Где-то между прошлым и будущим

Глава 11
Где-то между прошлым и будущим

Молодой человек, периодически затягиваясь и двумя пальцами убирая сигарету ото рта, придерживал левой рукой лопату. Была ночь, большая, алчущая крови луна висела над сельским кладбищем. Покосившиеся кресты, освещаемые ее бледным сиянием, наводили на мысли о вечном и прекрасном. Свежевырытая могилка распростерлась аки распутная женщина у ног молодого человека. Он, зажав сигарету в зубах, подхватил под лапы труп любимой собаки соседа и кинул его в голодный зев могилы. Обтер ладони о штанины, утер нос и с довольным видом стал присыпать невинно убиенное животное черноземом. Рядом с ним, не то всхлипывая, не то смеясь, трясся темный силуэт. У темного силуэта в руке была зажата бутылка пива, которую он периодически протягивал своему невозмутимому напарнику.
- Тащи, – закончив манипуляции с лопатой молвил первый.
- А… да-да! Сейчас-сейчас! – и второй протянул что-то большое и плоское.
Наутро старушка Матрена, пришедшая на кладбище проведать своих умерших родственников, с удивлением обнаружила новую могилку. Точнее, торчавшую из земляной насыпи табличку, где красной краской было старательно выведено: «Здесь покоится Вольдемар Генрихович Оберман, кавказская овчарка. 138-ая жертва моего обезумевшего братца».

Андрей закинул ногу на ногу и тоскливо проводил глазами очередной трупик пташки, падающий с неба. Влад стоял с винтовкой и, высунув язык, нервозно ее перезаряжал. Солнце недавно поднялось, освещая своими холодными пока лучами окружающее братьев величие природы. Томно покачивались верхушки деревьев от дуновения ласкового ветра, падала роса с тоненьких травинок, невесомыми призраками, словно мазки красок на едва синем фоне, бабочки совершали свои танцующие перелеты.
Андрей достал очередную сигарету и умиротворенно закурил. В его голове роились мысли разного сорта, но среди них основными были воспоминания детства. Как он катался на велосипеде, гонял мяч с соседскими мальчишками, выпрашивал мороженое, ну, в общем, все то, что так грело его душу. А потом ненавязчиво пришли воспоминания о внезапном возгласе мамы: «Андрюша! Иди сюда, у меня, оказывается, есть второй сын!» Владику тогда было уже три года. Вот он цепляется тоненькими кривыми пальчиками за подол маминой юбки и смотрит на Андрея глазами агнца божьего, аккуратно левой ножкой пряча труп птички за вторую ногу. «Да… очень приятно», - воспитано сказал Андрей в тот день. И с тех пор его жизнь сильно изменилась. Владик был младше него на восемь лет, и вполне понятно, почему заботы о брате после смерти мамы взвалил на свои плечи Андрей. От отца ждать помощи не приходилось, потому как он тоже в свое время очень сильно удивился факту существования не то что Владика, но и Андрея. С тех пор братья колесили по городам, изредка перебиваясь разбоем и грабежом. Старший никогда не попрекал младшего его увлечением изводить все живые существа в радиусе двух метров. Просто он видел во Владе то, чего всегда хотел добиться сам в общении с людьми - абсолютную искренность. Ведь если б он был всегда искренен, не то что два метра, но и ближайшие улицы были бы завалены трупами. И он был уверен, да нет, точно знал, что все люди на самом деле думают так же. Только лицемерно улыбаются всем, и себе в том числе, боясь признаться в этом.

Эдуард проснулся от ужасающей головной боли. Под веками еще копошились образы двух молодых людей. Он потянулся и хрипло выдавил:
- Воды-ы-ы… - после чего бухнулся без чувств на пуховую подушку… но затем резко вскочил и заорал, - Эля! Ты что?! Вышла замуж за этого урода?!… то есть я совсем не то хотел сказать! Я просто хотел сказать, что он урод!… ну в общем… - Эдуард счел за лучшее умолкнуть и осмотреться.
Рядом с его кроватью на стульчике сидел Феня, воодушевленно протягивая Эдику радиоприемник. В дверях появился Евгений Адамович со стаканом воды.
- За Курскую битву, оно, конечно, спасибо… но за урода ответишь, - и лучезарная улыбка озарила его полное лицо.
- Ну что вы, ну я так… А можно сначала Феня отхлебнет из моего стакана? – и Эдуард скромно потупил очи, пряча ухмылочку.
- На же, Феофан. Отведай из его кубка! – Евгений Адамович отдал воду Фене и присел на краешек кровати, трогательно взяв Эдика за ручку и изобразив на челе глубокое волнение. - Ну, как ты себя чувствуешь, братец? Уже лучше? А то ты так скоропостижно скончал… то есть упал, что мы уже было обрадовались… э… то есть так переволновались, что открыли бутылку шампанского… э… то есть нашатыря и разлили по лучшим серебряным бокалам, - и Евгений чуть не пустил слезу.
- Мда… - только и выдал Эдуард, скорбно глядя на опустошенный Феней стакан.
- А Элечка тебе была так рада, так рада, что убежала в магазин за лакированными туфлями и сосновым венком. Рождество не за горами, - как будто опомнившись, выговорил Евгений Адамович и торжественно подмигнул, мол, такой светлый праздник, считай, его, Адамовича, именины.
- Авгу-у-уст… - промычал Феня, обнимая радиоприемник.
- Поминимы… - молвил Эдуард.
- Чего? - переспросил Евгений.
- Именины, поминки - одна сатана…
- А, ты об этом. Да, хорошо живем. Хорошая Элечка жена… правильно воспитал, - и Евгений одобрительно закивал.
- Ага… для тебя растил… - злобно зыркнув, проворчал Эдуард. - Ладно, даешь конституцию и мою одежду, - Эдик стыдливо прикрылся одеяльцем. - Я вот только одного понять не могу: почему если у человека просто обморок, его обязательно нужно раздеть и… перебинтовать ему ногу?
- Как же! Чтобы не убежал. А то ты вон у нас какой резвый. По городам и весям скачешь… бедненький, бедный Эдуард! А тут ведь считай дом родной… у самого же ни кола, ни двора… ни сестры, - в стиле «ой-лю-лю, лю-лю» пропел Евгений Адамович.
Тут двери слегка приоткрылись, и в появившийся проем заглянули два румяных лица.
- А! А! А! – Эдуард хватал ртом воздух, тыча пальцем в своих старых сотрудников.
- А… ну да, я тут на днях твоих двух перевербовал.
- Да ладно… - выдавил из себя Эдуард, отнимая руку от сердца, - не такие уж и работнички были, - и гордо повернул лицо к стене, задрав подбородок повыше.
- Ну ладно, мне тут по делам нужно отлучиться. А вы тут развлекайтесь. Только не надо устраивать пожары и все то, что обычно ассоциируется у тебя, Эдик, с развлечениями, - и Евгений Адамович вышел за дверь.
- Ага, Феня, отвернись. Сейчас на главном телеканале страны будет показана сцена насилия. Уберите детей от экранов.
Феня послушно отвернулся.
- А теперь вы, оба… идите сюда. Я вам сейчас травмы нанесу. Где это видано?! Это же так подло… так низко… в стиле генерала Власова! Ах! И ты, Брут! – и Эдуард зарылся лицом в пуховую подушку.
- Травмы – это не гуманно… - молвил один.
- Вот-вот! Международная конвенция! – поддакнул второй.
Эдик гордо лежал, не поворачивая своего лица, пока не почувствовал на загривке чью-то руку, коя его нежно поглаживала.
- Ну что вы, Эдуард Алексеевич, мы вовсе не хотели вас обидеть. Мы же хотели как лучше.
- Меня сейчас стошнит, - прошептал Эдуард и повернул голову к окну, болезненно сощурившись. Эдик буквально всем телом ощущал, как разлагается его психика.
Феня подошел и тоже начал гладить Эдуарда по голове, что-то напевая. Вся эта трогательная картина нанесла сокрушающий удар по мировоззрению Зла первозданного.
Он шмыгнул носом и с головой завернулся в одеяло.
- Оставьте меня, смерды… - и принял позу эмбриона.

В его голове проносились смутные образы, и образы эти были из глубокой его юности, если можно так выразиться. Он бежал со всех ног, прижимая к мальчишечьей груди истошно орущий кулек. За спиной полыхал пожар, впереди и по сторонам диффузно носился народ, тоже истошно орущий.
«Поразительно, неужели сразу нельзя было догадаться, что эта идея с голубями закончится полной лажей?», - что-то в этом духе подумал малец, уворачиваясь от очередной сумасшедшей кликуши. Он бежал с одной целью: освободить Святослава, дабы эта дурацкая шутка не возымела последствий. А они, судя по всему, могли быть плачевными. Отперев дверь уже полыхающего сарая, мальчишка отпрыгнул, ибо горящие искры так и норовили ужалить его драгоценную ношу, и тут же замер. Святослав лежал на земле и не подавал признаков жизни. Малец пару раз позвал брата по имени, но тот не отозвался. Тут хлынула толпа и утащила с собой бледного перепуганного древлянского мальчишку.
Той же ночью будущий Эдуард познакомился с существом, которое первым носило титул Первозданного Зла. Оно и понятно, то Зло, которое приключилось в Искоростене, должно было войти в историю. Мальчишка плакал, рассказывая о том, как погибла его семья, а в особенности брат, которого он сам, считай, и убил, хоть и случайно. Выжил только он и его сестренка, хотя надолго ли… Тогдашнее Первозданное Зло вежливо выслушало и с усмешкой протянуло: «Надолго…»