Патриоты

 Две женщины остановили машину Алексея Ветеркова.
— До Спортивной довезёте?

Алексей оценил парочку взглядом. Клиентки, похожие на рыночных торговок, обычно с деньгами. Он пригласил жестом садиться.

— С Украины, девушки? — спросил Ветерков, стараясь придать голосу доброжелательность, иначе можно было и не дождаться ответа.
— Да нет! Чеченцы мы!
Возникла цепочка: чеченки – девушки - шахидки- пояс со взрывчаткой -поневоле напряжешься, хоть Ветерков и не особо доверял официозу…
— Как? Взрывать будете, или поживём ещё? — Алексей продолжал улыбаться.

Блондинка внимательно рассмотрела его и сказала:
—Вот вы шутите, а многие своих детей чеченцами пугают. Те в школу придут и чеченских детей бьют, хотя на них никакой вины нет. Просто потому что стаей на одного не страшно. А виноваты, конечно, чеченцы. Вот таджикскую девочку убили – суд был, а убийц оправдали. О наших, и писать не станут. Такая вот российская справедливость…
 
Алексей перевел на другую тему:
 — Вот на вас посмотреть, вылитая хохлушка. Но я уж знаю, если блондины, да с голубыми глазами, да говорят непонятно – значит, чеченцы. Наверное, от смешения крови с казаками, что рядом живут?
 
Сказанное не понравилось блондинке. Она горячо заговорила:
— Вы, наверное, так думаете, что наших мужчин видите и с хохлушками, и с русскими, и с прибалтками. Но чеченка никогда замуж не за чеченца не выйдет. Мы бережем свои гены, религию и обычаи.
— Такие, гордые? — усмехнулся добродушно Ветерков. —Что же русских мужиков красивых нет?

— Почему нет? Есть! Но нас и так осталось мало. Каждые пятьдесят лет, ещё с царских времён нас наполовину сокращают. Кто же будет род сохранять. Вот у нас и детей по нескольку, и на других, не чеченцев, мы не засматриваемся.
А, вообще, хоть русские и убили многих наших, нет у нас к ним ненависти. Мы приспособились выживать и в таких условиях. Тяжело, но чем тяжелее, тем Бог больше сил дает. А русских жалко даже. Кто ими управляет. Авантюристы, да евреи.

Она осеклась, взглянув на короткие усы и интеллигентскую бородку Ветеркова.
— Уж, извините, если вы еврейской национальности. Я про ваших толстосумов говорю. Евреям нужно столкнуть русских со всеми, чтоб совсем силы потеряли. Уж и так всё, что было, захватили, последние кусочки делят. Удивляюсь я русским. Почему такой большой народ терпит их и молчит. Чего ждет? В нищенстве сгинет?

— Ну, может, уж не так все плохо? Хотя, похоже, и недалеко от правды. Я думаю, двадцатый век дорого русским дался, много лучших людей унёс, душевной энергии потребовал, обессилил нацию…
—И все-таки, мне кажется, не все чеченки строго соблюдали, от кого детей рожать,— вернулся Алексей к теме. Откуда же тогда столько рыжих и блондинов среди чеченцев.

— Ну не блондинов, а светлых! Вы на меня не смотрите. Я крашенная. Просто волосы у меня совсем седые. А очень много рыжеватых. Рамзан Кадыров, например, рыжий, а отец его светлый был. Настоящие, древние чеченцы все светлые были. И среди наших ближайших родственников ингуши. И у них много светлых.

— А как же боевики , что с нами воевали? Что-то они все черные были!
— Не чёрные, а черноволосые! А кожа-то и у них белая. (В расовых признаках и вопросах она разбиралась явно лучше Ветеркова). Но так они же не настоящие чеченцы. Басаев, вообще, лезгин, а к нам примазался. Чеченцы мирно жить хотят. Мы и не против жить внутри России, лишь бы жить дали.

Она несколько минут молчала, хмуро глядя в точку на дороге. Потом продолжила.
—Я в Москве тринадцать лет живу. Я всех ужасов не видела . Но была недавно в Грозном. Узнать невозможно. А родственники там жили , много рассказывали, половина до наших дней не дожила. Кого пуля шальная, кого по ошибке, а сестру мою солдаты на рынке захватили. Изнасиловали, конечно. То ли её с пятого этажа сбросили, то ли она сама бросилась…
 
Одно знаю точно, что и наши бандиты и ваши евреи, вроде Б., и генералы нажили на войне огромные деньги, и сколько смогут, будут подливать масла в огонь.

Гражданские на нефти и выкупах людей обогащались, а военные на продаже техники.. Спишут, как в бою уничтоженное, а сами тем же бандитам за треть цены продают. Но и треть цены – миллионы долларов.

Она посмотрела на Ветеркова, и видя его скептическое выражение лица, прижала руку к груди.
—Вот Бог соврать не даст. Это я сама точно знаю. Слышала разговоры мужчин, через которых эти сделки делались. Теперь хоть их нет? Кого забрали, кто уехал за границу.
Ветерков, заслушившись рассказом, проехал остановку, и пришлось, сделав петлю, остановиться в неположенном месте. Чеченки попрощались и быстро выскочили.

 Чеченки напомнили Ветеркову книгу о покорении Кавказа. Одну цифру он забыть никак не мог. При захвате кавказских земель по отечественным сведениям и отчетам генералов, погибло более пятисот тысяч человек. Треть в течение двенадцать дней, предоставленных командованием царской армии для ухода населения с оккупированных земель. Турки, обещавшие перевозить этих людей, женщин и детей на свою территорию на сотнях барж, отплыв на достаточное расстояние и взяв деньги и драгоценные металлы, топили потерявших всё людей в море.

В искренность любви чеченки к русским как-то не верилось. Не за что вроде любить. Да и фанатизмом от неё веяло. Рожать не по любви, а во имя!

На улице сияло яркое и теплое мартовское солнце и не хотелось думать о плохом, о страшном, несправедливом и неисправимом.


Впереди голосовал человек и Ветерков привычно остановился.
— Подвезёшь, батя, до Лужников?

Ветерков, кивнул. Машина тронулась. Алексей привычно стал в специально повернутое зеркальце разглядывать пассажира. Мужчине было лет тридцать- тридцать пять. Русская внешность. Рыжеватая, густая, давно не бритая щетина покрывала лицо и глаза были мутноваты . Но запах алкоголя не чувствовался. Полувоенная куртка зеленоватого цвета и неопределенного фасона брюки и обувь не позволяли догадаться хотя бы приблизительно, кем был пассажир.
Проехали немного молча.

— Эх, батя! Три дня выбросил из жизни!
Ему хотелось поговорить….
— Приехали друзья… Вот и пили, и день, и другой, и третий!. А такое вспомнишь, не пить невозможно, руки дрожат.

— Кур, говорят, воровал, если руки дрожат,— Ветерков “прикинулся ветошью”.
— Да ты батя, не то думаешь. Мы спецназ. Вчера Николаю, дружку моему, через одиннадцать лет крест вручили: нашла, значит, героя награда! А по началу сидел в комендатуре месяц, хотели под трибунал его, а сейчас за тоже Крест дают. Как батя, это понимать? Мы то всегда знали, что герой он. А они о чем думали. У него же, сними рубашку, женщинам плохо делается, так вся грудь изуродована.
—А вы, когда там воевали?
— Да меня списали год назад, после контузии, а ребята и сейчас служат. Вот за наградой приехали.У меня отец-то в управлении работает. Когда я в Чечню поехал, он капитаном был. Теперь вырос в чинах. А мне не говорил.

—Мы все, значит, напились, ноги не идут, а тут за наградой нужно ехать. Ну решили, пойдем все вместе , восемь человек. Сержант в КПП не пропускает, говорит, пропуск только на Николая выписан. Ну, одни его в расход предлагают, а я ему:
— Смотри внимательно на нас. Тут все герои. Раскрываю ему тельник с крестом, а он только мычит: не могу, не положено.

Сосед повернул к Ветеркову грудь и раздвинул куртку. На тельняшке сверкал крест.
— А что Звезду героя теперь не дают? — спросил Ветерков.
— Дают. Она самая высшая награда, а за ней крест. Слушай дальше.

Набрал я на мобильнике телефон бати. Спрашиваю: почему не пускают героев России.
— Так есть же пропуск на Николая!
— Нет, или всех вместе или не пойдёт он.
— Ну, дай трубку постовому.
А сержант трубку не берёт:
—Мало ли кто с тобой по мобильнику разговаривает. Пусть по внутреннему телефону звонит. Я отцу передал. Звонок….
— Так точно, товарищ полковник. Проходите.
—Вот так от капитана до полковника. Получили награду и опять пошли пить. На вино не меряно потратили, да и съели не мало.

Он помолчал.
—Ты, наверное, удивляешься батя, что таскаю орден с собой, да на тельнике. А он мне дороже … не знаю, как и сказать. Кто деньги за десять лет сделал большие, кто на три звания перескочил, а я крест получил. Вроде моральной компенсации за выброшенные десять лет. А многие пулю получили в лоб – вот и всё, да копейки родственникам.
Глаза у героя заблестели.
— Как начнешь вспоминать, так рука сама тянется налить чего покрепче….

—Что же так? Геройские дела разве не приятно вспомнить. Ну, страшно было…— Ветерков опять прикинулся непонятливым.

— Нет Батя! Кровь! Кровь не забудешь, особенно, которую сам проливаешь. Вот смотри – он растопырил пальцы. Два пальца вытанцовывали твист. Я легче всех отделался. Николай стакан ко рту не может точно поднести, об зубы стучит. Макаров, куда не придёт через минуту с кем-нибудь драться начинает. Его из расположения не выпускают, боятся, натворит что-нибудь. Ну да тебе это не объяснишь. Это нужно самому пройти. Он опять замолчал и что-то вспоминал, и по лицу пробегали тени.

— Знаешь, батя! Чехи дома. Они всё знают, им всегда свои помогут. А нашим, только на себя приходится надеяться.
— А что им и чехи помогали? Я даже никогда не слышал.? —удивился Ветерков.
—Да нет, батя! Так мы боевиков называли, масхадовцев. В Афгане “духи” были, а здесь “чехи”.А много крови, потому что стрелять часто приходилось без разбору. Показалось тебе, что в дом забежала фигура. Ты что, доказательств ждать будешь? Может, кто и дождётся, но уже не ты. Вот и сносишь дом к едрёной матери. А среди трупов, кто же разберет, был там враг и сколько. Чехи специально прятались, где побольше людей. Те же не гнали их от себя. Значит заодно.

—Если бы мы их столько не перебили, разве бы страна так тихо жила. Я сам участвовал в двух операциях, когда схороны оружия мы отбили. Так прикинь, в одном больше тонны взрывчатки, а в другом полтонны. Да для всей Чечни ста килограмм хватило бы. Это для России готовили. Так что нам благодарны должны быть!

— Интересно, клеймы какого государства на взрывчатке и оружии? Количество может говорить не столько о планах боевиков, сколько о “щедрости” коммерсантов в погонах, — подумал Ветерков, но не решился задать вопрос. Он и сам догадывался, какой будет ответ.

Представив себе состояние души соседа, Ветерков вдруг спросил?
— А спишь крепко? С совестью нет проблем?
— Нет! Бил их! А пустили бы, уничтожал и дальше и двести, и пятьсот человек. Я Россию защищаю! И это не слова.


—А скажи мне честно, герой, чеченок насиловал?
—Нет, Батя не насиловал, и хотеть не хотел. Ненавижу. А вот лимонку вставлял и не раз,— он зловеще ухмыльнулся.
Ветерков не понимал, что он имеет в виду, хотя видно было, что ничего хорошего.

— Правда, в основном, это не чеченки были, а прибалтки. Они, снайперы, офицеров убивали, а солдатам простреливали коленные чашечки и отстреливали яица. После этого, что? Только стреляться самому, какая жизнь?

— Вот этим белокурым б…. и вставляли!
Машина уже подъехала к месту, и Ветерков приостановил её у тротуара, чтобы не проехать.

—Заводили на верхний этаж пятиэтажки. Там много брошенных домов. Давали бумагу и ручку нарисовать прощальное письмо матери. Раздевали….потом вдвоём ноги раздвигали и гранату туда. Это не так просто, не палец сунуть, не лезет. Самому бы не подорваться.
Подносили к окну и, выдернув чеку, бросали. На уровне второго-третьего этажа взрыв. Посмотришь – только требуха на деревьях висит.
— Ну, прощай батя! Вот, возьми деньги, — он быстро пошел в сторону ярмарки.

Солнце светило по-прежнему, но уже не казалось Ветеркову теплым . Через пелену московского смога пробивались лучи ядовито-желтого цвета. Машина тронулась.

Нет! Не хотелось бы Ветеркову, иметь в друзьях патриотов:
=Патриотизм – это что-то из прошлого. Понять можно, но сочувствия не вызывает! Где патриотизм, там жестокость!

Больше не хотелось никого сажать рядом. Подъезжая к дому, Ветерков увидел голосующего китайца.
 — Вот этот бывший друг меня утешит,— и он остановил. Везти было недалеко, и Ветерков посадил пассажира. Китаец ехал молча.

На перекрестке, в ожидании зелёного сигнала светофора, на встречной полосе стоял новенький китайский джип. Почему-то на месте номера у него была табличка с иероглифами. Возможно, лозунг типа “Даешь Великий Китай!” или реклама.
— Отличные машины научились делать китайцы,— привычно начал подъезжать Ветерков, показывая на джип.
Китаец заулыбался:
— Да, да, очень хорошо, очень хорошо!
— А что там написано на номере? Почему вместо цифр иероглифы?
— Да! Да! Бывают иероглифы. Цифры бывают иероглифы— он кивал вежливо головой , улыбался, но на машину не смотрел.
— Похоже, не сильно кумекает, что я спрашиваю. Вон там, на машине, — Ветерков ещё раз показал— иероглифы. Можете прочитать?
Китаец стал крутиться во все стороны:
— Где вы сказать? Иероглифы?
Наконец, когда машина уже чуть не поравнялась с ними, он таки успел заметить надпись.
—Да, да! Хорошо ! Это иероглифы. Я видел . Да! Да!
— Ну, прочитали? —начал злиться Ветерков.
— Нет ! Нет! Я не понимаю. Это по-китайски, а я японец.
—Так, блин, Страна восходящего солнца, конкурент. Сменим репертуар, — понял свой промах Алексей. Он не умел отличать японцев от китайцев.
— А что же вы здесь делаете в Москве?
— Учусь! Я учусь! — продолжал улыбаться он — Русский язык ! Я буду учить школа и колледж.
— И давно изучаете?
— Четыре года! Русский язык очень сложно. Японский просто. Русский сложно,— он кивал и продолжал улыбаться.
— Это почему же японский - просто? Я полгода учил упрощенное начертание иероглифов, а потом за неделю забыл, все что учил.
— Нет! Японский очень просто. Там мало понятий. В десять раз. Русский много- много понятий.—
Он показал, какой толщины должен быть словарь русских понятий. Получалось в руль шириной.
— Русский очень много слов, и всё можно сказать несколько раз.
— Вы хотите сказать, разным способом?
—Да! Да! Очень! Разным способом! Замечательный язык. Очень красиво.
—Значит, нравится русский?
— Да! Хорошо! В Японии много хочет говорить по-русски. Там любят русские песни,—и на удивление Ветеркова такой непосредственности, стал петь “Подмосковные вечера”.
— А мне вот ваша певица Кейко Матсуи нравится. Прямо, русская у неё душа. Несколько мелодий до спинного мозга достают.
 Видно было, что он ничего не понял, кроме слов Кейко Матсуи.
—Да японское имя. Русские имена тоже очень красивые.— Улыбка не сходила с его лица.— Москва красивый город , мне нравится. И он что-то еще некоторое время хвалил, улыбаясь, а Ветерков ждал, когда он упомянет наш балет.

— Я был на Кунашире, остров такой недалеко от Японии. Оттуда смотрел на вашу страну,— приврал Ветерков для понта. — Красиво!.
Он повернулся к японцу, посмотреть, как он будет кивать, и неожиданно рядом с ним оказался самурай с выражением какого-то немыслимого превосходства:
—Северные острова и Кунашир земли Японии!!!
Он напряженно глядел на Ветеркова.
— Нет, наши!— сурово сказал Ветерков. —Они были временно оккупированы Японией.
— Нет! Это очень плохой! Это наша страна. Японские. Почему у Вас никто не понимает! Нельзя чужой.
— Они всегда были нашими!— не поддавался Ветерков— там наши базы и мы не отдадим их Японии. Ни-ког-да!

Японец буквально позеленел .Русский из него улетучился за одну минуту полностью. Он только яростно скалился, махал свободной рукой и шпарил по-японски. Потом потребовал остановить машину. Ветерков тут же пришвартовался к тротуару. Японец выскочил чуть не на ходу, бросив на сидение полтинник. Он тут же стал останавливать другую машину. Видно, спешил.
=Ишь чего захотели! Отдай им Кунашир, да Шикотан отдай! А …. вы не хотите……?
 
Ветерков развернулся и поехал в обратную сторону. Но день, похоже, выдался чёрный. Огромный хвост машин упирался в Ленинский проспект. Через каждые сто метров стояли люди в голубой форме. И, как всегда, никому не было известно, сколько ждать и когда пустят ехать дальше. “Тупик” по-русски. Почему- то Ветерков вспомнил про снайперов-прибалток… и стал насвистывать Интернационал.