То, что никто не прочитает

Сестру раздражает крыша. Напротив нашего окна вечно стоит дом, кирпичный, с покатой крышей. Раньше на ней был снег, летом она теряется за листьями тополей, а теперь – просто серая крыша, которая сразу бросается в глаза, когда смотришь в окна. Сестра говорит: «из-за этого мне кажется, что я на кладбище».
Вчера мы с ней шлялись по весенним дворам; пахло осенью и осенним дымом. Какой-то рабочий крикнул:
- Де-вушки! Вот девушки нам помогут!
Мы свернули с дорожки и обошли его стороной. В конце была площадка – может быть, на крышах гаражей, большая и пустая, на ней валялись осколки от стекол. С двух сторон были высокие зеленые стекла старых зданий, напоминающих школы. Дальше – мост. Мы дошли до мусорки и пошли по площадке обратно, опять наискосок. Мальчик пинал какую-то палку. Я вгляделась в его лицо, ожидая увидеть ненависть, но это были просто детские глаза, к тому же голубые.
Когда мы шли со знакомой по двору дома, в котором была музыкальная школа, нам навстречу плелись двое пьяных мужчин; один едва мог идти, и второй, более трезвый, почти тащил его на себе. Я строго посмотрела на них, уже ожидая приставаний. Пьяные остановились, и тот, что был более трезв, воскликнул:
- Продаю мужчину! – и тут же сам по-детски весело, искренно захохотал своей шутке, в то время как продаваемый мужчина безразлично висел на его плече.
Я прошла мимо, не сдержав улыбки.
…Стараясь рассеять тоску и отдохнуть от бесконечного Интернета…
«А люди так по-разному сходят с ума», - говорит сестра, вспоминая Наполеона, брата и сестру Богарне, Сен-Сира, Герцена. «А Огарев наверняка был меланхоликом; у него ничего не выражающий взгляд и странное спокойствие». Сидеть и записывать то, что теперь говорит сестра – это кретинизм. Ну, так и плевать! Я убиваю скуку, и это главное. Кто-то дочитал до конца? Поздравляю! Вы оценили мой шедевр по достоинству!