Скамья

 Мокро-коричневый

 Черный чугун ажурных подлокотников и тонкая серость дерева скамейки. Вокруг вековые дубы, клены, липы, старые сгорбленные березы. Кое-где просвечивают темными пятнами ели. На березах и липах почки. Дубы распускать их еще не спешат. На скамье сидит парень. Курит. Рядом пачка сигарет и пустая баночка из-под питьевого йогурта. В ней бычки. Бычков уже довольно много. Парень не спешит никуда, хотя уже опаздывает на две встречи. И два человека уже изнывают от нетерпения. Но он уже решил, что никуда не пойдет. А будет сидеть на этой скамье и курить. Впрочем, на обе встречи сразу он не смог бы попасть. Только на одну. Собственно остановился он здесь, чтобы подумать и выбрать, но решил не выбирать ничего. Другие бы попытались разнести эти две встречи по времени, но ему это не нужно. Даже если бы одна назначила сегодня, а другая завтра, он все равно бы не пошел ни на одну. Он уже давно мучается этой проблемой, но сейчас уже все решено. Голые ветки сплетают хитроумный узор над головой. Ручьи текут по краям узкой дорожки и кое-где заливают её всю. На около скамьи довольно сухо. Кое-где перебрасываются пугливыми трелями птицы. Тихонько поскрипывают дубы. Ветер то вдруг поднимается и шумит кронами, то затихает, и устанавливается почти невозможная в городе тишина. Под скамейкой еле слышно журчит ручей.
 А в том же парке около двух его входов стоят две девушки. Периодически они посматривают на часы и переминаются с ногу на ногу. И хотя они довольно далеко друг от друга, в разных концах парка, делают эти движения практически синхронно. Как только одна достанет зеркальце и проверит макияж, не пройдет и минуты, как другая совершит то же действие.
 Парень тем временем роется в пачке, понимает, что сигарет больше не осталось. Тогда он сминает пачку и засовывает в бутылку, к бычкам, и бредет по дорожке вглубь парка. Он знает место, где нет забора, и можно выйти, не проходя ни через одни из двух ворот, где его ждут.
 Если ни одной не можешь сказать, что любишь больше чем кого-либо еще, не говори.


 
 Темно-зеленый

 Черный чугун ажурных подлокотников и тонкая серость дерева скамейки. Вокруг вековые дубы, клены, липы, старые сгорбленные березы. Ели практически не видны на фоне этого разнообразия. На скамейке сидит молодой мужчина. Все его друзья сейчас пьют водку и закусывают, чем придется. Скоро кто-нибудь позвонит кое-куда, и в дом приедут женщины, которые быстро становятся твоими и так же быстро исчезают. Как же надоел ему этот здоровый прагматизм. Почему нельзя хоть одни выходные обойтись без водки? Без баб. Погулять по парку. Вспомнить былые времена. Посмотреть, как причудливо сплетаются легкая светлая крона березы и тяжелая мрачная - дуба. Послушать пение птиц. Покормить белок. Впрочем, белок здесь нет, потравили всех, чтобы болезни по городу не распространяли. Да и работа не ахти какая. Нет, работа интересная, близкая ему. Должна быть по идее. Но ничего нового нет в ней. Все переделывают старое да пьют бесконечный чай. Или водку, если праздник, или шефа нет в отделе, что, впрочем, для них одно и тоже. Вроде бы жизнь на самой середине. Должна быть самой насыщенной и интересной. Но почему же, когда надо было учиться, он думал только о развлечениях, слава Богу, еле диплом вытянул. А когда вроде самая спокойная и свободная жизнь… Когда только творить, мечтать, развлекаться, он в сотый раз переделывает один и тот же проект, который никому уже не нужен. А в выходные пьёт водку или возит жену в парикмахерскую. Или сидит дома, перед телевизором.
 Любопытная белка легкими прыжками спустилась с дерева, медленно и осторожно подошла к скамейке. Мужчина заметил её и начал рыться в карманах своего пиджака. Наконец выудил оттуда пакетик с орешками, высыпал немного на ладонь и поднес к белке, которая успела в то время залезть на край скамьи и смотрела оттуда. От неожиданности белка спрыгнула и забралась на дерево. Тогда мужчина достал листик с каким-то графиком, ссыпал туда орешки и положил на скамью, а сам отправился к главной аллеи парка.

 

 Красно-желтый

 Черный чугун ажурных подлокотников и тонкая серость дерева скамейки. Вокруг вековые дубы, клены, липы, старые сгорбленные березы. Кое-где просвечивают темными пятнами ели. Пестрый желто-красный ковер под ногами и такая же желто-красная, чуть колышущаяся смесь листьев над головой. С пестрого купола периодически слетает крошечный кусочек штукатурки и медленно спускается, дополняя рисунок ковра. Воздух практически недвижим, но удивительно прозрачен. Около скамьи растет старая липа. Толстые корни вьются по земле. Один из них обвил ножку скамьи. Теперь, не повредив его, скамью не передвинуть. Вдали можно разглядеть редкие чуть покосившиеся железобетонные столбы и фигурки людей, прогуливающихся по дорожке. Но это далеко. На той дорожке, где стоит скамейка никто не ходит...
 Кроме двоих. Они супруги. Они любят друг друга. Муж тщетно пытается найти вдохновение в этой идиллической картине. Она его терпеливо ждет. Надо ещё сходить за картошкой, капустой, мясом, зеленью, порошком, мылом, горшком для цветка, какими-нибудь сладостями, свеклой, и еще много чем, что она держит в голове, так же легко, как её муж сочиняет божественные сонеты, что покорили сердца не одного десятка девушек, а её привели к алтарю.
 Муж сейчас должен думать о чем-нибудь прекрасном и возвышенном. Ему нужно написать несколько стихов об осени. Но он думает о другом. Он думает о жене. Ещё пару лет назад она так жадно смотрела на него. На многие часы эта уединенная лавочка была тем местом, куда они сбегали из института, пропуская лекции. О, сколько прекрасных творений он тогда написал. А ведь ещё надо было заниматься и подрабатывать, стипендию им не платили, быть может, из-за этих пропущенных пар. Но они все успевали. И подготовиться к зачетам, и развести всю документацию, они работали курьерами, и даже оставалось время на многочасовые бдения на этой скамье.
 Сейчас он довольно знаменитый поэт и композитор. Деньги на жильё и пропитание в достатке. Но времени все меньше и меньше. Вот и сейчас она смотрит на него, а в глазах не то чувство, что толкнуло его не на одну поэму, а картошка, капуста, мясо, зелень, порошок, мыло, горшок, сладости, свекла...
 Время убивает чувства, но создает привычку.

 

 Чисто-Белый

 Черный чугун ажурных подлокотников и тонкая серость дерева скамейки. Вокруг вековые дубы, клены, липы, старые сгорбленные березы. Кое-где просвечивают темными пятнами ели. Над переплетением ветвей слегка синеватое небо. Под ногами белоснежная холмистая равнина. Здесь редко кто бывает. Разве что забредет не туда. Или какая-нибудь парочка в поисках уединения отыщет этот окраинный уголок. Но сейчас холодно. Впрочем, скамья не пуста. На ней сидит человек в ветхом пальтишке и бросает хлебные крошки птицам. Правда, птиц нет, и крошки лежат без дела. Его это, кажется, не волнует. Он продолжает крошить хлеб на снег.
 Когда-то он был довольно известен, но сейчас вряд ли кто вспомнит об этом. Он сам уже почти не помнит. В его квартире пусто. Жена давно ушла к другому. Другой и деньгами обеспечивает, и романы пишет и веселые заводные. Он же уже давно не пишет ничего веселого и остроумного. Не получается. И он уже не может вспомнить, что случилось раньше, опустел его дом или он разучился писать веселые остроумные романы. А кому в это тяжелое время хочется читать что-либо грустное и тоскливое.
 Наконец человек поднимается и уходит греться. Зима никого не может оставить надолго в покое. Вот и приходится возвращаться в серую одинокою, но теплую квартиру.
 К скамье подходит дворничиха. Здесь ей ненужно убирать. Всё равно начальство сюда не заходит. Но она тщательно сметает крошки и расчищает пятачок перед скамейкой. Она то же одна и ей то же одиноко. На полке небольшой рядок томиков любимого писателя, которого давно никто не читает. Но гораздо больше её гложет чувство вины. Она бросила любимого человека, когда он переживал тяжелый период жизни, и ушла к другому. Счастливому. А сейчас она снова одна.
 К людям, которые легко бросают, редко приходит постоянство.



 Нежно-салатовый

 Вокруг вековые дубы, клены, липы, старые сгорбленные березы. Кое-где просвечивают темными пятнами ели. Молодые листочки на деревьях еще не скрывают неба, но оживляют мокро-коричневые тона. Только скамейки нет. Неделю назад пришли рабочие, выкопали её и перенесли на главную аллею. Там она нужнее. Там много людей ходит, наверняка кому-нибудь захочется присесть и отдохнуть. А здесь никого не ходит. Кому она здесь нужна? Только гниёт почем зря.

12 апреля 2006г