У черта на Куличках

Весна была в самом зените. Стояла та самая прекрасная пора, когда Москва, как невеста на выданье была налита соками, капающими с берез и сочащимися из набухших почек, свежа ветрами, несущими запахи молодой травы и нежной хвои лиственниц, румяна лепестками яблонь, розовеющих вдоль стройных и шумных проспектов.
А в какие наряды одета весной эта кокетка? Платье – изумрудная зелень газонов с цветочной цыганской каймой тюльпанов и крокусов. Накидка – былые нежнейшие кружева цветущих черемух и вишен!
 Окна–глаза блестят, только что промытые первой майской грозой, лазурно-голубые от отраженной в них небесной сини! Хмельная и вечно молодая весенняя Москва, ну как в тебя не влюбиться?!

Несмотря на весну, привыкшие ко всему москвичи по-прежнему по утрам пили кофе, курили или ели модную нынче овсянку и, вдохнув дурманного воздуха, спешили на работу.
Жмурясь от солнца, как вылезшие из конуры щенки, потоки сотрудников банков, ресторанов, магазинов, мастерских, турбюро и всяких прочих контор , находящихся в самом центре столицы, вытекали из выхода станции метро «Китай-город» и разливались по улочкам и переулкам тоненькими ручейками. Изредка кто-нибудь останавливался, покупал газету, журнал или что-нибудь съестное в киосках подземного перехода, деловито запихивал покупку в сумочку «от кутюр» или кожаный портфель и, стремглав, убегал , захваченный общим течением.

Утренние муравьиные шеренги плавно обтекали бабульку, сидевшую на верхней ступеньке лестницы. Бабуся сидела, обхватив худенькими высохшими ручонками свои колени, и смотрела удивленно и радостно на снующих вокруг нее людей. Одета она была так, как будто только что снялась в фильме про кубанских казаков. На ней было красное ситцевое платье, в мелкий цветочек. Белый, в горошинках, сатиновый платочек и синий, в рюшечку, с большим карманом посредине, фартук. Сквозь густую паутину морщин на бабкином лице просвечивали синие, в цвет фартука, добрые глаза.
Мимо бабульки, прыгая через ступеньки, процокала новыми набойками вечно опаздывающая на работу, двадцатипятилетняя мечтательница Наташка.«Ой!- произнесла бегунья, чуть не наступив на старушкин фартук- Извините!»
Заворачивая за угол, Наташка вдруг почувствовала, как в душу заполз легкий холодок, но , через минуту, его сдуло ветерком, летящим по Ильинке к Кремлю.

Наташка Гончарова работала продавщицей в магазине «Книжная лавка», что на Большом Черкасском. Этот переулок, как перекладинка у буквы «Н» соединяет две самые старые улицы Москвы – Ильинку и Никольскую. Натали служила в отделе художественной литературы и обожала свою работу.
А еще она очень любила московские улочки, по которым бегала каждый день с работы и на работу. Наташа была горда тем, что именно по Большому Черкасскому переулку проезжал Пушкин, выезжая со своим семейство на дачу. Со священным трепетом она ходила мимо старинного красного здания Английского двора, что стояло напротив «Книжной лавки». Как старый друг, встречал и провожал ее огромный Политехнический музей. Он был очень чудным, со своей эклектической архитектурой и таким же намешанным содержимым. Минералы, старинные автомобили, подкованные блохи. курсы живописи и медитации, поэтические собрания, выставки французских коньяков и прибежище бездомных собак и бомжей в подвалах – все это было дорого Наташке. Благодаря тесному соседству с музеем, даже брутальная Плешка – сквер возле памятника героям Плевны – с геями и наркоманами, входила в сферу Натальиного поклонения.
По вечерам Натали частенько посиживала здесь с подругой Маринкой. Они попивали пивко из жестяных банок и похрустывали чипсами. На скверике было спокойно. Геи и наркоманы сидели тихо на зеленых газонах и не приставали. Привязанные троллейбусы шуршали шинами где-то за оградой. Людей на дорожках не было, только в самом конце сквера в вечном молчании стояли Кирилл и Мефодий. Было тихо, как в богадельне.

 Впрочем, в той богадельне, что была когда-то тут, совсем рядом – на Кулишках, тишины то и не было. Это ведь в ней, говорят, в старину, завелась нечистая сила. Топала, ухала, стучала и завывала по ночам, пугая убогих и сирых обитателей богоугодного заведения. Нет теперь богадельни, и где теперь этот черт, что был на Кулишках?

Наталья Гончарова, в отличие от своей знаменитой тезки, красавицей не была, особого успеха у парней не имела. Нет, кавалеры у нее были, но романтической любви не было, поэтому, иногда, она грустила. Сегодня случился как раз тот самый день, когда она захотела погрустить. Обычно, когда ее настигала грусть, после работы Наташка заруливала в пивной ресторан, что напротив Старопанского переулка пила , смакуя, пиво, варившееся прямо в подвалах ресторана, принадлежащих когда-то купцу Смирнову. Она болтала ногами, сидя на высоком табурете у барной стойки, и трепалась с барменом. Кирилл, так звали юношу называл Наташку «принцессой» - за ее хрупкое телосложение или «солнышком» - за неизменную улыбку. С Кириллом Наташка болтала о животных, которых оба любили и держали в доме, о детях, которые были пока что только у Кирилла.

Так незаметно, за разговорами, с пивом, под аккомпанемент приятной музыки прошел и этот вечер. Попрощавшись с барменом и грустью, эпикурейски настроенная Наташка топала к метро. Звук каблучков эхом раздавался в пустынном вечернем переулке. Было безветренно и тепло. Старые серые здания переулка были укутаны тишиной, как ватой - елочные игрушки, убранные в коробку после Рождества. Накрапывал дождь.

На входе в метро, на ступеньках сидела все та же бабушка. Возле нее на обрывке газеты лежали булочка и бутерброд с сыром.
«Бабуль, ты, что здесь сидишь? Ты, что домой не идешь?» - забеспокоилась Наталья.
« Да я щас пойду, дочка, мы вот здесь живем, в вокзале»- указывая на здание Администрации Президента, ответила бабка. Глаза старушкины стали к вечеру мутно синими, до краев наполненными влажной безысходностью, к нижней губе прилипла хлебная крошка.
« В каком вокзале?» - пронеслось в голове у Наташки. Она бросилась бегом в переход. Там есть милиционер. Наташка нашла его. Молодой лейтенант трепался со смазливой продавщицей из цветочного киоска и не стал скрывать своего неудовольствия по поводу Наташкиных стенаний.
«Там бабушка, она заблудилась. Она ничего не помнит, похоже. Ее надо забрать с улицы!» - призывала Натали.
«Куда забрать? Кому она нужна? Милиция – не богадельня, - раздражался лейтенант – идите, барышня, своей дорогой».
« Ну, «скорую», может, вызвать?» - не успокаивалась барышня.
«Лестница – не моя территория!»
«Вызывали уж, они не берут! – откликнулась продавщица из соседнего газетного киоска – говорят, что без документов никого вообще не берут, тем более старух. Молодых больных полно!»

Наташка опять поднялась по ступенькам.
«Бабушка, тебя как звать?»
«Да - баба Катя я, – виновато заулыбалась бабулька – ты иди, иди, дочка, я щас пойду».
«Ты знаешь куда идти, баба Катя?»
«Да знаю, - опять улыбнулась бабка, затянула узел на платке покрепче и поднялась, - щас придут за мной».
Наташа улыбнулась тоже.
«Ну, пойду я тогда?»
«Ступай, дочка, ступай…»
Наталья спустилась на три ступеньки и оглянулась. Старушкины глаза стали совсем погасшими. Неживыми. Тоска холодным противным зверем – медведкой заползла в Наташкино сердце.

 Ночью громыхала гроза. Дождь смыл опавшие тополиные почки и ольховые сережки. Пахло озоном. Утро было прохладным и серым. На Новой площади в кустах зацветающей жимолости пели птицы.
 Натали опять опаздывала на работу. Спотыкаясь, она поднималась по ступеням длинного эскалатора, потом бежала по отсыревшему переходу и, наконец, как дельфин за глотком воздуха, вынырнула на поверхность.

Баба Катя сидела на бордюре. Ее ноги, в мокрых вязаных носках были в луже, на проезжей части. Автомобили, поворачивающие на Ильинку, притормаживали о объезжали странную старушонку и валяющиеся рядом красные домашние тапочки.
Седая косичка, переплетенная веревочкой, развязалась и висела крысиным хвостиком на трясущейся сгорбленной спине. На платье не было ни одной сухой нитки.
« Баба Катя!»
Старушка не оглядывалась. Наталья наклонилась и заглянула ей в лицо. Баба Катя смотрела в сторону Плешки и пальцем подталкивала в рот хлебный мякиш. Она ничего не слышала и не видела вокруг. Баба Катя, похоже, была где-то далеко в прошлой или уже в неземной жизни. Она не замечала, как тело ее колотила крупная дрожь, как такая же дрожь охватила Наташку и, войдя в резонанс со старухиной, толкнула девушку в сторону громадного серого здания, тыльной стороной обращенного на Старую площадь.

Тезка первой красавицы влетела в фойе Администрации президента как фурия. Едва не сбив с ног дежурного офицера, Наталья начала кричать. Язык ее плохо слушался, она щелкала зубами, но дежурный и все присутствующие в фойе услышали: «А вы знаете, что у вас под носом, на проезжей части валяется живая бабушка? На дороге к Кремлю, к Спасским воротам, как мусор, второй день лежит живая бабушка?! И никому до этого нет дела! Вы что ждете, когда бабушку придется объезжать машине Президента или какого-нибудь иностранного гостя?!»
«Где это? Покажите»- тот час же среагировал побледневший офицер. Теперь уже вдвоем они помчались назад, к переходу.
«Книжная лавка» была открыта уже целых двадцать минут. Двадцать минут отдел художественной литературы был без продавца. Офицер по рации с кем-то связывался и рассказывал про бабу Катю. Стараясь больше не смотреть в бабуськину сторону, Наталья поспешила на работу.

В обеденный перерыв Гончарова опять пошла к метро. Бабки не было. Асфальт высох. Ласково пригревало солнце. На верхней ступеньке лестницы стояла миловидная женщина в плаще «болонья» и резиновых сапогах и продавала букетики фиалок. Цветы пахли детством.

С работы провинившаяся Наташка уходила одной из последних. Ноги сами завели ее в ресторан. Смена была не Кирилла. Натали курила сигареты – одну - за одной, пила кофе. Вскоре голова стала чугунной, надо было идти на свежий воздух.
По переулку гулял ветер, подталкивал в спину редких прохожих, громыхал чем-то в водосточных трубах, играл со звоном Кремлевских курантов - то впуская его в переулок, то выталкивая обратно на Ильинку, и закручивал волчками городскую пыль.
На повороте к метро ветер закрутил темную пыльную юлу в человеческий рост, и почудилось Наташке, что мелькнули в пыльном столбе длинный хвост с кисточкой и мерзкое свиное рыло.
 Наташка заплакала и посмотрела на черный, в звездах квадрат неба: «Почему, Господи?»

На востоке Москвы, в это же время, к встрече с Господом готовилась никому неизвестная бабушка, привезенная сегодня днем в психоневрологический интернат на улице Молдагуловой .

 Стрижи носились по ночному небу, разрезая его на сотни рваных кусков. На сотни рваных кусков разрезала Наташкину душу внезапно появившаяся и исчезнувшая непутевая баба Катя.
В сквере, возле памятника героям Плевны запели московские соловьи. Они пели свою вечную песню о любви и счастье. Ночь обещала быть теплой.