С рва-ным ритмом, скачущей рифмой. Чтобы внешне не очень походило на сти-хотворение. Например,
Здравствуй, прекрасная одинокая странница,
 Сегодня ты борешься за своё существование,
 Или опять ждёшь попутного ветра?
Ты же знаешь, тот, как всегда обманется,
 Кто и с собой играет не по правилам,
 И людям вокруг не даёт пройти ни метра.
Он привык существовать среди развалин
 Собственного узенького мира,
 Когда-то давно построенного,
И от радости у него осталось одно название,
 И все его глупые принципы –
 Чёрные клавиши рояля расстроенного.
Он, наверное, даже и не догадывается,
 Что есть на свете такое милое и светлое создание,
 И что живёт он зря, и никому это не нужно.
Что-то, быть может, не хуже, чем у других складывается,
 Что-то – как знать? – делает в этом мире со знанием,
 А что он думает и чувствует –
Этого он никогда не выпускает наружу.
Но я-то знаю, настоящее – это то, что сейчас здесь,
со мною рядом,
 То, к чему можно прикоснуться и почувствовать тепло его,
А словами не сказать и доли того, что можно взглядом,
 Прикосновениями рук и поцелуями родных губ, по-моему.
И что любить и ценить всё это хочется и можется,
 А всё остальное зачем-то люди выдумали,
И всё это и есть самая настоящая жизнь,
 Поверьте, так оно и есть. А Вы чт об этом думали?
Он заговорил первым. Рассматривая игру солнечных пятен на потолке, на-блюдая за их бессмысленной круговой погоней с постоянной сменой ролей, он пытался уловить закономерности их движения, и в какой-то момент пой-мал себя на том, что по-спортивному болеет за один из бликов.
– Меня зовут Константин. Мне 26 лет. Я художник-оформитель в «Сигнал-Медиа».
– М-м. Тебе нравится твоя работа?
– М-м. А как, по-твоему, это определить?
– Ну… Если бы у тебя было много денег, и тебе не платили за работу, ты продолжил бы этим заниматься?
Молодой человек задумался. Настырный комар снова уселся на живот. Прощать такую наглость Неустроев не собирался. Точным движением поймав членистоногое в кулак, он осторожно извлёк насекомое и безжалостно и ме-тодично оторвал ему крылья, испытывая удовольствие, а не угрызения совес-ти. Вслед за этим мягкое тельце кувырком полетело на пол.
– Хм… Действительно, очень просто. Пожалуй, да.
– Повезло тебе. А я Вика, – и молчание.
– И всё? – его ошеломила подобная лаконичность.
– Не знаю, что ты ещё хочешь узнать. Про родителей я тебе рассказала. Ра-ботаю в отделе сертификации, это очень скучно, – с лёгким раздражением в голосе ответила она.
– Не обижайся. Просто мне интересно узнать тебя с разных сторон.
Виктория немного помолчала.
– Вот скажи, с одной стороны необходимо говорить друг другу приятные слова, потому что человек нуждается в эмоциональной поддержке. С другой – всё время друг друга расхваливать просто глупо. Как ты определяешь для се-бя соотношение между двумя этими крайностями?
– Я думаю, вполне достаточно сказать, что мне очень понравилось, – он уже не удивлялся подобной смене темы.
– Мне тоже... Знаешь, что бы я сделала, если бы мне оставалось жить по-следний день?
Костя поднял брови. Вот так номер.
– И что же?
– Я бы прибежала к любимому мужчине, например к тебе, и сутки напро-лёт занималась бы с ним любовью, танцевала, говорила, смеялась. Не для то-го, чтобы насытиться под конец, не для себя. Для того, чтобы подарить всё, что осталось, самому близкому человеку.
Неустроев был ошеломлён, но не стал комментировать. Он почувствовал, что с этой девушкой может говорить о чём угодно, без риска быть занесён-ным в её списки зануд. Её саму, вероятно, многие считали странноватой. Кос-тя спросил:
– А что бы ты попросила у золотой рыбки? Какие три желания?
Виктория надолго задумалась.
Тут Костя почувствовал, что что-то мелкое ползёт по его руке. Поднеся предплечье к глазам, он с удивлением обнаружил там бескрылого кровососа. Неустроев был готов поклясться, что комар стоит и укоризненно смотрит ему в глаза. Смерив человека долгим тяжёлым взглядом, искалеченное насекомое неожиданно прытко скакнуло на пол.
– Я не могу сейчас ответить на этот вопрос. Он слишком сложен. – оше-ломленный такой силой комариного характера Константин даже не сразу вспомнил, о чём спрашивал девушку. – Я понимаю, о чём именно ты спраши-ваешь, но не думала об этом. Как-нибудь потом, хорошо? А ты?
–А я как раз много размышлял об этом. В детстве я видел много НЛО, и вот однажды подумал: а вдруг пришельцы выйдут на контакт со мной и спро-сят, какие мои три желания исполнить. А потом по мне будут судить обо всех людях. И придумал вот что: во-первых, попрошу, чтобы у людей генетически исчез механизм наркотической зависимости. Представь только, бльшая часть бандитских группировок сразу потеряет финансовую базу, все исламские экс-тремисты останутся без бабок, и вообще спокойнее станет. Ведь основную часть грабежей и краж совершают наркоманы, чтобы дозу купить.
Вторым желанием будет, чтобы все дороги в России стали идеально ров-ными. В один миг. И пусть строители получат деньги, будто это они всё сде-лали. Если это не произойдёт чудом, не произойдёт никак.
А в-третьих, попрошу денег. Много, но не все для себя. Просто есть много вещей, которые нужно сделать, и на которые трёх желаний не хватит. А те, у кого есть на это деньги, никогда их на это не потратят, потому что украли. Украли, потому что столько не заработать. Потому и попрошу, что столько не заработать, а воровать я не хочу.
– Ты прав. Чудеса не происходят с теми, кто в них не верит. Поэтому надо быть к ним готовым. – Вика не стала хвалить его. Он знал, что заслуживает быть похваленным. Но если бы она стала распевать ему дифирамбы, не была бы собой. И не нравилась бы так. – Я не ужинала. Пойдём на кухню. У тебя есть овощи?
– Да, я ем всё. И овощи тоже.
– Тогда вставай.
– Где же ты была все эти годы? – Константин не побоялся банальной фра-зы, так как хотел спросить именно это. Она посмотрела на него как-то стран-но, ему даже показалось, что её глаза почернели на миг.
– Тебя искала, – и, накинув на плечи халат, она выпорхнула из комнаты.

Глава 3
Когда они допивали чай, Костя услышал, как играет его мобильный.
– Где? – от испуга он чуть не выронил чашку.
– В комнате. Ты что, обжёгся?
– Нет, я думал, его украли, – он сделал большой глоток и встал.
– Кто? – Вика сидела с озадаченным видом.
– Добрые люди, – крикнул он уже из комнаты. – Да, это кто? Игорь?.. А, привет! – пауза, – Когда? Ну, давай... Давай. Хорошо. До субботы.
Константин вернулся на кухню, держа в одной руке телефон, другой почё-сывая затылок, слегка истерично при этом посмеиваясь.
– Ты чему так радуешься, тебе раньше никто не звонил? – и надкусила пе-ченье.
– Звонили, просто утром сегодня не мог телефон найти, думал, спёрли, а сейчас оказалось, что я его весь день в капюшоне протаскал.
– Это потому, что ты с улицы Бассейной, – Виктория произнесла это с ин-тонацией наивной детской доброты, что Косте очень понравилось. Он не сра-зу понял, о чём она говорит, потом усмехнулся:
– Да, бывает иногда. Меня на субботу пригласил в гости один знакомый, пойдёшь со мной?
– А кто? – Константин заметил, что она не спросила: «Куда?»
– Игорь, богемный персонаж, как они себя называют. Хотя этот нормаль-ный, без понтов.
– Ну, раз без понтов, я с удовольствием.

Игорь жил в ближнем пригороде, поэтому Роман повёз их на автомобиле. Наблюдая проплывающие в окне облака, дома, деревья, Костя вспомнил, как в молодости он с классом ходил в оперный театр. На сцене были установлены картонные декорации моря, деревьев, грозовых туч, молний. В самый траги-ческий момент молния медленно выплывала из-под облака, три волны начи-нали двигаться вверх-вниз, выполняя строгий геометрический танец, совер-шенно не похожий на настоящие волны. У одного облака вдруг отвалилась стропа, и оно беспомощно дёргалось, отчего стало похоже на птицу с подби-тым крылом. Вдобавок ко всему бородатый мужик с папиросой в зубах, кото-рый изображал гром, ударяя по огромному жестяному листому, недостаточно спрятался за кулисы и был виден всей левой половине зала. В результате хоть сколько-нибудь воспринять художественный замысел Неустроев толком не смог.
И теперь ему стало мерещиться, что пейзаж за окном не настоящий, что это с разной скоростью двигаются нарисованные на длинных кусках картона изображения предметов, и вообще всё стало казаться каким-то плоским. «А откуда я знаю, что это действительно не так? Я ведь не могу проверить реаль-ность этих вот тополей». Но после того как он зажмурился и встряхнул голо-вой, ландшафт снова приобрёл привычный объём. «Пить надо меньше», – по-думал Костя, ощутил вдруг духоту, приоткрыл окно и шумно втянул воздух. Это принесло заметное облегчение, и ему внезапно пришла в голову мысль о том, что вот ведь можно, оказывается, радоваться и таким обыденным вещам. После этого он просто был обязан насладиться зрелищем белоснежных куче-вых облаков (напоминавших ему исполинские кучи мягкого мороженого, не-ведомо кем выброшенных в стратосферу), что он с удовольствием и сделал. Постепенное, но неуклонное снижение в крови процента спирта благотворно сказывалось на самочувствии.
Спустя некоторое время Костя начал замечать, что облака всё более при-нимают форму столь любимых в детстве рожков: лимонные, клубничные, шоколадные факелы вздымались на недосягаемые высоты из хрустящих клетчатых конусов. Из них выделялся пар и клубами медленно, словно сце-нический дым по ступеням, скатывался по склонам. Константин вдруг почув-ствовал, что может сотворить из облачного теста всё, что только ему заблаго-рассудится. Для пробы несколько порций воздушного пломбира трансформи-ровались в заиндевелый стакан с зеленоватым коктейлем внутри, зонтиком и трубочкой. «Жаль, что нельзя его попить».
Что-то стало мешать наслаждаться видами, поиски помех привели в голо-ву, она почему-то разболелась. Костя никак не мог понять, почему. Стук – он вдруг получил ощутимый удар в лоб чем-то невидимым, но очень твёрдым. Ещё удар, ещё. Это начинало злить. Тут тёплая волна обхватила голову, и удары прекратились, но снова стало душно. Костя попытался высвободиться из горячих потоков, омывающих уши и щёки, но не мог, тогда он стал дви-гаться интенсивнее, попытался смахнуть источник тепла руками, но те не поднимались; воздуха становилось всё меньше, он стал извиваться всем телом и... упал с сиденья.
– Ты чего? – Виктория выглядела испуганной.
– А что было? – Костя достал платок, промокнул мокрый лоб.
– Ты уснул, прислонился головой к стеклу, и от качки стал ударяться лбом. Я взяла тебя за щёки, чтобы ты не бился, но ты вдруг стал дёргаться и тяжело дышать, я тебя отпустила, и ты свалился на пол.
– Извини, – он обнял Вику, она положила голову ему на плечо, – Мне при-снилось, что я в пароварку попал.
– Вы заметили, что на небе облака появились? – подал голос молчавший до того Познанский, – Я точно помню, что небо было чистое, когда мы выезжа-ли, а сейчас посмотрел вдруг, а там вон какие громадины. Это притом, что ветра нет.
– Действительно. Красиво как. А что мы там будем делать? – спросила Ви-ка, верная своей привычке «логично» менять направление беседы.
Они провели вместе уже шесть дней, но подобные диалоговые пертурба-ции до сих пор сбивали Константина с толку.
– Да так... Посидим, пообщаемся, чайку-кофейку, и тэ пэ.
– А вы с ним давно знакомы?
Ромка просто не мог удержаться, чтобы не съязвить:
– Ой, что ты! Очень! Они раньше даже были партнёрами, ну, ты понима-ешь, о чём я... – и его физиономия выразительно подвигала бровями вверх-вниз в зеркале заднего вида. Вика засмеялась.
– Ты ему не верь, врёт он всё, – Костя и сам иногда пошучивал на гомосек-суальную тему, поэтому тоже улыбался, – в ту субботу мы познакомились, в баре. Не очень помню, о чём мы беседовали, но парень он интересный.
– Чем интересный?
Неустроев уже не раз задумывался над тем, какие соображения заставляют её мозг генерировать подобные вопросы, но всё же отметил, что в большинст-ве случаев спрашивала она по теме, что для женщины вообще было удиви-тельным. «Хотя, – думал он, – наверное, просто не с теми женщинами обща-юсь».
– Мыслями своими интересен, – пояснил Роман. – Фантазия у парня буй-ная. И общительный очень. Вот увидишь, что-нибудь опять придумал этакое.

Оказалось, что Игорь живёт в своём доме, причём не в какой-нибудь бре-венчатой хибаре, а во вполне приличном кирпичном строении, без бронзовых изразцов, правда, но не бедном. Да и район был, сразу заметно, не из простых.
– Вот тебе и непризнанный, – почёсывая затылок, куда-то в пространство произнёс Рома и нажал кнопку звонка.
– Да, вот уж не подумал бы, что подобный субъект живёт в таком доме, – пришло время удивиться и Константину.
– Чего это у вас обоих такие лица, кто непризнанный? – втягивая в себя за-пах сорванного подснежника, беззаботно пропела Вика. Ей здесь явно нрави-лось. Слегка прищурившись от солнца и подставляя лицо лёгкому свежему ветерку, она разглядывала растущую неподалёку сосновую просеку и улыба-лась. В такие моменты она нравилась Неустроеву больше всего.
– Мне при первой встрече почему-то показалось, что он один из многочис-ленных не услышанных творцов, вид у него был какой-то потрёпанный. А он, видать, парень не промах. Хотя теперь припоминаю, что одежда у него была приличная и чистая, только мятая.
– Так что теперь, вы сразу его полюбили за такой дом? – она вдруг в одно мгновенье посерьёзнела, и даже с некоторой враждебностью смотрела в глаза то одному, то другому.
– Да не об этом я, просто рад за человека, – Костя поймал себя на том, что оправдывается перед женщиной, чего не любил делать, но не укорил себя за это, как прежде.
– А ты, Виктория, видно, не очень поощряешь в людях меркантильность, – с лёгкой хитрецой спросил Роман.
– Не очень. Можно сказать, совсем не поощряю. Не люблю, можно сказать, – в тон ему ответила она. – Ой, смотрите, ёжик! – в одно мгновение от её аг-рессии не осталось и следа, она умилённо улыбнулась.
Она присела на корточки. На земле сидел здоровенный по звериным мер-кам ёж и смотрел на ребят. Именно смотрел, не просто поднял морду. В гла-зах его было столько интеллекта, что Неустроев подумал: «Это, очевидно, тот самый ёж, которому всё понятно». Колючий мыслитель тем временем весьма бесцеремонно залез в подставленную девушкой ладонь и смотрел на неё умо-ляющим взглядом – просил подержать себя подольше. В человеческих руках было всё же теплее, чем на весенней почве.
– Ой, ребята, как он на меня глядит, а! Мальчик-лапочка!
Тут открылись ворота, и появился Игорь. Косте показалось, что увидев их, хозяин либо испугался, либо удивился. На некоторое время возникла пауза.
– Ой ребята привет какая девчушка с вами красивая Карину принесла мо-лодец проходите что ж вы стоите осторожно порог вот тут яблоньки у нас там вон гараж – нельзя сказать, что он монотонно тараторил, интонационно пред-ложения разделялись вполне чётко, но всё же скорость речи была просто по-трясающей. Вместе прошли они в дом.
– Это Карина? – как бы между прочим спросил Роман, с заговорщицкой улыбкой глядя на Вику. Та и сама поняла своё заблуждение.
– Карина ага ежиха ручная мы её молоком поим а так она в лесу живёт.
– Откуда я знала, что это девочка? Всё ежи на одно лицо. А ты обманщица, – с укором сказала она зверьку и выпустила Карину на двор. Та побежала к забору, неуклюже переваливаясь с бока на бок.
– Тут вот полка для обуви сок хотите ананасовый лёд есть а может поесть салат вроде оставался, – прекращал Игорь говорить тоже резко.
Некоторое время ребята переваривали поток полученной информации.
– Тебе на какой вопрос сначала ответить? – с самым серьёзным видом ос-ведомился Познанский. Игорь растерялся и часто заморгал глазами.
– Ромка шутит, не отвечай ему. Не стыдно над незнакомым человеком по-тешаться, он ведь не привык к твоим шуточкам, – Костя укоризненно посмот-рел на друга. – Куда проходить?
Игорь поправил очки, улыбнулся, махнул рукой и энергично направился по длинному коридору, который пролегал меж двух рядов комнат. Костя на-считал четыре комнаты и заметил у входа лестницу на второй этаж. Ещё одна лестница оказалась с другой стороны коридора.
– На первом этаже у нас это кухня ванная кладовка и столовая а на втором спальни я с семьёй тут живу родители ещё и брат младший, – они уже подни-мались по узкому винтовому пролёту.
– Красивый дом у вас, – Вика озиралась по сторонам с видом посетителя музея. – Кто дизайнер?
– Хех так это сами всё делали повезло нам вообще-то с домом с этим, – Игорь немного стушевался.
– Повезло? – в её глазах светилось неподдельное любопытство.
– Ага это я жил тут уже сколько-то времени снимал комнатку, – он остано-вился и энергично почесал макушку. – А потом предки продали квартиры в том городе и приехали сюда с чемоданом денег нормально ага?
Он посмеялся немного истерично.
– И как-то сразу вышли на хозяина он только всё построил и срочно свали-вал из страны братки достали хех а мы ему налом сразу и он подписал всё хо-тя несомненно больше дом стоил раза в два но видать сильно прижали и вот ага.
– Понятно, ага, – передразнил Ромка.
Вся компания тем временем вошла в просторную комнату с большим пу-шистым ковром, разбросанными по нему вещами различного происхождения, тёмными обоями на стенах, компьютером цвета «металлик», платяным шка-фом, низким журнальным столиком, несколькими креслами и складным ди-ваном. На столе уже были бокалы, тарелки и приборы. Костя, сначала поду-мавший было, что хозяин забыл про приглашение и теперь был не рад их ви-деть, мысленно вздохнул с облегчением, увидев, что к приходу гостей гото-вились.
– Надо избавляться от слов-паразитов ага ну вот садитесь щас принесу всё такое что надо, – это Игорь говорил уже из коридора. Через некоторое время он появился, неся в охапку сок, фрукты, вазу с копчёным мясом и пару буты-лок вина.
– Мы не пьём спиртное вы уж извините вот вино безалкогольное но оно хорошее угощайтесь, – он не только говорил, но и делал всё быстро. Всё это богатство через несколько секунд, как показалось Косте, уже было аппетитно разложено по столу.
Время подходило к обеду, поэтому некоторое время раздавались только предсмертные звуки безжалостно уничтожаемых продуктов и одобрительные «да-а» по поводу вина. Выпили, как всегда, за знакомство, родителей и лю-бовь. «Да, пожалуй, за Любовь Сергеевну Вассельбрандт», – традиционная, но, тем не менее, не казавшаяся от этого автору заезженной, шутка Познан-ского. «Фамилия-отчество-то ведь новые каждый раз», – пояснял он. К нема-лому изумлению Константина, компания хорошо воспринимала такого рода юмор, в подобных ситуациях у него всякий раз слегка разрастался небольшой комплекс: «Я что, самый нудный что ли?». По мере насыщения желудков ат-мосфера становилась все более непринуждённой. Вика оказалась неплохой рассказчицей анекдотов, чем в очередной раз удивила.
– Слухай, Игорюха, – по обыкновению легко перейдя на панибратский тон, начал Ромка, – вот ты такой весь правильный, не пьёшь, не куришь. Как ты с таким пьяницей съякшался? – он даже не повернулся к выразительно взвеши-вающему в руке бутылку Константину.
Игорь задумался на мгновенье, но кто знает, сколько мыслительной работы он успел провернуть в своей правильно-круглой голове?
– Хех а он сам-то не помнит видать, – Неустроев попунцовел и поставил бутылку на место, Игорь поправил очки и с улыбкой продолжил: – он же там драку разнял молодёжь ругаться начала бросаться друг на друга а он их раз-нял да умело так с философией что те аж обниматься потом стали.
По совсем уж индейскому лицу Кости было видно, что он не понимает, о чём идёт речь, зато по лицу Познанского тут же расползлась понимающая ух-мылка.
– Это у него есть. Я к тому моменту ушёл, что ли?
– Не помню! – зло бросил в воздух объект внимания.
– Видели бы вы сцену как он двух пацанов за шкирки держал у тех только ножки болтались а он весь красный и орёт им «чего как звери-то а ну обними-тесь вы ж кореша» вот умора.
– А-а, вот почему обнимались… Я думал, он их словесно убедил, а он всё своё самбистское детство вспоминает.
– Это ты мне его вспоминаешь. Я уж всё забыл…
– Значит, ты у нас борец за справедливость? – повиснув у Кости на шее с бокалом в руках в самое ухо спросила Виктория.
– Да нет… Просто не люблю насилие, – не переставая рассматривать свои носки, тихонько, как бы между прочим, вставил Костя.
Повисла тишина, и Вика, верная своей привычке «плавно» менять тему разговора, спросила:
– Ромик сказал, что у тебя мысли интересные, – и смотрит на Игоря с вы-ражением лица «Ну, а дальше-то что было?»
– А это я чего позвал-то вас забыл совсем, – он вскочил со стула и стал пе-ребирать разбросанные повсюду папки с бумагой, – куда же дел-то блин одна штука есть хочу почитать вам вы вроде умные ребята ага.
– Ой, да это видимость только, так-то мы это... того слегка... – с дауниче-ским лицом и вывалившимся языком промямлил Ромка и демонстративно по-чесал левую грудь, старательно подражая прадедушке-шимпанзе.
Тем временем Игорь извлёк из-под дивана пачку печатных листов.
Сквозь окно Бабушка и Дедушка умилённо смотрели вслед Колобку. Коло-бок пошёл в магазин, за хлебом. У калитки он обернулся и помахал своим соз-дателям ручкой. Да нет, враньё это всё, нет у него никаких рук. Но всё равно, Колобок недавно вышел из печи, поэтому питал к старикам самые тёплые чувства, и вынужденно улыбался: его рот был вылеплен из тонкой полоски теста и засох в форме улыбки в печном жару. Бабушка прослезилась и сказа-ла Дедушке: «Посмотри, какой хороший сынок у нас растёт». Колобок и в самом деле пух, как на дрожжах. Дед ответил: «Э-э, да у него рыльце в пуш-ку». Тополиный пух буйствовал вовсю…
Гости недоумённо переглядывались…
– Но это шучу я вот тут это я нацарапал кой чего сценарий фильма это хо-чу вот посоветоваться как вам понравится ага искать под него бабки или чё щас погодите, – он перебирал листы, видимо, в поисках начала.
– О чём фильм? – спросил Познанский, разглядывая вино в бокале на про-свет.
– Да слушайте заколебали все эти сериалы детективы сопли бесконечные хочется принципиально иного кино да думаю не дождаться вот и решил сам, – он нерешительно мял и без того истрёпанную стопку, потом порывисто сел на стул. – Любая история имеет завязку кульминацию развязку и обязательно проблему хочется всё это поменять на фиг.
– Эк ты брат, на что замахнулся. Достоевских переплюнуть захотел, – ко-гда Роман говорил вот так с лёгкой искринкой в глазах, совершенно невоз-можно было понять эмоциональную окраску произносимых им фраз.
– Да нет ни кого не хочу переплёвывать просто что-нибудь новое охота сделать и это... ну в общем слушайте.
– Игорёчек, только, пожалуйста, не торопись так при чтении, хорошо? – Вика положила руку ему на плечо и посмотрела на него взглядом самой пре-данной собаки. Тот только смущённо улыбнулся:
– Ага...

Глава 4
Первые кадры:
Темнота. По чёрному экрану хаотично перемещается огненно-красное пятно. Через некоторое время появляется горизонтальная ярко-белая поло-са.
Следующим кадром крупным планом закрытые глаза женщины. Она про-сыпается, жмурится оттого, что солнечный зайчик играет на её лице.
Между неплотно задвинутыми бархатными шторами проникают первые вездесущие лучики солнца, солнечные зайчики начинают играть на лице женщины, отчего она улыбается и медленно и с удовольствием потягивает-ся. У неё тёмные средней длины волосы, аккуратный носик, хрупкие плечи. На вид ей лет 25-28. Потревоженный, просыпается лежащий рядом мужчина, то, что он крепкий и рослый, видно даже под атласным одеялом. Ему под 30, он коротко острижен, квадратное, волевое лицо, на лице модная лёгкая не-бритость. Не открывая глаз, обнимает женщину. Целуются нежно, без страсти.
Он говорит ей: «Доброе утро, любимая». Она отвечает: «Привет», целу-ет его напоследок быстро и кокетливо, вскакивает и бежит в ванную. Слы-шен звук льющейся воды. Мужчина встаёт, идёт на кухню, зажигает газ, открывает холодильник, смотрит, что там есть поесть. В дверь кухни ви-дит, как обнажённая жена порхает по комнате, одеваясь. Он включает электрокофейник и ставит в золотистый песок турку с молотым кофе.

Следующая сцена.
Они сидят за завтраком и беседуют.
– Погода сегодня изумительная. Хорошо, что такой день выпал на выход-ной. Давай поедем в лес, – предлагает женщина.
– Давай. Искупаемся… – мужчина мечтательно жмурится.
Разговаривают и параллельно едят. Хлопья с молоком быстро исчезают из тарелок.
– Коля, я думаю, надо уже учить Диану плавать.
– Надо. Одних танцев маловато, я думаю. Вот и научим.
– Кого научите? – в кухню входит девочка.
– Тебя, тебя, – Мать гладит ребёнка по голове и целует в лоб, – садись завтракать. Сегодня поедем на речку.
– Уррра-а-а! – Диана радостно запрыгала по кухне в стиле танцующих рок-фанов – подтягивая колени к груди и сгибая руки как всадник, скачущий галопом. – Лес, лес, лес!
– Садись есть, леший. Умылась?
– Да… – растерянно отвечает ребёнок, пряча глаза.
– Диана, умойся.
– Ну па-апа-а!
– Я папа, это правильно. Давай бегом, мы пока приготовим мюсли.
– Сотрапы! – наигранно заломив руки кверху «мученица» смешно проковы-ляла в ванную.
– Не могу нарадоваться, какая она умница, – мать с нежностью посмот-рела вслед дочери.
– Непонятно только, в кого, – как бы между прочим заметил мужчина.
– Николай! – укоризненно восклицает жена
– Татьяна! – заигрывающим тоном парирует муж.
– О! Николай! – приняв игру, Таня откинула полу халата, обнажив свер-кающие шикарной кожей бёдра.
– Ладно, потерпи хоть до вечера.
– До скольки? Точное время укажите, пожалуйста.
– Какое время? – это вернулась дочь.
– Садись есть. Никакое.
…
Ребята скептически посмотрели на Игоря.
– У меня сейчас руки прилипнут к подлокотникам, сахар так и течёт, – съязвил Роман.
– Так это... ну да а что? – Игорь неловким движением поправил очки. Он заметно волновался.
– На пятой минуте люди уйдут из зала, – более серьёзно констатировал Константин.
– Почему это? – автор слегка съёжился.
– Ничего не происходит. Где действие?
– Как ничего не происходит? – возмутился Игорь, – Люди живут своей жизнью тебе что не нравится что у них всё хорошо?
– Мне?.. Мне нравится, а кто-нибудь позавидует. Весь фильм вот так бу-дет, что ли?
– Слушай дальше.
...
Следующая сцена.
Городская свалка. Вечер. Общий план удручающего пейзажа: дымящийся мусор, чёрные деревья без листьев, жёлтая, пожухлая от ядовитых испаре-ний трава, низкое серое небо, слегка моросит, подвывающий ветер. В поле зрения только бескрайние поля свалки, из признаков человеческой деятельно-сти только маленькая бетонная коробка среди мусорных куч.
На краю свалки показывается одинокая фигура человека. Он направляется к строению, одновременно с его приближением камера увеличивает план та-ким образом, чтобы в кадре всё время оставались только человек и сарай – по разным краям экрана. Подходит. Негромко кричит: «Седой!»
Внутри помещения на первый взгляд лежат кучи тёмного мусора. Неко-торое время ничего не происходит. Потом куча начинает шевелиться и из неё осторожно выкарабкивается человек. На вид средних лет, седая голова, прищуренные глаза, одет в тёмное. В руке «Беретта», направленная на при-шедшего. Тот испуганно пятится.
– Ты чего, Седой, ошалел?
Седой окидывает взглядом окрестности и убирает пистолет.
– Так, на всякий случай. Какие новости?
Посланник нервно оправляет куртку. Заметно, что он боится Седого.
– Там это... В общем, они ещё не заплатили. Просили передать... – на его лице написано сомнение и страх, он мнётся, медлит.
– Шеф санкционировал запуск, – скорее утверждает, чем спрашивает Се-дой.
– Да... Седой, может, ещё подождать, а? Всё-таки, столько народу... Да-вай я скажу, что возникли проблемы с установкой, может, если им дать ещё время, всё образуется, а?
На лице Седого появляется улыбка. Он по-отечески смотрит на курьера.
– Не волнуйся, всё в порядке, я всё улажу, – успокаивающим тоном гово-рит он, затем резко вынимает из-за пазухи оружие и навскидку прострели-вает посланнику переносицу. Тот падает.
– Понаберут дилетантов... – злобно говорит Седой, сплёвывает, прячет пистолет.
Затем оттаскивает труп внутрь бетонной коробки, закидывает его раз-личным хламом. Снимает с одной из куч маскировочную накидку, внутри на-ходится портативная установка для запуска ракеты. Камера берёт план, в котором видна ракета и занавешенное окно. Седой отдёргивает с окна зана-веску, в проёме окна видно, как в тучах образовывается просвет, сквозь ко-торый солнце даёт отблеск на корпусе ракеты. Вокруг становится светлее.
Седой садится за лэптоп, вводит координаты, код. Программа запраши-вает подтверждения. Камера берёт его лицо. На нём видна внутренняя борьба – Седой сомневается. Он встаёт, выходит, закуривает сигарету, смотрит на солнце в синем просвете, нервно затягивается, глаза бегают. Наконец, он смотрит на сигарету, раздраженно её выкидывает, плюёт. По-смотрев на «окно» в облаках, утвердительно качает головой, негромко це-дит сквозь зубы: «Знак ведь это. А, е... оно всё конём!», решительно направ-ляется внутрь, нажимает клавишу и быстро выбегает. Через несколько се-кунд ракета стартует и уносится в просвет меж туч, как будто специально для неё подготовленный, следом за ней очередной порыв ветра затягивает плешь и вновь воцаряется серая полутьма.
Террорист снимает одежду, оставшись только в беленьких, разрисован-ных Микки Маусами плавках, моет руки с мылом, достаёт из другой «кучи» сумку. Из неё вынимает джинсы, носки, свитер, кроссовки, кепку, одевается. Старую одежду кидает на установку, туда же с лёгким вздохом сожаления летит верная «Беретта». Затем запускает какую-то программу и на экране появляется таймер.
Седой выходит и направляется в ту же сторону, откуда пришёл курьер. С его отдалением камера увеличивает план, чтобы в кадре были только он и строение – по разным краям экрана, потом камера следует за человеком, строение выпадает из кадра, и через несколько секунд раздаётся звук сильно взрыва и со стороны здания в кадр сыпятся обломки. Человек выходит из кадра.
Следующий кадр: Камера некоторое время летит над облаками, потом сверху появляется ракета, обгоняет камеру и медленно удаляется вперёд.
...
Следующая сцена.
Большой красивый дом. Два этажа. Вокруг зелёная лужайка. Кусты родо-дендрона. Дом современный, богато отделанный. Окрестности аккуратно убраны, вокруг такие же дома, много зелени.
Небо чистое, лёгкий ветер гонит полупрозрачные перистые облака.
Семья выходит из дома на улицу. Камера показывает их ноги, затем под-нимается выше, позволяя разглядеть одежду.
Дочь одета в лёгкие светло-зелёные брючки, весёленькую синюю маечку с белыми оторочками, панамку, тёмные дорогие кроссовки.
Отец с удовольствием нюхает утренний воздух, он в джинсах, яркой га-вайке, тоже в кроссовках известной фирмы (кто денег даст), на пальце пер-стень с крупным камнем.
На Татьяне джинсовые шорты, чёрная футболка спонсорской фирмы в обтяжку, этой же фирмы кожаные сандалии.
Отец идёт к гаражу, Мать садится на качели, начинает легонько покачи-ваться. Диана бежит на тротуар, там нарисованы классики («В смысле те, в которые девочки играют, а не Шекспир с Гоголем», – пояснил Игорь), начи-нает прыгать. Дочь машет матери рукой, та вприпрыжку бежит к дочери, и они играют вместе. Из ворот гаража выезжает импортный джип любой марки.
Николай выходит из машины, открывает багажник.
В этот момент слышен женский крик. Татьяна смотрит на дорогу, про-ходящую рядом с их двором, и видит, как со склона катится детская коля-ска. Быстро оценив обстановку, вскакивает и бежит наперерез коляске, хватает её. Поворачивает голову к находящемуся неподалёку перекрёстку, находящемуся на продолжении траектории, по которой ехала коляска. Через пару секунд по перекрёстку проезжает фура с огромным прицепом. Сзади Таня слышит крик облегчения. Неуклюже подбегает, вся в слезах, бабушка ребёнка в коляске.
– Боже мой, спасибо, женщина, – всхлипывает. – На секунду отпустила, платок достать, а она как покатится, – срывается на истерику.
– Женщина, Вы успокойтесь, всё уже хорошо, – Таня берёт бабушку за руку, гладит. Но та всё равно плачет.
– Ой, милая моя, если б не ты, колясочка-то прямо бы в тот грузовик въе-хала, кто его сюда звал вообще...
– Да бросьте Вы. Не плачьте, ребёнка испугаете. Я пойду, до свидания.
– Да куда же ты, родная, постой! Как мне благодарить-то тебя?
– Ничего не нужно. Я пойду, ладно?
– Как хоть зовут-то тебя?
– Таня.
–Ну да храни тебя господь! Ступай с богом, милая, век тебя не забуду.
Татьяна идёт к дому. На заднем плане бабушка причитает над коляской.
– Диана, дочка, залезай, – мужчина погружает в багажник сумку-холодильник, покрывало, большой зонт, ещё сумки.
– Что случилось? – спрашивает у жены.
– Да ничего особенного. Соседку из 26-го дома встретила.
– А-а. Ну, садись, поедем.
Все погружаются в автомобиль, выезжают на дорогу. Камера находится в багажнике автомобиля и смотрит в лобовое стекло.
– А давайте песни петь! – с энтузиазмом предлагает девочка.
Папа запевает песню про ничего на свете лучше нету, и все вместе начи-нают качаться в такт песне. Камера вылетает из машины через заднее стекло, пение резко сменяется шелестом шин, и автомобиль удаляется.

В следующем кадре несколько секунд только мрачное серое небо, потом высоко среди облаков стремительно пролетает тёмная точка, оставляя дымный след. Несколько кадров летнего леса: общий план, полевой цветок крупным планом; лесной ручей в тени, вода еле движется – скорость воспро-изведения очень мала. (Спецкамеру надо).
...
Следующая сцена.
В камере чистое небо, затем она опускается на зелёную поляну, располо-женную на берегу обширного озера. В невысокой траве тянутся к солнцу ро-машки, отчего кажется, что на поляну выпал снег, а потом кто-то просы-пал целую коробку жёлтых витаминок. Поляна окружена сосновым бором наподобие подковы, часть её, примыкающая к воде, песчаная. Солнце высоко в небе. Между деревьями появляется джип и останавливается. Из автомо-биля выходят герои повествования.
Девчонка с разбегу плюхается в цветы. Женщина жмурится и потягива-ется с довольным видом. Мужчина сразу скидывает одежду и с разбегу вле-тает в воду, ныряет и долго плывёт под водой. Через некоторое время вы-ныривает и кричит:
– Диана, залезай в воду!
Голова девочки появляется над цветами, в волосах жёлтая пыльца. Кри-чит:
– Чего?
Отец машет рукой, зазывая её в воду.
– Так я же не умею.
Тут сзади её подхватывают руки матери, «Сейчас научим», – говорит Татьяна и несёт дочь к воде. Прижав её к себе, мать спиной плюхается в во-ду, в воздух взлетают мелкие, брызги, в них, как в хрустальной крошке, игра-ют солнечные искры – замедленный кадр, потом камера как бы въезжает в водяное облако так, чтобы видны были мельчайшие капельки воды, потом капли падают, снизу кадра появляются головы девушек.
Дочь энергично барахтается, фыркает, визжит; неловко плывёт по-собачьи, мать плывёт рядом. Отец ныряет и на некоторое время исчезает. Потом неожиданно появляется под девочкой и подбрасывает её вверх. Та визжит, падает в воду, выныривает, смеётся.
– Ну что, трудно? – спрашивает отец.
– Не-ет! Совсем даже легко, – отвечает дочь, улыбаясь и сплёвывая воду.

Смена плана. В кадре небо: серые облака с голубыми просветами, летит ракета, блестит, пролетая в просветах меж облаков, улетает из кадра. Ин-версионный след быстро тает и через несколько секунд исчезает совсем.
...
Следующая сцена.
Тёмный кадр, затем у объектива «открываются веки», не с первого раза. В кадре тревожные лица всех трёх членов семьи. Затем в кадре бледное лицо мужчины лет сорока, всё в рыжеватой щетине. Он делает глубокий вдох и начинает дышать чаще. Общий план. Мужчина садится. На нём болотные сапоги, зелёный плащ с капюшоном. Рядом расстелена скатерть, на ней ка-кая-нибудь еда. Татьяна подаёт ему стакан, тот некоторое время смотрит на него, потом слегка кивает, глядя женщине в глаза, жадно пьёт.
– Что случилось? – голос у него хриплый. Озирается по сторонам. – Как я сюда попал? Где лодка?
– Вон там, – Николай указывает рукой на камыши на том берегу. Мужчи-на щурится, вглядываясь.
– Не вижу ничего, где?
– Вон то зелёное пятно, – говорит отец семейства. – Мы ели сидели, смотрим – плывёт лодка надувная к тому берегу, а в ней никого. Она, навер-ное, на камыш наткнулась и стала сдуваться. А потом дочь говорит: «Гля-ди, папа, в лодке дяденька лежит». Вижу, Вы без сознания, я поплыл на тот берег, приплываю, у Вас подошвы от сапог только на поверхности. Ну, а дальше притащил Вас сюда, вода в лёгкие не попала почти... Вот и всё. Вы давно плаваете?
– С утра вообще-то. Видать, в полдень где-то отключился, как жарко стало.
– У Вас, наверное, солнечный удар был, пока Вы рыбу ловили, – говорит Диана. Отец взъерошивает ей волосики, обнимает за плечо.
Мужчина вздрагивает: – У меня же спиннинг в лодке был финский!
– Не волнуйтесь, вон он лежит, – мать показывает рукой в сторону. – Садок муж в лодке оставил.
– Да чёрт с ней, с рыбой... – он какое-то время смотрит перед собой. – Спасибо Вам, Вы же мне жизнь спасли.
– Прекратите сейчас же! – строго, даже немного грозно говорит Нико-лай. – Глотните лучше, Вам сейчас не повредит, – подаёт небольшую хроми-рованную фляжку. Мужчина с благодарностью еле заметно улыбается, де-лает глоток. На его щёки постепенно возвращается румянец.
– Забрать бы барахлишко надо...– говорит он и поднимается на ноги.
–Доплывёте, как себя чувствуете? – спрашивает Коля.
– Да нормально, спасибо.
Мужчина сбрасывает одежду, оба плывут на тот берег, забирают вещи, тащат на этот берег. В это время Татьяна развешивает на ветках одежду мужчины сушиться. Дочь собирает посуду.
Мужчины выходят на берег, сворачивают лодку.
– Дяденька, вы поешьте, а то у Вас лицо осунутое, – говорит Диана и протягивает тарелку с какой-то едой.
– Осунулось, а не осунутое, – смеётся мать, мужчина слегка тушуется, нерешительно берёт тарелку.
– Да Вы, дяденька, кушайте, всё равно выбрасывать! – с озорным видом говорит девочка.
– Диана! – сдерживая смех, укоряет мать.
– Девочка шутит, угощайтесь, – улыбаясь, говорит отец.
Мужчина понимает юмор, наигранно всхлипывает и начинает уплетать содержимое пластикового кружка, испуганно оглядываясь по сторонам, как бездомная собака. Девочка смеётся, наблюдая за его клоунадой.
– Мы Вас до дома довезём, – предлагает Николай.
– Да что Вы, не стоит, – из скромности отнекивается мужчина.
– Вы сегодня стресс пережили, сейчас ещё будете в электричке трястись, что ли? Не стесняйтесь, нам это совершенно не трудно, – уговаривает Татьяна, берёт его за локоть. – Пойдёмте, пойдёмте.
Мужчина нерешительно идёт, садятся в машину. Мужчины на передние сидения, мужчина протягивает руку, говорит:
– Василий меня звать.
Отец руку жмёт, «Николай», – отвечает. Джип трогается.

Следующий кадр. Синее небо с лёгкими белыми облачками. Солнце на поло-вине пути к горизонту. Высоко в небе пролетает смертоносный снаряд. Не-сколько кадров городских видов – на улицах нет никакого движения – ни лю-дей, ни машин.
...
Следующая сцена.
Общий план. Вечер. Набережная широкой реки. Между гранитным пара-петом и рядом аккуратно подстриженных низких кустов – пешеходная до-рожка. По ней прогуливаются люди. Солнце уже село, но ещё светло. Через некоторое время камера фокусируется на Семье. Камера «наезжает» на них. На женщинах платья, на папе лёгкий спортивный костюм. Дочь идёт посередине, её держат за руки.
– Папа, ну давай полетаем, – просит Диана, слегка подпрыгивая от не-терпения.
– Ну давай полетаем, – передразнивает отец, переглядывается с женой, и они за руки поднимают девочку в воздух.
Издавая громкое «ж-ж-ж», родители быстро бегут, по воздуху увлекая дочь, та лишь смеётся. Останавливаются, но дочка просит ещё, и «полёт» повторяется снова и снова. Потом Николай говорит:
– Ну всё, мы устали. На сегодня полётов хватит, – и они идут дальше.
Вдруг Диана останавливается с сильно озабоченным видом. Взрослые во-просительно смотрят на неё. Диана жестикулирует рукой, прося маму на-клониться к ней. Та наклоняется, девочка что-то говорит ей на ухо. Татьяна тихонько произносит:
– Что, прямо сейчас?
– Ма-ам! – выразительно смотрит на мать.
– Да нет, просто мы спокойно шли, и вдруг ты ни с того, ни с его, и так сильно…
– Трусы мне сама стирать будешь.
– Иди в эти кустики, там тебя никто не увидит.
Дочь смущённо кивает, юркает в кусты. Проходит минута, она выбира-ется из ветвей, в руках у неё какая-то сумка, на вид тяжёлая, она волочёт её по земле, перекидывает через парапет, слышен всплеск. Родители недоумён-но смотрят друг на друга.
– Мам, помнишь, в кино «Невероятные итальянцы в России» дядька из мафии подсунул Миронову чемодан, он тикал, потом его бросили в старый дом, и он бхнул?
– Кто бхнул? Миронов?
– Да нет! Чемодан!
Лицо отца напрягается. Он берёт жену за руку, как бы придерживая, об-ращается к дочери:
– Помним, а что?
Диана мнётся, стесняясь.
– Ну вот, я там сейчас была, во-от... Ну, и слышу, тикает чего-то. Пово-рачиваюсь, смотрю кошёлка старая лежит и тикает. Я и подумала: при-кольно будет, если её в воду бросить, и она бхнет, то получится всё равно, что фонтан.
Сразу после этого из воды взлетает огромный столб воды, земля дро-жит, глухой взрыв. В кадре сменяют друг друга лица взрослых. Они бледны от испуга. Дети, находящиеся поблизости, получают солидную порцию брызг, они визжат от удовольствия, смеются, хлопают в ладоши, не пони-мая смысла происходящего. Некоторые из них дёргают родителей за рукав, клянчат: «Мама, а ещё фонтан будет? Хочу ещё фонтан!»
Диана стоит с горящими глазами, из её уст вырывается восхищённое:
– О-о-о!!! – поворачивается к родителям, – Ну, что я говорила! Видали, какой столбище был!? Мамуля, ты чего?
Татьяна бледная, с выражением лёгкого шока на лице. Услышав, что дочь говорит с ней, притягивает её к себе, обнимает, гладит по голове, смотрит в глаза, улыбается, говорит:
– Ничего, просто я немного устала.
На её лице впервые появляется усталое выражение, она словно старится на несколько лет. (В следующем диалоге главное – паузы).
– Николай, ну почему так происходит?
– Я много думал об этом в последнее время. Мне кажется, я понял.
– И что же?
– Просто есть такие люди, которые живут для того чтобы помогать другим. – Он внимательно смотрит на дочь. – И, видимо, это наследствен-ное.
Черты лица Татьяны смягчаются, она улыбается одними глазами.
– Пойдёмте домой.
Отец улыбается, слегка нервно, произносит сухим голосом:
– Да пожалуй, приключений на сегодня хватит.
Следующий кадр. Съёмки с большой высоты. Потрясающий по красоте закат (настоящий надо снимать, на комп рисовать нельзя). На горизонте буйство красок всех оттенков играет в только зародившихся лёгких облаках. Артериально-алый у земли постепенно переходит в бледно-жёлтый в выши-не; последние лучи, прорываясь сквозь дыры в сгустках водяного пара, похо-жи на непомерные куски прозрачного сыра, воткнутые в самый край плане-ты. (Летом часто такие закаты бывают в нашей полосе день только надо вы-гадать, – мимоходом пояснил автор)
Видно, как издалека что-то снизу вверх чертит тёмно-серую полосу. По-степенно становится заметно, что этот предмет приближается и летит прямо в камеру. Когда ракета подлетает на близкое расстояние, так, что она становится хорошо видной, камера начинает с большой скоростью «убе-гать» от снаряда таким образом, чтобы округлый наконечник постепенно приближался. Наконец, ракета «влетает» в камеру. Темнота.
...
Следующая сцена. Столовая дома. Мать моет посуду. В углу телевизор, по нему транслируется музыкальный канал. Отец и дочь играют в реверси. Диана пока что побеждает. У неё на коленях сидит кошка, девочка её гла-дит, кошка жмётся головой к её руке, от этого кажется, что зверёк кива-ет. Николай большим и указательным пальцем потирает подбородок, затем вскидывает руки, сдаваясь.
– Нет, не справиться мне с тобой. Пойду лучше посуду мыть. Мама, иди её обыгрывать.
Встаёт, идёт к холодильнику. Открывает, достаёт оттуда различные фрукты. Таня вытирает руки полотенцем, садится за стол. Начинают пар-тию. Отец тем временем моет фрукты, чистит, режет.
– На десерт коктейль. Мороженого добавлять?
– Да, да! Побольше! Можно вообще без молока! – это говорит дочь, она даже перестала гладить кошку, услышав про любимое лакомство. Та головой находит её руку, трётся об неё.
Татьяна ставит очередную фишку, задумчиво произносит в полголоса:
– Молоко надо пить, оно полезное.
Папа достаёт из морозилки коробку с мороженым, пакет молока. Подхо-дит к столу, кидает фрукты в миксер. Кадр: камера на дне миксера, направ-лена вверх, кусочки плодов медленно падают на дно стакана.
Следующий кадр. Сумерки. Ракета летит над городом. Камера чуть по-зади неё, направлена по линии полёта снаряда. Ракета снижается, стано-вится заметно, что она направляется в центр незнакомого на вид большого поместья.
Следующий кадр. Рука Николая, та, что с перстнем, замедленно тянется к кнопке «Пуск» миксера.
Следующий кадр. На террасе дома сидит человек, на коленях у него авто-мат Калашникова. Он внимательно вглядывается в сумрачный воздух, поку-сывая свисающую соцветьем вниз незабудку. Аккуратная лужайка, цветоч-ные клумбы. Во дворе баня, гараж. Посмотрев поверх огромного клёна, рас-тущего поодаль, видит в сером небе чёрную точку. Вскакивает, судорожно хватаясь за рацию, видит, как ракета летит прямо на него.
Следующий кадр. Палец нажимает кнопку, дальше крупная съёмка внутри миксера. Ножи медленно начинают вращаться, разрезая фрукты на куски.
Следующий кадр. Ракета попадает в дом. Происходит взрыв. В замедлен-ном темпе видно, как взрывной волной уносит человека с автоматом, как в щепки разлетаются стены, видны летящие осколки стекла, огонь, дым.
Следующий кадр. Ножи в миксере вращаются с бешеной скоростью. Пло-ды уже измельчены, в миксере сплошная каша.
Следующий кадр. Обломки плавно опускаются в кратер от взрыва. Весь двор раскурочен, дымящаяся земля, мелкие островки огня то тут, то там. Камера поднимается, в кадр попадает что-то маленькое. Камера следит за предметом, тот плавно падает на землю. Камера наезжает на него – это незабудка, целая и невредимая.
Последний кадр. Палец в перстне нажимает на кнопку «Стоп» миксера. Титры.
 

Часть вторая, детективная
Пам-уа-а идёт на своё Место Одиночества. У каждого жителя стаи есть своё Место Одиночества. Место, куда голый уходит в минуты скорбных раздумий, минуты печали. Место, где голый может побыть один на один с лесом и небом. Лес заберёт себе печаль. Лес большой, в нём хватит места для печали каждого. Лес поможет, он всегда помогает.
Пам-уа-а выбрал себе Место Одиночества на том краю Большой Воды. Он не бежал туда, как он обычно двигался по лесу. Туда не принято бегать. Он молча шёл, вслуши-ваясь в трели птиц и шуршание листьев на ветру. Добравшись, он сел на ствол дерева, когда-то давно упавшего в воду. На дереве можно сидеть, свесив ноги в тёплую воду. Си-деть и наблюдать, как удивлённые рыбы кружат вокруг неведомых золотистых деревьев – ног человека, вдруг выросших в их воде. Они не боятся – голые не ловят рыбу, а волоса-тые не ходят к Большой Воде. Ои-ги говорит, что волосатые ловят рыбу в Быстрой Во-де. Говорит, что от рыбы у них такое острое зрение. Острое зрение помогает волоса-тым далеко видеть, куда бежит Двухвостая Гора. Голым не нужно острое зрение. Они знают, куда прибежит Двухвостая Гора. Пам-уа-а никогда не видел Быструю Воду, она течёт на другом склоне Горы.
У рыб нет забот. Они просто плавают туда-сюда целый день. Даже новые золоти-стые деревья скоро перестают их интересовать. Рыбам жить очень просто. Хорошо, ес-ли бы Пам-уа-а родился рыбой. Ему не было бы сейчас так грустно.
Пам-уа-а понял, почему отец всегда был против рисования. Отец знал, что вождь не любит сына. Знал, что вождь может выгнать сына за бесполезное занятие, и вся стая поддержит вождя. Отец всегда любил Пам-уа-а. Отец запрещал сыну рисовать, чтобы защитить.
Но что теперь делать Пам-уа-а? Ему хотелось рисовать. Вождь запрещал ему из за-висти. Что нужно сделать, чтобы вождь разрешил Пам-уа-а делать, что он пожелает? Догадка поразила Пам-уа-а внезапно, как небесные стрелы стреляют в землю.
Нужно самому стать вождём! Тогда злой старик не сможет ничего запретить ему. Тогда Пам-уа-а разрешит рисовать всем. Он разрешит старому Ои-ги слушать его жи-лу. И, самое главное, разрешит сам себе забрать Аль-маис в свою хижину. Он изменит Правила так, чтобы всем стало лучше.
Но чтобы стать вождём, Пам-уа-а должен убить Полосатого Рыкуна. Принести его шкуру в селение и показать стае. Должен сделать то, чего он хотел меньше всего. Поло-сатый Рыкун большой красивый зверь. Он не ест голых. Но никого не пускает на свою землю. Только самые опытные и смелые охотники отваживаются сразиться с Полоса-тым Рыкуном, он невероятно силён и быстр. А Пам-уа-а никогда не сражался со зверем, только со сверстниками, играя.
Чтобы стать самим собой, Пам-уа-а должен перешагнуть через себя. Но он сделает это. Смириться с вождём и жить без рисования, тайно встречаться с любимой будет ещё хуже. Какой он будет мужчина, если не будет за себя сражаться? Аль-маис отвер-нётся от него.
Решившись, юный художник вскочил и побежал. Он бежит к потайному месту. Он придумал, как победить Полосатого Рыкуна. Схватка с ним опасна, потому что мягкий нож из Красного Металла не пробивает его шкуру. А череп его столь крепок, что удар дубиной по голове не причиняет вреда. Полосатый Рыкун боится лишь Горячего Языка. Все звери боятся. Но если принесённая шкура будет опалена, охотника с позором прого-нят.
Но Пам-уа-а будет легче сражаться. У него есть кусок Чёрного металла. Нужно только сделать из него нож. Прибежав к тайнику, Пам-уа-а достал Чёрный Металл. Так, теперь надо сделать из Двойной Земли форму. Потом сделать Горячий Язык, подвесить над ним форму и положить в неё Чёрный Металл. Он превратится в Крас-ную Воду и примет форму оружия. Тогда нужно убрать форму и дать ей остыть. Так стая делает ножи. У Пам-уа-а будет оружие, способное пробить шкуру любого зверя.
Поискав в куче камней, юноша нашёл Искрящийся Камень. Ударяя им по другому такому же камню, можно высечь искры. Искры превращают сухой мох в Горячий Язык. Горячий Язык ест сухие толстые ветки, от них он растёт и становится жарким. Дос-таточно жарким, чтобы превратить металл в Красную Воду. Потом откопал из песка Двойную Землю. Слепил форму, укрепил её над Горячим Языком на четырёх толстых палках. Подождал, пока форма затвердеет. Положил в форму Чёрный Металл и стал ждать.
Белый Круг давно перешёл Вершину неба и стал опускаться. Но Чёрный Металл не превращался в Красную Воду, только покраснел. Так и должно быть, ведь он твёрже Красного Металла, даже твёрже камня – успокоил себя Пам-уа-а и подкинул ещё много сухих веток. Горячий Язык вырос так, что теперь облизывал кусок Чёрного Металла со всех сторон. Но тот не превращался в Красную Воду. Даже не начал оплывать.
Если у Пам-уа-а не будет Чёрного ножа, его шансы в схватке с Полосатым Рыкуном невелики. Почему же Чёрный Металл не хочет становиться Красной Водой!? В отчая-нии молодой охотник схватил большой камень и со всей силы ударил по пылающему красным куску. От удара форма раскололась на куски, красный кусок Чёрного Металла упал в Горячий Язык, взметнулись искры. И тут случилось чудо – от удара кусок не-много расплющился. Чёрный Металл стал мягким! Пам-уа-а ещё раз ударил по нему камнем. Тот послушно прогнулся, совсем как Двойная Земля. Тогда юноша подыскал гладкий камень, перекатил на него Металл и стал разминать его камнем, чтобы при-дать форму ножа. Это получалось, но скоро руки Пам-уа-а стали болеть – он слишком близко подносил их к Горячему Языку. Надо сделать так, чтобы бить камнем, но руки должны быть далеко от Горячего Языка. Что же придумать?
Можно насадить камень на палку, тогда руки будут в безопасности! Скоро он нашёл нужный камень – круглый и с дырой в середине. Хорошо, что на вершине Горы много раз-ных камней. Вставил в отверстие палку. Стал колотить по Чёрному Металлу. Так было намного удобнее, и руки не жгло. Пам-уа-а решил, что покажет поделку стае. Он назовёт её Камень-на-палке.
Белый Круг уже скрылся в зелени Далёких Земель, когда Пам-уа-а закончил свою не-лёгкую работу. Нож получился отличный. Горячий Язык давно умер, но Чёрный Ме-талл всё ещё был красным. Взошёл Жёлтый Круг. Пам-уа-а устал ждать. Обернув руки толстыми листьями, он взял форму и понёс к ручью. Бросил форму в воду. Сначала вода забурлила, зашипела, от неё пошёл дым. Потом успокоилась, тогда Пам-уа-а достал из воды нож и обомлел. Нож был белый и блестел в лучах Жёлтого Круга. Блестел, как Знак вождя. Только Знак был из Жёлтого Металла. Жёлтый Металл был очень редок. Он не становился зелёным и не гнил со временем, как Красный Металл, и очень красиво блестел. Поэтому из него и сделали Знак вождя.
Но получившийся нож нравился Пам-уа-а гораздо больше. Чёрный Металл оказался Белым. Вид оружия придал охотнику окончательную решимость. Он побежал к Аль-маис.
Подойдя к её пещере, он сложил руки и крикнул голосом Радужной Птицы. Это их ус-ловный знак. Скоро появилась девушка. Они обнялись и потёрлись ушами.
– Аль-маис, ты знаешь?..
– Знаю, Пам-уа-а. Вождь злой. Вождь запретил тебе рисовать.
– Не печалься, любимая. Я знаю, что надо сделать. Я убью Полосатого Рыкуна.
Девушка испугалась. Глаза её округлились, шёпот стал горячим.
– Не надо! Любимый, Полосатый Рыкун разорвёт тебя! Я буду очень грустна, если ты уйдёшь к Предкам.
– Аль-маис, радуга моего утра, не бойся за меня. Я не очень опытный охотник, но у меня есть то, чего нет даже у самого лучшего охотника нашей стаи. У меня есть Белый Клык!
С этими словами он достал нож из повязки. Миг девушка смотрела зачарованно на невиданное диво. Но затем снова заговорила испуганно:
– Пам-уа-а, Белый Круг моего дня, зачем тебе Знак вождя? Не ходи к Быстрой Воде. Скоро мы сможем поселиться в свою хижину. Там ты сможешь тайком рисовать, сколько захочешь.
– Нет, Аль-маис! Там, в Утренних Воротах... Я должен закончить твой портрет. А ещё я не хочу всю жизнь прятаться. Когда вождь уйдёт к Предкам, на его место сядет другой. И он не поменяет Правила. Став вождём, я разрешу в свободное от работы вре-мя делать то, что нравится каждому. Пусть даже это не приносит пользы стае.
Девушка молчит, опустив глаза.
– У меня было плохое видение, Пам-уа-а. Будто ты встретишься с Вожаком Поло-сатых Рыкунов. Он втрое больше и сильнее любого из них.
Пам-уа-а вздрогнул.
– Что ты милая! Вожака никто не видел уже много сезонов. Даже Ои-ги не помнит, когда Вожак приходил на Гору, – не очень уверенно промолвил он, – Не помни этого, это просто тёмная грёза. Мне пора в свою пещеру. Светлых грёз тебе, Аль-маис.
– Светлых грёз тебе, Пам-уа-а, – девушка так и не подняла глаз.
Он проснулся, по привычке, раньше восхода. Нащупал под подстилкой Белый Клык. Заткнул его за перевязь на бедре. Бесшумно выбрался наружу и побежал. Путь его лежал на ту сторону Горы. Там, у Быстрой Воды, жили Полосатые Рыкуны. Человек идёт убивать зверя, чтобы получить свободу. Пам-уа-а не хочет думать о том, как это про-изойдёт. Ему хочется только, чтобы всё скорее закончилось. До вершины Горы он добе-жал, когда Белый Круг уже полностью вынырнул из лона Далёких Земель. Передохнул немного и взобрался на гребень.
По ту сторону Горы чужая земля. Больше тепла, больше еды. Другие деревья, другие плоды. И другая вода. Но это земля Полосатых Рыкунов, людям здесь жить нельзя. Широкая сверкающая лента тянется вдалеке, вспыхивая то тут, то там яркими блё-стками. Пам-уа-а сначала подумал, что Быстрая Вода несёт в себе Белый Металл, так она была похожа на Белый Клык. Но это не так, он знал. Охотники, бывавшие тут, приносили в листьях Быструю Воду. Обычная вода, только с лёгким привкусом крови. Пам-уа-а подумал, что должен обязательно искупаться в Быстрой Воде. Сегодня может быть его последний день.
С вершины хорошо видно Рот Неба. Ои-ги много раз рассказывал о страшной грозе, которая продолжалась так долго, как Жёлтый Круг становится Жёлтой Бровью и об-ратно. Гроза была много-много сезонов назад, когда Ои-ги ещё был маленький, совсем как котёнок. Огненные Небесные Стрелы били в Гору так часто, что земля не переста-вала дрожать. Всё это время на Горе жил Красный Язык. Небо было чёрным даже днём, оно почернело так надолго, что все решили, что оно больше никогда не станет голубым, и никто уже не знал, день сейчас или ночь. И вот как-то раз, почти под конец грозы, все Огненные Стрелы слились в мерцающую стену, и земля сотряслась так, что в селении не осталось ни одной целой хижины. Потом гроза закончилась. А потом стало известно, что на той стороне Горы появилось огромное ущелье. Его назвали Рот Небес. Пам-уа-а никогда ещё не видел Рот Небес, и не знал, что он такой огромный. Как ни остро его зрение, юноша не может увидеть концов и дна. Пам-уа-а разбежался и лёгким прыжком оказался на том краю. По краям ущелья не растёт теперь ничего, но в нескольких ступ-нях начинаются заросли.
Он осторожно продирается сквозь заросли неизвестных ему растений вниз. Полоса-тые Рыкуны не любят непрошеных гостей. Скоро послышался неясный шум. Но сквозь густую растительность он не мог разглядеть, что это. Зелёная стена кончилась не-жданно, когда шум был уже совсем сильный. Вырвавшись из цепких объятий гибких кус-тов, Пам-уа-а чуть не свалился в воду. Берег был шириной в шаг. Увиденное заставило его оцепенеть. Он понял почему эту воду называют Быстрой Водой.
Потоки воды неслись под уклон Горы стремительно, как лесные Копытные. Быст-рая Вода бурлила, пенилась, плескалась, словно разъярённая Круглоносая Хрюкала. Те-перь юноша понял, что это был за шум. Их всегда спокойная и гладкая Большая Вода буйствовала так лишь во время сильной грозы. Пам-уа-а стоял, завороженно глядя на бушующую стихию, как вдруг необычайной силы рык заставил его вздрогнуть. От этого рыка даже сердце остановилось на миг.
И тогда человек увидел Вожака. Это, несомненно, был он. Даже отсюда, с противо-положного берега, Пам-уа-а видел, что зверь огромен. Больше него была только Двухво-стая Гора. Но отступить сейчас он не имел права. Вожак на мгновение задержал на пришельце взгляд, потом обратил свой взор в воду. Он пришёл за рыбой. Его не интере-совал смешной голый человек. Зажав Белый Клык покрепче в зубах, Пам-уа-а нырнул в воду и поплыл на тот берег. И скоро пожалел об этом. Быстрая Вода кидала его тело, как птичье перо. Доплыв до середины, охотник не верил, что доплывёт до того берега, так он устал.
На другой берег, широкий каменистый, он выполз обессилевшим. Течением его отне-сло от того места, где ловил рыбу Вожак Полосатых Рыкунов. Пам-уа-а лёжа смотрит за охотой зверя. Вожак застывал над водой с поднятой лапой. Резкий удар – и в когтях уже трепещется большая рыба. Таких не водится в Большой Воде. Рыбу размером с кошку Вожак поглощал, почти не жуя. Для него это мелочь.
Прошло много времени, прежде чем Пам-уа-а почувствовал, что силы вернулись к не-му. Он встал и направился к животному. Когда он подошёл близко, Вожак уже насытил-ся. Он сидит на задних лапах и облизывает лапу, словно кошка. Зверь имеет довольный вид и не обращает никакого внимания на жалкое двуногое существо, стоящее перед ним. Ростом существо едва достаёт Вожаку до груди.
Пам-уа-а сел на одно колено, прижал оружие к груди, склонил голову.
– Приветствую тебя, великий Вожак Полосатых Рыкунов. Сегодня я пришёл убить тебя. Прости меня, таковы Правила. Желаю тебе лёгкой дороги к Предкам.
Этот ритуал выполняет каждый охотник. Ничего нельзя отбирать у леса, не спро-сив разрешения.
Пам-уа-а встал, глубоко вдохнул сырой воздух и пошёл на зверя. Вожак удивлённо по-смотрел на самоотверженного двуногого. Никто раньше не смел подходить к Вожаку так близко. Зверь сыт, есть двуногого он не хочет, но решил поиграть. Его внимание привлёк сверкающий лист в лапе голого существа. Голый человек не сможет ничего сде-лать Вожаку. Но существо вдруг мгновенно кинулось вперёд, махнуло листом и Вожак почувствовал жжение в груди. Он взвыл.
Белый Клык, как и ожидал Пам-уа-а, с лёгкостью вошёл в грудь Вожака. Но тело жи-вотного столь обильно окутано мышцами, что даже до рёбер лезвие не достало. Вожак лапой нанёс человеку неуловимый удар. Охотник отлетел в воду, но сознания не потерял. Сбитый с толку Вожак медленно направился к обидчику. Тот вскочил, выставив нож перед собой.
Блестящее жало. Оно опасно. Жалкое существо может ранить блестящим жалом. Жалкое существо посмело напасть на Вожака. Надо убить двуногого.
Вожак приблизился. Юный охотник кинулся к нему, размахивая ножом прямо перед мордой зверя. Но тот ловко уворачивается, размахивая в ответ древоподобными лапа-ми. Вожак норовит выбить нож из рук нападающего. Это не получается – Пам-уа-а очень ловок. Только когтями Полосатый Рыкун рвёт кожу на руках и груди человека. Наконец охотнику удалось задеть лезвием промелькнувшую перед глазами лапу. Вожак низко завыл от боли. Отошёл, чтобы зализать рану. Пам-уа-а пошёл на него.
Есть единственный шанс оторвать блестящее жало от лапы двуногого. Голый увора-чивается от ударов лап. Надо прыгнуть на жало пастью. Этого двуногий не ждёт.
Вожак, казалось, не смотрит на Пам-уа-а. Вдохновлённый удачей, Пам-уа-а самона-деянно решил, что зверь испугался. Но Полосатый Рыкун неожиданно прыгнул, оскалив клыки, прямо на руку с Белым Клыком, выбил оружие носом. Клинок выпал из руки и зазвенел на прибрежных камнях. С морды Вожака капает кровь – при атаке он разрезал о нож щёку.
Зверь торжествующий рычит. Теперь двуногий не сможет жалить. Теперь прикон-чить его не составит труда.
Пам-уа-а кинулся было к лежащему на земле оружию, но Вожак преградил ему доро-гу, хищно рыча. Оставалась ещё одна возможность одержать победу. Если изловчиться и попасть зверю кулаком в нос, тот ненадолго потеряет сознание. Тогда можно подоб-рать Белый Клык и.... Они кинулись навстречу одновременно. Простой человек и могу-чий Вожак сильных зверей. Их силы были несравнимы. Вожак повалил охотника на зем-лю, встал раненой лапой ему на грудь. Пам-уа-а показалось, что на него навалилась вся Гора. Он услышал громоподобный рёв победителя. Вожак победил. Но победил, пользуясь не превосходством в силе. Победил, оказавшись умнее. Пам-уа-а ещё больше проникся уважением к Вожаку.
Странный двуногий. Смешной и жалкий. Но очень смелый. Оставшись без блестящего жала, кинулся на Вожака. Существо не боится Вожака. Другие кричат и убегают, этот нет. Должно быть, это Вожак голых существ. Пожалуй, не надо убивать его. Вожак не убивает равных себе. Зверь убрал лапу с груди юноши. Измождённый Пам-уа-а при от-крыл глаза. Вожак приблизил свою морду прямо к лицу охотника. Вожак смотрит пря-мо в глаза. Горячим могучим дыханием его обжигает кожу на лице.
– Ты победил, великий Вожак... Теперь... убей меня, – прохрипел Пам-уа-а.
Но полосатый рыкун попятился, сел на задние лапы и поднял переднюю раненую ла-пу, приветствую соперника. Вожак отдаёт дань чести равному. Затем зверь развернул-ся и неслышно скрылся в лесу, властно размахивая хвостом. Силы покинули Пам-уа-а.
 

Я не настолько глуп, чтобы в своих произведениях
распространяться относительно своих
действительных взглядов на жизнь.
Кто-то из великих
Глава 1
Костя задумчиво потягивал из бокала вишнёвого цвета вино. Роман всё также наслаждался игрой света в жидкости. Виктория сидела позади Кости, обняв его живот. Автор вопросительно смотрел на свою публику, слегка раз-миная бумагу.
Первым заговорил Познанский.
– Это же обман чистой воды. В завязке ты вроде как обещаешь убить геро-ев, а потом этого не происходит. Зритель будет чувствовать себя обманутым.
Игорь как будто ждал этого вопроса, так быстро он нашёлся, что ответить.
– Нет зритель обманывает сам себя в том и проблема что люди уже заучи-ли киношные стереотипы, – он встал, резким жестом взъерошил волосы, за-шагал туда-сюда по комнате. – Каждый знает что ружьё будет стрелять и сце-нарии люди пишут держа это в голове, – он остановился и поднял указатель-ный палец. – Вот уже сто лет!
Удивительно, но за столь короткое время ребята уже успели привыкнуть к стилю его речи и без труда воспринимали смысл сказанного.
– Что хоть взорвалось-то? – устало пробубнила Вика.
– Да как вы не понимаете это не важно главное в конце зрители должны поймать себя на мысли о том что ждали гибели главных героев хотя они этого не заслужили.
Рома наконец сделал глоток из предмета своего созерцания.
– Стыдно никому не станет. Это – во-первых. А во-вторых, это что получа-ется, тот мужик с автоматом заслуженно погиб? Он так вообще травоядный, чем не угодил-то?
Игорь юмора не понял, казалось, растерялся на минуту, удивлённо посмот-рел Роме прямо в глаза, затем его взгляд стал угрожающим. Он сказал неве-роятно для него медленно:
– Я считаю. Если ты взял. В руки оружие. Значит. Готов погибнуть. В лю-бой момент, – и так серьёзно, что Роман даже съёжился невольно. Или дура-чился, не понятно было.
Викторию эта сцена явно позабавила, она даже перехотела спать и внесла свою лепту в разгоревшийся не на шутку диспут:
– Игорёк, зря ты так за идею переживаешь. Забей. Главное, чтобы эконо-мический эффект был. Пиши так, чтоб денег побольше заработать. Ты для лобных долей пишешь, а ты для мозжечка пиши, визуализируй погуще.
Игорь явно оскорбился.
– Если бы я всё время думал о деньгах давно бы превратился в одного из этих... – он презрительно махнул рукой назад. – И не бедствую вообще-то.
Роман сделал серьёзное лицо.
– Игорёха, брат, не обижайся. Мы же не попсеть тебе советуем. Думаешь, Шекспир там какой-нибудь, или Маяковский, сидели себе и думали: «Что ж, господин гений, а не накропать ли нам сегодня очередной шедевр? А и напи-шем! Подарим-ка, пожалуй, потомкам очередную истину». Естественно, нет. Конъюнктура требовала от них определённых тем, и они ей следовали. Пона-чалу. А потом стали настолько круты, что могли сами делать конъюнктуру. Ты парень талантливый, не слушай, что мы тут ёрничаем. Но, уж извини, не настолько крут, чтоб свою линию гнуть. Пока. Вот когда будет у тебя имя, то-гда эту вещь и запустишь. Все упадут. Надо только, чтобы по ходу фильма голос за кадром периодически читал заумные стихи в тему. Что-нибудь ро-мантически-абсурдное, типа помеси Фета с Хлебниковым.
Подобного предложения от друга не ожидал даже Константин.
– Это ещё зачем?
– Ну как… – Роман озадаченно почесал подбородок, – ну… нравится мне этот приём, нравится.
Игорь был заметно польщён, но и смущён тоже, даже зарумянился немного и опустил глаза.
– Щас знаете и так все на бабках запаренные кто искусством заниматься будет от души писать надо.
Вика положила руку ему на плечо, другой держала бокал.
– Так это смотря как к этому относится. Можно думать, например, так: «Я от души хочу сказать людям то, что считаю важным. А они денежкой благо-дарят меня за старания». Вот тебе и компромисс.
Игорь не отвечал, но по его лицу было понятно, что такая концепция ему нравится. Он даже выглядел внезапно озарённым.
Константин решил, что самое время сменить тему.
– Да бросьте, ребята, нормальное кино будет. Вот, например, с замедлен-ными кадрами хорошо... Только для чего они, не совсем я понял.
Игорь вопросительно посмотрел на него, поправил очки, подумал немного, потом пояснил:
– Вообще-то я задумывал чтобы зритель присмотрелся к этим кадрам и оценил красоту и гармонию простых и привычных картин чтоб предчувствие их разрушения на протяжении всего фильма подспудно не давало покоя хотя в тексте не очень понятно надо снимать и смотреть может и не тот приём.
Знакомая Неустроеву каждым своим изгибом ехидная улыбка появилась у Познанского на губах.
– Да уж, взрыв – самая привычная для нас картина. Вот, господа, букваль-но, давеча...
Вика не дала ему насладиться моментом.
– А в чём главная мысль? Что т главное, что ты хотел сказать?
Игорь сел. Опустил глаза в текст, будто выискивая там ответ. Потом встал, снова заходил.
– Щас ага я знаю только сформулирую погодите, – машинопись всё боль-ше рисковала превратиться в ворох лохмотьев. Игорь слегка ссутулился, снял очки, стал шарить по карманам в поисках чего-то. Нашёл платок, стал проти-рать линзы. Видя, что сценарист не знает, что сказать, заговорил Роман:
– Запомнятся только те, кто хочет людям помочь на что-то взглянуть по-иному, это ты правильно говоришь. Наши претензии потому и появились, что ты сам об этом не задумывался. Насмотрелся Тарантино и написал концепту-альный сценарий, только вот концепция в чём?
В ответ на это тот только тяжело вздохнул и ещё больше ссутулился. Ро-ман решил, что, пожалуй, слегка перегнул палку.
–Да ты не переживай, что-то есть, это точно. О чём-то ведь ты думал, когда сочинял историю?
Костя тоже решил поддержать расстроенного автора:
– Вот, к примеру, они у тебя всё время делают хорошие поступки, об этом, наверное?
Игорь вдруг заметно оживился, одел очки.
– Точно ага знаю теперь!
Костя очень обрадовался, что нечаянно смог так приободрить товарища.
– Вот главный стереотип разбить хотел надо стать лучше потому что я плохой, – он немного отпил из стакана. – Брошу курить стану здоровее поху-дею стану привлекательней пропущу даму вперёд стану галантнее.
Он снова встал и возбуждённо зашагал, всё ещё не выпуская из рук листы.
– А я ведь то и хотел донести что необязательно становиться лучше потому что ты плохой, – он остановился и с тёплой улыбкой посмотрел на ребят из-под очков, запрокинув голову назад. – Гораздо приятнее становиться лучше потому что ты хороший правда ведь?
Виктория, судя по её виду, была с этим совершенно согласна. Она стала похожа на среднестатистического американца, который в такой момент скла-дывает на груди ручки, широко открывает глаза и говорит умилённо: «Oh, how it is sweet!»
– Правильно Игорёк говорит. Люди привыкли, что нельзя жить без про-блем. Постоянно все напрягаются из-за чего-нибудь. Жена посуду не моет, кот гадит на новую мебель, начальник – дурак, мадагаскарский таракан на грани исчезновения.
– Это точно, – вставил Познанский, – мне, к примеру, так осточертела шерсть моей кошки, что мне иногда кажется, она повсюду. Дошло до того, что, видя на улице незнакомую кошку, я думаю, что она не сама вырастила свой пушистый покров, а вывалялась в шерсти моей Нюрки.
Вика понимающе кивнула. Она говорила прямо в ухо Константину, и он постоянно прижимал ухо к плечу от щекотки. Девушка продолжила свою мысль:
– Моя мама серьёзно переживает за голодающих воробьёв, изводится пря-мо. И никто ничего не делает. Тараканов не разводит, посуду сам не моет, птиц не кормит. Просто удивительно, как люди упорны в своём стремлении придумать причины отсутствия счастья. А этот фильм о том, что надо просто жить и радоваться, делать что-нибудь для других. Ну, и для себя, конечно.
– По мне так лучше какой-нибудь action, – откусывая ломтик груши, сказал Костя. – Я бы придумал что-нибудь вроде

Глава 2
Герман работал в сверхсекретном военном институте по изучению скрытых воз-можностей человеческого организма в отделе исследования мозга. Сегодня он особенно торопился на работу. Ему казалось, да нет, он был совершенно уверен, что нашёл способ сгенерировать нужные сигналы. Он шёл по улице и почти вслух разговаривал сам с собой.
– Это же очевидно, как раньше никто не додумался!? Если верно предположение об обратной зависимости между скоростью движения электронов по нейронам и скоро-стью восприятия, то точно должно сработать. Теперь понятно, что установка Мель-фица принципиально не верна. Требуется, чтобы во всей схеме скорость поля была оди-наковой. Провода надо полностью заменить полупроводниковыми каскадами, тогда на выходе получим однородный сигнал. Да-да, где-то на складе видел целый ящик.
Уже давно известно о свойстве мозга в экстра стрессовых и опасных для жизни си-туациях переходить на иной режим работы, при котором всё происходящее происходит замедленно вследствие ускорения чувства времени. Это даёт человеку возможность в тысячные доли секунды оценить ситуацию и предотвратить опасные последствия. Та-ким способом инстинкт самосохранения включает неизведанные процессы в организме, дабы спасти самоё себя. Герман был членом группы по разработке носимого портатив-ного прибора, изменяющего скорость восприятия действительности. Иметь подобный прибор на вооружении своей армии любой главнокомандующий может только мечтать. Солдаты, успевающие тщательно прицелиться и произвести несколько выверенных вы-стрелов, в то время как противник только потянулся за оружием – мечта любого по-мешанного на наживе психически больного генерала.
Следуя к автобусной остановке, молодой учёный уже видел себя лауреатом Нобелев-ской премии, на самом же деле в случае успеха их группу ждала тотальная изоляция от внешнего мира в лучшем случае, а то и уничтожение. Мысленно конструируя придуман-ную им накануне вечером схему, он зашёл в автобус, расплатился и, взявшись за пору-чень, встал лицом к заднему стеклу. Он любил наблюдать уходящие вдаль чёрточки до-рожной разметки, этот процесс как никакой другой давал ему ощущение материально-сти временной ткани. Именно поэтому он не любил путешествовать между городами – на федеральных трассах если и были полосы, то сплошные. Фаталисту по натуре, ему нравилось ощущать, как его жизнь мелкими каплями вытекает из него, уносимая навсе-гда ровными белыми прямоугольниками.
Вот и сейчас он стоял в равной степени загипнотизированный как своими мыслями, так и ощущениями. Чувство тревоги появилось внезапно. Герман почувствовал капельки пота на своём лбу, дрожь кистей рук и учащённое сердцебиение, хотя его разум ещё не зарегистрировал никаких источников опасности. Инстинкт заставил его резко повер-нуться, чтобы увидеть самое грандиозное зрелище в своей жизни.
Сперва наперво автобус полетел. Плавно от земли оторвались передние, затем задние колёса, огромное тело «Икаруса» поднималось всё выше и выше, уносимое вперёд инерци-ей. Несколько пассажиров, стоявших у передних дверей, слегка наклонились и поплыли к Герману. Затем посреди салона, прямо под красным толстяком в белой рубахе, начал вспучиваться пол. Герману подумалось почему-то, что в трансмиссии долго томился в неволе могучий крот, и вот теперь он решил всё же выбраться на свежий воздух. Он мысленно улыбнулся этому откровенному маразму, потому что губы перестали его слушаться. Тем временем пузырь на полу лопнул, из его внутренностей показались трубы несущей рамы, части каркаса перекрытия, но никакого крота там, безусловно, не было.
Там было неспешно, подобно лесному утреннему туману, клубящееся огненно-жёлтое облако. Оно неторопливо вылезало из разорванного автобусного чрева, толстый мужчина, стоявший у окна, смешно выпучив глаза, воспарил вверх. Его, подобно метео-рам, сопровождающим кометы, сопровождал поток мелких раскалённых металлических частиц. Одна из них, наиболее крупная, медленно, как капля воды в невесомости, про-плыла к толстяку, и плавно вошла ему в спину, как если бы человек был сделан из пла-стилина.
Герману не понравились два обстоятельства. Во-первых, он, как человек образован-ный, не мог поверить в то, что летящий с такой маленькой скоростью предмет может так легко внедриться в человеческое тело. Во-вторых, ему совершенно не пришёлся по вкусу кровавый конус, вылетевший из груди мужчины. Тот, как назло, совершенно не отреагировал на происходящее, как будто железные обломки каждый день пробивали его насквозь, и отвлекаться на такую ерунду ему было даже скучно. Герман почувствовал некоторую тяжесть в теле и спёртость воздуха.
Тут он заметил, что и в его сторону летят несколько обломков. Сам он, не желая иметь в своём теле дырку, с трудом, но всё же отклонился от шурупа, летящего ему в плечо. Шуруп с глухим звуком стукнулся о стекло. Огненное (молодой учёный уже понял, что это был именно огонь) облако тем временем всплыло под самую крышу, его верхняя часть закрутилась, нижняя приобрела цилиндрическую форму, отчего огонь принял форму ядерного гриба. Оранжево-голубая рябь покрыла потолок и стала перебираться на стены. Постепенно ионизированный газ заполнил собой весь салон. Герман спокойно наблюдал, как раскалённая плазма омывает его тело, глаза, совершенно не обжигая, чув-ствовал только, как на руках слегка оплавились волосы.
Чувство тяжести всё усиливалось. Юноша уже нашёл этому объяснение: «Понятно. Просто давление повышается», – сказал он себе. Что-то необъяснимо легко оторвало его от пола и плавно, но с силой, прижало спиной к стенке автобуса. Почти одновременно с этим Герман сквозь цветное марево увидел, как на стёклах кто-то невидимым чёрным карандашом стал рисовать паутинообразный узор. «Да нет же, просто стёкла треска-ются», – пояснил он сам себе, – «Странно, что при этом не слышно характерного хру-ста». Вслед за этим оконные пакеты вспучились и легко, как газетная бумага, оторва-лись от железного каркаса и стали не спеша удаляться в пространство. «Интересно, как образовалась такая обширная зона низкой гравитации», – необычность происходящего его не удивляла, как кандидата наук его больше интересовали вещи, представляющие на-учный интерес.
Герман почувствовал, как по лицу текут умиротворённые волны горячего газа. Шло время, но воздух не становился прохладнее. «Если так пойдёт и дальше, я ведь не смогу дышать», подумалось ему, и тут он заметил, что всё это время не дышал, и это абсо-лютно не доставляло никакого дискомфорта. Сзади потекли волны прохладного утрен-него воздуха. «Это естественно, в салоне образовался вакуум, теперь он заполняется ре-версивным потоком», – эта мысль его успокоила. Как человеку логико-сенсорного типа личности, объяснимость явлений приносила ему чувство истинного удовлетворения. В этот момент лёгкие рефлекторно стали расширяться, молодой человек вдохнул. Воздух был пыльный, он почувствовал, как на стенках гортани осел мелкий песок, но кашлять не хотелось.
Тем временем днище автобуса стало сгибаться. Толстяк плавно приземлился на сгиб, его рубаха теперь стала красной. Место, где образовалось отверстие, стало при-ближаться к потолку. Герман услышал короткий звериный рык, потом ещё один, «От-куда здесь тигры?», – удивился он. Затем увидел, что крыша растягивается, легко, слов-но тесто. «Естественно, это не тигры. Это лопаются рёбра жёсткости корпуса. Сейчас крыша порвётся посередине». Конечно же, очень скоро перекрытие лопнуло, как сухой крекер, только крошки проржавевшего железа и сухой эмали туманом повисли в образо-вавшемся разломе. Подвластность событий умозаключениям всегда предавала амбици-озному исследователю ощущение превосходства над природой, и теперь он на мгновение ощутил величие собственного разума.
Автобус уже перегнулся пополам, Герман успел заметить только, как обломком по-ручня насквозь проткнуло шею сидевшей к нему лицом бабульки, прежде чем передняя половина скрылась за вздыбившимся полом. Бабулька, как ему показалось, только пе-чально улыбнулась. Пришедшая в её возрасте мудрость не позволила ей расстроиться по такому незначительному поводу. Почувствовалась лёгкая вибрация в ногах – это стук-нулись друг о друга две половины салона. Спиной Герман опирался на горизонтальную в данный момент заднюю стенку автобуса, поэтому не двигался. Остальные же планиро-вали по направлению к нему, нижняя (специально, что ли?) половина толстяка летела прямо в лицо Герману. Он уже знал, что получил ожог большей части поверхности кожи и наверняка умрёт, что через некоторое время автобус упадёт на землю, сомнётся и раздавит всех, кто находится внутри. При ударе верхняя часть туловища, скорее всего, отломится, потому что не имеет под собой опоры. Если всё так, он умрёт первым из оставшихся в живых к этому моменту. Но не это волновало слишком молодого для смерти человека. За эти четыре секунды он успел стать мудрее. Он сожалел о том, что честолюбие не позволило ему поделиться столь важным открытием даже с лучшим дру-гом. Он жалел о том, что пятнадцатью минутами раньше не поднял трубку телефона и не позвонил.

Опять снился тот же сон. Вернее такой же. Или нет, подобный? Ведь со-держание меняется от раза к разу. Но суть остаётся одна и та же. В любом случае, Неустроеву он не нравился вне зависимости от начинки.
Сегодня это было детство. Милая взору песочница. Помнящая невообра-зимое количество кажущихся взрослым незначительными эпохальных собы-тий в жизни тысяч детей. Первый получившийся песочный пирожок «с вза-правдашним повидлом». Первый ловко запущенный и с лёгким хрустом во-ткнувшийся в грунт перочинный нож. Первый мальчик, дёрнувший за косич-ку. Первые синяки.
Он сидит на попе и, мастеровито орудуя жестяным совком, строит гранди-озный город. Уже готовы два муравейника, которые маленький Костик гордо поименовал «небоскрёбами». На подходе автобан. Наблюдая за собой ма-леньким, Костя улыбался – с детством было связано немало приятных воспо-минаний. Это первый раздел – вводный. И всё шло хорошо, пока не припёрся этот несносный хлюпик из второго подъезда. Притащил свой дурацкий пла-стмассовый грузовик и давай на нём разъезжать вокруг пестуемого сооруже-ния. И ведь не зря Костик косо смотрел на него. По всем законам жанра с та-ким усердием вылепленный, роскошный двухэтажный «небоскрёб» в один момент рассыпался на части. Даже сквозь сон Константин почувствовал вски-пающую в нём ярость. Он точно знает, что гадливый дистрофик сделал это нарочно. Сносить подобные оскорбления Костя не собирается. И вот уже до-ходяга валяется на спине, держась за нос и истошно вопя противным утиным голоском. Это раздел второй, необязательный – кто-то его обижает. И тут на-чинается третья, самая неприятная часть. То нападает здоровенный громила, то стая волков. В этот раз глядя немигающими глазами на обомлевшего от необъяснимого ужаса мальчика, надвигается бабушка хлюпика, крутя в руке клюку. И любой такой сон заканчивается одинаково. Каждым мышечным во-локном Костя ощущает, что не может двинуться с места. Он должен сопро-тивляться или хотя бы бежать, но тело не слушается панических сигналов из мозга. И вот бабушка приближается, заносит клюку для удара... и Константин проснулся. Тяжело дыша, весь горячий и мокрый, с бешено колотящимся сердцем. Как всегда.
Где-то он читал, что это из-за страха наказания, чувства вины. Чтобы кош-мары прекратились, требуется лишь принять и преодолеть свой страх. От все-возможных чувств вины Неустроев избавился, периодически прощая себя за различные прегрешения, совершённые им в прошлом. И безропотно сносить насилие со стороны уличных хулиганов больше не собирался. Не помогло.
Зазвонил телефон. Костя поднял трубку.
– Местный включай. Новости смотри, – это был Познанский, голос его по-казался необычно взволнованным. Не дожидаясь ответа, Роман бросил труб-ку. По радио играла старая хорошая песня:
Только я, как прежде,
Верю в бесконечность
Каждого мгновения на земле.
Константин взял на кухне кружку с холодным вчерашним чаем, печенье из вазы, пошёл в комнату, откопал в ворохе грязной одежды на полу пульт, включил телевизор. Он успел только немного вздремнуть. Что могло про-изойти за те сорок минут, которые они не виделись?
На экране что-то горело. Прямо перед объективом, в самом углу было лицо комментатора. Шёл прямой эфир, поэтому его голос тонул в уличном шуме.
– На данный момент из наших источников в правоохранительных органах известно о шестнадцати погибших. Среди них водитель автобуса и кондуктор. Личности остальных устанавливаются.
Только теперь Костя разглядел, что горящая куча – это согнутый пополам помятый «Икарус». Сердце стукнуло так, что он на секунду потерял зрение. Мышцы ног будто бы разом пропали. Парень бессильно опустился на диван, кружка наклонилась, и горячая жидкость пролилась на ладонь, но сигналы боли не дошли до сознания. Самое ужасное, что Костя понимал, что всё про-исходящее более чем реально. Он знал, что не проснётся, не очнётся от комы, его не вылечат от психической болезни.
На заднем плане двое дюжих молодцов в безупречных костюмах о чём-то беседовали с мужичком в милицейской форме. О чём-то просили, видимо, по-тому что милиционер только и делал, что отрицательно качал головой. Один из молодцев заметил, что попал в кадр, что-то шепнул на ухо второму, и они поспешно удалились.
Корреспондент тем временем продолжал нагонять страху:
– Напомним, что это первый случай столь крупного теракта в нашем горо-де. Чуть раньше нашему каналу дал интервью начальник Управления внут-ренних дел области генерал-майор Крынко Василий Григорьевич. Ирина, ес-ли можно, запись, пожалуйста.
Пауза, во время которой журналисты обычно с пустым выражением лица смотрят в камеру, затягивалась, но этот был настоящим профессионалом – ни один мускул не дрогнул на его искусственно озабоченном лице.
Затем появился мужик в красивой форме и огромными блестящими звёз-дами на погонах. Неустроев удивился, как его откормленная морда вообще поместилась в кадре. С трудом передвигая многочисленными подбородками, натруженными от долгих разъездов в купленной на милицейскую зарплату иномарке, он промямлил:
– Ну, что можно сказать... Э-э, по данному факту прокуратурой области возбждено уголовное дело. Мы уже выясняем, э-э, обстоятельства. На месте происшествия уже работают наши эксперты. Пока рано говорить о заказчиках и исполнителях преступления, но можно с уверенностью сказать, что это так называемый кавказский след. Я хочу заявить, что, э-э, все виновные в этом ужасном акте терроризма понесут заслуженное наказание.
Костя выключил телевизор, мигом обулся и помчался вниз. Он узнал ме-сто, это было всего в трёх кварталах от его дома. Подъездной дверью он чуть не сшиб Ромку. Тот молча развернулся и побежал с ним.
– Ромка, ты видел, там спецагенты какие-то сновали. Это ведь совпадение, правда? Ведь в автобусе не было пассажиров из секретных институтов?
Мина на лице у Познанского была не то напряжённая, не то злая. Говорил он сквозь зубы.
– Да, несомненное совпадение. Одновременно с твоим рассказом идентич-ная история происходит в реальной жизни. Сплошь и рядом такое случается, не переживай.
В сложившейся ситуации шутить такие шуточки было уже слишком. Костя вышел из себя и почти закричал на друга:
– Хватит, может, издеваться!? Думаешь, я сам не понимаю, что всё это как-то взаимосвязано? Понимаю. Но верить всё равно отказываюсь!
– Ты не кипятись так. Я тоже не верю. Но факт остаётся фактом.
– Я ведь первую пришедшую в голову ерунду болтал, на ходу сочинял. Не мог я знать о том, что то же самое творится где-то поблизости, – почти сам с собой говорил Неустроев. – Не ясновидящий я, не экстрасенс какой-нибудь.
Они обогнули небольшую клумбу и вышли на проспект. Автобус уже по-тушили. Место вокруг уже оцепили омоновцы. На земле лежал дымящийся чёрный остов. В воздухе висел запах горелого человеческого мяса. Парни за-кашлялись. Увидев своими глазами представшую его взору картину, Кон-стантин отбросил последние сомнения. Стало трудно дышать. Предметы ста-ли размытыми. Он согнулся и упёрся ладонями в колени.
– Костян, пойдём отсюда. Удостоверился, что это не телевизионный фо-кус? Вот и пойдём, – слегка придерживая друга за руку, Роман повёл его до-мой.
 
На кухне они молча сидели за столом, еда в тарелках остыла: кусок не лез в горло.
– Я, по здравому размышлению, не могу понять, почему ты так расстроил-ся, – нарушил тишину Познанский.
– Не расстроился. Испугался. Мне почему-то кажется, что я виноват в слу-чившемся.
– Думаешь, ты, типа, сгенерировал события? – Рома даже заулыбался.
– Не то чтобы... Не знаю, откуда это чувство.
– По-моему, всё просто. С тобой случился акт ясновидения, это всё объяс-няет.
Костя шумно втянул воздух. – Ладно, давай по маленькой, думаю, можно сегодня, – сказал на выдохе, полез в стенной шкаф, стал там рыться, остано-вился, стал барабанить пальцами по столу.
– Ничего не понимаю. Точно помню, оставался армянский чуть-чуть. Куда пропал-то?
– Допился. Приступы амнезии всё обширнее.
– Не-ет. Кто-то спёр. Всю неделю к шкафу не подходил. А в понедельник бутылка определённо ещё стояла на полке.
– Значит, не суждено нам по глоточку. Давай лучше кушать, – гость взял вилку и принялся, как ни в чём не бывало уплетать рагу.
– Уж и не знаю, можно ли кушать лучше, чем мы уже это делаем... – не-ожиданно для самого себя спародировал познанский юмор Константин.
Глава 3
Вика пришла в воскресение поздно вечером. Ничего о происшествии она не знала. «Я телевизор не смотрю», – сказала. Удивилась, но как-то не особо.
– Вот сейчас как раскроются в тебе экстраординарные способности, сразу станешь всемирно известным экстрасенсом. – Она пошутила, и Неустроеву стало легче.
– Кому нужен предсказатель, который гадости видит одновременно с их развитием? Если бы минут на десять хотя бы опережал...
– Может, ты и опередил, никто ведь не засекал.
Костя улыбнулся.
– Тогда другой разговор. Пойдём гулять, жарко?
Девушка согласилась. Погода для прогулки была просто отменная: безвет-ренно, тепло и свежо. Костя жил в хорошем районе. То тут, то там стояли не-высокие, в два-три этажа, старинные особнячки, на каждом из которых висела табличка, что дом охраняется государством, как памятник архитектуры. Таб-личка эта, как правило, была грязная и сколотая по краям, а во дворе дома все писали. Но с фасада выглядели они очень уютно. Широкий проспект с обеих сторон был отгорожен от пешеходных зон высоченными пирамидальными тополями и застенчиво-кокетливыми липами, которые пока ещё не оперились серебристыми перьями листьев. Недалеко от дома расположилась небольшая округлая площадь с роскошным цветником в центре и окружённая домами со всех сторон. Даже зимой там всегда было тепло, и одинокие пары почти в любое время суток сидели хотя бы на одной из многочисленных скамеек, на которых умещалось не более двух человек. Поэтому молодёжь называла эту площадь «Круг свиданий». Ребята туда и пошли. Но они туда не дошли.
Любой город имеет свой собственный собирательный портрет жителя. Средний рост, наиболее распространённый цвет волос, основной род занятий, уровень культуры, стиль речи. В большинстве своём жители этого города Константину нравились. Среди горожан не было принято грубить. Взрослые мужики пропускали женщин вперёд, и молодёжь невольно перенимала эту полезную привычку. Город был довольно крупный, в нём даже умудрились поселиться несколько институтов госвласти. Но, несмотря на это, в транспор-те редко набиралась половина салона, и людям была незнакома столичная давка. Возможно, именно по этой причине атмосфера взаимоотношений была умиротворённой. Больше всего Косте нравилось то, что по улицам ходило много красивых девушек. Поначалу, когда он только приехал, у него болела шея от постоянных оглядываний вслед местным кокеткам. Но, к сожалению, в любом населённом пункте всегда найдётся какой-нибудь урод, который ис-портит всё впечатление. И настроение. Уроды всегда всё портят, такое уж у них призвание.
– Эй, слышь, друг. Сигаретки не будет? – послышался голос из темноты.
Этот риторический вопрос казался Неустроеву сколь бессмысленным, столь и очаровательно загадочным. Откуда он мог знать, будет у него когда-нибудь сигарета, или нет? Курить он не собирался начинать, поэтому отвечал так, как предвосхищал будущее.
– Нет, не будет.
– Не, а чё грубо так? Огорчить хочешь? – в голосе послышались знакомые нотки. Дворовое детство на всю жизнь научило Костю различать намерения собеседника по малейшим оттенкам голоса. Сейчас он понял, что будут раз-водить, и тело его охватила знакомая адреналиновая дрожь.
Драться он никогда не любил. Тренер учил его, что лучшая схватка – это несостоявшаяся схватка, поэтому в случае конфликта он предпочитал убегать, благо у него это получалось лучше, чем у многих. Когда гуляешь с девушкой, убегать, конечно, нельзя ни в коем случае. К драке в подобной ситуации он психологически готовил себя с юности. Поэтому внутренне напрягся и не-вольно сжал руку Вики. Та даже тихонько ойкнула. Вот и шанс проверить на деле свою решимость.
– Не хочу. Ребята, смотрите погода какая замечательная. Давайте не будем портить друг другу вечер, хорошо?
– Я не понял, ты чё, нам чё-то испортить хочешь? Тебя, я смотрю, мама плохо воспитывала. Ты погоди, куда идёшь, – этот приём «цепляться за сло-ва» не оставил никаких сомнений в развитии дальнейших событий. Костя мельком пожалел, что зимой забросил турник и гантели.
Из тени в свет фонаря вышло трое сутулых, орангутаноподобных сущест-ва. Как он и ожидал, интеллект никогда не омрачал своим присутствием их морды, по-другому и не назовёшь.
Один из них был явно молод, лет шестнадцать, но лицо имел наглое – чув-ствовал себя уверенно в компании. Если лишить шайку стержня, такие, как он, первыми делают в штаны. А вот двое других – это уже проблема. Явно ка-кие-то спортсмены. Кто же из них говорил? Должно быть, он и есть нефор-мальный лидер. Заговорил тот, что слева.
– Ну чё, какие проблемы? Ты сюда иди, – они продолжали приближаться. Да, это был тот же голос. Сначала с ним.
Костя полуобернулся к Виктории и тихонько сказал:
– Постоянно держись за моей спиной так, чтобы я был между ними и то-бой. Если меня повалят – беги за помощью.
Та негромко сказала: «Хорошо» и зашла к нему за спину.
«Умница», – подумал Константин. Большинство девиц в подобной ситуа-ции стали бы ныть, или визжать, или, что ещё хуже, огрызаться с нападаю-щими. Вика всё делала правильно, и Костя стал уважать её ещё больше. На-смотревшись американских фильмов, в которых тупые самоуверенные крети-нички своими действиями только ухудшали положение, он опасался, что и в его жизни какая-нибудь такая особь накопает проблем всем на голову. Теперь он знал, что есть и разумные женщины. Вполне может статься, что только в Америке такие бабы тупые.
Между группой подростков и невезучей парой оставалось метров десять. Константин поймал себя на мысли, что даже не боится, только немного рас-терян. «Если не знаешь, что делать, сделай шаг вперёд», – вспомнилось ему, и он пошёл вперёд. Его единственным шансом сейчас была попытка сделать ставку на эффект неожиданности. В «честной» драке шансов у Кости не было.
Перво-наперво со всей возможной скоростью он прыгнул вперёд и со всей мочи лягнул пяткой в пах того, кто говорил. Попал на удивление точно. Тот сдавленно крякнул и сел, а Неустроев захромал – неудачно прыгнув, он вы-вихнул голеностоп. Остальные, не ожидая такого поворота дела, в нереши-тельности приостановились. На это Костя и рассчитывал. Внутренним ребром левой рукой со всего маху заехал среднему по шее, отчего тот прилично отле-тел назад и свалился с ног. От этого удара в кисти нестерпимо заныло. С лица малого, как и следовало ожидать, тут же слезла ухмылка. Он мгновенно по-бледнел, бросил: «Ой, ёб твою...» и скрылся в кустах.
Пока левый сидел, Константин неуклюже, завертевшись разбалансирован-ным волчком, с разворота ногой ударил его по голове. Но заскорузлые от дол-гого отсутствия тренировок суставы внесли поправку – удар получился сма-занным. Противник не упал, более того, довольно ловко увернулся от атаки, и ответил довольно эффективно: от удара в челюсть у Неустроева потемнело в глазах. «Крепкий гад», – мелькнуло у него в голове. Расклад сил менялся не в пользу защищающегося – второй встал и решительно приближался. Медлить было нельзя.
Хорошо, что навыки с возрастом не забываются. Спинной мозг запоминает моторные движения гораздо лучше головного. Сделав широкий шаг вперёд и присев на переднюю ногу, он резко ударил второй прямой ногой детине по голеням, больно свалившись на ягодицу. Зато противник упал-таки, наконец, на спину, странно как-то охнув. Кувырок назад, встал на ноги. Второй уже подошёл. Широко замахнувшись рукой, Костя сымитировал боковой удар. Обман сработал: парень весьма умело приготовился блокировать нападение, вскинув руки. Всей массой Константин бросился вперёд и вниз, схватил виза-ви под колени, рванул его ноги вверх, а сам грузно свалился сверху на упав-шего. Локтем в скулу – такой удар свалит и самого здорового – подействовал, у того закатились глаза, и отвисла нижняя челюсть. Костя встал на ноги, тя-жело дыша. Подошёл к «стойкому», пнул для верности пару раз. Последний раз он дрался лет десять назад, поэтому не ожидал от себя такой прыти. Внут-ри шевельнулась гордость, а ушибленные места неприятно отозвались тупой болью.
– Костенька, хватит, пойдём, – попросила Вика, и тут что-то увесистое прилетело ему в ухо. Он закачался и осел. Кто-то схватил его сзади за шею.
– Чё, тварь, охуел с-сука. Молись, ****ец тебе, – голосок был тоненький, видимо вернулся молодой. «Не надо было его отпускать, блин», – как всегда, опосля пришла хорошая мысля.
Тут и бугай поднялся, подошёл к Вике, хотел схватить её за руку, но та вдруг ловко нанесла удар ему прямо в нос, да причём так, что он попятился и сел.
– Ах ты, тварь! Да мы тебя сейчас по кругу пустим, – откуда ни возьмись, появился третий, схватил её сзади за шею и стал трясти, девушка только воз-мущённо ахнула. Подонок замахнулся для удара.
– Не трожь, паскуда, зарою, – злобно прорычал Костя и дёрнулся, но под-росток держал крепко, и было непонятно где именно он находится, чтобы ос-вободиться.
Удар пришёлся Вике по почкам, она даже перестала дышать. Державший её паренёк повернул лицом к себе, схватил за горло. Поднялся на ноги бугай и, подойдя, замахнулся. Удушающая волна гнева вскипела в каждой клеточке Костиного сознания. Со всей мощью, на какую он только был способен, он выкинул вперёд руку с раскрытой ладонью и громогласно закричал: «НЕТ!»
В эту секунду перевернулась вся его жизнь. Если бы он знал, что произой-дёт дальше, он бы ни за что не согласился пережить такое.
Те двое побледнели и широко раскрыли глаза. У бугая из уголка рта потек-ла струйка крови. Второй, казалось, позеленел и беззвучно свалился на землю. Его тело несколько раз дёрнулось в конвульсиях, и он затих. Предводитель банды повернул голову в сторону Константина и с выражением безмерного удивления посмотрел ему прямо в глаза. С немым вопросом: «Что случи-лось?» он плашмя упал на спину. Кровь обильно текла из его рта.
Хватка ослабла. Победитель даже не видел, как третий убегал, только слышал его непрекращающийся крик: «Боже!.. Боже!..»
Костя встал и, ковыляя, подбежал к подруге.
– Ты как? – спросил он её, взяв за плечо.
– Ничего, а ты? – она действительно не выглядела болезненной.
– Я нормально, – он немного покашлял. Виктория огляделась по сторонам потемневшими от освещения глазами. Трупы нападавших лежали на земле. Всё это произошло на самом деле.
– Костенька, они что же, умерли, что ли? Что же теперь будет?
– Если мы так и будем тут стоять, окажемся за решёткой, а если быстро смоемся и будем помалкивать, то всё обойдётся. Пойдём, – если бы Констан-тин и так не был на взводе, он бы начал нервничать.
– Что же нам теперь, всю жизнь с этим жить?
– Ты предлагаешь повеситься?!
– Если бы я убила человека, я бы не смогла... вот... так...
Неустроев взял её лицо в ладони, повернул так, чтобы она не могла отвес-ти взгляд, и сказал, стараясь делать это как можно спокойнее.
– Виктория! Уходить нам надо, и побыстрее. Шумно было, скоро менты нагрянут, а их не интересует, кто нападал, а кто защищался, им главное край-него найти.
– Пожалуй.
 
– Игорь, там к тебе какой-то молодой человек, говорит, это срочно, – по-жилая женщина с внимательным лицом и свечой в руках стояла на пороге его комнаты.
– Что к кому когда говорит? – молодой писатель спросонья хлопал глаза-ми, ничего не понимая. Нащупал на полу очки, одел их вверх ногами, плюнул с досады, перевернул, посмотрел на часы. – Мам четыре часа какой человек?
– Сынок, выйди к нему, он сильно взволнован.
– А кто такой вообще?
– Он такой, знаешь, полненький, чёрненький, твоих лет, в грязных джин-сах, по имени тебя назвал.
– А это Костик ага впусти его не буду вставать.
– Так ведь... э-э... ну, ладно... – женщина ещё постояла немного и ушла.
Через минуту в комнату влетел невменяемый, как показалось хозяину, Не-устроев.
– Игорёк, привет, извини, что поздно. Помнишь, в ту субботу ты у меня был, что-то читал про загробный мир, о призраках?
Игорь въедливо и злобно посмотрел на пришедшего.
– Ты? Из-за этого? Ночью? Прикатил? – снова медленно и очень внуши-тельно спросил он.
Константин порывисто сел к товарищу на кровать и схватил того за плечи.
– Игорь, ты не понимаешь, это очень важно! – почти прокричал он, тряся Игоря за плечи. Только теперь сценарист заметил, что у друга опухло ухо и внушительная гематома на левой щеке. Зрелище это окончательно его пробу-дило и прояснило мышление. Он вскочил с постели, будто та вдруг вскипела.
– Костяныч что случилось?
– Поскользнулся, упал, очнулся, гипса нет. Это неважно. Мне необходимо прочесть ту рукопись, прямо сейчас.
Хозяин какое-то время смотрел гостю в глаза, словно ожидал, что тот вдруг рассмеётся, отклеит бутафорские раны и поздравит с первым апреля. Но на дворе было другое число другого месяца, и Костя всё так же напряжён-но смотрел, неровно и учащённо дыша.
– Ага сейчас, – Игорь кинулся разбирать ворохи бумаги по всей комнате. – Сейчас всё найдём ты главное не волнуйся где же куда засунул в столе что ли?
Открыв ящик, извлёк оттуда необычно аккуратную для него стопку бума-ги.
– Вот бери читай ага...
Константин резко выхватил текст и стал лихорадочно пробегать глазами крупные строчки, откладывая вниз первые страницы. По мере чтения сердце его билось всё медленнее и медленнее.
«Умирают не только по естественным причинам... Как только... какой-нибудь человек генерирует несчастные случаи усилием воли...». Листы бума-ги, подобно своим растительным собратьям, один за другим, кружась в замы-словатом геометрическом танце, беззвучно опустились на пол. Костя закрыл лицо руками, опустил туловище на колени. Игорь слышал только, как громко и неровно вдыхает его странный ночной визитёр, видел, как тот мотает из стороны в сторону головой, повторяя тихо: «Нет... нет...»
Потом вдруг выпрямился, бросил нервно:
– Ты где это взял!?
Константин заметил, что у Игоря в глазах на секунду мелькнул испуг, но сонный писатель быстро совладал с собой.
– Как где сам придумал Костик я что-то плохое написал?
Неустроев потёр ладонями сухие красные глаза.
– Нет, что ты! Хорошее, очень хорошее произведение. Могу заверить, что на тебя снизошло просто небесное вдохновение, – взяв товарища за плечо, успокоил он, – дело не в нём...
Он встал, на трясущихся ногах подошёл к висящему на стене зеркалу и стал всматриваться в себя, как будто надеясь, что кусок алюминиевой амаль-гамы даст ответы на его вопросы.
– Дело во мне, – медленно, как в первый раз, произнёс он, удивлённо на-блюдая за движениями своих губ. На мгновение ему показалось, что он видит пустой чёрный капюшон по ту сторону стекла.
Теперь у Константина Неустроева не было сомнений. Он «осознал самоё себя». Он понял, о чём говорила гадалка Татьяна. Он впервые в жизни видел Смерть в зеркале.

Глава 4
На том же месте. Тот же лес.
Вон та берёза, знаю, помнит,
Чего уже, наверное, не будет,
А может быть, и не было совсем,
И даже ветер тот исчез –
Листву по кругу, словно пони
Гонял он. Небо полной грудью
Вдыхали. Как клубничный крем
Вечерний облаков навес.
Он видел всё, он не забудет
И не расскажет никому,
Что нас он видел здесь. И нем
Останется зеркальный перелив.
И пусть не слышат – можно людям,
Я! Каждый всплеск его пойму,
Один лишь я пойму, зачем
Не всё поняв, не всё простив,
Забыв святое «почему?»
Он угасает, и совьют
Ночные бабочки настил,
Ковёр из драгоценных крыльев,
Себя сознательно убьют,
Мгновенно превратятся в прах,
Лишь для того, чтоб я испил
Снаружи выпачканный пылью
Бокал в зелёных жемчугах.
И, словно из последних сил –
Я помню, знаю, видел, было –
Её слезы вкус, мне лишь милый,
На а-пель-си-но-вых губах.

Странные строки лезут в голову. Почему сейчас? Это придумал не я, сло-ва словно чужие. Поспать так и не удалось. Очень болит голова. И глаза. Солнце встаёт. Простой оранжевый кружок. Пройдёт пять-шесть часов, и он станет белым, бескорыстно отдавая своё тепло. Потом пройдёт ещё сколько-то времени, и он станет красным. И так каждый день. Так было до меня, так будет и после. Только Солнце может быть за себя спокойно – ему точно известно, что ждёт его дальше. Одним прекрасным утром его не ожи-дают лунные кратеры по эту сторону Атлантики. Оно точно знает, что увидит, в очередной раз вставая над этим городишком. К сожалению, у меня теперь нет никакой уверенности. Ни в чём. Разве в том, что камни пере-станут валиться с неба.
Вот я, оказывается, смерть. И что я должен чувствовать? А должен ли я вообще что-нибудь чувствовать? Вот я переживаю, что людей убил, это нормально? Как себя нужно вести?
Что же мне теперь делать? Имею ли я право выйти на улицу? Каков ме-ханизм действия моего новоиспечённого таланта? Где гарантия, что ни в чём не повинные люди не начнут валиться от одного моего присутствия? А может, всё это лишь совпадение? Может быть, никакая я не смерть? А как это проверить? Пойти и остановить сердце первого, кто мне не понравит-ся? Отличная идея!
Вика ко мне теперь на пушечный выстрел не подойдёт. Жаль. Это если я ей скажу. Когда Ромка узнает, что он сделает? Наверное, не поверит. Не удивится точно. Он ничему не удивляется. Скажет что-нибудь типа: «За-шибись! Теперь ты крутой!» И чаёк продолжит пить.
А ведь я и правда теперь крут. Мамочка рдная, я ведь теперь всё могу. Денег сколько захочу смогу иметь. Вон сколько воров и бандитов в золоте ку-паются, не обеднеют. А сами не отдадут – я им селезёнку порву, опомниться не успеют.
Нет, нельзя так делать, даже думать забудь. От украденных денег сча-стья тебе не будет.
Эти так живут, не потеют. Также нечестно богатство своё заимели, и вон какие розовые.
Нет, так делать нельзя ни в коем случае. Низко использовать свой дар в корыстных целях.
Какой ещё к чёрту дар! Это проклятие! Очнись! Твоей жизни пришёл ко-нец! Ты вовлечён в игры нечеловеческих масштабов!
Какую бы роль мне не уготовили эти Хранители, будь они неладны, я всё же человек. Я сам могу решать, что делать, а что нет!
А с другой стороны что я, хуже, чем другие? Почему одни летают на Га-ваи на халяву, а я должен круглый год пахать, чтоб на неделю в Сочи вы-браться? Я, может, больше заслужил хорошую жизнь, чем эти свинообразные индюки, получившие наследство и ничего не делавшие всю жизнь. Зачем им дорогие машины и роскошные женщины? Они обрюзгли, потому что никогда не видели беговой дорожки. Они стары и безобразны, а я красив и молод.
Так, прекратить, сейчас же! Прислушайся к своим мыслям! Чем ты луч-ше этих нелюдей, если таких тараканов в голове культивируешь! Жил чест-но четверть века, и всё нормально было, был внутренний мир. Начнёшь бес-предел – пропадёшь.
И что теперь? Завтра просто пойду на работу? Забыть обо всём, что случилось? Меня спросят: «Как провёл выходные?» А я в ответ: «Да как обычно. Гулял, ел, пил, убил парочку человек, ничего интересного». Нет уж, лучше на крышу – и вниз. Хм, а это идея. Я же чудовище. Мне нельзя жить. Нет, стоп! Прекратить чушь.
Да это не люди! Даже не животные. Не кори себя! Обезьянообразные под-вижные мутанты. Никто по ним не заплачет. На земле только стало луч-ше, теперь они никому не принесут вреда.
А самом деле люди. Два молодых парня. Пьяные, тупые, бесполезные, опас-ные, но ведь люди же! Две матери сегодня надолго останутся без слёз. Кто дал мне право решать, кто достоин жить, а кто нет!?
– О чём задумались, друг мой?
Костя не сразу понял, что кто-то бесцеремонно вторгся в его мысли. Он уже хотел было раздражённо огрызнуться, но, увидев спрашивающего, пере-думал. Даже нервозность угасла сама собой.
В этот час в баре было совсем пустынно. Парочка не нашедших сегодня своё «счастье» подруг уныло потягивала через трубочки, как теперь было модно, пиво. Бармен прибирал стойку, нетерпеливо поглядывая на засидев-шихся посетителей.
На соседнем стуле сидел весьма презентабельного вида старичок; с досто-инством ощущая на себе хороший костюм, он дружелюбно улыбался, полу-обернувшись к Константину. Хотя и выглядел он молодцевато – волосы имел тёмные, и кожу гладкую, но печальные мудрые глаза выдавали в нём именно человека, повидавшего жизнь.
– Юноша, вам, я полагаю, нужен собеседник, – он помедлил немного, слегка покачивая стаканом с виски. – Впрочем, как и мне. Поверьте моему опыту, диалоги с самим собой ни к чему хорошему не приводят.
Константин с лёгким небрежением посмотрел на собеседника: что тот мог посоветовать в сложившейся ситуации, не представляя даже близко масшта-бов происходящих в жизни молодого человека событий? Он улыбнулся изви-няющейся улыбкой, чужим от крепкого алкоголя голосом пролепетал:
– Благодарю за заботу, но, к сожалению, вы не сможете мне ничем помочь. Но всё равно спасибо.
Мужичок в ответ на это лишь усмехнулся себе в усы, отпил глоток.
– В вашей жизни произошло нечто такое, чего вы совершенно не ожидали. Это происшествие выходит за рамки вашего мировоззрения, и вы не знаете, что делать.
Неустроев широко раскрыл глаза и, повернувшись всем корпусом, вопро-сительно воззрился на старичка. Если б тот заявил вдруг, что он Люцифер и пришёл повелевать, это бы удивило парня не больше, чем плавающий в масле парафин.
– Не смотрите на меня как на дьявола, пожалуйста, – произнёс мужчина. Заметив, что поверг парня в ещё больший шок, он пояснил: – Ничего сверхъ-естественного, у вас очень выразительное лицо, дорогой мой. Читать по нему ваши мысли – сплошное удовольствие. Откровенно говоря, никогда мне не удавалось делать этого так легко.
Костя поднял руки, улыбнулся, признавая поражение.
– Ваша взяла. Вообще-то, я с удовольствием побеседую с вами, не сочтите меня за грубияна. Просто я не могу рассказать вам подробностей, а рассказал бы, вы бы мне просто не поверили. Как же вы будете меня лечить, не зная да-же симптомов, не то, что диагноза?
– В таком случае я предлагаю игру. Я буду угадывать. Если я угадаю, при-зом мне будет ваша история. По мне, так нет ничего интереснее, чем простые человеческие истории, с их неповторимыми банальностями и завораживаю-щей скукой обыденности. Я не иронизирую, не улыбайтесь так, я действи-тельно нахожу это занимательным. Обыватель хочет уподобиться вымыш-ленным героям, воспринимая их похождения из художественных произведе-ний. Обычную, тихую, размеренную жизнь все отвергают, в то же время живя ею.
В реальной жизни приключения далеко не так привлекательны, как они предстают читателям на страницах романов. Вскользь упомянутая, чья-то трагическая судьба тут же забывается, в жизни же всегда найдётся человек, который на своих плечах будет нести горе близкого. Всю жизнь. Поэтому ва-ша откровенность будет мне лучшей наградой. Ваш выигрыш вы можете за-брать, как только поймёте, в чём он заключается.
Лукаво смотрел на Константина его случайный собеседник, ожидая ответа.
«Нормальный мужичок, пусть проговорится, хуже никому не будет. Жаль только, не дождаться ему моей «простой человеческой истории».
– В таком случае ваш ход, – негромко стукнув своим бокалом о запотев-ший бокал старичка, предложил Костя.
Погладив бороду, мужчина удовлетворённо кивнул, повернулся лицом к стойке, помедлил, собираясь с мыслями, и, мечтательно разглядывая потолок, начал:
– Причина ваших страданий, безусловно, не любовь. Такие молодые люди, как вы, относятся к любви спокойнее, нежели остальные, но и намного ответ-ственнее. Любовь для вас есть фразеологизм, имеющий своим значением по-своему определённую в каждом отдельном случае совокупность таких поня-тий, как верность, уважение, потребность в получении или даче заботы, чув-ственное желание, и подобных. И чем больше составляющих вкладывает че-ловек в своё представление об этом эфемерном чувстве, тем более он надёжен в отношениях.
– Вы с этим согласны? – Неустроев не спешил удивляться, хотя проница-тельный старичок весьма точно «опознал» его представления о тонких чувст-вах. Даже не столько угадал, сколько высказал систему, правильно описы-вающую его суждения.
– Мои взгляды не суть важны, – отвечал уклончиво пожилой философ, ру-кой как бы отодвигая от себя ненужные слова. – Современная молодёжь чаще всего произносит «я люблю», имея в виду «я хочу заняться с тобой сексом», невольно отождествляя эти слова. Вы определённо не из таких. Как я опреде-лил всё это? Очень просто – в ваших глазах нет той особой тоски, и той осо-бой пошлости.
– Что ж, первый раунд за вами, – поднимая стакан, торжественно провоз-гласил Константин. Он успел уже порядочно захмелеть. Мужчина довольно погладил бороду и продолжил:
– Боюсь ошибиться, но рискну предположить что, несмотря на пустоту в ваших глазах, апатия не вызвана скорбными размышлениями о бренности бы-тия...
– Ха! – грубо прервал собеседника Неустроев. – Ещё пару недель тому на-зад вы бы проиграли эту партию. Но на сегодняшний день вам повезло, два ноль в вашу пользу... Со мной случились такие вещи, что к старости я не буду горевать по поводу того, что прошедшая жизнь прошла впустую. Я уже сей-час знаю, что она пройдёт впустую, иллюзии не властвуют надо мной.
Старичок вопросительно вскинул брови.
– Что-то я, извините, не вижу логики в ваших словах. Зачем тогда вы жи-вёте?
– Хм... Опасно так провоцировать человека в моём состоянии. Я ведь могу пойти и руки на себя наложить, ответственность за это будет на вас... Не пу-гайтесь, я шучу, – увидев расширившиеся глаза мужичка, успокоил его Костя. – Думаю, пока что пользы от моей жизни больше, чем от моей... хм... смерти.
Он не смог удержаться от улыбки, слишком уж нелепо звучали эти слова с учётом обстоятельств. Мужчина выглядел совсем сбитым с толку.
– Не обращайте внимания, это я так... Логика в том, что осознав и смирив-шись с тщетностью любых своих действий, я пришёл к выводу, что пережи-вать по этому поводу не менее бессмысленно. Наоборот, теперь я могу просто жить, не обременяя себя напрасными устремлениями. Хотя, я, кажется, слиш-ком раскрываю карты, ваш ход, профессор.
– Замешательство ваше также не вызвано и потерей денег, – продолжал, немного поразмыслив и кивнув, мужчина. – Есть такой тип людей, которые знают цену деньгам. То есть знают, что это бумага, символ, фетиш – как хо-тите – и не испытывают болезненного беспокойства по поводу будущего, уверенные, что им всегда будет что «намазать на хлеб», как вы говорите.
– Да, вы правы, денег мне хватает. И я не настолько глуп, чтобы ввязы-ваться во всякого рода авантюры, поэтому потеря крупной суммы мне не гро-зит. Да и не было никогда у меня крупной суммы. В моём банке я, верно, са-мый нежеланный клиент.
– Но, при этом, отсутствие богатства вас не тяготит.
– Абсолютно. У меня есть всё, что мне нужно, и одновременно нет ничего. Кто-то из древних сказал, что свободен лишь тот, кому нечего терять. Я сво-боду эту живо ощущаю и наслаждаюсь ею, – Костя знаком попросил повто-рить. – Вот друг мой Ромка, тот вообще молодец. Он очень хочет купить одну вещь, на которую у него нет денег, и при нынешней зарплате он будет копить на неё до самой пенсии. Самое интересное, что он не собирается что-либо ме-нять. Говорит: «Зачем портить нервы и здоровье на добыче капиталов? Так у меня до старости есть для чего жить и трудиться, а куплю я эту штуку, и что? Пользоваться ею я всё равно не собираюсь, может быть только разок. Она слишком великолепна для этого мира, чтобы быть вещью, она может быть только объектом восхищения». Молодец, да и только!
– Да, когда у человека есть твёрдая жизненная позиция, это заслуживает уважения, – одобрительно покивал старичок.
– Заслуживает. С женщинами у него все вопросы тоже решены, нет ника-ких проблем, – обиженно-мечтательным тоном проговорил Константин.
– Не завидуйте ему, друг мой. Человек не имеет права на зависть сильным, он может лишь восхищаться и подражать им, – назидал «профессор», как про себя окрестил его Костя.
– Постараюсь, – старик немного вывел его из себя своим занудством. – У вас хорошо получается угадывать, что НЕ является причиной моей хандры. Попробуйте лучше наоборот.
Мужчина вдохнул и замер.
– Не обижайтесь на меня, мальчик мой. Я старый человек, многого не ус-пел, много ошибался. Лишь дожив до своих лет, я понял некоторые законо-мерности жизни. Когда тебе пять лет длительность жизни не имеет никакого значения. Когда исполняется пятнадцать, хочется успеть всё сделать быстрее, кажется, что к двадцати пяти годам настоящая жизнь безвозвратно унесётся вдаль. В двадцать пять понимаешь, что настоящая жизнь ещё вся впереди, и надеешься, что продлится она как минимум ещё лет шестьдесят. Но проходит ещё четверть века, или чуть больше, ты читаешь газеты с демографической статистикой, и оказывается, что на всё про всё опять осталось десять лет. Это если здоров и повезёт. И лишь теперь, когда статистический порог остался далеко позади, я точно знаю: у человека в прошлом – вся его жизнь, в на-стоящем мы живём. А всё, что есть в будущем – это завтрашний день.
Всё, что я могу сделать сейчас, это постараться передать свои знания мо-лодому поколению, это ведь моя профессия. Знаете, каждый старик вроде ме-ня хочет лишь, чтобы его потомки не совершали его ошибок, – его явно задел повышенный тон, появились даже маленькие капли слёз в уголках его мор-щинистых глаз. Неустроеву стало стыдно, что он на ровном месте обидел хо-рошего человека, да к тому же желающего ему помочь.
– Извините, пожалуйста. Скорее всего, вы правы насчёт зависти, просто мне не хватало смелости признаться себе в этом, поэтому я и вышел из себя.
– Ничего, ничего, у вас хотя бы хватило смелости признаться мне, – стари-чок быстрым движением смахнул блестящие крупинки с лица. – А что касае-мо ваших переживаний, то я скажу вам вот что.
Он весь повернулся к молодому человеку, улыбка окончательно покинула его черты.
– Все вы, молодые, уверены, что значение имеет то, что происходит, – он помедлил, давая возможность переварить информацию. – На самом деле зна-чение имеет лишь то, как ты к этому относишься. Каковы бы ни были обстоя-тельства, главное остаться человеком, то есть соблюдать простые правила: уважай себя, люби близких, помогай людям. Всё остальное можно изменить.
Старик прав! Мир состоит из тех, кто решает, и тех, кому суждено быть жертвой! Выбор за мной! В моей власти изменить историю! Вот он, мой выигрыш! В конце концов, такова моя природа – ворошить нравствен-ность, ломать устои, потрошить стереотипы. Провидение требует от ме-ня жертв, что ж, я удовлетворю его потребности. Но по своему. Судьба даёт мне шанс сделать своё существование более чем у кого-либо осмысленным. Осталось только подставить ладонь и сжать упавший в него случай.
Первым делом...
 
Есть на свете справедливость. И добро всегда побеждает. Но есть очень много плохих людей. Плохие люди это те, которые живут, намеренно причи-няя окружающим вред. Ради лёгкой наживы и удовольствия они готовы на что угодно – избить женщину, отравить целый город, воткнуть нож в ребёнка. Они никогда не делали ничего полезного. У них не было родителей, или бы-ли, но пили, и не занимались воспитанием детей. Они пережили сильное по-трясение в детстве, или позже. Их не учили быть добрыми. Если человека не учить доброте, уважению к окружающим, если не научить человека работать, он вырастет таким, каким создала его природа – эгоистичным, ленивым, жес-токим.
Константин понимал, почему эти люди стали такими, понимал, что не от хорошей жизни превратились они в опасных паразитов. Но, решил он, это их не прощает, потому что обстоятельства не играют никакой роли.
Система правосудия не может адекватно наказать таких людей, потому что очень гуманна, нацелена на то, чтобы не пострадали невинные. Не страдают и виновные. Большинство из них фактически неподсудны в силу своего могу-щества. Тем более тюрьма не может их исправить, потому что они сами не хотят исправляться. Единственный способ их обезвредить – заставить их из-мениться таким образом, чтобы они не могли отказаться, а если откажутся – уничтожать.
Вспомнилась КВНовская шутка девчонок из Житомира: «Вот хорошо бу-дет, если все хорошие люди соберутся, и поубивают всех плохих!» Для Кон-стантина юмор этого афоризма теперь был уже не так очевиден, как несколь-ко лет назад. Он понимал, что, став самоуправным судьёй, попадает в один ряд с этими животными, потому что считает себя вправе лишать человека жизни.
Но потерять жизнь – это единственное, что может их остановить. Тем более что убийство я избираю крайней мерой. На суде, под страхом наказа-ния, эти звери никогда не показывают своё истинное лицо, люди не видят, что перед ними сидит чудовище. Я же буду смотреть им в глаза в моменты, когда они будут чувствовать себя владельцами целого мира, когда на них не будет масок. Тогда я смогу безошибочно определить, кто недостоин загряз-нять воздух этой планеты.
Даже безобидные фантазии мои приводят к бессмысленным жертвам, горьким смертям невинных людей. Судьба поместила внутрь моего тела разрушительное содержание, неподвластные мне силы пожелали толкнуть меня в тёмные коридоры бытия.
НО Я – ЧЕЛОВЕК, а не безмозглая марионетка. Если кто и должен быть теми самыми кулаками добра, то не кто иной, как я! Слегка перетасуем ко-лоду, господа Создатели. Будем исправлять Ваши недоработки.

Глава 5
Судьба помогает тем, кто живёт правильно. Лишний раз убедиться в этом Константин смог очень скоро.
Май почти подошёл к концу. Весна задыхалась в горячем летнем дыхании. От необычной для этого времени года духоты почки липы выглянули из обо-лочек, не желая пропустить ни одного солнечного зайчика. Ландыши, оби-девшись на бесстрастное в своём упорстве светило, за несколько дней выпла-кали всю свою влагу, и, оставив на асфальте лишь пожелтевшие лепестки, по-кинули прилавки городских рынков.
Лишь вечером безоблачная синяя бесконечность радовала своей глубиной. Асфальт, весь день безропотно впитывавший в себя естественную радиацию, облегчённо дышал, поднимая ввысь на невидимых крыльях теплого воздуха ранний тополиный пух. В уличном кафе в пятничный вечер набилось много народу, было шумно – молодёжь общалась, смеялась, некоторые даже пели. Из пластмассовых колонок звучала махровая попса.
Идея организовать посиделки пришла Познанскому в голову ещё вчера. Дозвонились до Игоря, он обещал новинку. Сейчас, после второго пива, когда свежие городские новости уже были обсуждены, разговор пошёл на отвле-чённые темы:
– Слыхали чего американцы учудили опять ага? – Игорь, конечно же, по-тягивал через трубочку сок.
– М-м-м? – Костя жевал любимую пиццу.
– Хотят Мексику заставить по-американски говорить совсем у Буша гайки за шайбы завинтились, – Игорь иронизировал с очень зловещей улыбкой на лице.
– Этого следовало ожидать, экспансия во всём остальном мире близка к допустимым границам. Вот они на соседей и стали заглядываться, – вставила Виктория, как ни в чём ни бывало. Неустроев ожидал, что вот сейчас все удивлённо на неё посмотрят, мол, смотрите женщина о политике сама гово-рит. Но Игорь, только согласно кивнул:
– Ага потом поди в Центральную и Южную Америки полезут паразиты.
Костя сидел с открытым ртом. Он, в общем-то, знал, что подруга не глупа, но такой эрудиции от женщины всё равно не ожидал. «Пора пересмотреть взгляды на жизнь», – самоукоризненно подумал он. Соседний столик заняла шумная компания уже нетрезвых мужчин.
– Да уж, меры не знают абсолютно, – вступил в диспут Роман. – Я вот ни-чего изменить не могу, но интересно хоть одним глазком взглянуть на тех людей, кто всю эту кашу варит. Просто интересно, к чему им это. При усло-вии, что они здоровы, разумеется.
– Иногда у меня создаётся впечатление, что есть какая-то секта военных из разных стран, управляющая планетой. В интересах поддержания военпрома они там между собой договариваются о проведении тех или иных войн. Но они психбольные, бесспорно, – продолжала диалог девушка. Константин сде-лал вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит, раз уж остальные такой вид делали.
– И вот ведь американцам мировое господство совсем не выгодно ага ведь если они всеми странами завладеют то за чей счёт жить-то тогда будут за свой что ли?
Познанский усмехнулся.
– Они и сами себя поиметь смогут. Вся надежда на китайцев. Если они ещё сами по себе. Нация с тысячелетней культурой, выбрались они наконец-то из-под идеологического ярма. Ещё лет десять-двадцать, и посмотрим тогда, как потомки каторжников и отбросов запоют.
– А как же мы? – Неустроев, как истинный патриот, не мог не задать этот вопрос.
– А что мы? – возразила Вика. – Мы идеологически страну уже сдали. Нет России. Нет русских у власти. Разве только в селениях... Там ещё остались люди, помнящие свои корни. Татары, удмурты, коряки, эвенки, чукчи – каж-дый из них во сто крат больше русский, чем всё федеральное собрание вместе взятое.
– Это верно ага марионетки делают что дядя Сэм велит.
– Виктория и Игорёк правы. Посмотри вокруг, Костик. Из всех щелей ле-зет их поганый американский менталитет. На улицах, по телевидению, в газе-тах. ЭмТиВи невозможно смотреть стало. Нашей молодёжи показывают ту-пые американские программы для тупой американской молодёжи. – Рома расчувствовался. – Со всех сторон сплошные «пиплы», «чуваки», «суперы»! У них нет домов, у них «хаусы», «шуз» вместо обуви, «хэт» на «хэде»!
– Умные сволочи не полезли силой на нас послушались Бисмарка умнее сделали и денег кучу сэкономили превращают нас в тупых кукол, – заметно было, что у Игоря эта тема тоже была больной. Константин почувствовал гордость за своих друзей. Ему приятно было общаться с мыслящими людьми. Познанский тем временем продолжал:
– Расчёт безошибочный. Уничтожают нашу культуру, традиции, речь. За-чем им будет завоёвывать Россию, если в ней живут американцы?
– Я вот по работе когда в Москве был спрашивал у коллег с ЦэТэ они на меня как на дурака посмотрели говорят вы там в провинции совсем от безде-лья сбрендили, – Игорь от волнения шумно всосал остатки сока из пакета. – Это мы-то провинция депутаты тоже только смеются над теми кто об этом за-говаривает а возразить-то нечего.
– Странно, что президент допускает всё это безобразие. Со стороны кажет-ся разумным мужиком. Кто, как не он в силах запретить тотальную америка-низацию населения! – снова заговорила Вика.
– Всех купили. Только вот сильные мира сего не понимают, что деньги эти будут тратить не их сыновья, а безмозглые роботы, в которых эти сыновья превратятся, – Роман удручённо опустил голову. Повисла тишина. Даже ос-тальной народ, казалось, притих. Настроение у всей компании испортилось, раздражение и боль от бессилия повлиять на события бродили в умах моло-дых людей. Костя и сам серьёзно переживал по поводу утраты своей страной характерного только ей облика, поэтому хорошо понимал чувства друзей. Всё же он решил, что пора разрядить обстановку и обратился к Игорю:
– Ты сказал, что принесёшь что-то новенькое.
Подвыпившая компания за соседним столом громко расхохоталась. Игорь, как всегда, несколько секунд похлопав удивлёнными глазами, затараторил:
– Ах ну да ты вот приходил тогда ночью я увидел у тебя ухо опухло и про-говорил это про себя и привязалась ко мне эта фраза а потом родилось целое стихотворение из аллитераций вот ага читай.
Он передал мятую бумажку Роману. Тот театрально прокашлялся и прочи-тал следующее:
Хлебнуть бы хлеба! Рисуя вас рисом,
Стекло не стекает, и вилы виляют.
В крематории, кремы жеманно сжимая,
Забираю заборы на холке холодной.
Листая листья, дождя дождавшись,
Смешно смешавшись, стоит стоянка.
И странный странник проводит провод
К железным жезлам пятнистых пяток.
Стишок всех позабавил своей несуразностью.
– И вот рифма совсем бы не помешала. Вроде «толерантный Толя». Хотя это сейчас не модно... – не преминул схохмить Ромка. К счастью, никто не за-смеялся, к удовольствию Неустроева. Когда над юмором Романа смеялись, Костя чувствовал себя одиноким во Вселенной.
Соседний стол опять выдал громогласный хохот.
– Ну скрытая рифма всё равно есть и потом это же настоящее стихотворе-ние а можно сказать словесный шарж, – Игорь специально делал вид, что не понимает сарказма; он знал – Познанского это слегка раздражает. – А Толя толер- чего?
– Толерантный. Стыдно не знать, образованный всё-таки человек. Вроде бы. На первый взгляд.
Пока Игорь переваривал познанскую колкость, Константин пояснил:
– Это нам учитель по ОБЖ в школе всё время твердил: повышайте уровень толерантности. Болевой порог.
– Не совсем точно, – заумничал Ромка. – Я определил это для себя, как максимальные страдания, которые может вынести человек. ОБЖист предла-гал нам всем бегать по пять километров раз в неделю. Чтобы выносливость укреплять. Говорил: «Когда-нибудь вам, ребята, придётся совершить забег, от которого, быть может, будет зависеть чья-то жизнь! Вы должны быть к этому готовы».
– И что, сразу все стали бегать? – с сомнением в глазах осведомилась Вика.
Костя и Роман переглянулись. Ответил Константин:
– Нет, все забыли об этом на следующий день.
– Я вот не забыл, – с лёгкой претензией в голосе вставил Познанский, но его не улышали и разговор потёк в новое русло.
Константин их уже не слушал. В шумной компании за соседним столом разговаривали два человека. Голоса их были очень тихи – они явно не хотели, чтобы их услышали. Но один из них исторгал воздушный поток прямо в на-правлении здорового неустроевского уха, поэтому, несмотря на шум и пони-женный тон, Костя слышал каждое его слово. Один из них был очень пьян, второй почти трезв – так Константину показалось, хотя «трезвого» он почти не слышал.
– Ну а так-то как дела? – спросил «трезвый». Ничего не значащее словечко «так-то» в последнее время широко распространилось среди местных. Услы-шать его от иногородних было практически невозможно.
Пьяный печально вздохнул.
– Плохо всё Ренат, я свинья распоследняя.
– Ш...о...та ое? – даже лёгкий шум уносил слова сидящего спиной к Косте Рената.
– Вляпался я в такое дерьмо, что не выплыть уже. Не успел опомниться, как п уши завяз. Уберут меня, рано или поздно, теперь дороги назад нет. Не знаю даже, есть ли смысл теперь дёргаться, тебе тоже не стоит знать, навер-ное...
– Колёк, раз ачал гов и уже, може посов ую што ни удь
– Не знаю, не знаю, тут советами не поможешь...
– сл ами тож не омож шь
– Это уж точно... – краем глаза Константин видел, как «пьяный» вздохнул, обхватил голову руками, поставив локти на колени. – Помнишь, недавно на Кавказе наш караван с оружием в засаду попал? Думаешь, случайно от десяти «Уралов» одни колёса остались? Сам догадаешься, или подсказать?
– Не б ло та ника во оруж...
– В том то и дело, что не было. Несколько десятков «мух», «стрел», куча АКээМов, «Кипарисы» новые, патроны, противопехотные мины, системы спутниковой навигации и связи – с десяток зелёных лимонов! Всё ушло нале-во. Крынко и его зам поимели большую часть, почти половина ушла в столи-цу его крыше, а остатки... – он умолк.
– Шт ос тки? – «трезвый» выпрямил спину.
– Что, что... – опять вздох. «Колёк» вздыхал так часто, будто вот-вот за-плачет. – Остатки мне. Я ведь знал, что ящики с мусором в машины гружу, и никому ничего не сказал! Пятьдесят человек, Ренат, пятьдесят молодых паца-нов за три миллиона рублей. Мне Крынко когда афёру предлагал, я ведь знал, чем дело пахнет, но успокаивал себя, мол, на стоянке груз грохнут... – он уже не сдерживал себя. Дыхание его прерывалось, щёки блестели. – Я с отцом од-ного из них служил вместе, как... ему теперь в глаза-то смотреть?..
– Он едь акой фок с не в п рвы раз роделыв т? – голос Рената стал громче и жёстче.
– Это ежу понятно. По управлению даже болтать стали, мол, совсем на-чальник обнаглел. Я тебе больше скажу: всю эту кашу на юге такие, как он и спонсируют. Да это уже и не секрет ни для кого... А мне, веришь ли, в банк за деньгами этими идти даже противно. Да и спета песенка моя... Вон, предше-ственника моего из органов уволили, видать, не поделил чего с генералом...
– Эт ещ оршо отде лся
– Это ты прав, вот Примулов исчез бесследно, почитай год уже ищем, и дай бог, если сам...
«После этого пусть говорят, что провидение слепо. Всё, всё связано в этом мире. Ведь именно я, а не кто-нибудь другой сижу сейчас здесь и слушаю их разговор. Выходит, суждено нам встретиться с генералом Крынко. Есть тема для беседы».
Среди погибших солдат был одноклассник Константина Толик Зяблик. Большой добрый человек со смешной фамилией, он, несмотря на нечеловече-скую силу, никогда никого не обижал. И, хотя они не были друзьями, весть о гибели товарища расстроила Неустроева очень. Теперь он знал, кто ответст-венен за несколько тысяч таких же бессмысленных утрат. Ожиревший на-чальник областной милиции не понравился Косте ещё тогда, в день автобус-ной аварии, давая интервью тележурналистам. Первое впечатление не оказа-лось ошибочным.
– Вика, сколько сейчас времени?
– Который час, ты имел в виду? Полдвенадцатого.
– Что-то я устал. Пойдём?

Две следующих недели он приходил домой только для того, чтобы по-спать. Попросил у Ромки колёса, и после работы сразу уезжал куда-то. Нико-му ничего не рассказывал, на вопросы не отвечал. Знакомые говорили По-знанскому, что видели его автомобиль в самых разных районах города, он от-вечал, что пиццу развозит – подрабатывает.
Многие встречали Неустроева в центральном парке беседующим то с ка-кими-то бабушками, которые почему-то были в одинаковых цветных платках под палех, то с серьёзными мужчинами в строгих костюмах. Кое-кто встречал Костю в банке. Вика сказала, что видела путешественника в кафе со своим коллегой, начальником статистического отдела городского ЗАГСа, и что по-том тот ни под каким предлогом не говорил ей, о чём беседовал с Костей и вообще просил забыть об этом. Потом Виктория с подругой, гуляя по улице, видели Неустроева в компании инспектора БТИ – знакомого подруги. Рома только пожимал плечами – друг впервые вёл себя так странно, во всяком слу-чае, раньше между ними не было никаких тайн. Свести воедино имеющуюся информацию они не могли даже общими усилиями. С Викторией виделся лишь раз. В ответ на её петицию о злостном невнимании к ней Константин лишь чмокнул мимолётно в губы, попросил не обижаться и обещал в бли-жайшее время прояснить ситуацию.
Когда в воскресение он вернул машину, Роман только присвистнул – за столь короткий период на спидометре накрутилась лишняя десятка тысяч.
– Ты на ней что, в автопробеге участвовал?
– Типа того. Спасибо, – протянул Костя ключи, благодарно положил руку Ромке на плечо и ушёл по-английски.
Вечером того же дня он направился в «красный городок», так горожане меж собой называли район, где жили разного рода шишки. Начальники высо-кого полёта, как правило, люди творческие, с богатым воображением, тонким чувством прекрасного и хорошим вкусом. Поэтому все, как один, коттеджи в этом районе были однотипно-европейские, из красного кирпича, покрытые красной металлической черепицей, из-за чего «городок» и получил своё на-звание. Роман шутил, что вот сейчас бы коммунизм, цвет жилищ был бы сим-воличен. Получилось так по той причине, что все голубокровые были знако-мы друг с другом, и, руководствуясь мартышкиным инстинктом, понастроили одинаковых, как подосиновики, владений, потому что «это, типа, модно».
Те, кто впервые видел город из иллюминатора самолёта, говаривали, что посёлок этот похож на кровавое пятно в самом сердце мегаполиса. Костя вспомнил об этом, оказавшись тут, подумал: «Неспроста такие ассоциации». Малочисленные деревья и отсутствие зелени на улицах только усугубляли впечатление. Нелепо выглядела на фоне общего порядка, да ещё в такой час, бомжеватого вида бабулька, рыскавшая по закоулкам в поисках пивных бу-тылок. Она не знала, что здешняя коммунальная служба оплачивалась от-дельно и работала на совесть – мусора по дорогам не валялось, и сумка её ос-тавалась пустой.
Дом Крынко на фоне остальных выделялся невообразимыми размерами, вычурностью форм и вызывающей роскошью отделки, поэтому был многим знакм. «Интересно», – думал Неустроев, направляясь к трёхэтажному особ-няку, – «на что стал бы похож его сарайчик, если бы то, из чего он построен, превратилось в эквивалентные ворованным деньгам тела погибших солдат? Если бы вместо чугунного этого заборчика лежали пробитые ворованными автоматами каски? Каково было бы ему проснуться однажды в куче человече-ского мяса?»
Константин решил, что самым верным способом устроить беседу будет прийти к нему домой в одиннадцать вечера, по крайней мере, тот точно будет дома. Нажатие кнопки звонка не произвело ни звука, ни какого-либо эффекта. Подождав немного, он нажал кнопку и, не отпуская, стал махать второй рукой в объектив камеры наблюдения. Прошло минут пять, но реакции не следова-ло. В другой раз Костя, может быть, и ушёл бы, но сегодня странно-весёлая злость делала его особо упрямым. Наконец из динамика на двери донёсся не-добрый голос:
– Ты погоди, братуха, постой-ка ещё минутку, я ща выйду, мы с тобой вместе потрезвоним.
Костя понял – если где и будет скоро звенеть, то у него в голове, охранник наверняка здоровенный детина. Прошло несколько секунд, и во дворе по-слышался топот: кто-то бежал к воротам. Подошедшая уже совсем близко ба-булька, мгновенно оценив ситуацию, на диво шустро припала к забору в не-освещённую многочисленными фонарями нишу и сделалась почти невидимой в ночном сумраке.
Постовой оказался на удивление маленьким и щуплым. Но Костя, хорошо зная подобный тип бойцов, предполагал, что под широким камуфляжем скрывается жилистое, очень быстрое и хорошо тренированное тело. Уверен-ный взгляд и злобный прищур колючих глаз подтверждали теорию. Предвидя подобный ход событий, непрошеный гость заблаговременно отошёл от калит-ки. Охранник грозно надвигался. Первоначальная наглость и решимость Не-устроева быстро улетучивалась.
– Ща научу тебя этикету, – сказал секьюрити, шевеля пальцами.
– Ты не кипятись, друг, – от волнения Константин говорил неровно, чуть «съедая» слова. – Мне самому не в кайф сюда к вам переться было. У меня к генералу срочное сообщение.
Крепыш остановился на секунду, пощипал себя за нос, размышляя.
– Это ты бабе Гуте расскажешь про сообщение, – и снова двинулся вперёд.
Костя чуть попятился: у него ещё не прошли последствия прошлой схватки (только зажившее ухо жалобно и неприятно заныло тягучей болью, заломило левую кисть), да и драка не входила в его планы. «Какой такой бабе Гуте?»
– Я с тобой поговорить не боюсь, сам виноват, что не отвечал столько. Но ты сначала передай, что от Николая пришли по поводу южного каравана, это срочно – Костя очень надеялся, что настоящее имя «Кольк» именно таково, иначе было несдобровать. К счастью, паренёк, судя по всему, был немного в курсе дел, потому что резко затормозил.
– От зампотыла что ли? – угрожающая гримаса мгновенно сошла с его ли-ца.
– Ну... да, – неуверенно кивнул Неустроев.
– Ну ща, погоди, – и он шустро протрусил назад моряцкой походкой, ши-роко раскидывая ноги в стороны. Через пару минут его физиономия снова по-казалась в дверном проёме:
– Заходи.
Когда Костя проходил мимо него, тот бросил:
– Погоди-ка. Руки подними.
Константин повиновался. Охранник тщательно обшарил его с головы до ног, посмотрел мельком в папку с бумагами, потом пробубнил:
– Нормально... Ты это... Не серчай, брат. Я на экран-то смотрю – колдырь какой-то стоит, ну и...
– Да ничего, – Неустроев старался улыбаться, чтобы успокоить охранника и сделать вид, что ничего необычного в его визите нет – предстоящему разго-вору никто не должен был мешать. Необычность, естественно, была.
– Там по лесенке на второй этаж, а дальше увидишь, – закрывая входную дверь, крикнул паренёк и скрылся в своей стальной будке.
«Лесенка» была розового мрамора, с позолотой. «Да, скромненько и со вкусом. Фонтанчика, правда, не хватает». Фонтанчик оказался в столовой. Та-кое предназначение, скорее всего, имел ангар со встроенной кухней в одном углу, инкрустированным двухметровой высоты фонтаном в другом и обеден-ным столом размером с посадочную полосу посередине.
В дальнем конце стола, обмакивая в коньяк сигару, сидел Крынко. Аромат чувствовался далеко от источника, наверное, хозяин курил сегодня уже долго. «Лучше бы ему было не одевать халат. Так он ещё больше похож на свинью».
– Ты кто такой? Какую весть принёс? Если плохую – берегись, – с нескры-ваемым презрением в голосе прохрипел генерал и грубо заржал. Коньяк, по всей видимости, использовался и по прямому назначению.
– Что ж вы так набрались, да ещё в одиночку, товарищ генерал? Как бы здоровью не повредить... – с улыбкой ответил ночной визитёр.
Сделав затяжку, хозяин нацепил на своё пятиподбородковое лицо грозную маску.
– А ты откуда такой борзый? – Крынко с трудом выбрался из-за стола и шлёпающей походкой направился к Косте. Он, конечно, чувствовал себя в полной безопасности, – Что-то ты по ходу горбатого лепишь насчёт Рушни-ковского, не посылал он тебя. Ты куда лезешь фраер ушастый? Разнюхал тему про караван, и развести меня хочешь? На кого пасть разинул? – он перешёл на крик.
Подошёл вплотную, но приблизить лицо к лицу мешал живот. Константин не переставал улыбаться и молча смотреть оппоненту прямо в глаза. Немая сцена затянулась. Заметив холодное спокойствие в глазах посетителя, началь-ник заколебался. Спесь и надменное превосходство постепенно исчезли из его глаз. Правая щека слегка задёргалась.
– Тебе чего надо? – уже почти испуганно повторил он. – Учти, у меня тут охраны десять человек.
«Скорее всего, решил, что меня подельники подослали, убрать его», – с некоторым удовлетворением подумал Костя. – А к вам как обращаться мож-но? – как можно вежливее осведомился он.
– Василий Григорьевич... – растерянно промямлил Крынко. Он ничего не понимал – мальца обязательно осмотрели. Оружия у него нет, на спецназовца не похож, ничего вроде не сказал, но наезжает явно и не боится ни капли. Свихнутый какой-то.
– Василий Григорьевич, если вы вздумаете кричать, я сделаю вот так, – Костя поднял руку на уровень груди и сжал пальцы.
Главный милиционер почувствовал, как его бронхи сузились так, что воз-дух перестал проникать в лёгкие. Он в панике пытался вдохнуть, но ничего не получалось. Его лицо побагровело, колени подкосились, он сел на них, ут-кнувшись лицом в живот Константина и схватившись руками за его рубашку. «Надеюсь, что никто не войдёт, а то подумают не то», – с улыбкой подумал Неустроев и расслабил кисть.
На вдохе издавая стоны ужаса, Крынко свалился на задницу и, конвуль-сивно перебирая ручками, попятился назад. Костя поднёс палец к губам с вы-ражением искренней нежности в глазах, хотя его так и подмывало закончить демонстрацию силы. Толстяк моментально умолк и энергично закивал голо-вой. Подбородки его при этом так смешно шлёпали по оголённой груди, что Неустроев не сдержался и усмехнулся.
– Встаньте, господин начальник. Вы недостаточно презентабельно выгля-дите для предстоящего разговора. Или вам привычнее слова «реальный ба-зар»? – теперь пришла его очередь подмешивать в речь презрение.
Униженный генерал поднялся на ноги, но пятиться не перестал. Констан-тин пошёл на него, дойдя до обронённой сигары, с удовольствием затушил её о паркетный пол. Когда хозяин задом добрался до своего стула, Костя зло бросил:
– Сядь!
Тот упал на сидение, юноша тоже присел, демонстративно не спрашивая, взял из вазы кисть винограда и, не спеша, стал поедать. Небрежно бросил на стол папку, жестом предложил взять.
– Что там? – спросил начальник. Его руки заметно тряслись.
– Открывайте, не бойтесь, не сибирская язва.
Не с первого раза Крынко смог открыть кожаный переплёт. Полистал страницы, поднял глаза.
– Что это за документы, кто эти люди?
– Это люди, которые легли в фундамент твоей красивой жизни, – Костя резко наклонился вперёд так, что генерал отпрянул. – Пришло время им отту-да освободится.
– Что это значит? Я не понимаю, о чём вы говорите, – жирный «офицер» отодвинул папку, запахнул халат, и, скрестив руки на груди, демонстративно отвернулся.
Константин положил виноград, облизал пальцы и соединил большой и ука-зательный пальцы прямо перед носом хозяина, отчего пережались вены, по которым кровь оттекает от головы. Генерал почувствовал сильнейшие спазмы в затылке, череп его разбухал, в глазах замелькали белые мушки. Он схватил-ся руками за уши.
– Больно, Боже мой, прекратите!
– Я сам неверующий, но ты не упоминай Бога, тварь. Это во-первых. А во-вторых, я тоже не понимаю, о чём вы говорите, – и Костя сжал руку в кулак.
– А-а-а... Я... всё понял... Пожалуйста... хватит.
– Не скули, – молодой человек распрямил пальцы, жирдяй облегчённо за-дышал. Пару минут он приходил в себя, его мучитель продолжил поглощать винные ягоды.
– Кто тебя кто послал? – спросил Крынко, когда пришёл в себя. – Сколько ты хочешь?
Эти вопросы Константин услышать ожидал. Заранее обдумывая разговор, он решил, что раскрывать карты нельзя. Помня, что и сам он не вечный, не-смотря на демоническое своё содержание, Неустроев решил не говорить, что за ним никого и ничего нет – опасно.
– Да не трясись ты так. Я представляю правительственное агентство по пе-ресмотру итогов разворовывания народных богатств такими, как ты. Мы не афишируем свою деятельность, не напрягайся, не вспомнишь. Я не волшеб-ник, всем приёмам управления организмом противника на расстоянии нас учат в спецшколе, так что можешь не креститься. Это к вопросу о том, кто я. Теперь о том, чего я хочу. Слушай молча и внимательно, повторять не буду.
В этой папке имена ребят, которых ты убил. Молчать, я сказал! В каждом пакете банковские счета их родственников. На них ты перечислишь разделён-ные на равные части средства с твоих счетов в «Прима-банке», «Сбербанке», Цюрихском банке. Не раскрывай так глаза, ты что думал, любители на тебя наехали? Далее. Снизу подготовленные документы на обмен твоего домика. Жить будешь в домике в деревне. Разницу в деньгах перечислишь на счёт, указанный там же. Сроку тебе на всё неделя. Когда всё сделаешь, напишешь рапорт об отставке.
По мере того, как Константин говорил, генерал бледнел всё больше, и под конец сделался просто-таки синюшным. Несколько секунд он сидел, не дыша, потом вдруг завыл, упал на колени и пополз к Косте.
– Нельзя мне в деревню, смилуйся, добрый человек. Я больной человек, мне кондиционированный воздух нужен, и лекарства.
– Вижу я твои лекарства, – кивнул гость на брэнди-гласс.
– Но мне не успеть за неделю!
– Не волнуйтесь, тётя, дядя на работе. Тебя уже везде ждут. Всё успеешь. Да не трожь ты меня, паскуда. Хоть раз в жизни будь мужиком, – Костя встал и направился к выходу, у арки остановился, обернулся.
– И вот ещё что. Меня круглосуточно пасут несколько наших людей. Везде где ты побываешь, мои люди сидят на телефонах, я жду их звонка. Если хоть с кем-то из них что-то случится, или на меня рыпнешься, и вообще любое движение в сторону, учти: я сначала хорошенько высплюсь, а потом приеду и сутки постепенно буду тебя умерщвлять. И каждую секунду ты будешь меч-тать о том, чтобы тебя сожгли, так тебе будет больно. Ты мне веришь?
Обескураженный Крынко, невнятно что-то буркнул, сидя на полу.
– Не слышу!
– Верю, – на бывшего начальника жалко было смотреть. В течение не-сколько минут он потерял всё. Известно, что, теряя заработанное, люди не сильно переживают. Те же, кто воруют, наоборот, очень скупы и любую по-терю, трату переживают чрезмерно. Осознание наступающей нищеты превра-тило грозного повелителя в беспомощного старика. Суеверный страх перед этим невесть откуда появившимся дьяволом во плоти сковал его волю. Кон-стантин зря придумывал легенду о спецслужбе: психика генерала не выдер-жала нежданного вторжения. Ведь он чувствовал себя если не богом, то на вершине мира, имел огромную власть, много денег, и был абсолютно уверен в своей неуязвимости. Под боком профессиональная охрана и крыши где нуж-но. Предположить, что однажды придёт колдун-правдоискатель, да ещё и с федеральным прикрытием, убийца никак не мог. И теперь у него даже не воз-никало мысли, что можно ослушаться и попытаться каким-нибудь образом спасти краденое.
Глядя, как по обвисшей груди Крынко стекают сопли и слюни, Косте было совсем его не жалко, потому как не раскаяние согнуло колени толстого стари-ка, а жадность. Довольный произведённым эффектом, но, всё же чувствуя не-которые опасения по поводу охраны, Константин поспешил на свежий воз-дух.
Из будки выглянул знакомый постовой.
– Ну чё, братуха, как?
– Всё в ажуре, брат, – внезапно проникшись к парню симпатией, Неустроев остановился. – Тебе здесь хоть нравится?
– Какой там... Я сам-то из патрульных, вот на улице хорошо, там я сам себе хозяин, а тут алкаш этот...
Слегка потрепав паренька по плечу, Костя сказал с улыбкой:
– Ну, ничего брат. Недолго тебе мучиться осталось.
– В смысле? Ты о чём?
Но за странным посланником уже закрылась дверь.
К своему удивлению, Константин обнаружил, что бабушка всё ещё лежит под забором. Раньше, сам не зная почему, он стеснялся подойти и предложить помощь лежащему на улице человеку, хотя помочь хотел. Теперь же, немного поколебавшись, но переборов смущение, он подошёл к ней.
– Бабуля, с вами всё в порядке?
Исподлобья на молодого человека сверкнули чёрные глаза.
– Ничаво, сынок, ступай себе с Богом, я тута посплю, хорошо тута, – голос её оказался чистым и даже немного по-девичьи звонким.
– Вам не плохо? Я могу помочь.
– Хорошо мне, сынок, трубы теплые тута. Ты ступай, говорят.
Она, казалось, специально говорит так неграмотно, почти карикатурно. Костя повернулся и пошёл.
– Погодь-ка, мил человек, – он обернулся. – Копеечку бы какую мне... Ты не думай, я не пьюшшая. А так бы, глядишь, денёк-то и дома посидела бы, не собирала бы дрянь эту, ась?
Неустроев порылся в портмоне, достал розовую купюру и положил рядом с бабушкой. Мелькнула рука, бумажка исчезла.
– Храни тебя господи, сынок. Ступай, а я посплю, тепло тута.
Этих слов он уже не слышал.

Глава 6
Назавтра, впрочем, как и во вторник, среду и другие рабочие дни Костя рисковал быть побитым всем отделом. Беспрестанные звонки его сотового вывели из себя даже молчаливого Вадика, зама Еленовны, от которого вооб-ще редко можно было услышать хоть слово. «Неустроев, я его разобью», – сказал он. Включение виброзвонка помогло ненадолго: жужжал он препро-тивно. Рому больше всего раздражало, что на все звонки Константин отвечал одинаково: коротким «понял» и отключался.
– Это зашибись, Костик, что ты всё понял! Я вот ни хрена не понял, на-пример.
– Скоро. Теперь уже скоро, – с торжествующей улыбкой отвечал тот.
В воскресение Познанский примчался на час раньше, чем его пригласили. Виктория уже была там – хлопотала на кухне. Лёгкая, приподнятая атмосфера незримым облаком висела в квартире, особенно в кухне, где из казана попы-хивал ароматный дымок.
– Что готовишь? – заглядывая ей через плечо, спросил Ромка. Он уже грыз слямзенную со стола морковку.
– Плов. Он ведь всякую гадость тут себе готовит. И морковь, между про-чим, для блюда. Если хочешь, чисти себе сам.
Зверёк семейства кроликовых уже почти покинул поварское царство.
– Почистить каждый сумеет. Чищенную умыкнуть – вот настоящее искус-ство, – бросил он напоследок.
Неустроев сидел в кресле и периодически переключал каналы. На появле-ние друга он никак не отреагировал. Роман прислонился к косяку. Подождав пару минут, он обернулся в кухню.
– Вика, у тебя андроид завис, контакты в конечности замкнуло, чинить на-до, однако.
– А его надо по кумполу деревяшечкой, – высыпая в мясо рис, откликну-лась девушка.
– Я вам дам деревяшечку, – очнулся объект насмешек. – Делом я занят, не мешайте.
– Дело, конечно, нужное. А то нам один и тот же канал целых пять секунд смотреть страсть как скучно.
– Издевайся, издевайся. Я потом посмеюсь.
– Как говорится, хорошо смеётся тот, кто анализы сдаёт, – сострил Ромка и вернулся на кухню.
С его помощью обед был готов через полчаса. Без его помощи был бы го-тов через пятнадцать минут. Остальное время они баловались. Виктория была против того, чтобы есть в комнате, но Костя настоял; сказал, что пропустить нельзя.
Беспорядочное мелькание каналов продолжилось и за обедом.
– С ним приступы раньше бывали? – спросила Вика у Ромы.
– Таких тяжёлых – нет. Неустроев, ты что-то в последнее время стал себя неадекватно вести. Если ты сейчас же не промотивируешь свои поступки, я вызываю санитаров.
– Не надо санитаров. Смотрите телевизор. Я новости ищу какие-нибудь. Тихо как-то, а ведь должны были уже сообщить. Непонятно.
– В три по Нулевому новости идут, – взглянув на часы, подсказала девуш-ка.
– Да нет, событие-то так себе, местного масштаба... Хотя погодите! – Кон-стантин нажал нулевую кнопку.
Скоро запустили заставку, по экрану запорхали прозрачные нолики; поя-вилась ведущая, которая, представившись, сочувственно-убедительным голо-сом стала извиняться:
– В этом выпуске. Президент вернулся из рабочей поездки в большую страну. В ходе официального визита состоялся круглый стол, на котором уча-стники подписали договор о политическом и экономическом сотрудничестве. Неожиданная отставка начальника Управления внутренних дел крупного го-рода. Комментарий министра. Необычная жара в Западной Сибири. Лесными пожарами уничтожено несколько тысяч гектаров тайги. Подробнее об этих и других событиях.
– Вот! – победный клич Неустроева был так внезапен, что гости чуть не выронили тарелки.
«Что вот?» – почти одновременно спросили они.
– Смотрите! – Костя сиял.
Кончился сюжет о президенте, там, как всегда, все клялись друг другу в неколебимой дружбе. Затем на экране появились виды их родного города.
– Ушёл в отставку руководитель милиции вот этого города, – вещал голос за кадром. – По словам коллег, генерал-майор Василий Григорьевич Крынко добросовестно работал на пользу субъекта федерации, имел прекрасное здо-ровье и много планов по повышению эффективности работы местных органов внутренних дел. Но на этой неделе он почти не появлялся на работе, а в ми-нувшую пятницу его заместитель нашёл в своём кабинете рапорт об отставке. Это беспрецедентный случай в истории местной милиции. Ситуацию про-комментировал министр внутренних дел России.
На экране появился министр.
– Значит, что можно сказать. Мы с Василием Григорьевичем всегда плодо-творно сотрудничали, это очень ценный работник, так сказать, многие его прочили на повышение к нам, в министерство. И, значит, причины этого по-ступка нам остаются неясными, но стало известно, что с ним всё в порядке, он жив, здоров и переехал жить к себе на родину, так сказать, в село Марково этой области.
Министр пропал, заговорил снова мужской голос:
– По информации местных средств массовой информации, бывший на-чальник отказался как-либо комментировать свою отставку. Его обязанности временно исполняет его заместитель. Иван Иванов, Нулевой канал.
Вилка остановилась на полпути ко рту Познанского.
– Ни фига себе шуточки.
– Это не шуточки. Это вполне объективная реальность, – казалось, что Костя еле сдерживается, чтобы не затанцевать.
– Ты чему радуешься так, дружище?
Константин выдержал эффектную паузу, приковывая внимание, и не ска-зал, продекламировал:
– А тому, что это Я его выпихнул.
Продемонстрировав чудную реакцию, Виктория подхватила выроненную Познанским тарелку.
– Не понял... – высохшими губами промямлил он.
– Садитесь поудобнее. История длинная.
Костя энергичным движением развернул кресло «лицом» к дивану, сел в него, довольно потёр ладони.
– Этот гаврик оружие, которое на Кавказ отправляли, налево пускал. А чтобы комары носов не точили, громил колонны, которые якобы груз перево-зили.
– Зяблик... – выдохнул Роман.
– Именно. Узнал я об этом случайно – один осведомлённый товарищ не в меру разболтался под шафэ. Ну, думаю, я тебе устрою. Для начала узнал име-на и адреса всех ребят.
– Это тебе Сашка информацию слил! – догадалась Вика.
– Он всё будет отрицать. Кстати, денег с меня не взял, хороший парень. Так вот, дальше я открыл на имена родственников счета. Самым сложным было узнать, где Крынко деньги хранил. Оказалось всё проще, чем может по-казаться. Эти ребята такие схемы мутят, свидетелей убирают, директоров банков покупают, а о том забывают, что есть простые ребята, которые сидят и тихонько на кнопочки нажимают. И знают эти ребята не меньше некоторых. Небольшое вознаграждение – и все секреты у меня в кармане: кто, куда, ко-гда, сколько. Я когда ему банки его называл, он чуть не помер.
Деньги матерям погибших отдашь, говорю. Правда, не все. Свои расходы компенсировал, себе ни копейки не взял, не думайте. Часть на счета детских домов, больниц, школ – тех, где руководство порядочное, где не воруют. Фондам всяким не стал перечислять – не верю я им, неизвестно, куда они средства расходуют. Ребят на местах попросил сообщать мне о переводах, все до единого отзвонились, подтвердили осуществление необходимых операций. Дворец он свой продал. И уехал. Был генерал, и нету. А партнёры его москов-ские подумали, наверное, что он сломался, или в бега подался – вон как за-волновались, – Костя засмеялся.
– ****ец, – Познанский матерился крайне редко, и если уж вырывалось у него словечко, стало быть, дело серьёзное. – Викуля, мы пойдём погуляем, а ты посиди тут пока, ладно? – обратился Роман к девушке, схватил Неустроева за руку и, выказав невероятную силу, вмиг выволок его из квартиры.
– Ты что с ума сошёл!? Ты понимаешь, куда влез!? Да тебе жить осталось день-другой! Дурак! Тупица! Кретин! – Познанский был не в себе. Он по-краснел, брызгал слюнями, ходя кругами вокруг сбитого с толку «Робин Гу-да».
– Ромик, ты не волнуйся, всё под контролем.
– Под каким ещё на хрен контролем! Да он тебя на британский флаг по-рвёт, притом буквально!
– Не порвёт, не боись. У меня были убедительные аргументы.
– Какие!? Какие у тебя могут быть аргументы!? У него целая армия в тылу, а ты кто такой!? Никто! – он стал ходить взад-вперёд, засунув руки в задние карманы брюк. – Уезжать тебе надо, срочно, – остановившись, спокойно вдруг добавил он.
– Рома! Не суетись, я тебе говорю! Я был у него дома неделю назад, и, как видишь, до сих пор жив. Если бы он хотел меня заткнуть, уже сделал бы. Я же тебе говорю, я сделал ему предложение, от которого он просто не мог отка-заться.
– И какое же это за предложение такое убедительное? – Познанский не ве-рил ни единому слову, поэтому, уперев руки в бока, издевался, как обычно.
– А я покажу. Отойдём только куда-нибудь, где потише. – Константин на-правился в аллею неподалёку. Товарищ последовал за ним.
– Садись, – указав на скамью пальцем, сказал он Роме. Сам стал глядеть по сторонам в поисках чего-то. Знком показав подождать, нырнул в кусты. Че-рез некоторое время появился, неся в руках пёструю кошку.
Кошка была чем-то больна – её уши покрылись белым налётом, на носу краснела сыпь, шерсть во многих местах вылезла. Костя поставил её на ноги. Она не сдвинулась с места. Только высунула язык, тяжело дыша и жалобно кряхтя.
– Что ты можешь сказать об этом животном?
– Ты не боишься брать её голыми руками? Она наверняка заразна, – Роман невольно отодвинулся от зверя.
– Вымою. Ответь, пожалуйста.
– Это кошка. У неё четыре ноги, усы и хвост. А ещё ей очень херово. Где ты её нашёл?
– Как ты можешь ей помочь? – не услышав последний вопрос, напирал Не-устроев.
– Я? Я никак. Ей может помочь ветеринар. Он может прекратить её стра-дания, сделав укол. Я не могу безболезненно лишить её жизни.
Константин всё ещё сомневался – говорить другу или нет? Пути к отступ-лению ещё были. Поверит ли Ромка? Если не поверит, будет предпринимать меры по его защите, и, чего доброго, пострадает сам. Хуже всего, если пове-рит, но не так, как Костя хотел бы. То есть подумает, что Неустроев с катушек слетел. Тогда Познанский начнёт предпринимать меры по изоляции поме-шанного, с него станется. Молчание нервировало друга, Костя это видел. Ру-бикон нужно было переходить.
– А я могу, – с этими словами он повёл раскрытой ладонью над животным. Глаза кошки остекленели, лапы подогнулись, она медленно завалилась на бок и перестала дышать.
– Понимаешь, Ромка, я могу болезненно и безболезненно лишать жизни кого захочу. Потому что я Смерть. Вот такие у меня были убедительные ар-гументы.
Роман вдруг схватился руками за виски, застонал негромко и сел.
– Ромик, что с тобой? Тебе плохо?
Тот не отвечал. Только слегка покачивался, массируя виски. Константин бросился к нему, схватил за плечи.
– Ромка, что с тобой? – почти закричал он.
В ответ на это Познанский резко выпрямился и отшатнулся. Глаза его бы-ли широко раскрыты, зрачки увеличены, кожа на лице вся болезненно румя-ная.
– Всё в порядке. Со мной всё нормально. Давление что-то подскочило, – Роман рассеянно смотрел то влево, то вправо, медленно поворачивая голову. И тут вдруг расхохотался громко, грубовато как-то. – Вот как... Значит ты смерть... Что ж... Это всё объясняет. Да. Это всё отлично объясняет.
– Ты мне не веришь. Думаешь, я свихнулся, да?
– Не-ет, что ты! Разумеется, нет. Ты совершенно нормален.
Костя по его тону и глазам никак не мог определить, серьёзно он говорит, или нет. Как всегда. Могло быть и так, что серьёзно, пусть тот и смеялся. Те-перь мосты сожжены, нужно его убедить.
– Помнишь тот случай с автобусом? И ещё потом было происшествие, я тебе не говорил. Я сильно захотел, чтобы кое у кого разорвались сердца, так и произошло. Я тогда отчётливо понял, что я и есть смерть, и даже удивился, как я не замечал этого раньше. Это как однажды обнаружить, что у тебя на теле растут волосы, и осознать, что так было почти всегда, просто ты не об-ращал на это внимания. Вспомнил те случаи, когда я кому-то желал смерти со зла, проходило немного времени, и эти люди действительно умирали. Как с соседом по этажу, помнишь? Он напивался и бил тётю Клаву, она потом хо-дила вся в синяках и плакала. Порой я так ненавидел его за это, что желал ему смерти. В конце концов, он по пьяни выпал со своего балкона. И ещё были случаи, как, например, с Васькой Жжёным, который нас мутузил всё время, у него рак желудка нашли. Всё это разом нахлынуло, вспомнилось мне в ту ночь, месяц назад, – Константин не знал, что ещё можно сказать. – Ты должен мне верить, слышишь?
– Да, да, слышу. Я верю, не беспокойся... – Роман успокоился немного, по-смотрел на часы. – Слушай, давай потом всё спокойно обсудим, у меня сейчас дела... Потом, ладно? – и он стремительно зашагал прочь по асфальтирован-ной дорожке.
Вернувшись домой, Костя застал Викторию всё так же смотрящей телеви-зор. Посуда, как всегда, была уже вымыта. Парень бухнулся в кресло, не го-воря ни слова.
– Где Ромка? – не глядя на него, спросила подруга.
– Он посчитал меня сумасшедшим и поспешил избегнуть моего опасного общества.
– Что такого ты сделал? Бегал голый по улице и домогался благопристой-ных граждан?
Нет ни одной причины, чтобы посвящать женщин в свои проблемы. У них своих хватает. От бесконечных взаимных жалоб на жизнь длительность от-ношений отнюдь не увеличивается. Такова была позиция Константина. По-этому рассказывать подробностей он не стал.
– Ты сама всё слышала. Он считает, что я сглупил, сунувшись в это дело, и теперь возникла угроза моей жизни.
– А ты так не считаешь?
– Нет, – твёрдо сказал Костя.
– Тогда ладно. Есть-то будешь? Так ни к чему и не притронулся.
– Пожалуй. Проголодался я, это ты правду говоришь.

Глава 7
Успех первой же «операции» Константина слегка опьянил. То, что всё прошло гладко, он скромно объяснил себе продуманной и тщательной подго-товкой. Ну и, само собой, испугом противника.
«Надо было всё-таки взять себе бабок немного, тачку бы купил. Японца подержанного. Или даже нового», – невольно пронеслось в голове, и парень ужаснулся.
«Мама рдная, о чём я думаю! Ведь сами собой такие мысли возникают. Не позволяй себе так думать, никогда! Нужно постоянно контролировать се-бя. Так и пропасть недолго».
С Викой договорились встретиться вечером. Время ещё было. Чтобы от-влечь себя чем-нибудь, Костя решил заняться чем-нибудь по дому. Выключив телевизор и оглядевшись по сторонам, он быстро нашёл себе занятие. По всей комнате были раскиданы предметы различной природы – начиная от одежды и заканчивая грязной посудой. «Удивительно, что до сих пор тараканы не по-селились». Неустроев не помнил даже приблизительно, сколько лет назад не-которые из этих предметов очутились на своих местах. Вот, к примеру, белые носки он одевал на выпускной. Получается, что они три года пролежали на стуле. Замечательно.
«Как же я раньше не замечал, что моё жильё превратилось в свинарник? Странно, что Вика ничего не сказала о беспорядке. Не хочет лезть под кожу, скорее всего. Или ей всё равно? Интересно, как у неё дома обстоят дела с по-рядком? Кстати, ни разу не был у неё дома, надо напроситься как-нибудь».
В куче хлама под диваном обнаружились вещи, которые Константин счи-тал утерянными в процессе многочисленных «народных гуляний». Среди них была его любимая гавайка и купальные плавки с медузой. Всё это было в хо-рошем состоянии, но нуждалось в стирке и приличной дезодорации. Корзина для грязного белья была и так уже забита доверху, поэтому на полу, возле стиральной машины, скоро образовалась куча.
«Интересно, работает ещё старушка?» – включая машину в розетку, усом-нился хозяин. Старая добрая советская техника, хоть и не отличалась эргоно-микой, но была традиционно надёжной. Барабан, очнувшись от долгой спяч-ки, с лёгким скрипом закрутился, разминая атрофировавшиеся суставы. «За-чем только я мучился с этими тазами, когда под рукой всё время было такое чудо? Неужели легче было руками тереть?» Лёгкий гул электромотора звучал, как музыка, и оказывал будоражащее действие.
«Так, что дальше? Пыль или ковёр? Сначала, пожалуй, пыль, чтобы чис-тый пол не засыпать грязью с полок. Точно, так и мама учила». Сменив три ведра воды, грязнуля с восторгом обнаружил, что мебель дома не выцвела, и в чистом виде имеет почти новый вид. Да и телевизор, оказывается, нет необ-ходимости отдавать в ремонт, совсем кинескоп не потускнел. Как всё-таки замечательно пыль сохраняет вещи в их первозданном виде! Но самый во-одушевляющий эффект произвели на молодого человека чистые окна. Удале-ние с них сантиметрового слоя грязи преобразило дом, да и окружающий мир, до неузнаваемости. Краски стали ярче, вещи, казалось, заулыбались в благо-дарность за столь щедрый подарок. Даже дома и деревья в округе вздохнули с облегчением, будто это их усталые тела покрывала пыльная завеса, а не крем-ниевые пластины одного из многочисленных глаз бетонного гиганта.
Костя открыл дверь и вышел на балкон, с наслаждением вдыхая воздуш-ные потоки, неторопливо омывавшие всё вокруг. Такой ветер он любил больше всего – спокойный, свежий, тёплый. Заходящее солнце напоследок подмигивало из-за крыш, превращая их из металлического одеяла в огненное. Но наслаждаться долго времени не было, надо было почистить ковёр.
Пылесос, к счастью, оказался пуст, вычищать из него серую вату Неустро-ев не любил. Зато удобная широкая щётка куда-то запропастилась. Пришлось чистить только трубой, что значительно увеличило продолжительность про-цесса – отверстие было слишком мало для такой задачи.
Но вот, наконец, последние остатки загрязнений удалены из всевозможный закоулков. Теперь на кухню. Мыть пол, как и большинство других мужчин, Константин не умел. После первого раза под ногами лишь образовались чёр-ные разводы. Но сдаваться сегодня парень не собирался, несмотря на любые препятствия. Вспомнив мучительные уроки домашнего хозяйства, и стараясь не спешить, необходимый блеск всё же удалось навести. Посуда была чистой, этому его уже успела приучить женщина, пусть пока и приходящая.
Оглядев победным взглядом своё обновлённое жилище, Костя даже затан-цевал, так ему нравилось то, что он сотворил из склепа. Но, посмотрев на ча-сы в прихожей, присвистнул: уборка, прошедшая на одном дыхании, в дейст-вительности продлилась почти четыре часа. Осознав сей факт, Константин мысленно воздал должное самоотверженным труженицам домашнего хозяй-ства. Потратить столько времени раз в год ещё можно, но как эти женщины проделывают столько дел каждую неделю!? Хорошо всё же быть мужчиной!
Для окончательной победы над грязью оставалось только вынести мусор. Косте всегда хотелось повстречать человека, придумавшего пакеты для мусо-ра и поблагодарить его от всей души. Количество сэкономленного благодаря этому незатейливому изобретению времени и нервов просто не поддавалось подсчёту. Приняв душ, юноша оделся соответствующе намерениям, а соби-рался он на свидание, схватил чёрный пакет и, перескакивая через ступени, помчался вниз. Он решил, что не пользоваться лифтом полезно – лишняя на-грузка для заскорузлого организма.
В темноте Константин чуть не налетел на что-то тёмное, похожее на ме-шок. Затормозил; глаза ещё не настолько привыкли к темноте, чтобы разгля-деть детали, но по характерному шуму догадался – это человек, который ды-шит довольно тяжело.
Положив пакет, на пол, Костя наклонился к сидящему. У того были закры-ты глаза, лоб блестел от пота, руки он держал на животе.
– Павел Петрович! Что с Вами!? – это был сосед снизу, мелкий коммер-сант.
Мужчина чуть приоткрыл глаза.
– Жшшшь... скрпмщь... – с трудом проговорил он.
Поняв, что сосед нездоров, парень осмотрел его тщательнее. Из под руки мужчины сочилась тёмная жидкость. Неустроев всё понял. Трясущимися ру-ками выхватил из кармана платок, скрутил потуже и засунул под руку, при-крывавшую рану.
– Петрович, держи крепче. Ты главное, не волнуйся, и не разговаривай, я сейчас тебя в больничку свезу. И сознания не теряй, слышишь!? – тот едва заметно кивнул.
Нести грузного мужика было тяжело даже до лифта. Посадив его в угол и нажав кнопку первого этажа, Костя достал телефон и набрал Познанского. Тот долго не брал трубку. Наверное, не слышит. Сейчас это было совсем не вовремя!
Створки лифта разошлись, Константин с трудом потащил тяжёлое тело на площадку.
– Ты не бойся, Петрович, сейчас Ромик приедет, мы тебя мигом доставим, тут пять минут езды до травматологии – успокаивая больше себя самого, чем соседа, громко говорил нечаянный помощник. Костя взмок, вытаскивая муж-чину на улицу. Тот, по меньшей мере, весил килограммов сто. «Где же он? Почему не отвечает?»
Время шло. Платок покраснел – пропитался насквозь. Остановить кровоте-чение не удалось. «Что делать? Где Познанский? Кровь течёт...» Константин вдруг вспомнил, кто он, вспомнил, что может влиять на органы живых су-ществ. «Как остановить кровь? Просто стянуть кожу? Нет, если внутри что-нибудь повреждено, тогда живот превратится в мешок с кровью. Наверняка что-то продырявлено».
Во всех случаях, когда он пользовался своими «способностями», Костя хо-рошо представлял, где находятся те или иные органы человека, как они вы-глядят, и что надо сделать, чтобы нарушить их работу. Поэтому довольно легко пережимал сосуды или давил на стенки сердца изнутри. Иметь зритель-ный образ «цели» необходимо для осуществления воздействия, это он понял в первый же момент «прозрения». В данной ситуации он хотел помочь, но ни-как не мог «увидеть» повреждённые внутренности, поэтому был бессилен. «Неужели такое могущественное существо, как я способно лишь разрушать?» – с горечью подумал Константин.
Он уже притащил соседа к проспекту и отчаянно жестикулировал попут-кам, но проезжавшие мимо водители иномарок и новеньких «десяток» не реа-гировали. Неустроев всё же продолжал махать руками. По встречной пронес-лись на большой скорости старенькие «Жигули», завизжали шины. Ехавший за этим автомобиль чуть не врезался в задний бампер, но едва успел отвер-нуть на встречную полосу. Водитель «Жигулей» развернулся и, остановив по-ток (из окон проезжающих машин полились ругательства, заревели клаксо-ны), ловко подъехал прямо задней дверью к пострадавшему. С водительского места вылез суховатый седой дядька, открыл дверцу. Вдвоём они затащили мужчину, залезли сами и понеслись в травмпункт.
– Ты где его нашёл, хорошего такого?
– В подъезде, – Костя задыхался от перенесённой нагрузки.
– На перекрёстке направо?
– Да, там в переулке приёмный покой.
– Ясно, – водитель помолчал немного, – он тебе кто?
– Сосед.
– Ясно. Кто ж его так? Он хоть живой?
Павел Петрович уже сильно побледнел и дышал очень часто, закатив глаза. Он потерял много крови и был очень плох.
– Дышит. Не знаю, кто-то подрезал, выздоровеет – спросим.
Над входом в травмпункт кроме всегдашнего «Добро пожаловать!» всё ещё висел сомнительного содержания транспарант «Поздравляем с праздни-ком победы!»
Как только мужчины со своим грузом оказались в невыраженного цвета холле, Константин закричал:
– Врача, быстрее, у нас раненый!
Сидящая в регистратуре молоденькая девочка растерянно хлопала пуши-стыми ресницами и не двигалась. На одном из стульев сидела, откинувшись и прикрыв лицо газетой, девушка в джинсах, она не двинулась, видимо спала. Рядом с ней сидела женщина с маленькой болонкой на забинтованной руке, она только широко раскрыла глаза и побледнела. Жестом попросив водителя остаться с Петровичем, Константин кинулся в ближайший кабинет, крикнул сидевшей там бабушке в халате:
– Где операционная? У нас колотая.
Бабушка вскочила, поставила чашку с кофе на стол и со словами: «За мной» неуклюже выбежала в коридор. Неустроев на пару с водителем под-хватили тело мужчины и как могли побежали вслед за бабушкой, пискляво кричавшей «Иван Моисеевич!» . Она привела их в просторную палату с опе-рационным столом и софитами. Они водрузили раненого на стол, сразу вслед за ними вошёл средних лет лысый еврей, высокого роста и в очках. Хирург, наверное.
– Что уже случилось? – с неповторимым одесским акцентом спокойно спросил он.
– Доктор, ему живот проткнули! – хватая врача за руку, прокричал Костя.
– Молодой пока что человек, не делайте мне страшно, я вас умоляю, – ос-вобождаясь, попросил хирург. – Сейчас всё посмотрим, всё вылечим. А вы себе не волнуйтесь. Идите, посидите в прихожей. Марья Карловна, дайте уже ему дистиллированной водицы, мальчику плохо.
– Нет! Я никуда, не пойду!
– Это ещё почему? Вы ему кто, папа?
– Нет... сын! – и, твёрдо посмотрев врачу в глаза, тихо добавил: – Я оста-нусь здесь. Я могу помочь.
Несколько секунд Иван Моисеевич сомневался.
– Ладно, постойте в сторонке. Вот только помогать не стоит, увольте, – он подошёл к столу. – Так, милейший, посмотрим... Ручки можно уже убрать, та-ки не деньги к себе прижимаете. Что-то Ваш папаша не очень на Вас похож.
– Экология плохая, – огрызнулся Константин.
– Понимаю. Экология несколько раз перерезала кишечник вашему родите-лю, к тому же он потерял много крови. Боюсь, я не успею всё зашить. Марья Карловна, зовите Таню и Марата, приготовьте всё необходимое.
Костя подошёл к столу.
– Если ему всё зашить, он будет жить?
– Я таки не пророк Моисей, чтобы предсказывать, но шансы есть. Только мы с Вами тут ничего не зашьём, очень много ран, нужен второй врач. Марья Карловна, посылайте за Укольским, адрес в справочной, – и он направился мыть руки. Константин остановил его.
– Не надо Укольского. Покажите мне разрывы, – врач был сбит с толку. – Пожалуйста, доктор, покажите мне, где требуются швы. Не думайте, просто доверьтесь мне.
– Нет, вы посмотрите, какой красивый...
– Иван Моисеевич! – Костя весьма грубо перебил доктора, указал пальцем на лежащего на столе пострадавшего. – Время идёт!
Хирург ещё секунду смотрел парню в глаза, затем коротко бросил: «Идём», и поспешил к больному, надевая перчатки.
– Марья Карловна пришла, инструмент принесла, – весело пропела бабуш-ка, заходя в комнату с подносом. Кровь она видела ежедневно, и такой неуме-стный юмор помогал ей не сойти с ума. За ней робко вошла молодая парочка в халатах, «Практиканты», – понял по их бледным лицам Костя.
– Тампон, – врач протёр Павлу Петровичу живот. – Скальпель.
Коротким точным движением рассёк полоску кожи между двумя отвер-стиями в животе пациента.
– Смотри. Вот тонкий кишечник проткнут, вот двенадцатиперстная разрез имеет с краю, вот ещё, и вот тут, и что ты будешь делать?
– Подождите, не так быстро. Тринадцати что?
– Двенадцатиперстная кишка. Вот она, смотри, как выходят каловые мас-сы. Иглу, – обратился он уже к медсестре.
Константин ещё раз посмотрел на дыру в мягкой трубке со смешными от-ростками, закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Нужно представить се-бе только что увиденное, нужно, чтобы на тёмных веках появился расплывча-тый образ. Прошло несколько секунд. Ничего не получалось. В тишине опе-рационной слышны были лишь звуки дыхания присутствующих. Спокойное и тихое Ивана Моисеевича, умиротворённое и мудрое бабушки Марьи, уча-щённые и нервные студентов. Своего дыхания Костя не слышал. Потому что не дышал.
Странно, но обнаружил он это даже с облегчением. Он знал, что Жизнь за-медлила свой ход внутри его тела. И тогда он увидел. Глаз Константин не от-крывал, но совершенно чётко видел происходящее. Как рентген – нет красок, нет объёма, но изумрудного цвета контуры видны совершенно отчётливо. И места повреждений чуть заметно светятся.
Не открывая глаз, Неустроев поднял руки. Его ладони, в отличие от рук окружающих и вообще всех других предметов, светились очень ярко. Моло-дой человек увидел, что в предплечье пульсируют такие же яркие ниточки. Внутри них двигались маленькие шарики. Некоторые из них двигались к ла-доням, некоторые в обратном направлении, по другим ручейкам. Костя дога-дался, что видит собственные артерии и вены. Наклонив голову вниз, он об-наружил, что насквозь пронизан многочисленными светящимися молниями сосудов. Но любоваться зрелищем не было времени.
Что делать дальше, он уже знал. Протянул руки к светящимся от боли раз-резам – клетки потеряли привычную связь между собой, они требовали пита-ния и тепла. Мерцающие края ран потянулись к его пальцам. Не притрагива-ясь к живой ткани, Константин соединил пальцы. Две ярких полоски на внут-ренностях соседа соединились, и медленно потухли. Врач кашлянул. Не об-ращая на это внимания, те же действия новоявленный целитель проделал с остальными ранами. Свечение внутри организма пациента прекратилось, только края операционного разреза слегка излучали тепло. Но это уже не опасно. Теперь доктор справится. Теперь всё будет хорошо. Теперь можно и поспать.
Абсурдность этой мысли и её полное несоответствие ситуации осознались Костей лишь в тот момент, когда он почувствовал резкий запах нашатыря. С трудом, как после бессонной ночи, он открыл веки. Он лежал на кушетке, над ним стояли все четыре медицинских работника и озабоченно смотрели в ли-цо.
– Иван Моисеевич, что с ним? – испуганно пропищала Таня.
– Мальчик крови насмотрелся, потерял чувства, бывает. До свадьбы зажи-вёт. Идите уже, таки пациенту нужен присмотр. Оставьте, я вас умоляю.
Трое помощников поспешили ретироваться. Константин сел.
– Что произошло? – в ушах шумело, он чувствовал слабость.
– Рановато в Вашем возрасте чудесами заниматься, хороший мой. Таки опыт в таких делах требуется. Силы не умеете расходовать.
– Вы не удивлены тому, что увидели?
Хирург улыбнулся.
– Сахарный мой! Если бы ты видел, как работал мой наставник Авраам Бо-рисович, а он, между прочим, известнейший нейрохирург, ты бы не спраши-вал у старого человека всякие глупости.
– Как он? – вставая, спросил Константин. Ноги его подкосились, голова за-кружилась.
– Он прекрасно. Промыли, зашили всё красиво. Сейчас отдыхает. И вам советую.
– Нет, нет, я пойду. Вот посижу немного, и пойду. Мне мусор надо выки-нуть. И ещё ждут меня.
Иван Моисеевич усмехнулся, окинув взглядом одежду паренька.
– Вам в таком виде только в милицию, сдаваться.
Костя осмотрел себя. Спереди он весь был в крови.
– Вот что, сладкий мой. Я вам машину выделю, довезут до дома. А не то Вы мне всех подопечных в округе распугаете, что тогда делать старому ев-рею?
– А где мужик, который со мной Петровича принёс?
– Таки он сразу ушёл.
Предположив, как будут реагировать на него в такой час прохожие, Костя кивком согласился с предложением, тем паче, что не был уверен в успехе са-мостоятельного путешествия до квартиры. Но на ноги он всё же встал. Врач позвонил кому-то по телефону.
– Во дворе Ваш кабриолет. Номер двадцать шесть. Идите уже, не то я рас-плачусь. Да, подожди, – он подошёл вплотную к Константину и продолжил уже серьёзно и тихо: – Не знаю, как ты так сумел, да это и не важно. У тебя есть дар. Воспользуйся им правильно.
– Именно это я и пытаюсь делать, – ответил Костя, благодарно пожал руку доктору и нетвёрдой походкой пошёл к выходу.
В холле сидели те же люди. Девушка с газетой всё спала. А вот собачка на руках у женщины извелась от скуки. Она кругами крутилась на руках у хо-зяйки, тихонько повизгивая.
– Шерри, потерпи, скоро домой пойдём, – поглаживая собачку, успокаива-ла женщина. Завидев Костю, Шерри звонко тявкнула и завиляла хвостом. Со-бак Неустроев не очень жаловал, но к этой испытал искреннюю симпатию. Подошёл, погладил, сказал мягко:
– Шерри, не балуйся, хозяйке и так плохо.
В ответ на это собачка вдруг сладко зевнула, свернулась калачиком и мир-но засопела. Женщина восторженно заморгала.
– Ой, спасибо Вам, молодой человек, вы просто волшебник.
– Не за что, – Константин и сам удивился столь сильному эффекту своих увещеваний, он не собирался усыплять животное. Улыбнулся женщине, по-жал плечами, повернулся, вышел на улицу.
Ночь окончательно подавила попытки естественного дневного освещения остаться ещё хоть на минуту. Воздушная толща растворила в себе все цвета и пропускала теперь малейший пучок излучения из глубин космоса. Слегка размытые кнопки недостижимых газовых гигантов только того и ждали. Са-мые яркие и близкие из них с готовностью засверкали повсюду, затмив далё-кие карлики.
Даже в бесконечных просторах Вселенной актуальна конкурентная борьба. Нет, не за выживание, большинство из них уже исчезли, лишь их эфемерный электромагнитный портрет напоминает нескольким миллиардам глаз о своём былом могуществе. Борьба за память. Кто знает, может статься, что только этим нескольким миллионам звёздам повезло быть увиденными, названными, занесёнными в каталоги. Остальным же суждено бесследно исчезнуть, и ни-когда никому до них не будет дела.
Как не было до них дела сейчас молодому парню, любовавшемуся на небо. Он любил только те звёзды, которые видел. Особенно теперь, когда его жизнь потеряла под собой фундамент, светила были для него олицетворением чего-то вечного и безусловно надёжного. Такое же спокойствие навевала на Кон-стантина ночь. Потому что она точно приходит в назначенный час, и ничего не может произойти такого, чтобы помешать ей закрыть своим саваном поло-вину планеты.
«Жаль, что не удалось погулять сегодня, первая такая тёплая ночь. Сире-нью пахнет. Ветра нет. А вообще-то ладно, Вика, скорее всего, спит давно».
– Эй, мужик, тебя, что ли, везти? – прервал размышления Неустроева вы-сунувшийся из окна медицинского «УАЗика» водитель.
– Что? Да, я тот самый мужик, – Костю впервые в жизни незнакомый чело-век назвал мужиком. И он почему-то не испытал от этого должной гордости.
– Так садись, поди что не такси тебе тут.
– Иду, иду, – Константин вновь почувствовал усталость, и непреодолимое желание оказаться в чистой постели. Манипуляции с живыми организмами отнимали много сил – теперь он знал об этом не понаслышке. Он забрался на переднее сидение, сказал адрес. Автомобиль, натужно заурчав, вывернул на проезжую часть.

Глава 8
Затянувшееся забытьё не принесло облегчения. Уснуть по-настоящему так и не получилось. На всю ночь на тонкой границе между сознанием и его скрытым фундаментом поселились странные образы – не то желания, не то картины параллельной реальности.
Окружённые лепестками полевых цветов, взявшись за руки и глядя друг другу в чёрные глаза, обнажённые Костя и Виктория парили в нескольких сантиметрах над асфальтом. Даже находясь в объятиях Морфея, Константин испытал неприятный укол, наблюдая, свою девушку в компании голого муж-чины, пусть даже это был он сам. Но летели они не в райском саду, а по на-правлению от его дома к «Кругу свиданий». Оказавшись там, они были ра-душно встречены тремя подростками знакомой наружности. Только теперь их лики были одухотворены всепоглощающей любовью ко всему живому. Оде-тые в ангельские белые наряды, они кружились вокруг пары в неумелом воз-душном танце (так на школьных концертах танцуют гипертрофированный та-нец маленьких лебедей спортсмены с волосатыми ногами, одетые в балетные пачки), осыпая объекты обожания снежинками и распевая на три голоса изу-мительной чистоты баритонами хвалебные мадригалы. В момент кульмина-ции чувств те двое, что были побольше размером, вдруг вынули свои сияю-щие сердца и покорно протянули их влюблённым. Молодые люди приняли подарки – одно сердце взял Константин, одно – Вика, и, улыбаясь, раздавили ещё тёплые источники жизни. Завидев это, «бессердечные» подростки впали в безумный экстаз, рухнули на колени и стали неистово кланяться в ноги сво-им мучителям. После этого, не вставая, они попятились ползком и скоро скрылись в окружающем «круг» тумане.
Им на смену порхая, касаясь земли лишь кончиками пальцев, прибежал Павел Петрович. Танцевал он, несмотря на комплекцию, отменно. Небывалой сложности фуэте, прыжки и пируэты он выполнял с поразительной лёгко-стью, совсем при этом не обливаясь ручьями пота, как в жизни. Особое вос-хищение его танцем вызывал тот факт, что практически всё тело балеруна было утыкано различными острыми предметами: ножами, шилами, отвёртка-ми, вязальными спицами.
Умилённые зрелищем, парень и девушка нежно потёрлись кончиками ушей, и принялись вынимать инородные предметы из объёмного тела мужчи-ны. Танец свой он при этом не прекратил, наоборот, с каждым вынутым предметом его движения становились всё воздушнее и увереннее. Из каждой дыры, откуда извлекалось холодное оружие, светил яркий свет, поэтому ско-ро вокруг пары кружился уже ослепительно сияющий кокон. В момент, когда последний нож был извлечён, кокон завертелся с умопомрачительной скоро-стью, взвился ввысь и растворился в голубой бесконечности.
И, если всё происходившее до этого пусть не нравилось, но хотя бы в не-которой мере забавляло Неустроева, то начавшееся потом привело дремлю-щего в паническое состояние.
Со всех сторон к Константину и Виктории потянулись болезные всех мас-тей: со сломанными конечностями, ожогами, огнестрельными ранами, зара-жённые всевозможными инфекциями, душевно больные. Все они кричали: «Меня! Исцели меня! Мне помоги!» и тянули руки молодым людям. Сначала прикосновениями они лечили страждущих, те, получив желанное исцеление, вспыхивали факелом и возносились вслед за Павлом Петровичем. Но поток был слишком велик и очень скоро под напором внешних слоёв внутренние навалились на обнажённую пару, давя её массой миллионов тел. Костя почув-ствовал, что ему ломают рёбра и нечем дышать. От столь сильной боли он очнулся. Сердце бешено пыталось покинуть отведённое ей в груди место, рот и горло были сухие, как пустыня в засуху.
За окном раздавался какой-то знакомый шум. Шёл дождь. Первый летний ливень. Неустроев подошёл к окну. Сквозь массивную тучу, нависшую над городом, в некоторых местах просачивались тонкие солнечные лучи. На часах двенадцать. Видения начались почти сразу после того, как он лёг, где-то в полночь. Неужели они продолжались так долго? В памяти отложилось собы-тий не более чем на полчаса реального времени.
«Если так и дальше будет продолжаться, повешусь на фиг. Кстати, а могу ли я вообще умереть? Получится, что я пришёл сам за собой. А вот интерес-но, я тут прохлаждаюсь, а ведь в это время много людей по всей планете уми-рает. Кто ими занимается? Должно быть мои заместители. Познакомились бы хоть из приличия с начальством, что ли...» Идиотизм этих размышлений Кос-тю рассмешил, он вдоволь похохотал сам с собой. От выплеска позитива ста-ло легче, прошла головная боль.
Зайдя на кухню, он вспомнил, что вчера не поужинал. При виде продуктов у Константина вновь закружилась голова. Главное сейчас – не нажраться с голодухи, потом будет ещё хуже. Помидор, огурец, перец, ветчина, сыр, май-онез – всё в тарелку и не спеша, тщательно пережёвывая кусочки, поесть. Да-же во времена тяжелейших приступов лени Неустроев не позволял себе пить несвежий чай. Пусть гурман он был и невесть какой, но в чае разбирался не хуже некоторых экспертов. Чашка янтарного крупнолистового напитка с тип-сами – дорогое удовольствие, но на это дело он никогда не скупился. Резуль-тат – свежая голова и бодрость на весь день – оправдывал все затраты.
Намазав творог на любимый чёрный хлеб с кориандром, Костя вернулся в комнату и включил телевизор.
– Это были все новости к данному часу. О событиях второй половины вторника, 22 июня узнайте вечером, на Нулевом канале. Всего доброго.
Плохая шутка. Абсолютно не смешная. Какой ещё, к чертям, вторник!? Он заснул в воскресение вечером. Не мог он проспать тридцать шесть часов и не выспаться. Это невозможно и вообще неправда. Никогда раньше он не спал так долго, даже после случившегося однажды суточного танцевально-алкогольного марафона. Отставив чашку, Константин набрал номер Еленов-ны.
Голос у начальницы был какой-то странный, низкий, похожий на голос Вадика.
– «Сигнал-Медиа», слушаю.
– Елена Леонидовна, это Неустроев.
– Неустроев, это не Леонида Еленовна, это Вадим. Тебе повезло, она на выставку укатила. Ты куда пропал?
У Кости отлегло от сердца.
– Вадимушка, миленький, я рад тебя слышать, как никогда!
– Ну-ну. Не сомневаюсь. Я не слышу ответа на свой вопрос.
– Я сейчас появлюсь и всё объясню.
– Банка творога со сливками меня существенно расслабит, – безапелляци-онно заявил Вадик. Вымогательство было оправданным.
– Вадюшечка, две! – Константин уже собрался было положить трубку, но на полпути к аппарату динамик закричал:
– Неустроев, погоди!
– Да? – зря Костя изображал подобострастие на лице, никто не мог этого оценить.
– Познанского захвати, где он тоже? Поди, вместе киряете?
– Да нет, не вместе... – Неустроев растерялся.
– Значит, киряете всё-таки? – прицепился к словам Вадик.
– Вадим, я скоро приду.
– Ну-ну.
Константин положил трубку, не попрощавшись. Что случилось с Ромкой? Куда пропал?
До дома друга Константин добрался за несколько минут. Лифт ждать не стал. Забежал на пятый этаж. Звонок не работал. Странно, у домовитого, с растущими откуда надо руками Познанского в квартире пусть не блестело, но всё работало. Обычно. Сейчас тишина. И даже пресловутая вечно линяющая Нюрка, обычно встречающая гостей противным попискиванием, молчала. После пятиминутного стука в гулкую металлическую дверь появилась бабуш-ка-соседка.
– Чего долбишься, милок? Не откроет он. О-ох. – бабушка страдала от одышки, надо думать, любила побаловаться мучным.
– Так он всё-таки дома!?
– Знамо дело, дома. Где ж ему ещё быть-то? Запил дружок твой. О-ох... За этим делом, – бабушка щёлкнула себя пальцем по горлу, – только и выходит. Туда с пустыми бутылками, оттудова с полными. И всё ночью, или с ранья с самого. О-ох...
Костя прямо остолбенел.
– Это вы, уж простите, сочиняете. Не может Ромка запить.
– Молодой ты ещё, да наглый уже. Что ж я, трезвого мужика от пьяного не отличу? Седьмой десяток уж землю топчу, слава те Господи. О-ох... Третий день не просыхает. Его что, невеста бросила?
Если бы Неустроев не был так поражён и расстроен услышанным, он бы усмехнулся.
– Нет, невесты у него нет. Спасибо.
– Ты где-нибудь около полуночи приходи, тогда только и можно словить дружка твоего. А может и нет… О-ох.
– Обязательно.
Вадиму Костя сказал, что ничего о Познанском не узнал. Телефон не отве-чает, ни тот, ни другой, будем искать и тэ дэ.
$€
Роман выпивает, само собой. Но всегда в меру, только чтобы чуть захме-леть, развеселиться. Обязательно с хорошей закуской. Любит коньяк, если на-стоящий, французский. А вот вина французские презирает («Кислятина ужас-ная», – говорит), предпочитает грузинские. Виски «терпеть ненавидит», од-ной определённой маркой только может угоститься. Своеобразный алкоголь-ный гурман (НЕ гурман-алкоголик). Неустроев представить себе не мог, что подобный человек может уйти в запой. Даже в переходном возрасте голос ра-зума Познанского пересиливал подростковую тягу к «взрослости».
Тем не менее, бабушка-соседка выглядела вменяемой. Такие, как она, обычно внимательно следят за происходящим в родном подъезде. Наблюдают в глазки, слушают, притаившись у входной двери. Сводят воедино имеющие-ся данные, устраивая дворовые «советы в Филях» с участием лучших шпио-нов-пенсионеров. Жизненный опыт приучил Костю доверять таким источни-кам.
Что побудило друга пренебречь одним из основополагающих своих прин-ципов? Может быть, он поверил? Он ведь тоже слышал рассказ Игоря. Мо-жет, поверил, хоть и отзывался о нём весьма скептично. Тут очень живо вспомнилось лицо Ромы во время последней встречи. Как он смеялся там, в аллее! Не поверил, счёл за чокнутого. Если и поверил, то не пить же из-за это-го! Или всё это по другим, не известным Неустроеву, причинам? Может быть, что-то с тётей Любой? Нет, она ещё очень молодая, полтинника даже нет. А вдруг? И телефон забыл, как назло. Какой-то замкнутый круг!
Размышления прервал сильный укус. Оса укусила прямо в мочку уха. С че-го бы это? Константин потрогал больное место. Оно было мокрым. Посмот-рев на пальцы, Костя в недоумении остановился. Когда это осы начали отку-сывать кожу кусками? Да и с каких щей насекомому нападать на безобидного парня? Мёдом он не мазался.
Девять вечера – Вадим заставил сделать накопившуюся за два дня работу. Солнце ещё висело по-июньски высоко. Виден был ещё красный кружок, медленно погружающаяся в расположенный строго с востока на запад про-спект, почти пустынный в этот час – все уже вернулись с работы в спальные районы, а больше ездить особо некому. Солнце светило прямо в глаза, из-за чего перспектива отливала красным, и плохо виделись очертания растущих вдоль проезжей части лип. Надвигающуюся на него фигуру с вытянутой впе-рёд рукой Костя разглядел только в тот момент, когда под ноги шмякнула вторая пуля. Только теперь он сообразил, что за оса покусилась на ухо.
Третий выстрел мог достичь своей цели. Или попасть в идущего сзади подростка в натянутой по самые глаза бейсболке. Резко свернув, Неустроев побежал во дворы. В незнакомые дворы. До дома ещё было около километра пути, и в эти дворы Костя никогда не заходил. Не лучшее подспорье в попыт-ке скрыться от человека с пистолетом. Пока Константин бежал просто прямо.
Перед ним маячили разнообразные детские конструкции. В конце двора живой забор из акаций, с полметра высотой. Костя обернулся. Преследова-тель нагонял, сократил расстояние метров до двадцати. Бегал он гораздо луч-ше, чем стрелял. Пацан в бейсболке бежал следом за киллером! То, что это именно наёмник, стало понятно само собой – глушитель, неброский костюм, целеустремлённость, холодное спокойствие. Убийца не отступил, упустив жертву, гнался, будто бы не боялся быть пойманным. Неустроев попытался кричать, но это только сбивало дыхание. Заболело горло. Поэтому он отказал-ся от этой идеи – понял, что в любом случае шансов мало. Это только в не пе-регруженных интеллектом сериалах нарезное оружие с глушителем может купить любой желающий. В реальной жизни подобное удовольствие доступ-но даже не всем спецподразделениям. Преследователь был очень серьёзным и опасным человеком. Зачем подростку было бежать за ними обоими? Герой хренов!
– Уйди! Не беги за нами! Он опасен! – крикнул он назад. Но паренёк про-должал гнаться за киллером. А за ним ли? С чего Костя решил, что пацан на его стороне? Может, просто неопытный напарник, может, он бежал, чтобы помочь нападавшему? Костя решил больше не оборачиваться, от этого только снижалась скорость бега. Кислорода не хватало. Перемахнув через ряды ака-ции, Костя свернул налево, чтобы обогнуть стоявший поперёк дом. За домом были гаражи. А перед гаражами ограда из рабицы. Как кстати!
Проведённое на улице детство не прошло даром – отложившимся на уров-не безусловных рефлексов движением убегающий взлетел на шаткий забор, а затем и на крышу гаража. А вот здесь поджидала проблема. Крыши непре-рывно тянулись влево и вправо на необозримое расстояние, а до следующей полосы бетонных коробок было метра четыре. Спрыгивать вниз не имело ни-какого смысла – он окажется в отлично простреливаемом коридоре, в котором к тому же ни души. Надо перепрыгивать на следующий ряд. А там на сле-дующий, и ещё, и так до конца, а там посмотрим. Оценивая варианты, Костя задержался всего на секунду, но преследователю этого хватило, чтобы сокра-тить расстояние до десяти метров. В сумерках не удалось разглядеть лица. «Бейсболист» всё ещё бежал, но достаточно далеко. В тот момент, когда Не-устроев обернулся, «охотник» как раз целился. Дёрнулся ствол. Глухой удар в бетон под ноги и свист – пуля опять прилетела ниже. Костя побежал по кры-шам, то вскакивая на более высокую, то спрыгивая пониже. Лицо уже горело, ноги начали гудеть. «Три. Низко бьёт – спуск дёргает. Выходит, не такой опытный. Это хорошо», – на бегу соображал он. Сделав дугу для разбега (благо крыши были длиннее обычных, метров пять, видимо, под микроавто-бусы), Константин что было сил прыгнул. Приземлился хоть и на самый край, но нормально, даже на ногах устоял. Оглянулся – киллер тоже уже взобрался на плиту перекрытия. Выстрелил навскидку. Вероятно, пуля ушла много вы-ше: Костя не почувствовал боли и не услышал звука рикошета или характер-ного свиста. «Четыре. Интересно, что за ствол? «Пустынник», скорее всего, или «Беретта». Сколько там у них магазины? Что-то около двадцати. Это пло-хо».
Неустроев снова побежал в сторону, готовя новый прыжок. Ноги уже под-гибались, ослабнув. Сделав очередную дугу, он прыгнул. На этот раз неудач-но, подвернул голеностоп, упал. Свинцовый цилиндрик тут же просвистел над упавшим Константином. «Пять. Хорошо, что не устоял, так бы прямо в межягодичное пространство заполучил».
Он вскочил, быстро посмотрел на преследующего его человека и снова по-бежал. Тот как раз прыгнул на второй ряд. Легко, как Бэтмэн какой-нибудь. Пацана в кепке видно не было. «Хорошо, если не смог забраться на гаражи». В висках стучало так, что они казались размером с кабачок каждый. Закололо в правом боку. Пыльный султанчик взвился в метре впереди. Костя невольно притормозил. Следующая пуля прошила штанину, слегка поцарапав кожу. «Шесть-семь. Ещё немного и он пристреляется». Убегающий обернулся. Кил-лер бежал по соседнему ряду всего в каких-то пяти метрах позади! Вот это выносливость! Неустроев задыхался. Он вдруг отчётливо почувствовал, что сил на следующий перелёт не хватит. Надо бежать вперёд. Пока не отключит-ся сознание. Пока мышечные волокна не пресытятся молочной кислотой и уг-лекислым газом и не перестанут сокращаться. Теперь он выживет, только ес-ли окажется более подготовленным. Судя по всему, это не так.
Позади послышался шум, почудившийся похожим на хлопанье крыльев. Ещё взгляд назад: нет, в летучую мышь преследователь не превратился, про-сто упал после прыжка на этот ряд. Благодаря этому, расстояние до него не-много увеличилось. Надо бежать. Раз он упал, стало быть, тоже не железный. Дышать Константин стал уже с громкими стонами. Весь ворот футболки спе-реди намок от вязкой слюны. Ещё один укус в то же ухо. Очень больно. «Во-семь. Вот это меткость. В одно и тоже ухо два раза, гад. Наверное, он мне просто хочет это ухо отстрелить». Надо попытаться перепрыгнуть. Ещё два ряда, а дальше может быть лабиринт коротких переулков, как возле его дома. Там легко запутать след. Вобрав побольше воздуха в лёгкие, Константин за-круглил траекторию и прыгнул.
Толчка не хватило даже, чтобы долететь до трёх четвертей промежутка. Сгруппироваться при падении он не успел, поэтому растянулся на животе, пропахав носом грунт. Встать не было сил, всё тело ныло. Спустя несколько секунд послышался глухой стук и шаги. В затылок упёрлось что-то твёрдое. Щелчок. Выстрела нет. Осечка? Какой-то шум, ещё щелчок. На землю упал магазин. Восьми патронная обойма от простого ПМ. «Ой, бля-я... Если б знал, что у тебя «Макар», ты бы у меня сейчас поплясал». Звук передёргиваемого затвора. Вот и всё. Время шло, но ничего не происходило.
– Чего ждёшь? Стреляй, сука. – Костя попытался повернуться, но киллер придавил его к земле ногой.
– Испугался, что я тебя увижу? Не бойся, если ты меня убьёшь, я никому не расскажу, – он, кашляя, засмеялся собственной шутке. – Кто тебя послал? Крынко? Передай ему привет, скажи, скоро увидимся.
И только теперь Константин вспомнил, кто он такой и засмеялся собствен-ной трусости. Да ведь он мог в первый же момент нейтрализовать противни-ка, не моргнув глазом. Неустроев сосредоточился и мысленно отделил спин-ной мозг наёмника от головного. «А так ты умеешь?» Сейчас киллер рухнет.
Но тот не упал. Даже не поперхнулся. Продолжал стоять, прижимая свою жертву к земле. «В чём дело?» Костя попробовал повредить нападающему сердце и лёгкие, но ничего не получалось. Не выходит, не работает! У Неуст-роева началась истерика. Он стал мелко трястись от беззвучного хохота. «Вот и всё моё хвалёное всемогущество. Перестало действовать. Да что я о себе во-зомнил!? Наполеон нашёлся, тоже мне». Ему вдруг захотелось, чтобы про-тивник выстрелил.
– Слушай, уважаемый, сделай одолжение, нажми на спуск. Надоели вы мне все. Только запомни на будущее, нажимай на крючок плавно, не жди выстре-ла. А то так и будешь штаны людям портить, – он продолжал давиться от не-здорового хохота.
– Что, трудно убить беззащитного? Ничего, это только в первый раз. При-выкнешь. Стреляй, а не то нечего тебе в этой профессии делать. Ну?
На щёку упала капля. «Дождь», – подумал Неустроев. Но нет, последние лучи солнца стелились по неровной полосе грунта между рядами автохрани-лищ. Да и небо было почти чистым. Ещё одна капля упала на лицо лежащему. Костя понял, что за дождь орошает его.
Наёмник не рыдал в голос, только еле слышно и неровно дышал. Непонят-ные страдания сотрясали его плечи, отчего прижимающая поверженного Не-устроева нога тоже тряслась. Косте вдруг стало жалко своего мучителя. Пла-кал тот очень искренне.
– Что, друг, жалко тебе меня? Тогда бросай свою грязную профессию, пока не завяз. Не твоё это. И уезжай подальше, заказчики тебе провала не простят.
Киллер постоял ещё немного, а потом вдруг и в самом деле убрал ногу, всхлипнул и исчез. Он не убежал, Неустроев не слышал звука шагов. Навер-ное, запрыгнул на гараж.
Полежав ещё недолго, Константин поднялся и, пошатываясь от усталости, не столько физической, сколько эмоциональной, побрёл домой.

Глава 9
Наутро даже думать не хотелось о произошедшем накануне. Итак размыш-ления о том, кто был этот стрелок-недоучка, и откуда он взялся, терзали Не-устроева всю ночь. Почему тот паренёк бежал за ними? Перебрав кучу вари-антов, он поймал себя на том, что все домыслы бесполезны. По большому счёту, всё это не имело никакого значения. Основная причина расстройства в том, что он не смог воздействовать на этого странного жалостливого убийцу. Так, должно быть, чувствовал себя генерал, когда Константин его прижал к стенке. Казавшаяся безграничной власть неожиданно приобрела границы. Да-лёкие и почти неощутимые, но очень неприятные.
Один ли этот киллер такой иммунный, или существует целая каста бес-смертных? Нет, бред какой-то… С другой стороны, если возможно присутст-вие Смерти внутри его организма, почему отметается вероятность существо-вания бессмертных? Или драконов? Да чего мелочиться, может быть даже, есть среди власть предержащих честный человек. Могло быть и так, что Кос-тя ошибся изначально, когда уверовал в своё нечеловеческое происхождение. Всё случившееся до этого момента было цепью необъяснимых совпадений. А теперь совпадения кончились. Как бы то ни было, Неустроев столкнулся с не-обходимостью проявлять особую осторожность.
Размышления эти сопровождали Костю по пути в больницу. Надо было проведать соседа, вдруг надо что – жена с детьми были на югах, так что о Петровиче временно некому было позаботиться. «Надо проверить», – им-пульсивно решил он. Оглянулся по сторонам Увидел на ветке шуструю пичу-гу, протянул к ней руку. Птица замерла на секунду, и сила тяжести соединила её бездыханное тело с асфальтом.
«Получилось!» – в первый момент заликовал было «испытатель». И похо-лодел. «Мама рдная, что же я наделал!? Зачем, зачем?» Костя понял, что со-вершил ужасную жестокость. Бессмысленную, нечеловеческую жестокость. А почему нечеловеческую? Очень даже человеческую. Не зверство точно. Звери ради эксперимента или забавы никогда не убивают. Неустроев сам не понял, в какой миг отключился самоконтроль. Случилось будто моментное помеша-тельство, умерщвляя птицу, он не оценивал свои действия, словно смотрел на себя со стороны. Константин не на шутку испугался. А если в следующий раз приступ беспечности произойдёт по отношению к человеку. Или ещё хуже, жертвой «любопытства» станет ребёнок?
От тёмных мыслей его отвлёк румяный сосед. Павел Петрович выглядел отменно. Если бы Костя не знал причину нахождения соседа здесь, подумал бы, что тот попал в палату с лёгкой простудой. Петрович удивился, увидев молодого человека, соседа сверху. Он подошёл и с улыбкой сел на край по-стели, смотря на больного материнскими глазами.
– Э-э... Константин, кажется? Вам что-то от меня нужно?
– Как Вы себя чувствуете, Павел Петрович?
В палате было ещё четверо человек – три пациента и медсестра в белых лаковых туфельках, суетившаяся вокруг них.
– Это... Ну... Нормально, вообще-то... А что? – вид у него был озадачен-ный.
– Просто интересуюсь Вашим здоровьем. Как Ваша рана, заживает?
– Какая рана? – Петрович подозрительно прищурился.
– В животе. Не ноет? А чего вы испугались?
– Не понял... А откуда Вы знаете про ранение?.. Ах, так это ты! – он сел, схватил Неустроева за руку и стал неистово трясти, чуть не вывихнул парню запястье. – Спасибо, голубчик, спасибо!
Теперь пришла очередь Константина растеряться. Сосед всё продолжал выводить спасителю из строя правую кисть.
– Мне сказали, что меня сюда мужичок какой-то принёс. А я теперь только догадался, что это ты и есть… Сначала-то подумал, что ты один из этих… – чувства захлестнули его, он потерянно замолчал на полувдохе.
– Вы не волнуйтесь, Вам вредно. Расскажите лучше, кто Вас порадовал так. Шесть или семь ударов нанесли.
Павел Петрович сразу потускнел. Снизил тон.
– Ты вот что… Не лезь в это дело, не надо. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Петрович, я лезть никуда не собираюсь. Просто расскажи, облегчи душу.
Тот долго не думал, скорее всего, давно хотел поделиться обидой: – Костя, ты только обещай, что не пойдёшь в милицию. Это страшные люди!
Неустроев сочувственно смотрел на собеседника, всем своим видом выра-жая надёжность.
– Ублюдки!.. Ты же знаешь, у меня несколько точек в универсаме. Работал нормально, без проблем. Там у них бандиты культурные, крышу оформили под охранную фирму, с документами, кассой. Так что я мог расходы на кры-шу в декларации писать. Типа «оплата дани бандитам», – сосед хотел посме-яться, но в боку закололо, он закашлял, приложил руку на больное место. – И всё бы хорошо, но понадобился этот злосчастный универсам группировке, ко-торая центр держит, строймостовцы, знаешь?
– Нет. Строй- чего?
– Строймостовцы. Название у них такое. Спортом они когда-то вместе за-нимались в клубе мостостроительного завода. А потом объединились в банду. Куча отморозков... Образование у всех девять классов, без первых восьми. С ними даже воры не связываются. Потому как чуть что – валят всех без разбо-ру и без разговоров. Но на чужие территории не лезут ни на шаг, поэтому не трогают их ни северные, ни гуляевцы.
– Петрович, откуда ты всё это знаешь?
– Костя ты что, в стеклянном куполе живёшь? С людьми-то разговарива-ешь хоть иногда?
– Разговариваю. Просто никто из них об этом ничего толком не знает.
– А-а... Понятно, интеллигенция, богема. Всё в облаках летаете, а жизни настоящей не видите.
– Почему? Я вот слышал, сейчас все группировки легальным бизнесом за-нялись, сферы и территории поделили, разборок нет крупных.
– Хм... Может, оно и так, да только этим беспредельщикам всё равно. Пришли, сказали – освобождайте здание. Наши бандиты сказали нам: работа-ем дальше. А их кого замочили, кто сам понял, свалил из города. Коллег моих битами алюминиевыми били. Пашку, молочный отдел у него, насмерть. У не-го карапуз остался, пять месяцев. Меня вот тоже... Я как сейчас вижу, как этот вихрастый в меня бабочку тыкает. Я уж на ногах не стою, а он, пидор, держит меня, и удар за ударом... Как выжил, не знаю...
– Я думал прошло это время. – Неустроев нахмурился.
– Прошло, да не туда. Вроде спокойней в стране стало, а паразитов не уба-вилось. Самое страшное, что ничего сделать с ними нельзя. Милиция говорит, мол, доказательств нет, заявлений никто не пишет, ничего сделать не можем. А как же его напишешь, заявление это, если назавтра к тебе такой вот гамад-рил с бабочкой заявится, у них же стукачи в ментуре. Блатным тоже лишние головняки не нужны. Район у нас хоть и центральный, да сплошные музеи, театры и мэрии. Торговли почти никакой – одни булочные, да союзпечать. Вот и не претендует никто на наш район. Получается, что не подобраться к ним ни с какой стороны. А они от безнаказанности наглеют не по дням, а по часам. Скоро по улицам начнут разъезжать, да по стеклам палить, блин... – сосед сильно переживает, Константин это заметил. Остальные тоже с трево-гой воззрились на разволновавшегося товарища по несчастью.
– Павел Петрович, вам нельзя так переживать, – промурлыкала сестра, не поворачиваясь.
 – Да, да, Катюша, я уже не волнуюсь, – в его голосе звучала нежность по отношению к девушке. – Эх, черноглазая, мне бы твои заботы, я бы тоже та-кой спокойный был.
– Что, Петрович, за отчизну обидно? – Неустроев пытался дать соседу воз-можность выговориться.
– Обидно, блин! Я вот найду, как заработать, а Пашкиного сына кто рас-тить будет? – больной опять понизил голос.
Внутренний голос говорил Неустроеву: «Не лезь. Не надо. Всем не помо-жешь». Но совесть требовала обратного: «Раз в твоих силах что-то сделать, делай». Мир до сих пор не улетел в тартарары, потому что к совести ещё ино-гда прислушиваются.
– А что, если у ментов появятся доказательства?
– А что толку? Этим ублюдкам тюрьма, что твой курорт. Посидят и вер-нутся розовые. Не-ет... Таких к стенке надо. Всякие там правозащитники, мать их итить, только и талдычат о гуманности и демократии. Они бы меня послушали, сказали бы: «Да Вы просто умалишённый! Кто дал Вам право су-дить? Это же люди! Если они виновны мы должны их судить согласно зако-ну!» – Петрович при этом состроил умную рожу и передразнивал высокомер-ный тон одиозных столичных адвокатов. – А одного бы такого холёного ев-рея, да к нам на точку, когда строймостовцы выгонять нас приходили, я б по-слушал тогда, как бы он запел, блин.
«Выходит, не один я так думаю. Я ведь не спрашивал его, что надо делать. Он сам заговорил об этом. Судьба снова подкидывает мне работку». Мысли эти были похожи на оправдание. Оправдание жажды убийства. Костя почув-ствовал, что при появлении возможности выплеснуть свою силу тело начали пронизать лёгкие разряды электричества. Даже сидеть стало трудно, так захо-телось действовать. Он видел в этом знак, перст судьбы, как говорится.
Константину стало страшно. Лихорадка, пусть и очень лёгкая, стала не-подконтрольна его разуму. Даже аутотренинг «я ничего не собираюсь пред-принимать» звучал в голове неубедительно. Ему стало душно. Нужен свежий воздух.
– Ладно, Павел Петрович, выздоравливай. Я ещё зайду, бананов принесу.
– Что ты, Костя! Не надо, и так ты... То есть ты заходи, конечно, только не неси ничего. А я вот выйду, коньячку с тобой попьём.
– Что Вы! Не надо ничего!
Сосед состроил укоризненную мину.
– Ты молодой ещё, чтобы указывать. Иди пока, а там встретимся.
Неустроев был смущён.
– Ну... До свидания.

Сосед оказался более приятным человеком, чем выглядел со стороны. Веч-но красный и потный, с неизменным платком летом и зимой. Неустроев знал, что предубеждённо относится к людям, склонным к полноте. Не понимал их, и даже осуждал. Как человек много читавший в школе, он знал про гормо-нальный фон, о предрасположенности, но считал постыдным так себя запус-кать. Считал, что у полных просто не хватает силы воли не есть столько и хоть чуточку двигаться. Сейчас он в очередной раз убедился, что не стоить судить человека по внешнему виду.
Да не такой уж Петрович и жирный, больше накачанный. В молодости, надо думать, был спортсменом. А сколько ему сейчас, интересно? Около со-рока. Неплохо для около сорока. Посмотрим на себя в сорок. Ранение даже по-шло ему на пользу, похудел. Тьфу ты, какая, на фиг, польза? Месяца три од-ну кашку есть будет. Коньячку, говорит. Оптимист.
Не надо совать нос в это дело. Не надо. Что собираешься делать? Что ты вообще можешь сделать? Уничтожить всю банду? Исключено. Ни в коем случае. Никогда. У них тоже есть семьи. Их матери, скорее всего, понятия не имеют, что за «работа» у их сыновей. Жёны, естественно, всё знают, если они есть. Жёны всегда всё знают. Даже если муж сверхсекретный агент, мать ни о чём не догадается, а жена сразу поймёт. Понимают, что за деньги берут у своих благоверных. Но у них, по большому счёту, уже нет выбора.
А у самих бандитов есть. Уйти они могут в любой момент. У них нет воровской иерархии, у них всё проще. Но они сознательно остаются, не по-тому что иначе придётся работать, или свой бизнес начинать. Дело не в том, что они ничего не умеют, это второй вопрос. Просто в таком случае они неизбежно окажутся по ту сторону баррикад. А этого они боятся боль-ше, чем смерти. Потому что лучше всех знают, что тогда им грозит.
Константина шокировало то, что рассказал сосед. Он даже не до конца по-верил, что такие вещи до сих пор происходят. В его повседневной жизни все-го этого не было заметно. Нормальные люди на улицах, цивилизованные рэ-кетиры в кабаках. Попадались, само собой, на улицах персонажи с романти-кой большой дороги в зрительных приспособлениях. Но они могли быть про-сто обижены природой, не обязательно содержание соответствует форме. Оказалось, что есть-таки в природе секта патогенной микрофлоры в организ-мах приматов. Неустроев ощутил внутри прилив гнева. Приступ неконтроли-руемой ненависти к этим существам. Острейшее желание свершить суд имени себя. И всё тот же страх перед самим собой. Страх что та его половина, кото-рую он считает главной, потеряет контроль над разрушительной сестрой. Должно быть, шизофреники так же чувствуют внутри себя борьбу двух раз-нородных начал, и настолько увлекаются столь незаурядным зрелищем, что теряют интерес ко всему остальному. Он стал увещевать самого себя, как за-клинание произнося вполголоса: «Я не обязан быть санитаром природы. Не моё дело чистить планету от падали. Пусть этим занимаются те, кому за это платят, в конце концов. Я обычный человек. У меня есть дела и поважнее. К примеру...»
Костя невольно задумался, какие дела у него есть поважнее. «Работа... Ра-бота никуда не денется. Работа по сути своей не может быть важнее чего-либо. Если только, конечно, она не совпадает с любимым делом. Тогда это важнее многого. Но менее важно, чем люди. Да, пожалуй так. Люди при лю-бом раскладе важнее всего, мне тк кажется. Кто же нам в школе рассказывал про жизненные приоритеты? Этику нам в институте преподавали. На культу-рологии историю больше зубрили. Риторичка? Может быть».
Неустроев вспомнил, как учительница риторики периодически изрекала сладким голосом профессиональной сказочницы: «Качество человека, дети, зависит от уровня его притязаний». Ностальгически улыбнулся (точнее, он думал, что улыбается именно ностальгически – глаза в землю, светлая печаль в глазах, уголки рта слегка подняты. Даль мог быть и не согласен). Смысл фразы дошёл до него курсе примерно на пятом. В школе всё воспринималось почему-то в физиологическом аспекте. Будто люди с таинственным «более высоким уровнем притязаний» совершеннее физически, чем остальные. Сильнее, красивее и тому подобное. Ещё в первый раз, как учительница про-изнесла свою любимую фразу, Костя спросил, как выяснить этот самый «уро-вень». Ответить на этот вопрос педагог оказалась не готова, промямлила лишь: «Спросить можно...» Воспользовавшись этой рекомендацией, Неустро-ев лишь увеличил количество сверстников, считающих его нудным.
Желание найти способ выяснения «уровня» сопровождало его на протяже-нии всей учёбы в ВУЗе. Не маниакально, разумеется, просто иногда вспоми-налось. И однажды осенило. Нужно спросить у человека, что он сделает, если узнает, что жить ему осталось всего один день. Например, началась ядерная война, и наутро прилетят вражеские ракеты. Задав себе такой вопрос, сам Костя не задумываясь решил, что проведёт день с любимыми людьми. Просто рядом. Он не считал свою позицию героической, романтической или поря-дочной, так подумалось само собой, так он был воспитан. Многие бесхитро-стно отвечали, что пойдут бить стёкла, грабить магазины, торгующие доро-гим спиртным, потратят все деньги на изысканную жратву, элитных прости-туток и так далее. В такие моменты Константин жалел, что он с этими людь-ми одной видовой принадлежности. Или сомневался в последнем.
Некоторые отвечали, что на все свои деньги накормят беспризорных детей. А был один человек, который сказал, что заберётся на самый высокий небо-скрёб, или на край самого глубокого ущелья, и прыгнет вниз.
Получалось так, что есть вещи важнее, чем бессмысленная по сути возня с человеческим мусором. А вот дел важнее этого Неустроев не делает. «Пусть так. Ну и что? Не делаю и не собираюсь. Ха-ха. Вот сейчас приду домой и стану пузыри пускать». Но тут же поймал себя на ощущении, что сам себе не верит.
Как не верит ему молодой лейтенант – опер, сидящий напротив.

Глава 10
То есть сначала, понятное дело, этот милиционер пришёл к нему домой. То есть не совсем домой. Он, как заправский чекист, появился у Неустроева за спиной словно из под земли.
– Неустроев Константин Владимирович?
Костя вздрогнул и сразу забыл, о чём думал. Вставленный в скважину ключ так и не повернулся. Зато державший его человек повернулся, с таким же лёгким сопротивлением от опасения нехороших последствий. Шёл деся-тый час. Взгляд упёрся в милицейское удостоверение. Константин испытал некоторое облегчение, при всём том, что присутствие милиции могло сулить определённые неприятности, учитывая события последнего времени, в кото-рых он принимал участие. То, что это не тот таинственный плачущий убийца, даже несколько его развеселило.
– Возможно, что я его и знаю.
Опер, хоть и молодой, но таких умных уже повидал-послушал. С его точки зрения, люди могли бы просто отвечать на прямо поставленные вопросы, но по каким-то причинам умничали, как этот вот спортивного вида брюнет с ключом в руке. На квадратном лице милиционера появилась характерная ци-ничная ухмылка.
– Тогда возможно, что я знаю оперуполномоченного уголовного розыска лейтенанта милиции Колобова, – серые глаза его при этом оставались совер-шенно холодными. Рослый и поджарый, он совершенно не походил на Коло-бова, скорее на Волкова, или лучше Лисова, тем более, что был он весь ры-жий вплоть до щетины. Костя и сам был не маленький, но этот служитель за-кона был выше на голову, метра под два. Неустроев заметил, что задел мили-ционера словоблудием, и вспомнил, что есть люди, шутящие очень редко в силу ряда причин.
– Не обижайтесь. Что Вам?
– Простите великодушно, Вы сейчас не очень заняты? – продолжал глу-миться лейтенант.
Константин, в свою очередь, посмотрел на оперативника холодно-испытующим взглядом.
–Я извинился. Что Вы хотели? –резко спросил он.
– Войти можно, или в отдел пойдём-на? – Колобов остыл, и его говор при-обрёл профессиональный оттенок.
Костя открыл дверь.
– Заходи.
И вот опер молча сидит, смотрит Неустроеву в глаза, и источает недоверие всей поверхностью тела.
Они перешли на «ты», но это совершенно не свидетельствовало об уста-новлении тёплых отношений. Володя (таково было имя Колобова) чувствовал себя хозяином положения, потому что был представителем власти, и был уве-рен, что нашёл того, кого нужно. Его раздражало спокойствие брюнета, и он говорил подчёркнуто официально. Константин чувствовал себя спокойно, по-тому что был тем, кем был. А ещё был уверен, что никаких улик против него нет. Следов пальцев на одежде и коже не остаётся, кровь его может быть только на одежде сбежавшего мальца, а его Костя и пальцем не тронул. И он решил не врать оперативнику.
Подстраховаться всё же стоило. Он позвонил Вике.
– Солнышко, привет. Окажи мне маленькую услугу. Включи беззвучный режим и не отвечай на следующий звонок... Да. Да. Перезвоню позже. Целую.
Затем позвонил ещё раз, убедился, что дозвон идёт, и положил излучаю-щий помехи телефон рядом с милиционером. Тот понял, к чему это, занерв-ничал, но отключать диктофон пока не стал.
– То есть ты, типа, ничего не знаешь о происшествии 24 мая сего года в районе прилегающего к твоему кварталу парка?
– Нет, этого я не говорил. Ты спросил, слышал ли я что-нибудь об этом происшествии. И я сказал, что не слышал. Так и есть, мне никто об этом не рассказывал. Но я не говорил, что ничего не знаю. Напротив, я знаю абсолют-но всё. Потому что принимал в этом непосредственное участие. Только ты ничего не докажешь, лейтенант. И самое главное, сажать меня не за что. Я даже с точки зрения закона находился в состоянии необходимой обороны. А уж с точки зрения правды тем более не виноват. Так что извини, раскрывае-мость я тебе не помогу повысить.
– Ты чё-на, юрист хренов, что ли? – Колобов напрягся ещё больше. Он злился, так как понимал, что брюнет в основном прав.
– Нет, я ботаник. Но книжки читаю.
– Ну расскажи, что там к чему было?
– А ты разве не знаешь? Плохо работаешь.
– Не дерзи, Неустроев. Поработай сам, я тогда посмотрю, какой ты умный будешь-на.
– Ну извини... Обычная история. Шли вечером с девушкой, гуляли. А те трое придурков решили развести меня на бабки, я их так понял. Я им вежливо дал понять, что тут не светит. Ну, схлестнулись, само собой. Я двоим-то объ-яснил кто папа, а третий сзади напал, чем-то в ухо саданул мне...
– Камнем. Здо-оро-овенный булыжник-на.
– Да? Тогда ясно. Я-то думал, этот дистрофик мне так рукой приложился... Так вот этот меня за шею схватил, а те двое к девчонке стали лапы протяги-вать, а потом ни с того, ни с сего у них кровь изо рта потекла, они упали. Ма-лый заорал не своим голосом и убежал. Ну, и мы ретировались, конечно. Вот и вся история... Так что если тебе надо для показателей меня засадить, то при-готовься к заморочкам, я так просто не сдамся. А если справедливости хо-чешь, то она уже свершилась – преступники наказаны. Откровенность за от-кровенность. Твоя очередь. Скажи, будь добр, как ты на меня вышел?
Володя невольно проникся симпатией к этому нагловатому брюнету. Бу-дучи оперативником, он хорошо разбирался в людях и видел – брюнет не врёт. Колобову не было жалко погибших, они давно находились в разработке и только доставляли много неудобств. Парень вроде не тупой, болтать не ста-нет, не в его интересах.
Володя вспомнил, как нашли сначала булыжник, на нём эпителий. Неделю по больницам искали, не поступал ли кто. Позвонили из психдиспансера, по-пал к ним мальчонка один с рукой покоцаной. Сравнили, наш клиент, под-фартило. Приехали туда, главпсих сказал мол, так и так, поступил буйнопо-мешанный, утром 25-го, всё сошлось. Он типа нормальный, но иногда при-ступы, орёт, типа дьявол на землю пришёл. Пришли к нему, спросили, какой на хер дьявол. Он такой, типа, дьявол корешей моих завалил. Ну, участковых подняли, принесли этому кенту карточки на всех жильцов домов в округе. Там их несколько тысяч, дней десять ему диафильмы крутили. Думали, всё, абзац. А тут он фото этого брюнета увидел, завопил благим матом – дьявол, ёб, дьявол, спасите-на. И на стену лезет.
А дальше... Дальше ничего. В СМЭ говорят, эти двое сами копыта отбро-сили, типа сердечный разрыв произошёл по внутренним причинам, следов ударов в области левого лёгкого не обнаружено. А чтоб сердце так на клочки разлетелось, бампером КАМАЗовским типа надо в грудь приехать километ-рах на восьмидесяти, а человек не мог такого удара нанести, и всё тут-на. Следов никаких, даже на камне кожи с уха брюнета не осталось, повезло ему. Свидетелей тоже ноль целых хер десятых, этот кент невменяемый. Тогда Ко-лобов надумал сходить к брюнету с диктофоном, может сам расколется... Да тот не лох оказался…
Лейтенант выудил из-за отворота джинсовой куртки малюсенький микро-фон, достал из внутреннего кармана цифровой диктофон, отключил. – Мо-жешь не мучать больше мобилу свою, молодец-на, подкованный, – в его голо-се появились одобрительные нотки. – Только ты сериалов про ментов насмот-релся, думаешь, ща я так тебе всю оперинформацию выложу? Облезешь.
– Чай будешь? – предложил Костя. За разговором он проголодался.
– Ну давай, чё... Это... Перекусить бы чего, с утра бегаю.
– Можно и перекусить, – Костя достал из морозилки твёрдый блин пиццы, положил его в микроволновку, включил электрический чайник.
– Слушай, раз такое мёртвое дело, чего тебя так гоняют? – насыпая сухие чёрные листья в фарфоровый заварник, спросил хозяин у гостя. Едва заметная тень испуга мелькнула по лицу Володи, но Неустроев это успел заметить.
– А с чего ты решил-на, что мёртвое? – решив взять на понт подозреваемо-го, не мигая глядя ему в глаза, спросил опер.
– Да я не решил… Так, ощущение. Если б у тебя чего на меня было, ты бы меня арестовывать пришёл, а не байки травить.
«Один-ноль» сказал про себя Константин, увидев реакцию милиционера. Тот понял, что дуэль эмоций проиграл, мысленно отматерил себя за несдер-жанность. Поразмыслил немного, решился:
– Да, блин... Такая замутка, видишь... Эти жмурики твои, они из строймос-товцев, слыхал о таких?
«Тесный город какой», – отметил про себя Неустроев, но внешне и бровью не повёл.
– Это те дикие, которые центр держат?
– Эти самые-на. Они-то так, быки простые были-на, но начальство наше сразу на дыбы встало, типа, разборки грядут крупные, всё выяснить. Зимой же выборы, сам понимаешь ни к чему им геморрои такие.
Константин, наливая чай, кивал с понимающей улыбкой на губах.
– Ты, кстати, будь начеку, люди говорят, бандюки эти тоже тебя рыскают-на.
Услышав это, Костя перестал размешивать сахар в чае, но улыбка так и за-стыла несуразной гримасой. Милиционер расценил это как испуг:
– Да ты не парься, не найдут.
Но Неустроев испугался не совсем того, чего можно было бы ожидать от обычного человека в его ситуации. Он испугался, что его найдут, и он ока-жется лицом к лицу с Необходимостью.
– Сами не найдут... – в задумчивости промолвил он.
– Чё-ё? Да мне хату предлагали, я и то не цинковал! Я честный мент-на! – Володя завёлся с пол-оборота.
– Я не о тебе, с чего ты решил? Кто обо мне знает из ваших?
Опер погрузился в свой внутренний компьютер.
– Вся группа. Ну там, пацаны, да старший опер, майор. Всего человек во-семь. Да...
– Вот и я о том же. Можно уже пироги гостям печь, чай заваривать.
– Кстати, классный чай! Да, дела... Даже не знаю, чем тебе помочь...
– Брось Володя, не надо ничего. Придумаем что-нибудь.
– Чё тут придумаешь-на? Это же отморозки последние, их больше сотни в бригаде. Как в одиночку биться с такой силой-на?
Костя лишь в который раз печально улыбнулся.
– Я привык.

ОТКРОЙСЯ.
ОТКРОЙСЯ.
ОТКРОЙСЯ.
ОТКРОЙСЯ.
ОТКРОЙСЯ.
ОТКРОЙСЯ.
ПРИМИ СЕБЯ.
ПРИМИ СЕБЯ.
ПРИМИ СЕБЯ.
ПРИМИ СЕБЯ.
ПРИМИ СЕБЯ.
ПРИМИ СЕБЯ.
НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ.
НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ.
НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ.
НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ.
НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ.
НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ.
ТЫ ЕСТЬ ТОТ, КТО ТЫ ЕСТЬ.
ТЫ ЕСТЬ ТОТ, КТО ТЫ ЕСТЬ.
ТЫ ЕСТЬ ТОТ, КТО ТЫ ЕСТЬ.
ТЫ ЕСТЬ ТОТ, КТО ТЫ ЕСТЬ.
ТЫ ЕСТЬ ТОТ, КТО ТЫ ЕСТЬ.
ТЫ ЕСТЬ ТОТ, КТО ТЫ ЕСТЬ.
ТЫ – ЭТО Я.
ТЫ – ЭТО Я.
ТЫ – ЭТО Я.
ТЫ – ЭТО Я.
ТЫ – ЭТО Я.
ТЫ – ЭТО Я.
СКОРО МЫ СОЕДИНИМСЯ.
СКОРО МЫ СОЕДИНИМСЯ.
СКОРО МЫ СОЕДИНИМСЯ.
СКОРО МЫ СОЕДИНИМСЯ.
СКОРО МЫ СОЕДИНИМСЯ.
СКОРО МЫ СОЕДИНИМСЯ.
Я УЖЕ БЛИЗКО.
Я УЖЕ БЛИЗКО.
Я УЖЕ БЛИЗКО.
Я УЖЕ БЛИЗКО.
Я УЖЕ БЛИЗКО.
Я УЖЕ БЛИЗКО.
ЖДИ.
ЖДИ.
ЖДИ.
ЖДИ.
ЖДИ.
ЖДИ.
И так всю ночь. Раз за разом. Третьи сутки. Пульс – сто двадцать. Один и тот же сон.
Неустроев знал – так не бывает. Сны не могут повторяться. Сны – это ре-зультат возврата электрических импульсов от возбуждённых внешними раз-дражителями органов обратно в мозг. Тком выбитые из подсознания случай-ные образы. То, что он видит, не сны. Кто-то или что-то гипнотизирует его по ночам. Не очень удачно. Пока.
Что ЭТО от меня хочет? Неясно. А чего я жду? Меня терроризирует какая-то могущественная сила. Было бы удивительно, если бы её методы бы-ли понятны мне, обыкновенному человеку. Или необыкновенному? Может, я и не человек вовсе? Может быть, идеально созданная имитация? У меня всё такое же, как и у других. Руки, ноги, лицо, кожа, волосы, кровь. Я также по-требляю пищу, хожу в туалет, занимаюсь сексом. По крайней мере, почти также. Это внешне. Что, если мой организм лишь сложной структуры обо-лочка, призванная сбить меня с толку? Возможно, внутри я совершенно пуст. Вакуум и нематериальный разум. Или своеобразная станция по пере-работке и распределению энергии. Вот только соберусь ли я с духом, чтобы проверить? Чем я при этом рискну? Если моё тело обычно и погибнет от повреждения, каковы будут последствия? Что на кону? Нет уж, спасибо. Достаточно того, что моя сущность демонична. Если я не настоящий чело-век, я предпочту об этом никогда не узнать.
Пять. Уже светло. Уснуть не получится. Нажатие на кнопку неизменно приводит к возгоранию освещающих экран телефона светодиодов. Какая кнопка нажимается внутри, чтобы испытывать удовольствие при попада-нии на язык сахара, к примеру? Ха-ха! Урри, Урри, где у него кнопка?
Суббота. Вот впереди день. Шестнадцать часов. Это... Шестьсот... и триста шестьдесят... Девятьсот шестьдесят минут. Прорва времени. И совершенно нечего делать. Был бы я женат, дела бы нашлись. Женщины обла-дают удивительным талантом придумать мужчине работу. Особенно жё-ны. Позвать что ли Вику замуж? С другой стороны, женщины обладают удивительным талантом исподволь убедить мужчину, что он сам хочет жениться, и я сейчас нахожусь под её воздействием.
Уже седьмой час .Можно сходить к Петровичу. Скажем, к десяти. Днём... Обед сготовить. Вечером... В кафе пойти, посидеть... Ребят позвать, Игорь-ка, Ромку. Что же с Познанским? Всю неделю ни весточки. Всю работу за не-го делаю, не рассчитается. Впору на самом деле идти и караулить у двери.
Игорь давно не звонит. Сочиняет, видимо, ещё что-нибудь необыкновен-ное. НЕ обыкновенное. НЕ обычное. Особенное. Ни одного резкого звука. Какие нежные, мягкие слова. Совсем, как Викусик.
Удивительно, но за месяц знакомства у меня к ней никаких претензий. Всё таки проблема была не во мне. Просто она другая. Не грубая, не испор-ченная. Не лезет под кожу. И главное, НЕ ТУПАЯ. Точно надо звать замуж.
Чай, хлеб, творог. В жизни хотя бы в мелочах должна быть стабильность. Лояльность-мобильность-дебильность. М-м-м. Аминокислоты, лактоза, глюкоза. Хэ-два-о. Тиамин-танин-блин.
Включенный на всю катушку альбом «Black eyed peas» взбодрил мгновен-но. Ловко, но не очень – как всегда – красиво пританцовывая, Костя пригото-вил показавшуюся ему восхитительной яичницу с луком, бужениной и поми-дорами. Зубная щётка, бритва, лосьон – всё стало делать приятнее. Сегодня был день, когда синусоида эмоционального состояния находилась в верхнем максимуме.
Вихрастый стоял пролётом ниже. Волосы женской длины, будто разворо-шённые ветром. Константин сразу понял – это именно тот вихрастый, о кото-ром говорил Петрович. Бегающий пустой взгляд и перманентная злоба на ли-це не оставили сомнений: он пришёл за Неустроевым. Опрометчиво. Аль-труистическое настроение сразу пропало.
– Плохо ножом работаешь, придурок. Мужик-то выжил, – с порога начал Костя.
Вихрастый осклабился. Осведомлённость объекта его не поразила ни кап-ли. Или он ничего не понял. Абсолютная пустота на лице. Голос был проку-реный-пропитый. Ещё бы.
– Ничего, к нему тоже наведаются.
– Только это я и хотел узнать. Иди ко мне, пупсик.
Бандит ринулся вверх. Если повредить спинной мозг в поясничном отделе, ноги отнимаются сразу. Это Константин знал точно. Потеряв под собой опо-ру, вихрастый рухнул, не добежав до цели всего пары метров.
– А... А... А-а-а! ****ь, что за ***ня! Мама! Ма-ма-а! – завопил он в пани-ке.
Костя с удовольствием, которого устыдился минуту спустя, пнул жертву, приказал: «Заткнись, людей разбудишь», сорвал с хрящей голосовые связки. Изо рта поверженного понеслось сиплое хрипение. Потом спешно закрыл дверь, выкинул в трубу нефункционирующего мусоропровода нож и побежал вниз. Нужно было спешить.
Уже на полпути к больнице закололо в правом боку. Ещё сильнее, чем в прошлый раз. Так сильно, что правая нога отказывалась двигаться. Несколько раз Константин падал. Столько бегать он не привык. Но надо успеть. Сколько их там, какие они, как выглядят, масса тела – все эти вопросы Константина не интересовали. Главная мысль была – успеть. Ещё два поворота. Вот тяжёлая входная дверь.
Он пробежал мимо вахты. Бабушка-вахтёрша успела только лишь поднять руку и повернуть голову в сторону вихрем пронёсшегося парня.
– Это что ж такое творится сегодня, матерь божья! Носятся туда-сюда, как угорелые. Совсем молодые с ума посходили!
На втором этаже, тридцать шестая палата. Неустроев толчком распахнул двери, двое быков в спортивных костюмах уже стояли над Павлом Петрови-чем. Медсестра Катюша сидела в углу на полу, прикрыв голову руками. Костя узнал её по всё тем же белым лаковым туфелькам.
– Назад! – скомандовал Константин. «Спортсмены» обернулись с одинако-вым выражением на лицах: «Кто это там тявкает?»
– Ты чё, бля, а? Ты кто, бля? Те чё надо, вали отсюда!
– Я сказал, назад, уроды! Со мной сначала разговор будет, – Неустроеву вдруг захотелось не пользоваться своим преимуществом, захотелось драться на равных. Он чувствовал, что может справиться. Был для этого и ещё один резон: нельзя было убивать обоих, один из них обязательно должен передать своему боссу кое-что.
Против подраться быки не возражали. А насчёт «на равных» у них был свой взгляд. Один, тот, что небритый, держал в левой руке уже ставшую ба-нальной бабочку, зато другой, худой и высокий, достал из спрятанного в шта-нине чехла здоровенный железный прут.
Тот, что с ножом пошёл первым. Смотрел прямо в глаза. Рванул руку впе-рёд. Удар наносил прямо в печень. Хладнокровный, опытный убийца. Костя немного присел, втянул живот и развернул корпус – всё, как учили. Схватил небритого одной рукой за кисть, всё же порезавшись об острое лезвие, второй за одежду и стал садиться. Упёрся ногой бандиту в живот и рывком разогнул колено. Противник глухо прилетел на спину, как и ожидалось. Константин сам удивлялся, как хорошо тело помнит давным-давно разучивавшиеся дви-жения.
Кувырок назад, пинок лежащему под мышку. Тот тихонько крякнул. Туф-ли с удлинённым носом мешали чувствовать силу удара. Костя пожалел, что не одел кроссовки, в них биться гораздо удобнее. Хотя пока всё шло по не-устроевскому сценарию. Второму бандиту это было не по душе. Как быстро Константин ни старался двигаться, когда он поднял глаза, прут как раз летел ему в физиономию. Единственное, что он успел сделать, это инстинктивно поднять руки.
На расстоянии нескольких метров прут казался тяжёлым. Зрительная оцен-ка была неверной. Железяка была ОЧЕНЬ тяжёлой. К счастью, костиного тела арматура достигла плашмя, иначе точно проткнула бы мягкие человеческие ткани. Однако, удар пришёлся по лучевой кости одним концом, а другим по лбу.
Зрение решило уйти в отпуск на неопределённый срок. Вестибулярный ап-парат, получив такую встряску всё же сообщил организму о падении. Ягоди-цы и лопатки данную информацию подтвердили. Живот сообщил о том, что кто-то сел сверху, а челюсть о свидании с кулаком.
Костя материл себя за самонадеянность. Лежащий рядом напарник сидя-щего сверху мог в любой момент прийти в себя. Выбора на осталось. Кон-стантин сквозь веки увидел мерцающий флуоресцентным зелёным силуэт, направил вверх слепой поток отчаянной ярости. Что-то грузное свалилось сверху. Силуэт медленно погас, зато стали появляться реальные краски.
Спихнув с себя труп, Неустроев поспешно вскочил. Но второй ещё лежал на каменном полу. Найдя глазами и подобрав его нож, Костя зашёл со сторо-ны головы, поднёс острое лезвие к горлу небритого, сел так, чтоб его не было видно и сильно похлопал быка по щекам. Бандит приоткрыл глаза. Лезвие ещё больнее впилось ему в кожу.
– Так лежи! – приказал Константин. – Усёк?
Небритый кивнул.
– Слушай сюда, в натуре, – Неустроев пытался копировать бандитскую речь, получалось карикатурно. – Передай бригадиру своему, что универсам наш, реально. Приходите все на стрелу завтра в полдень, на западную свалку, перетрём рамсы. Усёк, в натуре!?
Лежащий закивал активнее.
– Завтра договорим с тобой, а ща вали, пока цел, реально!
Костя убрал нож и быстро отошёл назад. Бык встал, отряхнулся, наградил обидчика тяжёлым взглядом.
– Ты прав, бля, завтра договорим. Ты только не теряйся среди корешей своих, – и пошёл вниз по лестнице.
Константин кинулся в палату. Катерина куда-то пропала. Петрович уже оделся. К счастью, он был цел и невредим.
– Думаю, нельзя нам тут оставаться, Костик.
Тревожно посмотрев на соседа, молодой человек только кивнул.

Глава 11
– Как самочувствие?
– В норме. Через три дня собирались выписывать. Вот бы и выписали...
Павел Петрович действительно выглядел прилично. Слегка прихрамывал при ходьбе, а в остальном ранение ничем о себе не напоминало. А бледность на его лице объяснялась просто. Его опять сняли с подножки Последнего трамвая.
Они оба сидели рядом на кровати. Со стороны картина выглядела, должно быть, неоднозначно. Ощущение нелепости происходящего только усугубля-лось обстановкой комнаты. Но, справедливости ради, надо сказать, что для дешёвой гостиницы на окраине было очень даже ничего. Обои не исписаны нецензурщиной, старая мебель из полированных под дуб древесностружеч-ных плит облупилась совсем чуть-чуть. Советский телевизор, цветной. Даже кровать была не пружинная, как того можно было ожидать, а с хорошим мат-рацем. Двухместный номер без паспорта консьержка даже за деньги не дала. Но в сложившейся ситуации было не до жиру.
– Что нам теперь делать? Ты вот завтра не придёшь туда, а они ведь искать нас будут?
Сосед и мысли не допускал, что можно пойти «на стрелку». Он был реши-тельно уверен, что Константин назначил рандеву бандитам только для того, чтобы отвязаться. Костя и сам в это верил поначалу. По крайней мере, когда говорил с небритым, придумывал всё на ходу. И только теперь, когда Петро-вич заговорил об этом, парень начал осознавать возможные последствия.
Не прийти на стрелу по всем понятиям означает, во-первых, нанести про-тивнику оскорбление, во-вторых, признать поражение, и – самое главное – в-третьих, оказаться в роли зайца на охоте. По крайней мере, Неустроеву пред-ставлялось именно так. Одним словом, клубок проблем набирал вес и оборо-ты. Ну, пусть не одним. Легче от этого не становилось.
– Что-нибудь придумаем, Петрович, где наша не пропадала, – успокоил Костя товарища по несчастью. Он не хотел говорить, что уже придумал кое-что. Придумал он это «кое-что» уже давно, ещё в среду, просто боялся сам себе признаться. Вернее, не столько боялся, сколько усилием воли сдерживал острое желание, диктовавшееся упрямым мировоззрением. Теперь обстоя-тельства не оставляли ему выбора.
Заиграл телефон. Звонила Вика.
– Костик, ты где пропадаешь?
– Да я это... Дела у меня тут...
– Мы неделю не виделись. Почему ты в воскресение не пришёл? Ты меня избегаешь? – в её голосе послышалась обида.
– Викусик, не глупи. Так я... Замотался, то, сё... Хочешь, давай встретимся?
Виктория помолчала некоторое время – дулась.
– Ну, ладно. У тебя? Я скоро подойду...
– Нет, нет! Приезжай... – испуганно перебил девушку Костя. Он чуть не назвал своё местонахождение, но вовремя одумался – у бандитов наверняка есть свои люди в сотовой компании. – Приезжай в старый парк отдыха, это на севере, знаешь?
– Зачем так далеко? Что случилось?
– Всё при встрече, киса. Давай к часу, хорошо? Целую. Всё.
Неустроев отключил соединение.
– Дама сердца? – деликатно осведомился Павел Петрович.
– Она самая. Так... Я Вам обед принесу и отлучусь на некоторое время. Вы никуда не выходите, смотрите телевизор. Я к вечеру вернусь.
– Да куда ж я пойду в таком состоянии, господь с тобой!
– Вот и хорошо. – Костя понял, что фраза имеет двойной смысл. – Я имел в виду, хорошо, что не пойдёте.
– Да понял я. Костя, вот возьми ключи. Там у меня дома в шкафу...
– Нельзя пока нам домой, Петрович, нельзя. А деньги есть, не волнуйся. С голоду не помрём.

На место Константин прибыл за полчаса. Долго наблюдал издалека, нет ли кого. Виктория невесомо вынырнула из тёмного чрева маршрутки. На ней было плиссированное кремовое платье в мелкий цветочек. Оно ей очень шло. Ей вообще всё шло. Неустроев смотрел на неё и восхищался, как в первый раз. Он поймал себя на ощущении, что не заслужил такую женщину, и вооб-ще удивительно, как так случилось, что они вместе. С другой стороны, она всего лишь человек, такой же, как и остальные. Просто чуть красивее, эле-гантнее, женственнее. Она никогда не давала понять, что осознаёт своё эсте-тическое превосходство над многими другими женщинами, тем более не счи-тала себя из-за этого подарком. Подарком она была совсем по другим причи-нам.
Костя заставил её простоять десять минут, нужно было убедиться, что нет хвоста. Вроде никто больше не ходил поблизости туда-сюда, люди проходили в парк или наоборот, выходили, но не задерживались. Если наблюдение и ве-лось, то очень профессионально. Повидав контингент противника, Констан-тин решил, что ума уркам не хватит и легким бегом подбежал к девушке.
– Приветик, – улыбнулась она, как будто он не опоздал ни на секунду. Не считала целесообразным скандалить по пустякам.
– Привет, киса, – поцеловал, взял за руку, потащил в парк.
– Мы торопимся? Что у тебя с лицом? – она встревоженно нахмурилась, потянулась ладонью к ссадинам на лице молодого человека.
– Поцарапался. Пойдём, надо место поукромнее найти.
Вика добросовестно дотерпела, пока они нашли маленькое кафе, сели, до-ждались заказа.
– Константин, что произошло? Что с твоим ухом? – лицо её было напряже-но, она впервые назвала его полным именем.
Костя обдумывал, как бы поведать историю без лишних деталей. Некото-рые подробности были явно не для женских ушей. И если он долго не думал, сообщать ли Познанскому свою главную тайну, то разумность откровенности на эту тему с женщиной вызывала сильные сомнения.
– Такая история, знаешь... Меня военкомат местный нашёл, с милицией за мной приходили... Надо где-то до конца месяца перекантоваться... – он ста-рался смотреть в горшок с жаркое.
– Костя, я что, на идиотку похожа, по-твоему? На тебя опять напали?
– Извини. Ты же знаешь, я не люблю вешать на женщин свои проблемы. Скажем, есть некоторые трудности, я их решаю.
– Я могу помочь. Я могу достать тебе пистолет, у меня есть знакомые...
– Не можешь. Пойми, солнышко, не можешь. И вообще, лучше некоторое время нам не встречаться, это для тебя опасно.
Виктория отвернулась. Сидела некоторое время молча, потом прерывисто вздохнула и поднесла ладонь ко рту. Костя понял, что она плачет. Выпустил ложку из пальцев.
– Вика, ты чего?
– Ты хочешь меня бросить, да? Так и скажи, нечего глупости выдумывать.
– Викуля, посмотри на меня. Вика! Посмотри мне в глаза.
Девушка порывисто повернула голову. Белки её покраснели. Константин взял её за руку, поймал себя на мысли, что зелёный плохо сочетается с крас-ным.
– Я тебя очень люблю. То, чего я хочу меньше всего – это расстаться с то-бой. Просто так получилось, что тебя могут использовать, чтобы иметь на ме-ня точку воздействия. Как в плохом боевике – девушку берут в заложники, герою приходится её спасать. А я, к сожалению, не герой.
Виктории не хотелось плакать на людях, да ещё при мужчине. Неустроев понял это по некоторым признакам: она сдерживала себя, хотела смахнуть слёзы, но не позволяла себе, и дышала очень тихо.
– И сколько, по-твоему, нам нельзя видеться?
– ...Я думаю, ещё недельку. А потом у меня отпуск, и мы что-нибудь инте-ресное придумаем, ладно?
Она ещё немного помолчала, потом пересилила гордость, достала из сумки платок и зеркало, промокнула уголки глаз, мельком взглянула на себя, убрала всё обратно. Улыбнулась.
– У меня с третьего числа тоже отпуск. Давай, съездим куда-нибудь? Ты сможешь? – казалось, предыдущего разговора и не было вовсе.
– Почему нет? Деньги есть, время есть. Давай съездим. Кушай, а то салат совсем остыл, – он попытался её развеселить.
Вика захихикала:
– Дурашка ты, Коська. Салат у него остынет... Сам ешь.

Окружённый исполинскими мусорными барханами пустырь на свалке был огромен. Свежерасчищенные площади под новые кучи отходов. Полумёртвые деревья и смрадные ядовитые испарения. Косте показалось, что это именно тот пустырь, который описывал Игорь в своём сценарии. Вот и бетонная ко-робка со слепым проёмом окна виднелась неподалёку.
Строймостовцев было много, человек сто. Как и обещал Колобов. Они стояли в одну шеренгу, плечом к плечу, одинаковые, как безликое средневе-ковое войско. Только вместо лат, шлемов, копий и мечей, облачены они были в бесцветные бесформенные шорты, футболки, а вооружены кто битами, кто до боли знакомыми кусками арматуры.
Перманентно северный ветер сдувал их широкие одеяния в сторону Кон-стантина, отчего создавалось впечатление, что вся толпа наклонилась в его сторону. Ему померещилось, что даже их близнецовые лица по частицам смываются в его сторону газовой волной. Жесткий, колючий от безжалостно-го песка воздушный поток норовил опрокинуть противостоящего ему челове-ка на лопатки, но Константин был надёжно защищён от бездушной стихии. В отличие от бандитов, на нём латы были. Зачем он их нацепил, и где взял, он не помнил, и вообще обнаружил их на себе с удивлением, но приятное ощу-щение защищённости успокаивало и придавало уверенности.
Тишина. Ничего, кроме ровного шума прозрачной стихии и едва слышных позвякиваний песчинок о блестящий металл. Ряды бойцов безмолвно рассту-пились. На шаг вперёд, посередине ряда вышел человек в сияюще-белом кос-тюме, такой же шляпе, перчатках, и с тростью руках. Главарь.
Они стояли молча друг против друга – толпа вооружённых убийц, их пред-водитель, и одинокий парень в неуместном сверкающем панцире, без меча в стальных рукавицах.
И в этот миг Константин понял что не сможет, не хочет, не должен ничего делать с этими пусть полу людьми. Он как бы прочёл в книге своего будуще-го, что если будет продолжать убивать, пусть даже из лучших побуждений, тёмная, жестокая сторона его личности затянет его бесповоротно. Что, по большому счёту, смерть шайки отморозков ничего не изменит. Пройдёт вре-мя, и им на смену придут другие, может даже более отвратительные и извра-щённые садисты.
Смерть поселилась в его, неустроевском, теле, но бессмертным он от этого не стал. Годы бессердечно оставляют свои следы на лице. Печень пошалива-ет. По меркам вселенной организм Константина перестанет функционировать через мгновение, и тогда ему на смену придёт нормальная (с её точки зрения) Смерть, которая будет убивать постоянно и без разбору. И все его жалкие по-пытки обратить восставшие против Высшего Порядка силы против самих се-бя не повлекут сколько-нибудь значительных последствий.
А враги словно только этого и ждали. Без всякой команды вся шайка рину-лась на смирившегося рыцаря. Они не кричали, как это бывает обычно, бежа-ли молча, как наёмные сарацины. Костя подумал, лучше бы они кричали, бы-ло бы менее жутко. Единственное, чего он сейчас хотел, это чтобы всё быст-рее закончилось, чтобы один точный удар прекратил его мучительные сомне-ния.
Между ними изначально было не больше пятидесяти метров, и это рас-стояние бандиты должны были пробежать за несколько секунд. Но прошло уже несколько минут, а яростная толпа не пробежала и половины расстояния. Он видел, как они изо всех сил двигали ногами, как земля летела под ними, но приближались буквально на сантиметры. Они как будто специально оттяги-вали момент атаки, чтобы дать ужасу как можно полнее овладеть одиноким их противником. И расчёт их был оправдан на все сто. Ноги Константина за-дрожали. Самостоятельно опустив щит, он почувствовал себя самым безза-щитным человеком на свете. Но отступать ему не позволяла гордость и ре-шимость покончить со всей этой историей раз и навсегда.
И, как только он подумал это, нападающие сорвались с места и стали стремительно приближаться, и вроде как увеличиваться в размерах. А когда им осталось преодолеть последний метр, на вершине мусорной кучи, той, что была позади шайки и перед глазами Неустроева, появилась Виктория.
И всё словно замерло на какое-то время. «Как я мог забыть о ней? Пошёл по лёгкой тропинке, и не подумал о близких. Родители... Вика... Ромик... Ка-ково им всем будет потерять меня?»
Но было поздно. Сотни ударов обрушились на его туловище, голову, ко-нечности. Костя успел только коротко вдохнуть и... спокойно выдохнуть. Преступники с искажёнными от тупой злобы лицами со всей мочи молотили по нему своим варварским оружием, но он чувствовал единственно лёгкие со-трясения. Броня выполнила своё предназначение, все старания нападавших не приносили им и малой толики ожидаемых последствий. Единственное не-удобство, которое испытывал Константин, был громкий, похожий на дробь крупного летнего града, стук. Даже было немножко приятно от щекотки, вы-зываемой вибрациями стального панциря. Ему стало смешно, до икоты смеш-но оттого, что эти человекообразные приматы не могут с ним ничего сделать, даже когда он не сопротивляется.
Он смеялся так сильно, что даже проснулся.
Лежать рядом на одной кровати с малознакомым мужчиной Неустроеву было непривычно. Не то что некоторым. Он бы предпочёл видеть на второй половине Викторию. Даже не видеть – осязать, ощущать на вкус, обонять. Но, чтоб не казаться самому себе гомофобом, коим он ни в коем случае не был, Константин заставил себя не думать об этом.
Сны такой правдоподобной реалистичности снились очень редко кому угодно. Страннее всего было то, что сон так точно соотносился с реальными событиями. Насколько Костя был осведомлён, сны должны сообщать о каких-нибудь переживаниях эзоповым языком, никак не прямым текстом. Нет, кто-то явно засылал эти псевдогрёзы ему в подкорку. Хорошо хоть перестали по-являться эти жуткие транспаранты.
Искать какой-нибудь подтекст в кошмаре он не стал, чтобы отвлечься, вышел на свежий воздух. Месяца два назад он бы и не приблизился к балко-ну, тем более к такому – наспех сваренному из ржавых металлических полос и прутьев. Точно рухнул бы с пятого этажа. Теперь он не думал об этом – был повод поверить Татьяне Леонардовне, дай бог здоровья. Честная тётка.
Летнее утро было спокойным. У природы своя жизнь. Ей абсолютно на-плевать на бессмысленные телодвижения глупых прямоходящих тварей. Все-ленская безмятежность воскресного города не зависела от волнений отдель-ных его жителей. Теплота и безветрие, так любимые Неустроевым, теперь как будто издевались над ним, будто говорили: «А ты думал, что скачки твоих пульса и давления сразу обусловят грозу? Ты вообще преувеличиваешь своё значение для мировой истории». Гроза и вправду сейчас привела бы его в чувство.
Но полупрозрачные облака на горизонте, похожие на мягкие утренние морские барашки, ещё красивее зарделись в первых лучах. Не умея долететь до зенита, бордовые солнечные посланники бледнели, превращаясь в голубо-ватые тени самих себя. Тёмные же крыши разнорослых кирпичных истуканов, не желая отдавать ни капли свежего тепла, лишь слегка серебрились, не в си-лах сдержать неистовый белый. Влажные липовые, строгие тополиные, всегда спокойные и отрешённые от всего хвойные листья уже давно проснулись, чтобы первыми впитать драгоценные капли ультрафиолета – стебли, удержи-вающие их, изголодались за ночь. День обещал быть замечательным – неж-ным, не жарким, с почти недвижимым воздухом.
Отличный день, чтобы умереть.
Дальше надеяться на то, что балкон всё-таки обвалится и решит все вопро-сы, было безнадёжно. Да и некстати это было теперь, когда Константин ре-шил на встречу пойти. Он вернулся в душную комнату. Его подопечный спал, слегка приоткрыв рот. В другом месте и в другое время вид полного мужчины со слюной на щеке вызвал бы у Неустроева весьма неприятные эмоции. А сейчас он смотрел на Петровича с неким подобием материнской нежности. В общем-то, он имел на это право, но не думал так. Просто внутри перестала существовать перегородка, не позволявшая видеть в некоторых людях людей, заслонённых не слишком привлекательным внешним обликом.
Самый верный способ убить время – это поспать. Самый верный способ заснуть утром, когда только что встал – плотно позавтракать, и при этом ни-какого чая или кофе – только тёплое молоко. Потом почистить зубы, умыться горячей водой, и – вуаля – глаза слипаются сами собой. В последнее время он привык спать неспокойно, его мозг ещё во сне начинал активную деятель-ность, но эти несколько часов прошли незаметно и тихо. Поэтому, когда Кон-стантин почувствовал странные толчки в бок, вскочил и мигом перелетел на противоположный край комнаты: ему показалось, что начался очередной кошмар. А это был всего лишь сосед.
– Костя, ты чего? – Петрович испугался не меньше самого Неустроева.
Тот стоял на ногах, но проснулся ещё не окончательно. Некоторое время понадобилось ему, чтобы прийти в себя и отдышаться.
– Ничего, показалось... Что случилось?
– Да так... – Павел Петрович выглядел испуганным и растерянным. – Ты во сне часто так задышал, ну, я испугался. Знаешь, как бывает, люди видят страшный сон и удар получают...
Костя устало улыбнулся.
– Не бойтесь. Я – во сне не умру. Сколько сейчас времени?
– Который час-то? Одиннадцать.
Костя, не говоря ни слова вслух, а про себя проворчав: «Сговорились они, что ли?», схватил майку, накинул на себя и стал обуваться. В туфли. Куплен-ные накануне кроссовки так и остались в коробке. Сегодня драться он не со-бирался.
– Константин, ты куда? – сосед, конечно уже и сам догадался, ответ под-спудно звучал в вопросе. Тревога легко читалась в его мимике.
– По делам. Завтракайте, я скоро вернусь.
На автобусе добраться до места уже было не успеть – путь лежал на другой конец города. Да и такси здесь, на окраине, можно было встретить не очень часто. Но Константину Неустроеву повезло – белая «девятка» с шашечками стояла недалеко от гостиницы. Мужчина средних лет в обычной для таксиста одежде – простых брюках, тёмной засаленной рубашке, старых, но удобных кроссовках – мыл своё орудие труда. Костя поспешно подошёл к водителю.
– Здорово, командир, –начал он разговор фразой, подсмотренной в старых советских фильмах.
Тот прервался на секунду, мельком осмотрел потенциального пассажира.
– Ну здорово, коль не шутишь, – ответил он в тон Косте.
– До свалки городской надо бы добраться. Минут за сорок.
– До свалки, так до свалки. Можно и за полчаса. Ты только обожди чуток. У меня лошадка мыться хочет, да и живот у неё пустой. Не торопись, успеем когда надо. Расскажи пока, что в мире творится, – с этими словами он окатил лобовое стекло ведром воды, достал из багажника полуторалитровую бутылку с бензином и стал выливать её в бак.
– В мире? – Константина такой поворот беседы поначалу сбил с толку. – Да как обычно... Евреи с арабами воюют. Самолёты падают, как вороны в пя-тидесятиградусный мороз. Калифорнию опять смыло очередным тайфуном. Олигархи нефть воруют. В общем, всё нормально. – он принял правила игры странного мужика, даже стало интересно, как тот будет реагировать.
– А-а... – понимающе протянул таксист, – что там с экспедицией на Марс?
– Готовят. Космонавтов уже набрали. Корабль достраивают. Яблони адап-тируют к тамошнему климату. Говорят, всё по графику.
– Это хорошо. Давно пора... Как бюджет приняли? – говорил он так, будто бы был уверен, что собеседник знает ответы на его неординарные вопросы. Как ни странно, уверенность его была полностью оправдана: так или иначе, Константин слышал об этих вещах то тут, то там.
– Приняли, в первом чтении. С профицитом. А куда денутся? Сейчас им не девяностые, когда можно было папу не слушаться, быстро без кресла оста-нутся. Обещают пенсии повысить, бюджетникам зарплаты, стипендии. В нау-ку много денег отдадут.
– В науку – это правильно. Давно пора. Я слышал пластмассовые провода изобрели?
– Так это сто лет уж как, – Неустроев непроизвольно перенял деревенский стиль речи водителя. – Ещё в двухтысячном. Цветные экраны на мобильных телефонах видел?
Мужчина кивнул, достал из нагрудного кармана модную «раскладушку».
– Так вот они пластмассовые.
– Ишь до чего прогресс дошёл – пластмассовые телевизоры стали делать, –впервые на лице таксиста и в его голосе появились эмоции. – Ну, это хорошо. Давно пора... Народ-то сейчас чем дышит?
– Народ?.. А кто чем. Музыку хорошую мало стали слушать. Всё больше попсу всякую, киркоровых там, да рук вверх.
– И не говори. Вот в мою молодость, как сейчас помню, молодёжь моцар-тов там, бахов, чайковских на слух узнавала. А сейчашние дети что? Генделя с Гендальфом путают! Э-эх... Ну, а кино как развивается? Голливуд ихний по-ганый не загнулся ещё?
– Куда там... Живёт, в ус не дует. Фильмы, конечно, снимают говённые. Сюжеты все одинаковые, герои однотипные, задумки лажовые. За счёт спе-цэффектов только и можно смотреть. А сейчас и в Европе научились с ком-пьютером обращаться, да и наши ничего рисовать стали, так что скоро кризис в Голливуде начнётся.
– То-то они засуетятся! – на лице водителя на мгновение мелькнуло что-то вроде радости. – Давно пора. А сам-то как?
– Я-то? Хорошо. С хорошей девушкой подружился. На работе скоро от-пуск. Поедем с ней куда-нибудь. На родину ко мне, скорее всего. Приятелей старых повидать надо, места знакомые. Посидеть за бутылочкой. Только вот съезжу сейчас, с бандитами разберусь, и всё совсем наладится.
– С бандитами? – таксист вопросительно посмотрел на Костю, и открыл было рот, чтобы продолжить вопрос, но тут из бака полилось горючее, и это его отвлекло. – О-оп! Заправились. Теперь можно и ехать. Прошу! – и он сде-лал старомодный реверанс.
– Это хорошо, – облегчённо выдохнул Неустроев. – Давно пора.

Глава 12
Всю дорогу оба не проронили ни слова. Это радовало Константина, он не хотел ни о чём говорить. Частный сектор западной окраины города сменили разноликие фасады делового и культурного центра. Зеркальные стёкла евро-окон недоумённо озирались в старинной оправе построенных на века имений прошлого века – точно им было неуютно соседствовать со столетними деми-довскими кирпичами. А скромные невзрачные девятиэтажки лишь печально озирались вокруг, чувствуя себя совсем уж лишними в схватке классики и модерна. Двое рабочих, вознесённых на высоту шестого этажа телескопиче-ской люлькой, вешали на стену одной из них специальный знак для воров, показывающий им, что в этой квартире есть что взять. Знак этот формой и размерами подозрительно напоминает кондиционер. Изредка на домах висели ясли со штукатурами и малярами – городские власти приводили центр в бо-жеский вид к предстоящим выборам. По восьмиполосному шоссе можно бы-ло пересечь город из конца в конец, не задерживаясь в пробках. К тому же было воскресение, и многие автомобилисты были за городом, отдыхали.
Скоро шик центральной части мегаполиса сменили уютные спальные рай-оны с их аллеями, детскими площадками, излучающими надёжность корпу-сами панельных девятиэтажек. Дети играли в песочницах, мамы, покачивая коляски с младенцами, читали на скамейках дрянные детективы. Мужики ру-бились в домино, пили пиво с воблой. Бабушки развешивали на балконах бе-льё. Обычный выходной. Все занимались привычными делами, и Константин тоже собирался.
Потом мимо поплыли бесконечные бетонные заборы промышленных предприятий, неумолимые в их неприступности. Даже пожухлая от ядовитых выбросов трава не росла ближе, чем в метре от серых параллелепипедов, хотя почвой ограды были присыпаны под самый корень. Печи заводов даже в вос-кресение неспешно покуривали сигары взметнувшихся к небу труб, и где бе-лый, а где и чёрный ручеёк дыма извивался, растворяясь в невидимые облака отравы. Деревьев не видно сколько хватает глаз. Можно было поручиться, что даже насекомых не было в окрестных пустырях.
И вот, наконец, вдали показались мусорные Гималаи. С расстояния памят-ники человеческой материальной культуры выглядели мёртвыми. Но, по мере приближения, горы отходов постепенно оживали: их вершины колыхались на ветру, как студень на подносе; а основания шевелились оттого, что их ковы-рял трактор или бомжи. Примерно за полкилометра от крайних куч водитель остановил автомобиль.
– Дальше я не поеду. Воняет там, как в преисподней.
Костя не стал спрашивать, откуда водитель знает, как пахнет в аду, молча расплатился и вышел.
– Слышь, паренёк! Подождать тебя тут? –окликнул его таксист.
– Как хочешь, – пожал Неустроев плечами, – я где-то на полчаса задер-жусь. А может быть, и не вернусь.
– Нормально. Но ты лучше возвращайся. Ты-то лучше, чем бандиты, – по-простецки искренне заявил автомобилист, откинул кресло и включил чейнд-жер. Играла «Стена» «Pink Floyd»-а.
Мысленно похвалив вкус странного водителя, Константин не спеша заша-гал к цели своего рейда. У него в запасе было ещё двадцать минут.
На редкость пунктуальными оказались строймостовцы. Ровно в двенадцать ноль-ноль пылящая шинами кавалькада закатила на обширный аренообраз-ный пустырь. Неустроев насчитал двадцать шесть штук. Если судить по мар-кам автомобилей – в основном родные «Лады» и «Волги» – не очень крутые ребята. Лишь один повидавший виды «Паджеро» свидетельствовал об иерар-хическом статусе хозяина джипа среди общей массы. Сбившись в кучу, авто-мобили затихли, как по взмаху дирижёрской палочки. Такая слаженность действий говорила о многом. Это многое ничего хорошего Константину не предвещало, если он склонится к первому варианту развития событий. И ни-чего не значило в случае варианта второго.
Дождавшись, когда немного уляжется пыль, группировка стала выбираться из нагретых полуденным солнцем металлических коробок на природу. Хотя, признаться, с природой прилегающая местность имела мало общего. Похоже на призаводские клумбы. Также, как в игоревом сценарии. Совсем, как во сне. Ничего живого.
Даже копающаяся неподалёку бомжиха неопределённого возраста выгля-дела своеобразным футуристическим роботом – все её движения были за-ученно-однообразными. Её заторможенная перманентным опьянением психи-ка на уровне безусловных рефлексов сортировала перерабатываемую воню-чую массу на предмет присутствия полезных предметов. Кое-где вдалеке вид-нелись её собратья-конкуренты. Ни на кого из обитателей свалки приезд стольких автомобилей не произвёл никакого эффекта, они даже не оберну-лись. Суровая действительность диктовала этим опустившимся в социальном плане людям свои условия, они должны были работать, чтобы жить. Наблю-дая за бомжами, Костя, как и иногда раньше, позавидовал им.
Они не были отягощены призрачными социальными устремлениями. Им не было нужды заботиться о своём имидже, при том, что в мусоре можно бы-ло найти одежду практически любого качества и стиля. Они не испытывали потребности поддерживать свой интеллектуальный и культурный уровень, здесь никого не интересовали вкусы и эстетические предпочтения собратьев по несчастью. Или счастью? Неустроев был готов поручиться, что любому из грязных копателей сейчас было намного легче и спокойнее, чем ему. Их на-стоящее и будущее было чётко определено и поставлено на жёсткую причин-но-следственную основу. Этиловый спирт помогал нивелировать те психиче-ские процессы, которые ответственны за различного рода сомнения и мета-ния. Они знали, что осталось за их плечами. Знали, что и для чего они делают сейчас. Знали, что завтра будет то же, что и сегодня. Единственной пробле-мой в их незамысловатой, и оттого, быть может, счастливой жизни, была зи-ма. Потому что они хотели жить. Потому что в их отнюдь не многоступенча-той лестнице ценностей значимость жизни стояла на верхней ступени. Бомжи в своём развитии дошли до этого. А бандиты нет.
Как бы со стороны Костя заметил, как мышление услужливо подкидывает причины и поводы склониться к плохому варианту. Всё же он до сих пор счи-тал второй вариант не совсем приемлемым с точки зрения своих жизненный принципов. Пока. Что он будет думать через пять минут, он не знал. Действи-тельно не знал. Он уже начинал чувствовать влияние, тот самый неодолимый контроль извне, выключающий некоторые человеческие моральные над-стройки к жестокой животной психике. Какая-то часть его подсознания испе-пеляюще ненавидела всех этих ублюдков с битами, копошащихся сейчас вни-зу, и иже с ними. Всю жизнь при упоминании о проделках различного рода разбойников Неустроева начинало просто трясти от бессильной злобы. Сей-час он имел возможность сделать то, что много раз желал сделать – наказать тех, кто виновен в горе очень многих людей. Но в который раз сомневался в правильности подобного поступка. Даже не сомневался, был уверен, что ни-кого наказывать не имеет права. Как бы верно он не рассуждал. Но пьянящая, устрашающая его самого жажда убийства захлёстывала всё сильнее. Непре-одолимое желание не свершить справедливое наказание, а просто убить ради самого убийства.
Костя повернулся и сел за старый ржавый каркас от «Запорожца» – своё укрытие для наблюдения за обстановкой. Главное – дышать поглубже и вре-менно отвлечься от мыслей о происходящем. Не думать об ожидающих внизу противниках, вспомнить о чём-нибудь приятном. Море, солнце, танцы. Де-вушки в узких купальниках. Свежепойманная форель, зажаренная в коньяке. Домашнее вино. Горячая девушка в тёплой воде.
Немного полегчало. Константин часто дышал, он очень испугался. В этот раз приступ был много сильней предыдущего. В прошлый раз он почти кон-тролировал себя. Сейчас чуть не сорвался. Надо собраться. Не позволять чему бы то ни было контролировать себя. В конце концов это его, неустроевское тело, какую бы энергетическую начинку не поместили в него игры высших сил! Разозлившись на свою сущность, мысленно стеганув её кнутом, он ре-шительно встал. И сразу отпустило. Зло улыбнувшись в лицо незримому гип-нотизёру, он сказал про себя: «То-то же. Смотри у меня!»
Внизу заревели двигатели. Неустроева не дождались. Нельзя было позво-лить строймостовцам уехать, в этом Петрович был прав. Не то, чтобы Костя действительно боялся прихода к нему отдельных членов банды, но был ряд причин избежать этого варианта развития событий. Во-первых, придут не только к нему, а прятать соседа бесконечно он не мог ни физически, ни мате-риально. Во-вторых, вести войну в городе было заранее утопично. После не-скольких неудачных и фатальных для преступников наездов Неустроев про-сто схлопотал бы пулю в спину. А противостоять этому он никак не сможет – ясновидение не входит в спектр его возможностей. К сожалению.
Все эти варианты прокрутились в его голове ещё в больнице. Именно по-этому он вызвал врагов в такую глушь. Только когда вызывал, находился в состоянии эмоционального возбуждения и без всяких сомнений собирался сделать то, необходимость чего в настоящий момент казалась не такой уж очевидной.
Константин вскочил и с громкими криками, широко размахивая руками побежал вниз. Его заметили сразу. Передние машины остановились, в задних пооткрывались двери. Заглохли двигатели. Бандиты снова высыпали из ма-шин тёмной тучей.
Их внешний вид не говорил об их профессии ничего. Никаких характер-ных стрижек, аляповатых спортивных костюмов, цепей, намотанных на руки, бейсбольных бит в татуированных руках. Многие были одеты, как типичные студенты: джинсы, футболки с рокерской символикой, летние брюки фри-стайл. Модельные стрижки, симпатичные лица. Многие даже добрые. Неко-торые даже умные. «Уж не сон ли это опять грешным делом?» – подумал Костя и на всякий случай больно ущипнул себя за ягодицу. От этого он не проснулся в постели, продолжал также стоять по голень утонув в макулатуре.
С другой стороны, похожесть бандитов на нормальных людей сдерживала уже становящейся инстинктивной потребность выплёскивать отрицательные эмоции на вызывающих эти эмоции людей. Если бы не место, можно было подумать, что компания добрых приятелей-студентов выехала на пикничок. Но Константин, в общем-то контролируя себя, всё равно чувствовал лёгкую дрожь во всём теле и лёгкие разряды на кончиках влажных холодных пальцев.
Из джипа вылез главарь банды – это сразу было заметно по дорогущему шёлковому летнему костюму-двойке и стильно подобранному галстуку. Кос-тюм не был белым, но всё же это был костюм. Усиливающаяся связь реально-сти с недавним сном никак не могла устраивать Неустроева. Не было на нём никаких доспехов, даже нематериальных, да и защищаться он собирался в любом случае. Умереть сегодня не входило в его намерения.
С водительского места вылез вчерашний знакомый – небритый. Из всех, кого можно было разглядеть в толпе, он больше всех походил на рэкетира. Он подошёл к боссу, и утрированно презрительно сказал, смотря на Костю и кивнув в его сторону квадратной головой:
– Этот!
Последовала длительная пауза, в течение которой главарь сверлил взгля-дом странного камикадзе. Сперва его глаза излучали лишь холод и раздраже-ние: он зря потратил время на сумасшедшего. Уже стало ясно, что никакой банды коренастый брюнет с собой не привёл. Потому что не состоял он ни в какой банде. Но при том, что у этого блаженного дрожали колени, да и весь он как-то неестественно трясся, взгляд его оставался твёрдым, глаз не опускал и не отводил. И ни капли страха. Ну точно, псих. Или...
Предводитель окинул подозрительным взглядом окружающие пустырь ароматные горы. Кажется, никого. Да и была бы засада, пальба началась бы уже давно, ещё при их въезде на пустырь, не давая им возможности выбрать-ся из тачек. Этот псих ещё и дурак. Мог бы и в самом деле организовать заса-ду. Место и на самом деле идеально подходит для таких целей: кольцом ок-ружающие ровную площадку возвышенности. Стреляй – не хочу. А пришёл один. В глазах босса появилось сомнение. Вдруг он от воров? Или мент? Но почему здесь? Нет, что-то здесь не чисто.
– Ты на кого работаешь? – на всякий пожарный спросил он.
– Ни на кого. Я пришёл один, – ответил Костя. Он чувствовал, что сдержи-вать себя ему становится всё труднее. Фокус зрения то и дело терялся. Дыха-ние было неровным. Спинные мышцы то и дело сводила лёгкая судорога.
– Смотри-ка, пацаны, это ж Рэмбо! – прокричал небритый, повернувшись к остальным. Толпа дружно заржала. Именно заржала. И сразу стала похожа на банду. Нередко так бывает в жизни – смотришь на незнакомого человека, и будто бы он тебе нравится, а стоит ему открыть рот, первое впечатление сразу портится. Почему-то особенно часто так бывает с женщинами.
За дерзость небритый получил крепкий тумак локтем в рёбра. Толпа мгно-венно перестала ржать, словно смех был записан на плёнку, и её оборвали. Настроение у главаря было не шуточное. Нехорошие предчувствия поглажи-вали волоски на его спине.
– А ты понимаешь, что ты серьёзных людей от серьёзных дел отвлёк? Если у тебя нет на это серьёзной причины, то у тебя большие проблемы. Да и так большие проблемы – ты моих людей убил.
– А у меня серьёзная причина. Оставьте в покое моего соседа! – Неустроев ощущал сполохи мортальной энергии, он почти видел, как с его рук срывают-ся языки невидимого пламени. Он не хотел этого. Но повернуться и уйти не мог. – И вообще, не трогайте наш универсам. Вам что денег не хватает?
Это было уже слишком.
– А ты кто такой, чтобы мне указывать? Оборзел, в натуре? – в этот мо-мент и с личины главаря слетела наносная культура. Модная среди бывших рэкетиров тенденция – становится умными, культурными, по деловому жес-токими людьми. Этакими донами Карлеоне. Но когда бандит потерял над со-бой контроль, он стал тем, кем всегда был – колхозным выскочкой.
Исходящая от бандитов агрессия неумолимо пробивала барьер защищаю-щий их жизни. От безвыходности ситуации Костя уже начал плакать, как об-делённая вниманием, страдающая от жалости к себе девчонка. Он уже знал, чт будет дальше.
– Пожалуйста... Сделайте, как я прошу... Оставьте нас в покое... Пожалуй-ста... – в глазах Константина уже потемнело, только зеленоватые светящиеся силуэты врагов плавно плавали впереди – Потому что... Если...
Вид плачущего, жалкого человечка раздражил главаря. Круглое его лицо покраснело и осело. Мягкие, широкие в тот момент, когда он был спокоен, плечи теперь съёжились, и от этого лёгкий жирок на животе сложился парой складок. Противное зрелище.
– Короче, всё ясно. – Главарь обернулся. – Парни, – он махнул рукой.
Несколько человек из передних рядов двинулись вперёд. Их контуры за-светились ярко-малахитовым.
То, что творилось несколько следующих минут, Костя помнил отлично. Но предпочёл бы не помнить ни мгновения. Он наблюдал за происходящим своими глазами, но заставлял себя думать, что это всего лишь низкосортный голливудский боевик.
Он стоял, изо всех сил сжимая веки, но запомнил их всех и каждого в от-дельности – на всю оставшуюся жизнь. Даже оставаясь призрачно-флуоресцентными, абрисы их искажённых ужасом лиц не утратили своей ин-дивидуальности.
Поначалу, когда упали первые наступавшие, никто из бандитов не понял в чём дело. Да и потом никто из них не понял. Слишком быстро всё случилось, слишком необъяснимо для их почти обычного мировоззрения. Когда два-дцать-тридцать человек уже лежали, недвижно взирая матово-силиконовыми сферами прямо перед собой, те, кто были позади даже не поняли умом, ин-стинктами почувствовали, КТО этот несуразный плакса. Почувствовали и по-бежали.
Но, на их беду, Неустроев, сам того не зная, и впрямь очень рационально выбрал место для неравной схватки. Чтобы скрыться от магического убийцы, бежать надо было очень далеко. Туда, где можно было смешаться с толпой других людей, спрятаться за деревьями, полными живящих соков. Потому что для «рентгеновского» зрения смерти во плоти не существовало неодушевлён-ных преград. От необузданной ярости Константина невозможно было спря-таться за грудой мёртвых вещей. Не имея внутри живой энергии, для него они были прозрачны. И потоки изумрудных молний настигали обезумевших бег-лецов, гася мерцающий свет жизни в их организмах.
Некоторые, кто сумел сохранить остатки самообладания (либо же до сих пор сидел за рулём), попытались скрыться на автомобилях. Но, запуская мо-торы, они совершали фатальные ошибки. Разгораясь внутри железных сердец колёсных коней, раскалённая плазма ярким пятном вспыхивала в фантастиче-ском зрении Кости, автоматически превращаясь в первоочередную цель. Микровзрывы внутри алюминиевых цилиндров, многократно усиленные по-тусторонним энергетическим воздействием, разрывали хрупкие жестяно-стальные корпусы машин вместе с телами их пассажиров на мелкие куски, ослепляя Константина блестящим, быстро гаснущим фейерверком, оглушая бегущих, сметая их потоком раскалённых осколков, разбивая окна других, пустующих машин.
Обречённые бандиты бежали, визжа от страха, и крики эти прерывались на полувдохе. Они бежали молча, и их дыхание прерывалось на полувдохе. Им всем было около двадцати, и их жизнь прерывалась, не успев сделать даже пол вдоха.
Неустроев остановился лишь тогда, когда ни одного светящегося контура не осталось в поле зрения. Он обессилено опустился на землю, успев перед тем, как потерять сознание, подумать о безвинно пострадавших обитателях помойки. Жалкие люди оказались не в то время не в том месте. Безбрежная стихия безжалостно поглотила их бессмысленные жизни.
Очнулся Неустроев оттого, что кто-то тыкал его в живот тупым предме-том. Он наконец-то открыл глаза. Это маленькая черноглазая бомжиха прове-ряла, жив ли он – ведь на нём было столько хорошей одежды. Увидев, что па-рень живой, она испуганно побежала прочь. Что ж, хоть кому-то удалось из-бежать страшной участи. Костя предположил, что она осталась в живых про-сто потому, что была сзади, «не попадалась на глаза», так сказать. Повезло.
Таксист всё ещё слушал музыку. Услышав шаги, он открыл один глаз.
– Всё? Шумно было, – спросил он так, словно пассажир ходил на обыкно-венную дератизацию. Почему-то Константин был уверен, что насчёт бандитов водитель ему поверил. Но лезть в чужие дела не стал. Мало ли каких ориги-налов ему приходилось возить? Излишнее любопытство в этой профессии не приветствовалось. И зачастую было весьма опасным.
– Пожарных надо бы вызвать. А то мало ли... – Костя обеспокоенно окинул взглядом столбы дыма над свалкой. Взрывы не прошли бесследно.
– Ехать бы надо... – меланхолично изрёк таксист. – Скоро понаедут тут всякие.
– Это да. Поехали.

Глава 13
Сегодня всё изменилось.
Поджидавшие в подворотне спортсмены живо окружили его со всех сто-рон, но в этот раз не стали грозно надвигаться, как обычно, а ждали чего-то, или сомневались, стоит ли им затевать драку. Словно знали, что не стоит. Будто видели, что на этот раз их жертва не только сможет двигаться, но и даст отпор. Увидели в глазах злость и смелость. Он даже стал опасаться, что они уйдут и не дадут возможности доказать им, что теперь всё изменилось. Поэтому он пошёл в наступление сам. Очень медленно, как самому показа-лось, замахнулся и ударил одного из них так, что чуть не сломал руку. Как подействовал удар и как отреагировали спортсмены на нападение, Костя не понял, картина стала расплываться. Он понял, что просыпается.
Рука страшно ныла. Как это часто бывает, действия, выполняемые во сне, автоматически выполняются наяву. Говорят, это от плохих нервов. Пытаясь сломать морфейному врагу челюсть, Неустроев в реальности саданул кулаком по стене со всей дури. И проснулся от боли. Горе-боксёр с опаской ощупал хрупкие лучевые кости. Вроде на этот раз пронесло. Надо начинать пить ва-лерьянку. Или образ жизни сменить. Что-то неспокойно стало в последнее время. Вот уже в который раз Константин проснулся с чувством сильного утомления.
Но, тем не менее, злобно-весёлый. Бесконечные угрозы жизни в иллюзор-ном царстве сна теперь прекратятся, в этом он был уверен. Потайной тумблер щёлкнул. Что-то неуловимо-необъяснимое в нижних слоях его эго трансфор-мировалось в искомую ипостась, и это Косте безумно понравилось.
Он вскочил с кровати воодушевлённый. С неописуемым удовольствием позавтракал. Одним лёгким движением скосил растительность на лице. С раз-бегу впрыгнул в одежду и сбежал вниз. До начала рабочего дня оставалось целых сорок минут, можно было не спеша пройтись по свеже-тёплому утрен-нему городу. Колобов курил за углом.
– Торопишься? – прищурив левый глаз спросил он.
«Вот так раз!» – подумал Костя. «Случайные» встречи с милицией, да ещё утром, ничего хорошего не предвещают, как правило, и он слегка занервни-чал.
– Не очень... Мимо пробегал? – он постарался замаскировать сарказм под участливой миной.
– Типа того, – невозмутимо парировал оперативник. – Ты не парься, я тебя не арестовывать пришёл, так... в частном порядке.
– И на том спасибо.
– Кушайте, не обляпайтесь-на. Я тебя спросить хочу... – он сделал не-сколько мелких затяжек и эффектным щелчком запустил окурок в стоящую в отдалении урну. – Твоих рук дело?
Володя хмуро смотрел на Неустроева. Константину даже показалось, что в голосе милиционера есть недобрые нотки. О чём идёт речь, он понял сразу.
– А если я, то ты поблагодарить хочешь, или предъявить?
– А я по-твоему, должен тебе спасибо сказать-на?
– По-моему, да. Ты только подумай, сколько проблем разом исчезло!
Опер нервно сплюнул. Щека его нервно задёргалась.
– Проблем исчезло, говоришь!? – чуть ли не закричал он. – Половина бан-ды в разработке была, материал на них почти собран, теперь в колонку рас-крываемости эти дела не пойдут, все закрывать надо. Отсюда все квартальные показатели к чёрту-на. Без премии остались стопудово. Это раз. У нас вчера все труповозки от перегрузки еле двигались-на, ещё один висяк появился. Это два. А самое говно в том, что теперь за центр война начнётся. Догоняешь-на? Война! И кто дерьмо разгребать будет? Ты, что ли!?
Неустроев со злости чуть не кинулся на Колобова.
– Ах, извините великодушно, благородный сэр! Простите, что убрал пухо-вую перину из под вашей ленивой задницы! Не хотел вас беспокоить! Совсем обнаглел!? Я что, на коленях перед тобой должен ползать за то, что проблем тебе прибавил!? Твоя работа в том и состоит, чтобы в говне копаться! Не хо-чешь – иди в народное хозяйство! – Константин сам удивился, насколько гру-бо высказывается. Он умерил пыл и добавил тихо, с укоризной: – Я-то думал, ты честный мент, а тебя одни показатели волнуют! Строит из себя, понима-ешь...
Он, не глядя на милиционера и не прощаясь, двинулся вперёд. Опер при-держал его рукой.
– Руки убери! – с угрозой процедил Костя и вперился глазами в голубую радужку Владимира. Тот взор опустил.
– Ты это... Не серчай... Я что хотел сказать... Надо было прийти, посовето-ваться, что ли... Жёстко всё получилось-на...
– Если бы у меня было время подумать как следует, может статься, не так всё получилось бы. Но они сами не оставили мне выбора. Если б ты знал, как мне всё это надоело! Я ввязался в ваши дела не по своей воле. Мне лишь хо-чется, чтобы меня оставили в покое. Я понимаю, что поступил плохо. Но вме-сте с тем правильно, понимаешь? Тебе с твоей работой часто придётся совер-шать плохие, но правильные поступки. Все будут тебя осуждать, и только ты один будешь знать, что так было лучше. Вот тогда ты меня поймёшь. Прощай.
Константин хлопнул опера по плечу и зашагал в направлении офиса. «Вот, блин, фигня какая! Что ни сделай, всё плохо». Настроение благоденствия без-возвратно улетучилось.
Весь день работа не клеилась. Линии наотрез отказывались быть плавны-ми. Цветовые гаммы сами собой трансформировались в оптические какофо-нии. Какоптии. Воображение никак не могло сгенерировать «тёплый уют-ный образ унитаза». Это нервировало Неустроева – раньше подобных про-блем не возникало, даже плакат для ненавистных «иеговённых потерпевших» (свидетели Иеговы в версии Познанского) получился удачно. Остальные за-казчики были в тон унитазному дилеру: презервативы для анального секса (и в их сторону глумливое «Наши гандоны – крепкая связь!»), туалетная бумага с изображением одного из кандидатов на пост губернатора (секретный заказ конкурентов, опасно, но куча бабок), да реклама ритуального агентства под придуманный Еленовной лозунг «Мы уважительно относимся к смерти». Всё, что Костя смог из себя выдавить, это царственно восседающий на роскошном троне пустолицый чёрный плащ с косой. Отвратительно.
Как ни странно, Вадиму, всё ещё замещавшему начальницу, очень понра-вилось. Он сказал, что это самая удачная костина работа за отчётный период. «Пусть даже и единственная», – не забыл укорить он. Производительность труда Константина и в самом деле оставляла желать лучшего.
– У меня сейчас тяжёлый период в жизни, – оправдывался Неустроев, что, в общем-то, было правдой, – а работа творческая, сам понимаешь. Устал я, Вадик, чертовски устал. Но после отпуска клятвенно обещаю исправиться.
– Ну-ну. У меня как раз предложение по этому поводу. Смотреть на тебя тошно в последнее время. У тебя ведь со среды отпуск? Шёл бы ты... в этот свой отпуск, а? Всё равно толку от тебя никакого.
Вадим настолько точно угадал желание Неустроева, что Костя чуть не ки-нулся целовать старшего товарища по цеху. Но, вовремя одумавшись в про-цессе вставания, он глупо улыбался, совершая руками в воздухе таинствен-ные пассы, чем привёл мужчину в замешательство.
– Но чтоб ровно через три недели вернулся Сальвадором Дали. Малевичем на худой конец, – зам будто бы застеснялся своей неожиданной доброты. В отделе у него была репутация буки.
– Ну, я тогда пойду? – с надеждой спросил Костя. Шёл третий час. Такую вольность позволять сотрудникам было опасно.
– Куда это? Два часа ещё работать. Дорисуй бабку могильщикам, а то что это за аппликация из детского сада?
Константин решил, что это он и правда загнул лишку, и покорно склонился к монитору.
Вечером ещё раз сходил к Познанскому. Как и прошлый, этот визит ничем не увенчался, за дверью царила гнетущая тишина. Неустроеву забеспокоился, а жива ли кошка? Может она все эти дни голодает? Надеясь, что всё благопо-лучно, и необъяснимый запой друга скоро закончится, он оставил записку о том, что уезжает.
К Вербинской высотке он летел, как на крыльях. Ему хотелось как можно скорее покинуть враждебный город, этот агрессивный асфальтовый полигон боевых действий. Хотелось в какое-нибудь тихое, безмятежное место. Чтобы никаких автомобилей с их жутким воем, никаких недоразвитых бандитов, ни-каких чиновничьих интриг. Чтоб по маленьким улочкам гуляли добрые улы-бающиеся люди, и воздух пах лесом, и путающийся в хитро закрученных пе-реулках ветер на последнем издыхании освежал розовое от кислорода лицо. Чтобы, как дома.
Неустроев остановился посреди улицы и громко воскликнул:
– Ну точно, домой! Конечно же, домой! Почему я раньше об этом не поду-мал!
Прохожие недоумённо обернулись посмотреть на странного молодого че-ловека. Костя изобразил на лице комедийную затравленность и поспешил дальше, картинно вжав голову в плечи. При хорошем настроении у него все-гда появлялось желание выкинуть номер а-ля Познанский.
Эксцентричный бетонный гигант каждый раз удивлял своим видом. При-выкнуть к нему, запечатлеть его образ в своей памяти Константину не удава-лось. И каждый раз вычурное здание казалось иным, нежели в прошлый раз. То же самое почудилось и сейчас. Он мог поклясться, что ещё месяц назад как раз над входной дверью нависал матово-чёрный додекаэдр неизвестного помещения. А теперь над головой была прозрачная обзорная полусфера цвета индиго. Спутать между собой настолько разные объекты он никак не мог. И заменить один на другой не сможет ни один, даже самый талантливый, строи-тель. В такие моменты поневоле задумываешься на тему чудес. Никто не зна-ет и не видит, как они происходят, но результаты налицо. С другой стороны, найдётся сто человек, которые скажут, что этот иллюминатор был на этом месте испокон веков, и сто человек, согласных с Константином.
Стоя перед кубистическим сооружением, задрав нос в небо, Костя очеред-ной раз подумал, что окружающая действительность есть не что иное, как оп-тическая иллюзия вкупе с обманом тактильным. С этой точки зрения все шесть миллиардов человек могли видеть один и тот же предмет каждый по-своему. И то, что один назовёт кругом, другому вполне может представляться квадратом. И Матрица имеет всех нас. Или эти, как их там... Хранители Ин-формации, что ли? Ну, Игорёк, придумал тоже...
– Ты что там разглядываешь?
Вика лукаво улыбалась, наслаждаясь произведённым эффектом. Костя так задумался, что опять не заметил, как она подошла. Иногда у него создавалось впечатление, что она возникает из воздуха.
– Привет! Не смотри наверх! На меня смотри. Скажи, ты помнишь, что у вас тут над входной дверью? Не смотри! – он предотвратил её попытку под-глядеть.
– Помню, конечно. Тут... этот... Сдаюсь! – девушка посмотрела на объект неустроевских сомнений. – И что удивительного? Это окно конференц-зала.
– Зуб даю, что тут раньше черная комната висела. Ну же, вспомни!
– Костик, я этот дом не изучаю. Может и было что-то такое, а может и нет. Кстати, что случилось? Неделя ещё не прошла, и ты такой весёлый?
Константин обнял её, мягко поцеловал.
– Теперь всё хорошо.
– Я так боялась, что ты больше не придёшь. Думала, ты меня бросил. – Виктория уткнулась лицом ему в плечо.
– Глупая. Я ведь тебе говорил, что люблю тебя. Я пришёл позвать тебя в романтическое путешествие. Давай, съездим в мой родной город. Там очень хорошо. Спокойно и красиво.
– Давай. Только я за твой счёт не поеду, мои деньги тоже возьмём. Я не динамщица там какая-нибудь.
– Ты боишься быть мне должной? Что ж, сделаем, как хочешь. Я тогда на пятницу куплю билеты. Ты любишь горы?
Вика закивала, улыбаясь, как довольная кошка. Костя крепко обнял её.
– Теперь всё будет хорошо. Неприятности закончились.

Глава 14
Костя очень любил поезда. Мерное покачивание стальных огурцов ваго-нов, ритмичный стук колёс по межрельсовым стыкам с детства действовали на него успокаивающе. Проплывающие в окне деревья в его воображении символизировали пролетающие мимо звёзды, ну а сам поезд, понятное дело, был ракетой. Поэтому маленький Костя особенно любил осенние поездки, ко-гда берёзы, осины, тополя желтели, отчего становились уж совсем похожими на золотистые огоньки звёзд.
Но даже увядающие деревья не шли ни в какое сравнение с ночными огня-ми. Именно увидев их мерцающий в непроглядной тьме стремительный блеск в первый раз, мальчик вообразил себя космонавтом, бесстрашно бороздящим бесконечные межзвёздные просторы.
Проспав в вагоне почти двенадцать часов, Константин проснулся отлично отдохнувшим и совершенно спокойным. Словно не случилось всего того, что случилось. И если бы Вика сказала, что это всё ему приснилось, что он беспо-койно ворочался и кричал ночью, что они никогда не ходили в «Круг свида-ний», если бы из соседнего купе заглянул абсолютно здоровый Павел Петро-вич, со словами о том, что он не работает в универсаме и не видел никаких бандитов, он бы им поверил. Поверил бы в один миг и сразу забыл.
Однако, Петровича в соседних купе не было, там ехали студенты в одном и семья в другом, остальные были пусты. И Виктория, как назло, сказала всё наоборот:
– Ты так спокойно и бездвижно спал, что, если б я не слышала твоего ды-хания, подумала бы, что тебе плохо.
Реальность вернулась весьма беспардонно, но Костя решил не портить очарование момента воспоминаниями.
– Да, я действительно прекрасно выспался. Хорошо в поезде. В молодости я объяснял это тем, что железный корпус экранирует негативные энергетиче-ские воздействия, ну там, сглаз, порчу или вроде того. А когда человек выхо-дит из вагона, его плохая энергия осталась уже далеко и не находит его. Зато, когда возвращаешься, она поджидает тебя на том же месте. Не замечала, что, когда возвращаешься из отпуска, сразу портится настроение? А теперь я знаю, что удовольствие от поездки – это просто условный рефлекс, присущий некоторым людям. Есть и те, которые в поездах сильно нервничают.
В дверь постучали. Вика открыла. Это была проводница.
– Через час приезжаем. Постель сдавайте.
Вокзал остался таким же, каким Неустроев видел его в последний раз. Ста-ренькая полуосыпавшаяся, выкрашенная в белый и красный, штукатурка, лепные из гипса псевдогреческие барельефы стиля сталинского барокко, полы натурального мрамора, огромная хрустальная люстра в зале – живые свидете-ли бездумного расточительства времён застоя. Вот и знакомый трамвай чет-вёртого маршрута – как раз до дома. Для Константина всё это было милым, как фотография любимой бабушки. Всё, решительно всё, связанное с домом навевало на него исключительно положительные флюиды.
По мере приближения к конечной остановке сердце у Кости билось силь-ней и чаще. Расплывчатые, потускневшие образы знакомых пейзажей, запе-чатлённые на сетчатке, вновь обретали резкость и краски, совмещаясь с ори-гиналами. Вместе с тем врезались в память новые черты – свежевыстроенные дома, павильоны магазинов, саженцы молодых деревьев. Вот показалась ко-робочка диспетчерской, кольцевой завиток рельсов. Неустроев уже не мог си-деть, он встал и нервно топтался у двери.
Теперь осталось лишь пройти небольшой лабиринт зданий, пересечь ма-ленький парк, обойти местный дом культуры с расположенным перед входом фонтаном – и вот он, родной двор. Ржавая шведская стенка, деревянная пе-сочница, неизменные минифутбольные ворота крашеной рабицы. А дальше – обычная серая хрущёвка, на половину скрытая кудрявыми облаками акаций и копнами жёлтых волос ивовых ветвей.
Константин в нерешительности остановился.
– Ну, что же ты, пойдём, – крикнула ему Виктория, по инерции ушедшая немного вперёд, и остановленная его рукой.
Но парень стоял на месте, глядя куда-то вверх, и его волнительная радость исчезла. Теперь его лицо выражало неуверенную тревогу. Вика подошла к нему, взяла его щёки в ладони, как она это часто делала, заботливо посмотре-ла ему в глаза.
– Костенька, что случилось? Отчего ты так расстроился?
Он обнял девушку.
– Да что-то... Сомневаюсь.
– Сомневаешься? В чём?
– Идти или нет.
Она чуть не задохнулась от возмущения.
– Ты издеваешься? А зачем мы сюда ехали тогда? А родителей повидать не надо?
– А у меня нет родителей.
От удивления Виктория раскрыла рот.
– Как это?.. А как ты родился?
– Я не в этом смысле. Я имею в виду, что они умерли.
– Извини... Давно? – всё её негодование сразу же испарилось, она смути-лась.
– Отец давно. Мама два года назад... Почти. Здесь остались только школь-ные друзья. Сколько же лет мы не виделись? Девять... Да, близко к этому. Я потому сомневаюсь, что не знаю, как меня встретят. То есть отношения у нас были нормальные, но все эти годы не переписывались и всё такое... У ребят теперь своя жизнь. Понимаешь... Вернуться сюда для меня все эти годы было сродни мечте, как что-то недостижимо-идеальное. Я понял это только сейчас, увидев свой дом. Мне много раз снился этот момент, как меня встречают, ра-дуются, как мы сидим за столом, празднуем, веселимся. Но теперь я не уве-рен, что моё появление вызовет всеобщий ажиотаж. А увидеть их сконфу-женные лица, смущение оттого, что им недосуг со мной общаться, они спе-шат, им некогда, и все эти неуклюжие извинения... Этого я не хочу. Что-то очень важное исчезнет в... как бы это назвать... в моей системе мировосприя-тия что ли? Как-то больно умно получилось.
– Зато по сути, – подбодрила его подруга. – И что же теперь?
– Не знаю. Мне кажется, сделай я ещё хоть шаг вперёд, внутри сломается очень важная шестерёнка. Не знаю...
– Тогда пойдём назад. – Она смотрела на него тем внимательно-печальным взглядом, который Константин так любил.
«Всё-таки время не имеет значения», – подумал он. – «Вот мы знакомы всего пару месяцев, а она уже понимает меня, как если бы мы знали друг дру-га всю жизнь. Изумительная женщина».
– Пойдём, – и они не спеша удалились в обратном направлении, держась за руки. Обиженный дом уныло заслонился зеленью и украдкой подглядывал прямоугольными глазами вслед невежливому бывшему жильцу, так и не по-приветствовавшего своего престарелого покровителя.
– Оба-на, кого я вижу, Неустроил! Сколько лет, сколько зим! – краснощё-кий верзила в грязной футболке и мятых шортах цвета застарелой малярии подобострастно осклабился, завидев Константина с подругой.
– Моя фамилия Неустроев, – хмуро ответил задетый объект насмешки.
– А чем это мы так недовольны? – верзила растянул улыбку ещё шире, об-нажив прокуренные зубы, и положил руку Косте на плечи.
В ответ Константин раздражённо скинул с себя лапу обидчика и с силой оттолкнул хулигана, так что тот порядочно отлетел. Остальные люди, стояв-шие на остановке, испуганно отпрянули от опасного трио.
– Отвали, Ржавый.
– Чё-ё-о-о!? – верзила с угрожающим лицом стал надвигаться, но, по мере приближения, его шаги становились всё менее уверенными. Вместо ожидае-мого испуга в глазах жертвы он видел нескрываемую угрозу. С тех пор, как они виделись последний раз, Неустроев стал заметно крепче, теперь Ржавый не имел превосходства в весовой категории.
– Чё-то я не понял... – пробормотал он уже растерянно, приблизившись вплотную. Костя не шелохнулся.
– Я сказал, пошёл в жопу, – с напором ответил он. Сжатый левый кулак так и просился на свидание с картофельным носом дылды. В случае драки Кон-стантин твёрдо решил пользоваться только физической силой. Ржавый дрог-нул.
– Да ладно, чё грубить сразу... Не рад видеть одноклассника? – без ухмыл-ки его лицо стало обычным. Заурядным лицом одного из миллионов глупых верзил.
– Знаешь, Ржавый, откровенно говоря, не рад.
– Ну и хрен с тобой, – бывший одноклассник сделал оскорблённое лицо и, отвернувшись, направился в глубь жилого массива. Пройдя несколько шагов, он остановился, постоял немного, обернулся и как-то совсем по детски оби-женно бросил:
– У меня, между прочим, тоже имя есть, – и быстро зашагал прочь.
– Почему ты с ним так жестоко обошёлся? – спросила Вика, когда он скрылся из виду.
– Если бы ты видела, как он и его дружки обращались со мной, когда мы в школе учились, ты бы меня сейчас не спрашивала.
– Они что, издевались над тобой?.. Не может быть.
– Это ещё почему не может? Он выглядит интеллигентом в пятом колене?
– Да нет, не в этом дело. Просто... – она пошарила глазами по тротуару, как бы надеясь увидеть там нужные слова. – Просто не верится, что такой чело-век, как ты, мог позволить такое обращение по отношению к себе.
– Ну... Я же тебе говорил, что в молодости я был другим человеком, – не-сколько смущённо проговорил Костя, сделав вид, что разглядывает что-то на той стороне улицы.
– Да? Не помню...

– Что дальше будем делать? – спросила Вика, отхлебнув чая.
Отличные куриные крылышки исчезли за минуту – готовили в кафе весьма прилично. Костя уже давно расправился со своей порцией и любовался видом за окном. Сквозь бордовые полуоткрытые жалюзи в помещение вместе со светом втекала уличная жизнь. Гордо восседали на высоких фундаментах по-лосатые дома. Стремительно проносились мимо полосатые легковушки, спе-шили куда-то полосатые прохожие. Слегка надменно покачивала кроной не-высокая полосатая сосна. Константин смотрел, словно загипнотизированный, его не покидало ощущение, что за время его отсутствия какой-то сказочный, дерзкий и весьма эксцентричный злодей выкрасил всех в однотипный красно-полосатый узор. Вопрос любимой вывел его из транса.
– Поедем в горы. Это недалеко, километров двадцать от города. Там такие места! Ты такого нигде не видела. Рассказывать даже не проси, на это нужно смотреть самому. Да я и не смогу достойно описать природную красоту тех пейзажей.
– В таком случае поехали, – Виктория с готовностью встрепенулась.
Картина за окном маршрутного такси менялась как в диораме. За полчаса езды рельеф местности превратился из заурядно-равнинного в экзотически-гористый. Постепенно сошли на нет застенчивые берёзы и хрупкие осины, их место заняла низкорослая кривая трава на склонах многочисленных холмов и пригорков, которые возвышались вокруг насколько хватало глаз. Почти не доставая до поверхности планеты, где-то очень высоко буйствовал ветер. Он неистово издевался над хлипкими ватными облаками, разрывая их в хлопья и вновь комкая в бесформенные клубки. Сквозь образовывающиеся в скопле-ниях водяного пара дыры прорывалось полуденное солнце, и гигантские сол-нечные зайцы-переростки лениво сползали в межхолмовые впадины, повину-ясь воле невидимого газового хулигана. Покоящаяся же на тверди хлипкая флора лишь слегка подрагивала.
Мало-помалу один из каменно-земляных колоколов перестал вмещаться в окно микроавтобуса, а под конец пути вершину нельзя было увидеть, даже высунувшись из форточки и задрав голову. Солнце, и так скрываемое белёсой пеленой, оказалось по ту сторону склона, и зловещая тень превратила день в сумерки. Пара вылезла у самого подножья высоченной горы. Снизу чудилось, её склон круто уходит куда-то в верхние слои атмосферы, а влево и вправо вообще не было видно границ.
– Ух ты! – восхищённо вырвалось из уст Виктории.
– Это ещё не ух ты, ух ты на противоположном склоне. Самое интересное там, а идти туда надо пешком, – провозгласил вердикт Костя. Лицо девушки и в самом деле посерело, будто она услышала неутешительный для себя приго-вор.
– Мамочки! Да мы неделю туда идти будем...
– Вокруг – может быть, не ходил, не знаю. А я доберусь за пару часов. – Вика вопросительно посмотрела на него. – Не забывай, что я здесь родился, – и новоиспечённый Сусанин гордо устремился куда-то в заросли низкорослых берёз, окаймляющих подступы к каменному исполину. Виктории ничего дру-гого не оставалось, как слепо пойти за «проводником».
За узкой полосой недоразвитого, словно мутировавшего, березняка расти-тельность и вовсе измельчала. Сил на то, чтобы зацепиться на почти отвесных склонах хватило лишь у самых маленьких и лёгких – полупрозрачных стеблей осоки, чахлого тысячелистника, цепкого вьюна и ещё множества неизвестных путешественникам трав, торчавших одинокими пучками и соцветиями. Жёст-кие ветры и недостаток ультрафиолета пагубно сказались на внешнем виде разнотравья.
Неустроев шёл прямо к волнистой каменной стене. На вид она была моно-литной и гладкой, как январский лёд – карабкаться по такой вверх без снаря-жения было невозможно. Выше, примерно метрах в двадцати над землёй, гора становилась покатой, там даже умудрились расти редкие деревья, но туда ещё надо было добраться. Вика чуть отстала от друга и неуверенно озиралась по сторонам, видимо, в поисках вертолёта.
Подойдя вплотную к горе, Константин обернулся.
– Ну что же ты, идём сюда.
– Костя, я не человек-паук и не женщина-эскалатор, я не смогу взобраться вверх ни на сантиметр.
В ответ молодой человек лишь плутовато улыбнулся и жестом позвал Вик-торию к себе. Только возле самой стены становилась видной узкая вертикаль-ная щель между каплевидным наплывом и основным телом горы. Повернув-шийся боком и присевший человек вполне сносно помещался в естественное отверстие. Неустроев произвёл приглашающий жест в сторону щели.
– Слушай, я не знаю, насколько там безопасно, иди ты первая.
– Вы очень любезны сударь, – капризно молвила девушка, но по ней было видно, что любопытство разбирает её не хуже заправского буратины, и она кряхтя протиснулась внутрь. «Кавалер» проследовал вслед за своей дамой.
Они оказались в низком сводчатом коридоре. Внешнего освещения хватало только чтобы разглядеть форму тоннеля. Метр вглубь начиналась классиче-ская чёрная дыра. Константин достал из кармана походного рюкзака фонарь. Воздух здесь был настолько чист, что луч прибора не был виден, лишь жёлтое пятно заскользило по блестящим чёрным сводам. Из глубины прилетел кусок прохладного сырого воздуха, освежающего после июльской духоты, потом ещё раз, и ещё.
– Я поняла, почему воздух такой прозрачный. Это потому что уличный воздух где-то внутри фильтруется и вылетает из этой щели. Непонятно толь-ко... – Виктория нахмурилась и запнулась.
– Я не Толька, я Коська. Что непонятно?
– Коська? Правда!? Поразительно! Похоже, что Коська Познанский, – не моргнув глазом парировала девушка. Её «гид» действительно стал хохмить под стать Роману. – Непонятно, почему тёплый воздух вниз летит. Насколько я помню из уроков физики, наоборот должно быть.
– Почему ты уверена, что вниз? – хитро осведомился Неустроев.
– А куда? Мы же находимся у подножья...
– Не всё так просто. Идём дальше.
Долгое время туннель замысловато извивался в горизонтальной плоскости, слегка расширяясь и вытягиваясь в высоту. Звуки шагов становились всё бо-лее гулкими, хотя потолок находился всего метрах в двух над головой. Кроме топота их ног и заинтересованного сопения зловещую тишину ничто не на-рушало.
– Костик, а тут никто не водится?
– Кроме кровожадных крыс, ядовитых рыб и привидений, поедающих мозг, – никого.
– Ну, слава Богу! А то я было испугалась. Постой-ка. Какие ещё рыбы внутри горы?
– Примерно такие, – с этими словами Костя остановился, подруга уткну-лась носом в его спину. Она выглянула из-за его плеча и посмотрела в то ме-сто, которое находилось в высвеченном фонарём круге. Вместо того, чтобы кокетливо ахнуть, как всякая благопристойная барышня, она произвела низ-кооктавное вульгарное «О-о-о!», точно увидела не плавающих в хрустально-прозрачной воде искристо-чёрных рыб, а голого мужика со здоровенным кое-чем. Это «о» ещё долго звучало, возвращаясь то с той стороны, то с другой. Молодые люди находились в обширной пещере.
Плоское мини-солнце высвечивало всё новые детали интерьера. Потолок висел метрах примерно в шести над поверхностью озера, само круглое озерцо было около ста метров в диаметре, от стен каменного купола его отделяло широкое кольцо покатого берега. Электрический свет просвечивал его на-сквозь, до самого дна, которое казалось очень близким и было покрыто бело-снежным налётом, чем-то вроде инея, отчего обитающая в воде живность бы-ла похожа на вымазанные в сале валенки, скользящие по свежезалитому кат-ку. Учитывая полное отсутствие какой бы то ни было растительности как в воде, так и на суше, вопрос питания в местном сообществе должен был стоять весьма остро. Общая картина была скудна на краски, но классическое сочета-ние чёрного с белым вкупе с кристальным блеском создавали неповторимую атмосферу завершённой лаконичности.
– Восхитительно! Никогда не слышала, что в здешних краях есть подобные пещеры, – взгляд Виктории был прикован к пятну света, ощупывающего мер-цающие стены. Руки её обвили живот впереди стоящего.
– И никто не слышал. Кажется...
– Да не может быть.
Константин повернулся к ней лицом.
– Ты видела у входа вывеску «Добро пожаловать!» и будку с кассиром? Мы встретили по пути хоть одну группу туристов? Ты заметила на стенах надписи «Здесь был Коля»?
На лице девушки отразилось понимание того, к чему он клонит.
– Ты хочешь сказать, что никто, кроме тебя...
– Кроме меня и Ромки. И тебя... Можешь считать это подарком ко дню ро-ждения.
– Спасибо, милый! – Костя получил сочный поцелуй. – Это лучший пода-рок в моей жизни. А как вы сюда попали?
– Мы случайно обнаружили вход в пещеру, когда учились в третьем клас-се. Приехали сюда на экскурсию с классом. Сначала хотели похвастать всем, но учительница по географии как раз прочла нам душещипательную лекцию о разрушительном влиянии вида хомо-туристикус на памятники первозданной природы, – его голос приобрёл трагическую торжественность. – И мы реши-ли, что если расскажем кому-нибудь, то этот храм строгой красоты будет оск-вернён, а мы будем повинны в этом. Тогда мы поклялись молчать. И чем старше становились, тем больше понимали, что приняли единственно верное решение. Ты тоже должна поклясться самым дорогим тебе, что не скажешь никому ни слова. – В интонации Константина было больше требования, чем просьбы.
– Что ты говоришь! Конечно, я буду молчать! Я с тобой полностью соглас-на: оголтелую толпу сюда пускать нельзя ни в коем случае! Но и ты должен пообещать мне кое-что, – она посмотрела на вопросительное лицо парня. – Мы будем иногда сюда приезжать.
– Обязательно. Только не надолго. А то ты совсем закоченеешь. – Костя прикоснулся пальцем к её посиневшему носу. – Пойдём дальше, мы не под-ходяще одеты. Здесь круглый год одна и та же температура – около семи-восьми градусов. Зимой можно греться, – он взял её за руку и потащил за со-бой дальше, на противоположный берег.
– Так там же стена, давай возвращаться, – воспротивилась Вика.
– Ты ещё не поняла, что здесь не всё стена, что ею кажется?
С этой стороны берег оказался не закруглённым, как казалось со входа в пещеру. Многочисленные струйки как бы прорвали пузырь, заключавший их, и форма озера от этого походила на головастика со множеством хвостов. Хво-сты эти утекали в довольно широкие трубчатые ниши, коими стык пола и стены были обильно испещрены. Парень выключил фонарь. Из отверстий брезжило бледное, еле различимое сияние.
– Там свет! – Радостно выкрикнула девушка. Эхо многократно отозвалось позади, затем по пещере пронёсся низкочастотный гул. Виктория испуганно взвизгнула.
– Не бойся, потолок не обрушится, – успокоил её Константин, – это обык-новенный гром. Снаружи начинается гроза. В подтверждение его слов ещё один приглушённый раскат прокатился по полу. Костя подошёл к самой ши-рокой трубе.
– По этим трубам вода вытекает наружу. Я так понимаю, что озеро питает-ся подземными ручьями. Хотя не знаю...
Затем он уселся, сунув в трубу ноги, поднял свой рюкзак над головой.
– А! Холодная! Главное, держи вещи над головой.
– Чего?.. – промямлила обескураженная Виктория.
Но её спутник уже исчез в пасти гранитного червя. Помедлив немного, де-вушка последовала его примеру.

Глава 15
Сточный жёлоб за тысячелетия несения в себе воды отшлифовался до иде-альной гладкости. Никаких болезненных стыков между секциями, как на гор-ках аквапарка. Скользить по нему – сплошное удовольствие, если бы не ледя-ная вода под пятой точкой. Скорость за время поездки развивается нешуточ-ная, метров десять в секунду. Стоя по пояс в воде, Неустроев с улыбкой на-блюдал, как из отверстия в скале пулей вылетела подруга, перемежая визг со смехом. Она шумно плюхнулась в воду плашмя, замочив-таки свою ношу.
Хохотал он от души, разглядывая, как Виктория, фыркая и отдуваясь, от-гребает с лица волосы.
– Как поездочка? – живо поинтересовался он.
– Зашибись! – она прямо-таки светилась от переполнявшего её неподдель-ного счастья. Освободив глаза, Вика огляделась вокруг.
Они находились ещё в одном небольшом, метров десять в поперечнике, озерке. С одной стороны над водой вздымался небольшой песчаный холмик, переходящий в широкий каменистый горизонтальный борт вдоль склона го-ры, явно неестественного происхождения. Часть борта виднелась сквозь от-верстие, которое являлось дырой в живом куполе. Тугое сплетение гибких, напоминающих лианы стеблей с лопоухими сочными листьями на них, на-крывало озерко и отгораживало от окружающей действительности, закрывая обзор. Сквозь миниатюрные дыры в навесе яркими иглами протискивались самые настырные из солнечных лучей. Сотни барабанных палочек стучали по зелёной крыше. Изредка увесистые тягучие капли звонко лениво сваливались с навеса в воду. Небо то и дело глухо гудело.
– Так это что же, гроза и солнце одновременно?
– Да, представляешь, слепая гроза! Такое явление только здесь бывает. Мы с тобой вообще в уникальном месте. Вот погоди, выберемся из кокона, уви-дишь что к чему.
Исследователи выбрались из воды на песчаный клок суши, отжали на себе шорты и футболки. Несмотря на мокрую обувь и дождь, воздух был очень тё-плый, и они согрелись быстро. Водяные барабанщики закончили ритмические упражнения – дождь прекратился. Путешественники вышли наружу и их гла-зам предстала циклопических размеров округлая долина. Отсюда становилось видно, что гора имеет форму подковы. Ребята, пройдя и проехав на попе сквозь толщу породы, теперь оказались внутри дугообразной стены. Количе-ство растений на этом склоне горы и внизу, в долине, превосходило все до-пустимые нормы. Сквозь плотный изумрудный ковёр не проглядывал и кусо-чек почвы – настоящие джунгли. Под ногами носились заполошные чайки, мелькали тени шустрых стрижей, важные коршуны занимались прикладным дельтапланеризмом. Из глубины долины вырастала и уходила вверх и влево невероятно близкая радуга.
– Я раньше столько зелени только в зоосаде видела... – зачарованно про-молвила Виктория. Друг тем временем тащил её дальше.
– Смотри. Видишь, из нашего кокона вода вниз падает? А вон ещё один такой же кокон, а дальше вон ещё один. Необычно, правда? – Костя рассказы-вал взахлёб, как ребёнок, описывающий особенности построенного им песоч-ного замка. – Так вот каждая труба из озера ведёт к такому кокону, мы с По-знанским все проверили в своё время. Из них вода стекает вниз и образовыва-ет реку. Смотри вниз.
Девушка опустила взгляд. Множество небольших водопадов, от сопротив-ления воздуха книзу распадаясь в серебристые облака, низвергались на ма-кушки ни в чём не повинных деревьев. По дну долины, окаймлённая в узкие полоски гравия, и впрямь извивалась серебристая ленточка реки. Определить её размеры с такой высоты было невозможно.
– Кстати, потому с той стороны воздух и выходит, что там выше, чем здесь. И подножье не там, – Константин показал примерно в сторону входа в тоннель, – подножье там, – он ткнул пальцем вниз. – В отличие от пещеры эту гору исследовали на сто раз. Учёные говорят, раньше гора была обычная, ко-ническая. Но в течение тысячелетий эта вот река вымывала мягкую почву, и до наших дней дожил только гранитный скелет. Вот и получилась естествен-ное полукольцо, защищающее долину от ненастных ветров. И что где-то очень глубоко внутри типа огромная глыба железа, но так глубоко, что не до-копаться, это спасло местность от разорения горнодобытчиками. Но железо по каким-то земляным капиллярам пробирается вверх и насыщает воду, дру-гого объяснения появлению железа в здешней воде не находят. Поэтому здесь так тепло и такая богатая флора. А раньше джунгли были и по ту сторону, где сейчас чахлики растут. А дорога, по которой мы ехали на маршрутке, прохо-дит почти по краю подковы, фактически это горная трасса. С той стороны склон очень пологий, десятки километров. Как такая странная гора образова-лась, никто не может сказать. Enigma!
– Удивительно, что об этом месте не трубят вовсю.
– Потому и не трубят. Туристического интереса не представляет, – пояснил Костя, и, поймав на себе изумлённый взгляд подопечной, продолжил мысль: – Дорог сюда не построить, уклон слишком крутой, снизу ничего примечатель-ного – лес как лес, а отсюда до дна высоты больше километра, водопадов не видно. Остаётся только вертолёт. А в условиях суровой российской действи-тельности сама понимаешь, что это такое. У кого джипы, так они с дороги сворачивают и по холмам – к обрыву. Но оттуда вид не тот, ясное дело. Но и это ещё не всё. Пойдём дальше.
– Неужели в таком замечательном месте может быть что-то интереснее? – было заметно, что Вика находится в состоянии лёгкой эйфории.
– Да. Только придётся всё-таки покарабкаться по уступам.
Они прошли немного по прилегающему к гор бортику, затем Неустроев свернул на малоприметную в зарослях тропинку вправо, которая быстро при-вела к пологому подъёму наверх. Несмотря на его пологость, путь до сле-дующего кольцевого уступа занял у новоявленных скалолазов больше часа.
– Хочу обратно в пещеру, хочу в воду, – взмолилась Виктория, еле-еле вскарабкавшись и обессиленно повалившись на мягкий травяной газон. Гро-зовые тучи уже совсем растаяли, а жидкие облака плавали на уровне глаз, по-сему защиты от солнца не было никакой, и безжалостное излучение методич-но испаряло остатки влаги из организмов измождённых путников. Часы пока-зывали два пополудни.
– Лапушка, потерпи, сейчас вот зайдём за тот угол, там есть тень и вода. – Костя держался более-менее нормально.
– Как ты всё это помнишь? Ты ведь здесь лет десять не был.
– Как же не помнить? Я в этих местах детство провёл.
– Необычный ты человек, Костик. Я думала, что все компьютерщики дет-ство провели сидя дома, изгаляясь над клавиатурой, а ты вот по горам шастал. Да и спортивный ты больно для ботаника, видно, что занимался. Как у тебя времени хватило на всё это?
– Я приложил немало усилий, чтобы не походить на стереотип, – уклончи-во ответил Константин. Он не любил себя хвалить. – Давай, ещё немного, ещё чуть-чуть.
– Последний путь – он трудный самый, – мрачновато закончила строчку «мученица» и поднялась, громко скрипя суставами и натужно охая.
Идти до желанного поворота оказалось дольше, чем Костя обещал. Завер-нув за скалистый выступ, ребята оказались у входа ещё в одну пещеру. Эта природная ниша в скале не была тайной: входная арка размером с добрый стог отлично просматривалась со всех сторон. Перед входом располагалось небольшое плато, угрожающе нависающее над пропастью наподобие зуба.
– Ты заметила, что мы опять вернулись на восточный сторону? – солнце и в самом деле оказалось по ту сторону чёрного гранитного забора, но было ещё достаточно высоко.
– Значит, мы перебрались через вершину горы?
– Не совсем. Обогнули вертикальный склон верхнего гребня. А вершина – вон она. – Над входом в пещеру, всего метрах в десяти, гордо высился пира-мидального типа шпиль. – Давай огонь разводить. Время обедать.
Из предусмотрительно собранного по пути хвороста получился вполне сносный костерок. А из запасливо взятого с собой розоватого трупа мелко-крылой птицы получился вполне съедобный гриль. Откуда-то из глубины пе-щеры Неустроев принёс запотевшую бутылку. «Ключевая! Железом пахнет, вкуснотища!» Горемычный бройлер был уплетён за четыре щеки в считанные минуты: аппетит путешественники нагуляли отменный.
– Ну а теперь самое интересное, – торжественно провозгласил Константин, обгладывая последнюю косточку. – Пошли внутрь.
Он снова извлёк из рюкзака фонарь. Девушка вытерла пальцы прямо о футболку – голубой трикотаж всё равно уже стал похож на половую тряпку – и, бодро вскочив на ноги, смело пошла в зияющее чрево.
– Зря спешишь. Медведя там всё равно нет, а без фонаря после полудня там делать нечего, – постарался умерить её пыл молодой человек, но Вика уже обнаружила первую находку. Об этом свидетельствовал её сдавленный крик. Улыбаясь (сам в первый раз не избежал этой участи), Костя вошёл внутрь и осветил пострадавшую – так и есть, она стукнулась лбом об окаме-невшую корягу, стоящую недалеко от входа в пещеру.
– Уважаемые посетители, предлагаем вашему вниманию первый экспонат нашей экспозиции – трон деревянный, окаменевший, одна штука, – стал он издеваться лекторским тоном.
– Откуда это здесь? – потирая ушибленное место, «посетительница» озада-ченно разглядывала «экспонат».
– Мужик принёс, – как можно более невинно «объяснил» Неустроев.
– Какой мужик?
– А вот этот, – луч фонаря скользнул на стену. Последовала продолжи-тельная пауза. От восторга у Виктории перехватило дыхание.
– Ух ты! Да это же настоящие наскальные рисунки! – наконец заговорила и одновременно задышала она.
– Обратите внимание, экспонат номер два – древние наскальные рисунки, – «экскурсовод» картинно поправил несуществующие очки. – По результатам проведённых спектроскопических и радиационных анализов, данным произ-ведениям первобытных живописцев не менее пятнадцати тысяч лет. Этот воз-раст превосходит все доселе известные цифры. Господа, перед Вами первые следы человеческой цивилизации на нашей планете. Обнаружение сиих кар-тин перевернуло современные представления об истории человека как биоло-гического вида. Сейчас всё большее количество авторитетных археологов го-ворит о том, что первые разумные люди появились именно в наших краях, а не в Африке, как считалось ранее.
Посмотрите сюда, – в круге света появилось скопление тёмно-серебристых палочек, при внимательном рассмотрении оказавшихся группой людей, ок-руживших мамонта. – Это картина первобытной охоты изображает сразу два вида приматов, представляющих человека на соседних ступенях развития – питекантропа и человека разумного. Это свидетельствует об одновременном сосуществовании этих видов, что также противоречит некоторым канонам дарвиновской теории.
Рисунки расположены слева направо, что соответствует хронологии их по-явления. На самом первом из них вы можете видеть девушку, восседающую на импровизированном троне, об который вы имели честь долбануться. Блин, надоело. Короче на этой горе первые разумные люди появились. Ещё до лед-никового периода. Во как!
– Потрясающе! Смотри-ка человек дерётся с огроменным тигром. Неужели в те времена такие тигры здоровые были, или охотник страдал манией вели-чия?
– Нет, на самом деле такие огромные. В округе даже скелет одного из них раскопали. Размером со слона. Вот шуму-то было! Не меньше, чем когда в этих вот крючках распознали упорядоченную систему записи. Жалко только, что расшифровать до сих пор не сумели. Остаётся только гадать, что за исто-рию здесь записал доисторический писатель.
– Первая письменность? Это всё просто не укладывается у меня в голове! Гляди, тут богатырь с молотком в руке, а тут человек лук за тетиву дёргает!
– Это не лук, это первобытная гитара. Представляешь, живопись, письмен-ность, музыка – искусство, в общем, стало зарождаться одновременно с появ-лением речи и интеллекта. Ромка сказал по этому поводу: «Не труд сделал из обезьяны человека, а творчество».
– Вот это да!.. – она продолжала зачарованно рассматривать неуклюжие эскизы и символы. – Знаешь, я сегодня прямо как на другую планету слетала.
– Я очень рад, что тебе понравилось. Но надо бы возвращаться. Обратный путь только по склону вниз, а нам ещё гостиницу надо найти.
– Ой, как уходить не хочется! Жаль, нет фотоаппарата! Вот я разиня.
– Ничего, в следующий раз. Эти рисунки столько прожили, за год никуда не денутся.
– Всё, я поймала тебя на слове! Через год сюда же!
Константин обнял возлюбленную, покрыл её щёки звонкими чмоками и потащил наружу. Спускались они по довольно пологой тропинке, но зарос-шей костлявым кустарником. Говорить на ходу было трудно.
– В следующий раз надо Ромку с собой позвать. Кстати, что-то я его давно не видела, куда он делся? – заговорила Вика, когда они остановились пере-дохнуть.
– Соседи его говорят, что никуда. Дома сидит. И пьёт по чёрному.
– Как пьёт?
– Ртом.
– Да нет, я имею в виду, почему?
– А вот это я тоже хотел бы узнать. Вернёмся – пойдём в гости.
– Ну конечно, надо сходить. Что же это он? Совсем на него не похоже.
– Не говори. Сколько его знаю, первый раз с ним такое. Ну ничего, вечно это продолжаться не может. Денег захочет –на работу явится. Он, конечно, парень непосредственный, но не на столько, чтобы жить не по средствам.
Ребята продолжили снисхождение.
– Я бы вот тебе такого не позволила. Бутылки бы все повыбрасывала... – она осеклась и сделала вид, что внимательно изучает дорогу под ногами.
Неустроев несколько секунд соображал, что за смутные сомнения его тер-зают. Потом аж запылал от злости.
– Ах ты, партизанка! Так это ты тогда коньяк спёрла! Да ему цены нет! – злость его, не смотря на понесённую в прошлом утрату, была больше весёлой и добродушной.
– Здоровью цены нет. А бухло, извини за грубость, стоит всего-навсего де-нег. Кто-то же должен был вытаскивать тебя из «синей ямы»? Сам ты не очень-то собирался.
Костя пристыдился и отвернулся. От урагана праведного гнева, секунду назад бушевавшего у него между ушами, не осталось и следа, потому что де-вушка была права. Но чувство, что собственная мать стащила у тебя из кро-ватки бутылку с тёплым молоком, неприятным, скрипящим на зубах осадком, осталось. Он твёрдо решил в отместку пари случае спереть что-нибудь из кос-метички благоверной.
– Женщина ему нужна, да чтоб с характером, – «учительница» продолжала давать полезные советы.
Константин усмехнулся и выразительно кашлянул.
– Это ты загнула. Не знаю, что должно произойти, чтобы в его доме появи-лась женщина.
– А он что, женоненавистник? Не замечала.
– Да нет, к хорошим женщинам он относится хорошо. Дело в том, что он гомосексуалист.
Виктория поперхнулась слюной и, споткнувшись на ровном месте, остано-вилась.
– Чё-ё? – Костя впервые слышал от неё такое вот вульгарное «чё».
– Не чё, а гомосексуалист. Мужики ему больше нравятся.
Заявление повергло девушку в шок, переходящий в кататонический сту-пор.
– По его поведению не скажешь... – только и смогла выдавить она.
– Он что, должен краситься, кривляться и жеманничать?
В ответ девушка лишь пожала плечами.
– А как же вы... Он... к тебе?..
– Не говори глупостей. Он мой друг. Он знает мои пристрастия и уважает их.
– Извини, не кипятись. Просто это так неожиданно...
Некоторое время они шли молча. Затем Константин остановился и сделал предупреждающий жест рукой. Подруга последовала его примеру.
– Впереди трещина. Подходи осторожно. – он ещё дулся. Сделанное под-ругой предположение возмутило его больше, чем порой судейский беспредел по отношению к отечественным спортсменам. Спутница на цыпочках подкра-лась к краю внушительных размеров расщелины. Из её стен торчали крючко-ватые деревца. Глубина была впечатляющей, дно даже не виднелось. Опреде-лять последствия падения с пятого этажа на острые камни желания ни у кого не возникло. От противоположного края обрыва путешественников отделяло приблизительно три–три с половиной метра. Неустроев вспомнил, что недав-но сигал через такие промежутки, не задумываясь. В данный момент то же расстояние не казалось ему столь легко преодолимым.
– Вот ещё одна местная загадка – Дьявольская улыбка. Это так местные называют – с высоты ущелье и в самом деле очень похоже на злорадную ух-мылку. Хотя есть и более пикантные варианты. Тоже до сих пор никто толком не смог объяснить, как оно тут появилось. – Он огляделся по сторонам, при-ложив руку ко лбу. – Туда, – палец указал влево.
Там, в нескольких десятках метрах от их местоположения, через трещину был перекинут толстенный ствол, ещё тёмный после дождя. Они подошли к нему.
– Что это за дерево? – с сомнением в голосе спросила Вика.
– Это мы с Ромкой повалили в самый первый раз, когда возвращались. Ох и попотели тогда, с перочинными-то ножами… Выглядит крепким...
– Да уж. И скользким. Что будем делать? – она боязливо прижалась к пле-чу кавалера.
– Переходить, что же ещё. Или ты хочешь провести остаток жизни аске-тично созерцая натуру в уединённом горном ските?
– Это мысль. Учитывая альтернативу провалиться, очень даже ничего.
– Я думаю, ты чрезмерно и безосновательно накаляешь обстановку. Хоро-шее крепкое дерево, – успокаивал он и себя тоже. – Это же дуб, что ему бу-дет? Трупов на дне не видать...
– Константин! Типун тебе на язык!
– Шучу. Не волнуйся, соорудим страховку на всякий пожарный, за пять секунд переберёмся, трещинка-то – смех, мы её сто раз переходили, – с этими словами он вытащил из рюкзака толстую туристическую бечёвку, с караби-ном на одном конце.
– Так... Карабин за тебя зацепим, а я обвяжусь, – что-то подспудно смутило Костю, он поразмыслил немного. – Или нет, лучше тебя обвязать, так надёж-нее. Надо, чтоб ты крепче была привязана... И... В общем, вот… – он необъяс-нимо для самого себя занервничал и стушевался. Потом перехватил караби-ном шнур и залез в получившуюся петлю, затянул. Дал фал девушке в руку, чтобы она стравливала, отошёл на расстояние, чуть большее ширины ущелья, подошёл обратно, остатком крепко обмотал торс возлюбленной и сноровисто сотворил несколько замысловатых узлов.
– Вот так. Длины верёвки хватит, чтобы мы оба могли стоять на противо-положных краях пропасти. Я пойду первым, а ты упирайся ногой в торец ствола, потом я упрусь с того края. Если кто-нибудь сорвётся, (а никто не со-рвётся) второй его вытащит. Так что не волнуйся.
Константин крепко обнял бледную Викторию, ободряюще поворошил ей то, что утром было причёской. Они подошли к бревну, девушка попинала массивный деревянный цилиндр, упёрлась в него одной ногой, изобразила на лице спокойствие и решимость, кивнула. Парень залез на покатый ствол, по-прыгал для верности, сделал шаг над щелью, прыгнул. Дерево откликнулось глухим звуком. Неустроев шагнул ещё пару шагов вперёд, попытался раска-чать опору, приседая. Бревно не прогнулось ни на миллиметр и не шелохну-лось с места. Он обернулся и улыбнулся подруге:
– Вот видишь, всё в порядке, труп растения крепкий.
Он шагнул ещё, кроссовок попал в сырую ямку и нога полетела в сторону, потянув за собой центр тяжести, а тот, в свою очередь, оказавшись за преде-лами опоры, потянул за собой всё тело вниз. Костя рефлекторно раскорячил-ся, но зацепиться в падении не сумел. Описав дугу, удерживаемый шнуром, он гулко стукнулся об землистую стену ущелья, сполз немного вниз, бечёвка натянулась. Сверху донёсся приглушённый женский стон. Секунда ушла у ошеломлённого человека, чтобы понять, что он не падает. Он лихорадочно пошарил глазами по тёмной, пахнущей травой поверхности. В нескольких сантиметрах от левой ноги обнаружился то ли корень, то ли кривой Аствол дерева, торчащий из стены горизонтально. Константин встал на него ногой. Растение скрипнуло и прогнулось, но предложенный вес выдержало. Натяже-ние фала ослабло. Он пристроил на ветвь вторую ногу, прислонился всем те-лом к стене и схватился руками за растущие из неё мелкие травинки.
– Вика, не волнуйся, я встал на ветку и держусь за стену. Я не ранен! – крикнул он и слегка покривил душой – вывихнутый голеностоп препротивно ныл от боли. – Ты стой на месте, упирайся в ствол, а я залезу по шнуру на-верх. Будет больно, но ты потерпи. Слышишь? Вика! Ты главное, не волнуй-ся, со мной всё в порядке! Вика! Ты чего?
Девушка зашла на бревно, опустилась и села над ущельем, беззаботно све-сив ноги вниз. От её страха перед пропастью не осталось и следа. Она поси-дела, рассматривая что-то в небе, затем опустила к молодому человеку чёр-ные, как гудрон глаза. Несмотря на издевательски-изучающую улыбку, с ка-кой смотрят на подготовленные к работе трупы таксидермисты, выражение её лица было холодным.
– А я и не волнуюсь.
 
Звуки. Знакомые звуки. Это голос отца.
Пам-уа-а открыл глаза. Он лежит в своей пещере. Его тело укрыто лечебными ли-стьями. Двигаться нет сил.
– Отец... – тихо позвал он.
Отец быстро заглянул в пещеру, крикнул наружу:
– Пам-уа-а вернулся! Он не ушёл к Предкам! Мой сын жив!
Отец торопливо зашёл в пещеру. За ним идут люди. У них радостные лица. Юный охотник живой. Полосатый Рыкун не убил Пам-уа-а.
– Радость в жилище нашем, – сказал он тихо обычное приветствие.
Люди ободряюще хлопают отца по спине. Желают сыну много сезонов. Они разделя-ют радость отца. Потом люди уходят, не принято долго быть в чужой пещере. Остался лишь старый Ои-ги. Отец оставил их одних. Старик сел рядом с лежанкой Пам-уа-а. Глаза его влажны. Добрый Ои-ги, он так рад. Его любимый подопечный жив и даже ру-мян.
– Глупый Пам-уа-а. Зачем ты пошёл к Быстрой Воде? Ои-ги так боялся за глупого мальчишку.
Пам-уа-а положил руку на сморщенную ладонь старика.
– Добрый Ои-ги. Я хотел принести шкуру Полосатого Рыкуна.
Старик округлил в ужасе глаза.
– Ты ещё глупее, чем я думал! Даже сам Орр-усул не отваживается идти за шкурой Полосатого Рыкуна. Ты безрассуден! Как ты собирался сражаться со зверем?
Раненый вспомнил о Белом Клыке. Пошарил вокруг. Ножа нигде нет. Пам-уа-а огор-чился. Нож был очень хороший. Но ничего, он вернётся за ножом.
– Ты ещё совсем молод! Зачем тебе нужен Знак? – продолжал старик.
Пам-уа-а улыбнулся.
– Я хочу рисовать, Ои-ги. Я хочу, чтобы ты мог слушать жилу.
– То, что хотим мы с тобой, мальчик, не важно. Главное, чтобы стая жила по Пра-вилам.
– Дело не в нас, мудрый Ои-ги. Я хочу, чтобы все могли делать бесполезные дела, если им этого хочется и нет работы. Правила больше не помогают, они теперь мешают. Правила надо менять.
Старик как-то по-особому посмотрел на лежащего перед ним юношу, долго молчал.
– Я ошибся, прости меня. Ты не глуп. Ты уже совсем повзрослел. Я хочу дожить до того дня, когда ты оденешь Знак. Теперь прощай. Тебе нужно набираться сил.
С этими словами Ои-ги ушёл.
В пещеру вернулся отец.
– Как ты нашёл меня? – сразу спросил Пам-уа-а. Он догадывался, откуда отец узнал, куда пропал его сын.
– Ты исчез на целый день. Белый Круг уже ушёл в Далёкие Земли, а тебя всё не было. Тогда я спросил у Аль-маис. Когда я нашёл тебя, Дыхание Жизни почти покинуло твоё тело. Много крови пролито вокруг.
– Не только моей, – с гордостью вставил Пам-уа-а.
– А ещё я нашёл вот это, – отец достал из-за пояса блестящий предмет.
– Белый Клык, – радостно воскликнул Пам-уа-а, – отец, это Белый Клык. Это мой нож.
– Где ты его нашёл?
– Я не нашёл, – обиженно поправил сын, – я сделал его из Чёрного Металла. Я нашёл кусок Чёрного Металла среди камней на вершине Горы. Разогрел его на Горячем Языке и расплющил Камнем-на-палке. Я придумал Камень-на-палке, отец. Им будет удобно раз-бивать орехи. Он там, на вершине. Я принесу.
– Это удивительный нож. Я резал им Твёрдое Дерево, как мягкую Жёлтую Палку.
– Белый Клык режет даже камень. Мы ещё найдём в камнях Чёрный Металл. И сде-лаем много Белых Клыков.
Отец бережно положил нож рядом с сыном.
– Будь по-твоему. Теперь спи.
Сын привстал, смущённо начал:
– Отец...
– Аль-маис просила передать тебе, что Белый Круг она хочет видеть меньше, чем тебя.
Разве может отец не знать, что хочет его сын?
– Спасибо, отец. Светлых грёз.
Через несколько дней Пам-уа-а был уже совсем здоров. У него лишь порвана кожа и потеряно много крови. Но лечебные листья быстро затягивают раны. А Быстрая Вода со вкусом крови быстро восстанавливает силы. У Пам-уа-а уже не кружилась голова, как сначала. И не шумело в ушах. Быстрая Вода превращается в кровь, он понял это.
Он сидел на берегу Большой Воды и заканчивал вырезать недоделанную лодку, когда услышал непонятный шум в селении. Заткнув Белый Клык за подаренный отцом охот-ничий пояс, Пам-уа-а пошёл на Площадь.
Вся стая собралась на Площади. В воздухе висел гул многих голосов. Что-то необыч-ное происходило в центре. Там весело щебетали дети. С трудом протолкавшись в центр, Пам-уа-а побледнел.
Посреди Площади Ам-усс, прихвостень вождя, таскает на привязи детёныша Поло-сатого Рыкуна. Вождь сидит на троне в центре с довольным видом. Детёныш дрожит. Его слабенькие лапы подгибаются. Он жалобно мяукает. Дети восторженно скачут во-круг живой диковины. Они смеются, пытаются играть с маленьким Рыкуном. Но тот ещё слишком мал для игр. Его реакция ещё не так точна. Его мышцы ещё не так крепки. Дети смеются, потому что не понимают. Некоторые недоумённо перешёптываются. Остальные сурово молчат. Потому что понимают. Ам-усс сделал очень плохо. Он оби-дел слабого.
Из рядов выступил вперёд Орр-усул, самый сильный и опытный охотник. Его ува-жают все в стае. Вождь его побаивается. Он заговорил своим глубоким грудным голосом:
– Ам-усс, зачем ты притащил маленького Рыкуна?
– Орр-усул, говори со мной, – сказал вождь, – Ам-усс принёс детёныша мне в подарок. Скоро у меня Праздник Ста сезонов.
– Вождь, Ам-усс нарушил Правила. Он взял зверя у леса не для пропитания, а для за-бавы. Он обидел слабого.
Вождь вскочил. Лицо его исказилось.
– Ты слишком молод Орр-усул, чтобы учить меня, – визгливо закричал он, – я не хуже тебя знаю Правила. Ам-усс притащил зверёныша по моему приказу. Рыкун должен жить в нашем селении. В большой клетке рядом с моим троном. Чтобы каждый человек стаи всё время видел зверя. Чтобы каждый чувствовал себя сильнее. Чтобы охотник, отважившийся сразиться с Полосатым Рыкуном мог подготовиться к бою. Мог по-смотреть зверю в глаза.
– Ты мастер говорить красиво, вождь. Лес не простит тебе. За детёнышем придут.
Бросив гневный взгляд на вождя, Орр-усул повернулся и пошёл. Его проводили шёпо-том – кто восхищённым, а кто и возмущённым.
Смотрящий за козами уже принёс большую клетку. Ам-усс затащил полосатого ко-тёнка в клетку, надёжно закрыл засов. Вождь обратился к собравшимся:
– Возвращайтесь к работе! Вы должны приносить пользу стае!
Люди молча разошлись. Гнев клокотал внутри Пам-уа-а. Он побежал за Орр-усулом.
– Орр-усул! Подожди меня!
Взрослый охотник остановился. Повернулся.
– Что тебе, Пам-уа-а?
– Вождь не прав. Вождь нарушает правила. Надо остановить его.
Орр-усул испытующе посмотрел на юного соплеменника. Нет, он не обманывает. Да и другие охотники говорят, что вождь не любит Пам-уа-а. Орр-усул решил посвятить юного товарища в тайну. Лицо его стало доверчивым.
– Сегодня, когда Жёлтый Круг достигнет вершины Горы, приходи в Тихую Бухту, – и, не сказав более ни слова, зашагал к своей хижине. Орр-усул не имеет детей, но у него есть женщина. Те, у кого нет детей, но есть женщина, не могут жить в пещере. Они живут в хижинах.
Пам-уа-а сразу понял, о чём говорит Орр-усул. «Это заговор! Наконец-то!»
Тихая Бухта находится за высокой песчаной косой, отделяющей их селение от дру-гого склона Горы. Перейти косу поверху нельзя – ноги вязнут в песке. Добраться до бухты можно только вплавь.
Ночью Большая Вода тёплая даже в глубине. Пам-уа-а с удовольствием проплыл под водой до места. В свете Жёлтого Круга сонные рыбы, вяло плывущие в прозрачной воде, отливают, как драгоценный Жёлтый Металл.
В Тихой Бухте собрались многие охотники. Пам-уа-а был бесконечно изумлён при-метив среди остальных отца. Тот выразительно посмотрел на сына: «Все объяснения потом». Пам-уа-а кивнул.
Слово на правах старшего говорит Орр-усул.
– Теперь все в сборе. Мы вместе должны решить, что делать. Вождь нарушает Пра-вила. Надо найти способ образумить его, – сказал он.
«Правильно, правильно», – зашептали остальные.
– Вождь главный. Мы не можем ему приказывать. Стая будет на его стороне. Стая знает Правила, – возразил отец. Он тоже уважаемый человек.
– Тогда надо силой отобрать у вождя Знак. Вождь стар. Никто не удивится, если он вдруг уйдёт к Предкам, – предложил один из собравшихся.
– Нет, если об этом узнает стая, нас изгонят, – возразил Орр-усул.
Все замолчали. Никто не хочет быть изгнанным. У многих есть дети. Никто не хо-чет оставлять их без отцов.
– Я думаю, нужно собирать Сход, – снова заговорил отец. – Если стая решит, что вождь больше не приносит пользы, его отправят на Тихую Старость. Если нет...
Отец умолк. Все знают, что будет, если стая решит оставить вождя. Тогда Созы-вающий Сход должен понести наказание. Должен целый сезон приносить камни для жи-лищ. После такого наказания всю жизнь дрожат руки и глаз не так точен. После нака-зания уже не стать снова охотником. Кто-то должен решиться.
– Я стану Созывающим Сход, – твёрдо сказал Орр-усул. Все тревожно переглянулись.
– Нет, Орр-усул, Созывающим Сход буду я, – снова подал голос отец.
– Отец!
Отец поднял руку, требуя от сына тишины.
– Не отговаривай меня, сын. Я самый старый из вас. Уже скоро я всё равно положу своё копьё в угол пещеры. Сегодня на Площади большинство осуждало вождя. Они просто боятся сказать вслух. Но на Сходе каждый скажет то, что думает, ничего не боясь. От-ветственность несу только я. Таковы Правила.
– Уважаемый Уа-а-сол, ты можешь понести наказание, – обратился Орр-усул к от-цу. – Вождь умеет красиво говорить. Он может убедить стаю, что соблюдает правила, а ты бунтарь.
Отец растерянно умолк. Все хранят тишину, думая тяжкие думы.
– Я знаю то, что оставит вождя без поддержки стаи, – подал голос Пам-уа-а. Все за-интересованно обернулись к нему. Такие слова заставили всех замолчать. Орр-усул вы-жидающе смотрел на юношу.
– Говори молодой Пам-уа-а. Мы слушаем тебя.
– Старый Ои-ги говорит, что вождь не сам убил Полосатого Рыкуна.
Все возмущённо заговорили. Орр-усул сделался чёрнее грозы.
– Жалкий подлец! Я разорву его на части!
– Будь разумен Орр-усул, – примирительно сказал отец. – Сын, ты уверен, что Ои-ги говорит правду? Он странный и очень старый. Он мог когда-то давно придумать эту историю, а теперь думает, что это правда.
– Он не странный. Он добрый и никогда не врёт. И всё помнит. Помнит даже, как ты был ещё совсем маленький и испугался Круглоносой Хрюкалы, а он отгонял её, – уко-ризненно сказал Пам-уа-а.
– Пусть будет так. Завтра я объявлю Сход. Теперь надо идти. Завтра у нас будет трудный день.
Отец рассказал, что собрания в Тихой Бухте случаются в последнее время часто. Многие не довольны жизнью в селении. Многим не нравится то, что вождь нарушает Правила. Пам-уа-а не должен волноваться за отца. Люди его поддержат.
На утро Пам-уа-а обошёл все хижины и пещеры. Сказал, что отец созывает Сход во время дневной трапезы. Большинство людей кивали так, точно уже знают об этом и давно ждут. Это немного успокоило юношу. Он очень не хочет, чтобы отец добывал камни. Если большинство из стаи поддержат вождя, Пам-уа-а пойдёт добывать камни вместо отца.
На Площади собралась вся стая. Люди взволнованно переговариваются. В центре на троне сидит вождь. Его руки дрожат. Он чувствует, что может уйти на Тихую Ста-рость. Он размышляет. Он должен что-то придумать.
В центр, к клетке с детёнышем Полосатого Рыкуна, вышел отец. Он начал громко и твёрдо:
– Люди стаи! Я, Уа-а-сол, собрал сегодня Сход. Собрал, потому что нарушаются Правила. Вождь запрещает моему сыну делать бесполезное дело. Сам же вот уже почти сезон не делает никакой полезной работы. Вождь приказал забрать из леса слабого.
– Уа-а-сол, ты уважаемый человек, – насмешливо перебил его вождь. – Почему же твой сын такой непутёвый? Он сильный, но не хочет быть охотником. Он хочет зани-маться женской работой.
Кто-то в толпе засмеялся.
– Сначала научи жить своих детей, потом будешь учить меня.
В толпе одобрительно загудели. Пам-уа-а встревожился.
– Ты говоришь о другом, вождь. Ты стал стар, ты не приносишь пользу племени. Я прошу стаю отправить вождя на Тихую старость. Охотники должны пойти к Быст-рой Воде за шкурой Полосатого Рыкуна.
– Ты выжил из ума, Уа-а-сол! Разве при мне стая плохо живёт? Разве не я привёл в стаю коз? Козы дают вкусную Белую Воду. И ты говоришь, что я не принёс пользы стае!
Стая вновь одобрительно залепетала. Всем нравится Белая Вода.
Отец почувствовал, что люди настроены против него.
– Вождь, ты обманом получил Знак! – высказал он последний аргумент. Стая утих-ла. Никто не ожидал таких слов. Вождь побагровел, вскочил, закричал:
– Это ложь! Кто тебе сказал?
– Я, – послышался из толпы скрипучий голос. Ои-ги, прихрамывая, вышел на середи-ну.
– Я, Ои-ги, говорю это. Ты нашёл Полосатого Рыкуна обессиленным. Ты убил сла-бого. Я видел это собственными глазами. Ты и в молодости был слаб и труслив, и сей-час трясёшься, подобно Гибкому Кусту на ветру.
– Он лжёт! Не слушайте его, он лишился ума от старости! Я честно победил Поло-сатого Рыкуна!
Стая закричала. Пам-уа-а не может понять, что означает их шум. Юный охотник напрягся, приготовившись к схватке.
И тут он услышал знакомый рёв. Вся стая обернулась. Вожак Полосатых Рыкунов стоял, ощерив клыки, у самой площади. Кто-то крикнул: «Это Вожак! Вожак вернулся!»
Истошно крича, люди в ужасе бросились врассыпную. Пам-уа-а сбили с ног. В мгнове-ние ока Площадь очистилась. Остались лишь четверо. Побледнев, но не потеряв лица, стоят Орр-усул и отец. В оцепенении страха прирос к трону вождь. На земле лежит Пам-уа-а.
Вожак идёт в центр Площади, грозно размахивая хвостом. Выхватив нож и устра-шающе заорав, Орр-усул ринулся на него. Бой их продолжался недолго: увернув голову от атаки, зверь лапой отшвырнул охотника далеко за пределы Площади. Не останавлива-ясь, Вожак побежал к сидящему вождю.
Вожак хорошо помнит этот запах. Этот запах исходит от Жалкого Голого челове-чишки внутри коряги. Это он убил его собрата много сезонов назад. А тот, что стоит рядом с ним, должно быть, его собрат. Они оба враги!
Поднимаясь на ноги, Пам-уа-а увидел стремительный прыжок зверя. Увидел, как вождь и отец оказались под его ногами. Надо спасать отца, Вожак раздавит его. Пам-уа-а хорошо помнит эту лапу на своей груди.
– Вожак! – что было силы крикнул юный охотник.
Вожак слышит знакомый голос. Он посмотрел назад. Это Вожак голых. У него в ру-ках снова блестящее жало! Он приближается. Вожак голых защищает врагов. Он хочет драться. На этот раз Рыкун убьёт его.
Пам-уа-а понимает, что даже Белый Клык не поможет победить Вожака. В преды-дущем бою животное оказалось умнее человека. Теперь очередь человека перехитрить зверя.
Пам-уа-а помнит, что Вожак опасается Белого Клыка. Приблизившись, юноша на бегу замахнулся и метнул нож, метясь чуть выше головы. Инстинктивно пытаясь поймать нож, Вожак обеими передними лапами схватил летящее оружие. Этого Пам-уа-а и хотел. Он прыгнул, схватился за шкуру на груди зверя и, махнув ногами, оказался сидящим у него на шее.
Проиграв сражение на берегу Быстрой Воды, Пам-уа-а стал наблюдать за кошками. Кошки такие же, как и Полосатые Рыкуны, только очень маленькие. Юный охотник заметил, что, умываясь, кошки с трудом достают лапами до ушей. А свою шею достать не могут.
В попытке сбросить двуногого с шеи, Вожак замахал лапами и неистово заметался, закатался по земле, придавив противника. Вожак слышит, как у двуногого хрустят рёб-ра, как рвётся кожа. Но двуногий крепко уцепился за шею всеми четырьмя лапами. Го-лый человек не отцепляется. Двуногий передавил шею. Кровь не поступает в голову. Во-жак захрипел, пошатнулся, осел на брюхо. Двуногий слегка отпустил шею. Вожак не-много пришёл в себя и снова заметался. Тогда Вожак голых вновь сжал зверю горло. Снова в глазах помутилось. Вожак понял, что хочет голый человек. Успокоившись, он лёг на землю, недовольно размахивая хвостом. Голый человек не хочет его душить. Че-ловек хочет, чтобы Вожак успокоился. Человек что-то говорит прямо в ухо.
Из кустов, из-за хижин вокруг площади показались лица людей стаи. Сначала они ожидали увидеть, что все, кто не убежали, мертвы. Они лишь хотят, чтобы страшный зверь ушёл. Но нет – Полосатый Рыкун лежит, размахивая хвостом: ждёт. Кто-то си-дит на шее животного! Это же Пам-уа-а!
– Люди стаи! Выходите! Вожак не причинит вам вреда!
Долго никто не мог решиться выйти из укрытий. Никто не верит, что Пам-уа-а одолел самого Вожака. Но постепенно самые смелые неуверенно подошли, оставаясь на расстоянии.
– Я хочу, чтобы слышали все! Выходите все!
Белый Круг сдвинулся заметно, когда вся стая стояла вокруг площади. Кто посмелее, подошли ближе. Те, кто боится, стоят поодаль. Бледный вождь лежит на земле – Во-жак машет хвостом прямо над ним. Пам-уа-а решил, что пора говорить.
– Слушайте меня, люди стаи! Говорю я, Пам-уа-а, сын Уа-а-сола. Я могу задушить Вожака Полосатых Рыкунов. Я победил его. Я имею право на Знак. Но отныне голые не будут убивать Полосатых Рыкунов! Теперь вождя будет выбирать стая. Теперь вож-дём будет становиться самый уважаемый охотник стаи.
Пам-уа-а знает, что рискует. Попросив Вожака не гневаться и отпустив шею, он слез на землю и встал прямо перед глазами зверя. Почувствовав свободу, Вожак встал на лапы. Встряхнулся и громко зарычал раскрыв пасть прямо у лица юного охотника. Лю-ди стаи в ужасе отпрянули. От страха некоторые даже упали без памяти. Но Пам-уа-а остался стоять, смотря Вожаку в глаза.
Некоторое время зверь и человек стояли, встретившись взглядами. Стая замерла. В тишине слышно было лишь, как мяукает маленький Полосатый Рыкун в клетке. Подо-шёл отец, отодвинул засов, достал котёнка и положил к ногам Вожака. Котёнок пере-стал мяукать, прижался к лапе старшего собрата.
И тогда Вожак Полосатых Рыкунов второй раз сел на задние лапы, подняв перед-нюю. В ответ Пам-уа-а сел на колено, прижав руку к груди. Человек и зверь отдают дань чести другу. Равный равному.
После Вожак взял котёнка в зубы, и, размахивая хвостом, пошёл в лес. В свой дом. Люди в оцепенении расступались перед великим Вожаком. В полной тишине зверь скрылся в окружающих селение зарослях.
Как только силуэт зверя исчез среди деревьев, люди услышали голос вождя.
– Люди стаи! Белый Круг скоро опустится в Далёкие Земли. Вам пора возвращаться к работе, – к нему вернулась былая спесь. Вождь сделал вид, словно не лежал только что, дрожа от страха.
Пам-уа-а посмотрел на него презрительно.
– Ты больше не вождь, старый Ирр-амас. Сними Знак, положи на трон.
– Как ты смеешь приказывать мне, дерзкий юнец! Я прикажу отправить тебя добы-вать камни вместе с твоим бунтарём отцом! Люди! Накажите непочтительного маль-чишку!
В ответ на это люди стали подходить к вождю, злобно сжав кулаки. Первым успел Орр-усул. Он схватил надменного старика за шею одной рукой и поднял над собой. Могу-чий охотник душил бывшего вождя. На щеках его вздулись желваки.
«Обманщик! Трус! Смерть лжецу! Убей его, Орр-усул!» – кричали люди.
Пам-уа-а взял старшего товарища за руку.
– Не убивай его, Орр-усул.
– Он ничтожный лгун, Пам-уа-а. Он не достоин жить среди нас.
– Если ты убьёшь слабого, ты станешь таким же, как он. Отпусти его. Ты прав, он не достоин жить в стае. Мы изгоним Ирр-амаса в лес.
Поразмыслив немного, Орр-усул разжал пальцы. Старик свалился на землю, заскулил жалобно.
– Не изгоняй меня, добрый Пам-уа-а. Ирр-амас старый и слабый. Он погибнет в лесу.
– Твои корни в земле. Лес подарил тебе жизнь. Если будет нужно, лес заберёт тебя к Предкам, – ответил Пам-уа-а.
Ирр-амас захныкал, кинулся в ноги юноше, но тот брезгливо отстранился.
– Ты всю жизнь не имел достоинства. Вспомни честь своих Предков хотя бы сейчас. Уходи молча и никогда не возвращайся.
Старик перестал скулить. Вскочил на ноги, швырнул на землю Знак и молча пошёл вслед за Вожаком Полосатых Рыкунов. Уже у самой границы зарослей он обернулся и пронзительно провизжал:
– Небесные Стрелы да поразят вас всех, презренные людишки! – и исчез среди ветвей. Никто не смотрит ему вслед.
«Пам-уа-а должен стать вождём!.. Мы просим тебя стать главой стаи, молодой Пам-уа-а!» – зашумела стая. Молодой охотник поднял руку, прося тишины.
– Люди стаи! Я благодарен за вашу веру в меня. Но я отказываюсь стать вождём.
Стая зашумела. «Почему?.. Вождь Пам-уа-а!.. Мы просим... Ты должен стать вож-дём!.. Ты самый достойный!.. Ты победил Вожака». Пам-уа-а снова поднял руку.
– Нет, я слишком молод. Среди нас есть более достойный и уважаемый охотник, – юноша повернулся и положил руку на плечо тому, о ком говорил. – Вождём должен стать Орр-усул.
«Правильно! Да! Мудрый Пам-уа-а! Орр-усул достоин!» – кричит стая. Пам-уа-а поднимает с земли Знак вождя и одевает на шею Орр-усулу. Толпа ликует, приветст-вуя нового Вождя. Орр-усул взирает на свою стаю, полный смиренного достоинства.
В третий раз поднял Пам-уа-а руку.
– Правом победившего Полосатого Рыкуна я прошу тебя, Вождь, сказать слово.
– Говори, брат мой, – отвечает Вождь Орр-усул.
Пам-уа-а помедлил немного. Вся стая слушает его.
– Я хочу изменить Правила. Некоторые из Правил мешают нам. Отныне в свободное время каждый может делать бесполезные дела, если того хочет.
«Правильно! Наконец-то! Пам-уа-а говорит верно!»
Ои-ги смотрит на мальчика блестящими глазами. Мальчик дарит старику радость. Мальчик дарит радость людям.
– И ещё. Отныне каждый молодой охотник может открыто встречаться с любой девушкой, с какой пожелает. В этом нет ничего постыдного.
Стая одобрительно шумит. Люди согласны. Людям нужны новые Правила.
– Что ответишь ты мне, Вождь? – обращается Пам-уа-а к старшему товарищу.
– Да будет так, брат мой.
Белый Круг ярко освещает вход в Утренние Ворота. В резной коряге сидит Аль-маис. Пам-уа-а держит в одной руке Белый Клык, в другой Камень-на-палке. Осталось выдолбить одну чёрточку.
«Надо ещё нарисовать Ои-ги с его жилой. Мудрый Ои-ги узнал, что жила может петь по-разному, если её сильнее натянуть. Теперь люди даже ходят слушать пение жилы. Надо нарисовать, как Орр-усул Камнем-на-палке делает Белые Клыки из Чёрного ме-талла. Надо нарисовать, как женщины плетут ковры из разноцветных полосок коры. Надо нарисовать нашу хижину. Ещё очень много надо нарисовать. А лучше придумать значки, которыми можно обозначать разные вещи, научить этим значкам остальных, и тогда наши потомки смогут по значкам узнать, как мы жили. Но это всё потом. А сейчас... Вот так. И чуть-чуть здесь. Ну вот, милая Аль-маис, твой портрет готов».
– Аль-маис! Взгляни, Жёлтый Круг ночи моей. Я закончил.
 

Часть последняя, Глава последняя
Чёрно-белые очертания мёртвых песчано-цементных коро-бок. Бесцветные люди. Они идут, оставляя позади про-странство, делают вид, что знают, куда и зачем идут. Их дыхание смрадно, их тела неэстетичны. Их глаза враждеб-ны.
Человеческое тело враждебно своему организму. Да, именно так. Органы ненавидят друг друга. Ноги раскачива-ют корпус из стороны в сторону, печень терпеть не может желудок, мышцы стремятся сломать позвоночник, нос на дух не переносит кожу, и все они вместе ненавидят мозг. Го-лова – главный враг всего тела.
Птицы придуманы для того, чтобы досаждать. Они смеши-вают кал и мочу внутри своего псевдо-кишечника, чтобы сией отвратной субстанцией отравлять живущим внизу жи-вотным жизнь. Они сознательно растягивают голосовые мем-браны, чтобы болезнетворный высокочастотный свист раз-дражал слух других существ. Проклятые соловьи! Заткни-тесь сейчас же!
Продавщицы – худшие из женщин. Стоят, смотрят на меня, как на заблёванный унитаз. Нечего так смотреть! Я вам не бомж какой-нибудь, я интеллигент. А вот такая сейчас ин-теллигенция пошла. А что, по-вашему, мне нужно? Две вон тех, с синенькими этикетками. Ага. И сала копчёного. И пельменей. И пакет. Сколько? На пятьсот, бери. Не надо мне сдачи, себе забери, я себе ещё нарисую. Ха! Чё, ис-пугалась? Не бойся, настоящая. Ну вас...
Ишь продажные шкуры, как сотню дал, сразу по-другому глядеть стали. Шлюхи! Думают, цветные бумажки имеют хоть какое-то значение на этой планете. Жалкие бабы! Эти тоже вот идут, жопами виляют, копытами стучат. Чего целлюли-том так трясёте, проблем на седалище ищете? Ночь на дво-ре, а вы в прозрачных юбках по подворотням шастаете. Са-ма пошла. Вот пятеро изнасилуют раз пять, так будешь знать, дура.
Тех, кто такие тротуары делает, заживо закапывать на-до. Полбутылки из-за них пролил. Рытвина на ухабе, кочка на трещине. Как я всё ещё ног не поломал? Господи, поче-му так плохо видно? Стоп, зрачки, куда побежали! Мне ещё до дома надо добраться. Вон он, родимый, стоит, не колы-шется. Гроб бетонный, не повернуться.
Тот, кто придумал пятый этаж, последняя сволочь. Ему бы всю жизнь ступени под себя подминать. Сам, поди, на первом живёт, гад.
Как же так получается в жизни? Живёшь себе спокойно, думаешь, что всё уже про себя и людей знаешь, всё устоя-лось. И тут бац! Твой лучший друг – смерть. Не тётя Дуся из магазина, не американский фермер. Не кто-нибудь, а именно он. И как теперь быть? Ведь он мой самый близкий человек. После родителей.
А это ещё кто такой? Эй, мужик, а ну вали от моей квартиры на хер. Тебе чё надо, а? Ты чё тут разлёгся? Меня ждал? А чё тебе от меня надо? Чего? Какой Игорь? Да не тараторь ты! По-русски говори! Не знаю никакого... А-а! Игорь! Ну здорово, Игорь. Чего пришёл? Костя пропал? Какой Костя? Ах, Костя. Костя... Не пропал твой Неустро-ев никуда, он мне тут записку оставил, мол уехал в от-пуск на родину. Да, с Викой. Ты-то чего всполошился? Чё? Ну говори, раз должен... Должен сказать он... А я глотну пока...
Стоп! Собраться! Собраться! Глубокий вдох! Ну-ка по-втори! ****ец, прости господи... Так чего ж ты раньше молчал, фантаст хренов?

Настроение у Владимира Колобова было прескверное. Месяц выдался – хуже некуда. Ни одного серьёзного жулика, да и несерьёзных кот наплакал. В общем раскрываемость ноль целых хер десятых. Ещё этот странный брюнет со своими разборками. И ведь не бандит, по глазам видать. И группировки за ним нет никакой, это опер успел проверить. Вот уж тип, умудряется оказаться в местах наибольших скоплений воюющих бандитов. «Полезный» дар, нечего сказать. Как ещё жив остался в той мясорубке на свалке? А был ли он там? Сказал, что сам погром устроил. Нашёл дурака. Так ему и поверили.
Владимир поймал себя на том, что в который уже раз его мысли невольно закручиваются вокруг этого... как же его. Он достал из стола карточку опера-тивной разработки. Досье, фото его и ближайших знакомых. Ага, Неустроев. Подходящая фамилия. Обычный с виду парень. Кажется, не дурак. Колобов даже испытывал к брюнету некоторое подобие симпатии. Фактически на него ничего нет. Но интуиция подсказывает – все события вокруг строймостовцев связаны с этим плотным брюнетом.
В дверь коротко постучали. Не дожидаясь ответа, вошёл Сашка, коллега.
– Вовка, там тебе твоего психа привезли.
– Какого ещё психа-на?
– Ну тот, с дьяволом. Ты просил, если в себя придёт, не отпускать без тебя.
– А-а, ну давай, давай.
Дверь захлопнулась. Через несколько секунд дверь открылась вновь, и Сашка затолкнул в комнату паренька лет шестнадцати, русоволосого, в по-трёпанной китайской футболе. Тот испуганно остановился у порога.
– Чё боишься, заходи, бить не буду.
Паренёк помялся немного и неуверенно приблизился. Милиционер указал ему на стул, подросток присел на краешек, устремил взор вниз, на геометри-ческого узора линолеум.
– Ну, рассказывай.
– Что? – голос паренька ещё даже не начал резаться.
– Для начала, как зовут.
– Андрей.
– Вот, Андрюха, и рассказывай, как докатился до жизни такой, как с друж-ками связался со своими.
– Какими?
– Которые сейчас спокойно спят. В земле.
Андрей побледнел, его левая щека задёргалась.
– Не дружки мы. В одном дворе я ними живу. Жил… То есть… Ну, вы по-няли.
– Понял, не дурак. Раз не дружки, что ты с ними тогда в парке делал? (Что это я с ним воспитательную беседу затеял, не моя это работа, потребую гоно-рар с детских инспекторов – вскользь, про себя заметил оперативник).
Лицо парня сменило цвет с белого на красный. Он долго раздумывал, пре-жде, чем начать. Глазами он, видимо, пытался заставить линолеум на полу скататься в рулон.
– Я это… Ну… Они сами подошли. Говорят, хочешь денег заработать? А кто ж не хочет-то? У меня мамка – учительница, да ещё сестрёнка маленькая, а я в училище на столяра только что пошёл, да что это за профессия? Ну, это… я им и сказал, что хочу, ясно-понятно. А они говорят, мол, пошли к нам в группировку, заживёшь по-человечьи, если нормально работать будешь. Я то знаю, что они живут… жили припеваючи, компьютеры себе покупают, те-лики там, всё такое. Ну, можно, говорю. А они сказали, пойдёшь с нами про-блемы решать с лохами? Пойду, говорю, – он смущённо потёр лоб и умолк.
– Продолжай, не стесняйся.
Андрей посопел носом и снова заговорил:
– Ну всё, потом в следующий раз подходят, говорят пошли с нами на пер-вое дело. Ну, мы пошли в кафе, там тёлка нас ждала...
– Девушка, – назидательно поправил представитель власти.
– Ну да, девушка. Она это, показала нам фотку мужика какого-то, – он су-дорожно сглотнул, – говорит, мы с этим мужиком тогда-то подойдём туда-то, вы его припугните маленько. Ну денег дала, много. А пацаны мне сотню только отдали, сказали, мол, делать ничего не будешь, посмотришь только, как дела делаются. Ну пришли мы, значит, как условились, и точно – идут. Ну, пацаны стали его разводить по понятиям, а он как кинется на них! – под-ростка затрясло от неприятных воспоминаний. – Я испугался, убежал, потом думаю, меня ж потом засмеют, скажут, обосрался от страха, лохом обзовут, выгонят из бригады на фиг. Я вернулся, а пацаны уже лежат оба, а тот козёл их пинает. Ну, я взял булыжник, да прямо в ухо ему и залепил. Упал мужик, я его за шею схватил, чтоб не дёргался. Парни оклемались, стали к девке этой приставать, а мужик как заорёт, пацаны аж закачались. Я гляжу – у них кровь изо рта бежит и упали они, значит, – Андрей задышал неровно, ещё больше покраснел, его щека задёргалась ещё интенсивней.
– Эй, эй, малой, успокойся, ты чего? – Колобов потряс парня за плечи, крепко похлопал по щекам. Это помогло – Андрей испуганно уставился на милиционера, но припадок кончился.
– Вот что я тебе скажу, Андрей. Слушай внимательно. Слушаешь? – тот энергично закивал головой. – Ты знаешь, что произошло, пока ты... отдыхал? (отрицательное мотание головой) Всю эту вашу банду взорвали на хер. По-нял? Всю! Ты хочешь умереть в двадцать пять? (трепетное, ещё более энер-гичное отрицательное качание головы) Правильно. Поэтому, когда тебе в сле-дующий раз предложат такую «работу», знай, что тебя ждёт в будущем. Без вариантов сам на тот свет не отойдёшь, и детей в школу проводить не успе-ешь. И запомни – лучше жить скромно работая столяром, но долго, чем по кабакам бухать с бабами, но до тридцати. Понял? Молодец.
Взор Андрея впервые упал на рабочий стол Колобова, ужас снова появился в его глазах, он ткнул пальцем в лежащие на столе фотографии и что-то не-членораздельно замычал. Опер проследил направление его взгляда.
– Андрей! Посмотри на меня, слышишь? Вот так. Слушай меня. Видел я того мужика, он совершенно обычный, никакой не дьявол, понятно?
– Я не... Вот она.
– Кто она? – не понял Володя.
– Та тё... девушка, которая нас тогда нанимала.
– Да ну на хер... – опер был ошарашен до шока.
Палец Андрея указывал на фото подружки брюнета.

– Вика, ты чего? – Константин не понимал, что произошло с возлюблен-ной. Над ним, на стволе поваленного дерева, сидела абсолютно незнакомая женщина, циничная и бесчувственная.
– Если бы только знал, как я устала. Сколько ты мне доставил хлопот, лег-че было самой руки на себя наложить, чем от тебя избавиться.
По выражению её лица, Неустроев понимал, что она говорит серьёзно, но поверить никак не мог. Судорога свела лёгкие, но из-за шока он не чувствовал потребности в кислороде.
– Хранители хорошенько позаботились о твоей безопасности. Я мозги сломала, придумывая, как от тебя избавиться. Очень жаль, что я не могу про-сто разорвать тебе сердце в клочки.
– Вика, ты о чём? – наконец произнёс изумлённый Костя.
Но она будто не слышала обращённых к ней слов. Она недвижно, отстра-нённо смотрела куда-то ввысь.
– Ты знаешь, каково это – ощущать себя шестерёнкой в часах, собранных не тобой? Слепо подчиняться однообразным движениям ведущего колеса, не в силах противостоять ему, не в силах ничего изменить? Ничего ты не знаешь. Интересная ситуация у нас с тобой получилась, не правда ли? Мы с тобой связаны судьбой, связаны испокон веков и навсегда. И вот наши жизни в пря-мом смысле связаны капроновым шнуром. Давай поиграем, Охотник. Ты мо-жешь разом покончить со всей этой канителью, прыгнув вниз. Ненадолго, правда… Или, может быть, мне самой спрыгнуть, и мы вместе шагнём в но-вый цикл? Что скажешь, Охотник?
– Я не понимаю тебя... О чём ты? Что с тобой? – продолжал бессмысленно вопрошать ничего не понимающий парень.
– Я о том, что я сейчас начну развязывать твои узлы. Не спеша, торопиться мне некуда, – и она стала расшатывать конец бечёвки, пытаясь развязать пер-вый узел. – И всё это время у тебя будет возможность остановить мои ужа-сающие, – она изобразила на лице притворный испуг и криво ухмыльнулась, – похождения. Надо только спрыгнуть.
– Викуля, остановись! Какой ещё охотник? Я не охотник. Я не буду пры-гать!
– Это ещё почему? – со светской улыбкой осведомилась Виктория, но во-зиться с узлами не перестала. Первый уже ослаб и стал похож на мочалку.
– Потому что люблю тебя, слышишь?
Она метнула на обескураженного кавалера грозный взгляд.
– Какие чувства, кроме благоговейного ужаса можешь испытывать ты, жалкий человечишка, по отношению к стихии? Как ты можешь любить меня, не представляя даже приблизительно, что я из себя представляю? – первый узел исчез, в оборот пошёл следующий.
– Мне и не надо представлять, я люблю в тебе то, что вижу, мне безраз-лично то, чего я увидеть не могу.
– Типичная мужская позиция. Как бы то ни было, это тебя не спасёт... Мудрёные узелки, жаль ножа нет. Не одолжишь нож? – она издевательски за-смеялась.
– Почему ты называешь меня охотником?
– Потому что ты и есть Охотник. Очень глупый Охотник. Ты ведь на са-мом деле решил, что ты – это я, а? – она снова грубо засмеялась.
И тут до Неустроева стало доходить.
– Так ты... – события стали прокручиваться у него перед глазами в обрат-ном порядке, как видеоплёнка. Он сопоставлял факты, и ощущение того, что девушка говорит резонные вещи, всё больше овладевало им. «А что, в сущно-сти, я о ней знаю?» – вдруг подумал он, а вслух сказал:
– Но ведь я... делал всё сам...
– Ничего ты не делал, – сообщила Виктория деловым тоном, расправляясь со вторым узлом. – Просто я всё время была рядом, лёгкая гипнотическая ил-люзия, и... – она выразительно покрутила пальцем в воздухе и мечтательно закатила глаза. – Да, пришлось же с тобой повозиться. Не ясно, правда, как ты этому противному толстяку кишки склеил… Да это уже и не важно. Жаль, что мой расчёт на то, что ты сам наложишь на себя руки не оправдался, хотя я была уверена, слишком уж ты чувствительный. Но я умею терпеть, о да! По-том этот странный мужик с пистолетом, я думала, уж он-то точно пустит тебе пулю в лоб. Не знаешь кто это? Расскажи, кстати, что произошло между вами там, в гаражах, а то у меня со спортивной подготовкой плоховато, не смогла я до вас добраться? Смешно, правда? Смерть опоздала, потому что у неё в боку закололо! – и она похлопала себя ладонью по бедру, согнувшись в картинном изображении смеха. Впрочем, через секунду она уже совершено с серьёзным лицом сосредоточенно продолжила своё дело.
– Ничего особенного... – минуту назад Константин думал, что испытывает шок, что уже ничто не сможет его удивить в этой жизни, теперь он понял, что ошибся. Он попробовал остановить парящего высоко в небе коршуна, закрыл глаза и постарался увидеть мерцающие силуэты, но все «способности» бес-следно испарились.
– Что, не получается? Ещё бы! И не получится, не пыжься.
Виктория резко вскинула руку вверх. Тонкая извилистая полоска воздуха между её пальцами и телом ни о чём не подозревающего небесного наблюда-теля не сверкнула, нет, но на миг стала чуть светлее чем небо. Коршун тут же забарахтался, траектория полёта направилась вниз, и его мёртвая тушка скры-лась за отрогом.
Костя ясно увидел, как вместе с птицей рухнула его жизнь. Всё, во что он верил, оказалось фантомом. Никакая он не Смерть, обычный человечек. Мелькнула жуткая мысль последовать совету корпящей над топологической задачей девушки и прыгнуть вниз, тем самым придав своему существованию хоть какую-нибудь осмысленность. Ну уж нет, не дождётся. Что он понял аб-солютно ясно, так это то, что если он и не Смерть, то уж и не Охотник точно. Молодой человек не знал откуда у него такая уверенность, но не сомневался ни капли. Пришла его очередь посмеяться.
– Истеричный смех? Объяснимо в твоём незавидном положении. Ничего, разряди психику, так даже падать веселее будет, – злорадствовала Вика, рас-шатывая последний узел. И уже более зло добавила: – Чего ржёшь?
– А того. Лоханулась ты, костлявая, по полной. Уж не знаю, с чего ты ре-шила, что я Охотник, только ошиблась ты.
– Не прокатит, дорогой. Не на ту напал. – Она растянула третий узел, смо-тала с себя шнур и бросила вниз, встала на ноги. – Я ведь предлагала тебе за-вести ствол. Сейчас бы бах! в голову мне – и отомстил мне. А? Чего притих?
– Да я проникся словами Игоря. Помнишь, что он сказал? Те, кто берут в руки оружие, готовы умереть. Пожалуй, он прав.
– Слабак. У тебя был шанс.
– Ну-ну. Посмотрим на тебя, когда до тебя доберётся настоящий Охотник, ох уж ты попляшешь.
Девушка пристально посмотрела на усмехающегося ей в лицо человека.
– Не-ет. Не проведёшь, я всё проверила. Место рождения, дата. Потом уе-хал в тот город на учёбу. Всё к тебе подходит. – Тут её поразила догадка, она очень мило, в своей манере, хлопнула себя кончиками пальцев по губам. – Разве только...
– Совершенно верно, – раздался откуда-то сверху знакомый голос.
Виктория испуганно обернулась и в следующее мгновение её затылок взо-рвался алым фейерверком. Кровавый дождь оросил лицо застывшего на шат-кой опоре Константина. Она покачнулась, неловко взмахнула руками и плав-но полетела в пропасть. Неустроев отвернулся, побоявшись увидеть то, что осталось от её лица.
– Костик! – сверху показалась испуганная физиономия Познанского.
Костя поднял глаза.
– Ромка! Ты! – он чуть не заплакал от радости.
– Да-да. Кидай верёвку, – Роман протянул руку.
Глупо улыбающийся от облегчения Константин подобрал одной рукой бе-чеву и кинул комок другу. Рома выпрямился, через несколько секунд крик-нул: «Давай, подтягивайся!»
Подтягиваясь на трясущихся, скользких от волнительного пота руках, Не-устроев выбрался из ущелья. Наверху его ждал бледный, но улыбающийся Познанский. В порыве чувств друзья кинулись друг к другу и обнялись, по-том стали рассматривать друг друга, держа за плечи прямыми руками, словно впервые увидели.
– Хорошо, что ты цел. Я так волновался.
– Но... Как ты здесь оказался?
– Обыкновенно. Ты же мне сам записку оставил. Но я бы не поехал, если бы ко мне не пришёл Игорёк, и не сказал кое-что. Тут уж я сел за руль и – сю-да. Первым делом к пацанам, те сказали, что ты не появлялся. Я думаю, куда ты мог податься, а куда ты ещё мог потащить девушку, как не сюда? Костёр ваш на вершине тёплым ещё нашёл. Боялся, что не успею. Вниз бегу, смотрю – стоит, что-то в животе копается, пригляделся, вижу – обмотана верёвкой. Я только и мог надеяться, что на другом конце ты. Пришлось подкрадываться, чтоб не услышала. Да ладно, главное, что ты цел, – он рефлекторно мял плечо друга и улыбался.
– Погоди, Ромик, а что такого тебе рассказал Игорь?
– Преинтересный фельетончик о том, как к нему пришла добрая девочка, принесла миленький рассказик. И твоё фото. Попросила познакомится с то-бой, прочесть рассказик. – Ромка глухо кашлянул и ещё побледнел.
Всё, что Неустроев мог сделать, это попытаться удержать глаза в орбитах, хотя усилие вывалиться они предприняли.
– Как подготовилась, а? Молодец, нечего сказать.
– И не говори. Но и ты сплоховал, мог заподозрить неладное. В женщине должна быть загадка, а не тайна, на будущее имей в виду… Присяду я, пожа-луй, – Рома тяжело опустился на сруб ствола. – Спасибо, кстати, тебе за нау-ку, я хоть стрелять более-менее научился, а то не мог понять, почему низко бью...
Количество испытанных Неустроевым потрясений сегодня явно превысило дневную норму, поэтому это заявление было воспринято почти спокойно.
– Так это был ты? Получается, поверил, что я Смерть? Почему в таком случае не выстрелил?
Ромка ещё раз глухо кашлянул.
– Не смог. Чувствовал какое-то несоответствие. Когда ты мне признался, меня как током стрельнуло через всё тело, я как-то мгновенно понял, что я и есть Охотник. Но вот тебя противником не ощущал. Чувствовал, что ты не Смерть, хоть ты лопни. Видишь, время показало, что я был прав, – он вдруг прикрыл глаза и кивнул, словно засыпал на ходу.
– Ромка, ты чего? – странная слабость товарища встревожила.
– Да так... – Познанский вскинулся, как потревоженный во сне старик. – Ты только не волнуйся... Но мне недолго осталось. Господи, как я, оказывает-ся, устал.
– Ты о чём? – Константином овладел парализующий ужас.
– Понимаешь ли... У каждого существа в этом странном мире есть своё предназначение, которое оно должно выполнить. А когда выполняет, умира-ет. Как самцы кальмаров – оплодотворяют самок и погибают. Так и я. Я своё предназначение выполнил. – Познанский обернулся и глянул в пропасть по-зади своего плеча и промямлил совсем тихо себе под нос, но Костя услышал: – Надо же, как повезло...
– Нет, нет, как это? – Неустроев не хотел верить услышанному. – Не может быть!
– Может. Ты главное не переживай. И в крайности не кидайся. Я ничего... привык уже...
– Что значит привык?
– Да... Долго объяснять. Ты забудь о нас, двигайся дальше, вкушай радости жизни.
– Ты шутишь, надеюсь? Как так забудь?
Роман неожиданно перешёл на грубый крик.
– А вот так! Другого выбора у тебя нет. Не зацикливайся на этом, ты всё равно ничего не можешь изменить. Помоги лучше, – Роман сделал попытку подняться, протянул руку. Константин машинально помог ему подняться.
– Ты же знаешь, что я хотел сделать в последний день жизни? Думаю, са-мое время, – и, прежде чем Костя успел среагировать, Роман Познанский вскочил на бревно, толкнулся и полетел вниз широко раскинув руки в сторо-ны. Окаменевший Неустроев полными отчаяния и слёз глазами смотрел вслед другу, улетающему беззвучно и плавно, словно ястреб.
Он стоял и пристально всматривался в бездонное серое пространство у се-бя под ногами, точно надеялся увидеть вылетающих оттуда на ковре-самолёте друзей, кричащих: «Разыграли! Попался!». Естественно, никто снизу не выле-тел. Костя вдруг осознал, что время странных чудес в его жизни кончилось, даже больше, оно никогда и не начиналось. Что он самый обыкновенный че-ловек, ничем не лучше и не хуже миллионов других, вовлечённый в беско-нечное противостояние неподвластных разуму стихий. И от этого ему вдруг стало очень легко и безмерно спокойно. Неустроев что есть сил вдохнул. Он втягивал в себя воздух, а лёгкие с неутолимой жаждой всё вбирали живитель-ные молекулы, как в первый раз, как при рождении.
Константин зажмурился от удовольствия, и тут неожиданно увидел знако-мую уже картину – сквозь веки тусклым изумрудным мерцали стены ущелья, неуловимо шевелились на ветру вцепившиеся в вертикальную почву травин-ки, а где-то очень глубоко, на дне недвижно лежали два крошечных человече-ских силуэта. В замешательстве Костя неотрывно наблюдал эту картину, пока свечения тел не погасли совсем. Обескураженный человек открыл глаза, ли-хорадочно пытаясь понять, кто же теперь «помогает» ему видеть подобным образом, ведь Вика… мертва. Не сам же… Нет, нет, не надо снова! Он уже смирился, что «чудеса» ушли из его жизни, так хороши были секунды безмя-тежного блаженства, не надо!
Он оторвал наконец взгляд от ущелья и оглянулся назад. Солнце почти спряталось за зубчатой стеной величественной подковы и лишь одним глаз-ком кокетливо выглядывало поверх импровизированного веера. Несколько секунд Константин лицезрел редкое зрелище – последний подарок закатного светила терпеливому наблюдателю – пронзительно изумрудный луч, нежно, как трепетный любовник, ласкающий глаза человека. Природа будто напоми-нала своему одинокому отпрыску о том, что есть ещё и чудеса совсем другие, но оттого не менее удивительные и завораживающие. Затем наступили корот-кие горные сумерки. Скоро станет совсем темно.
Но ему незачем и некуда торопиться. И не для кого. Неустроев задумчиво, совершенно не боясь, взошёл на злосчастный мост, дошёл до середины. Он вдруг подумал, что Вика осталась для него единственной по-настоящему лю-бимой женщиной за всю его жизнь, что ему всё равно, какие у неё были моти-вы и цели, она всё равно подарила ему пусть мгновение, но самой настоящей, неподдельной человеческой теплоты. И он на самом деле забудет то, что про-изошло сегодня, он запомнит лишь самые приятные и самые обычные пере-живания, подаренные ему самыми любимыми людьми, пусть даже они были и не совсем людьми.
Некоторое время сумбурные слова беспорядочными муравьями суетились у него в голове, самостоятельно оформляясь в стройные зарифмованные стол-бики. Прошло несколько минут, и нескладное, но при том удивительно цель-ное стихотворение, само собой гулко зазвучало у Константина в ушах.
А можно ли предать любовь?
Забыть, чт плакал, чем молился,
И видеть образ вновь и вновь,
И знать, что этот сон не изменился?
Поток событий, чей-то плачь,
Глаза твои почти не узнавая,
И мысли как-то словно вскачь,
Обиды без прощенья забывая,
Увидеть небо, звёзды, ночь,
Как будто не было слезы печальной,
И снова унесутся прочь
Обрывки песенки прощальной.
Летят не только пароходы, дни,
Столетья, мрачные веснушки,
Как стая синих птиц, они –
Подснежники на выжженной опушке.
А можно ли забыть любовь,
Увидеть мир иной, иные реки,
К тебе вернуться вновь и вновь,
То чувством не было, закрою смутно веки.
И снова где-то рядом ясный взор,
Весенний, свежий ветерок под платьем,
И лёгкий луч – в глазах укор,
И Смерти душные объятья.
Ужели можно позабыть
Движения души простые,
Упасть в тебя, как в реку, камнем быть,
Не сказаны прощания пустые.
А есть любовь – её ты не предашь,
Она поборет тени-искушенья,
И без остатка жизнь отдашь
В Чудесный Поцелуй Забвенья.
Знакомая, обычная жизнь закончилась. Впереди – какая-то другая, чужая и неизвестная. Впрочем, как и в каждый миг жизни любого другого человека. Константин Неустроев знал, что было в прошлом. Но не знал, что делать дальше. «Если не знаешь, что делать, сделай шаг вперёд», – вспомнил он лю-бимую поговорку. Стоя на середине перекинутого поперёк разверстой камен-ной громады моста, парень усмехнулся. Если повернуться вдоль моста, шаг вперёд будет означать путь домой. Если встать лицом вдоль ущелья, шаг впе-рёд будет обозначать забвение. Осталось решить, где находится «вперёд».
Вечерело.
Rewind

Курган, 2004-2006