Тропинка

Я брел уже вторые сутки по густому лесу, и как ни печально, но пришел к выводу, что порядком заблудился. Сколько раз за это время укорял себя, не надо было сокращать путь, подумаешь по дороге всего четыре-пять дней ходу, а через эти буреломы всего один. Купился, как маленький, в итоге даже не представляю где нахожусь и куда идти дальше.
 После очередного приступа самобичевания уселся на ближайший подвернувшийся пень, предварительно проверив его на отсутствие различной живности, сесть задом на колонию мураков мне жутко не хотелось, и стал думу думать.
Старики в деревне, которых я спрашивал о коротком пути через лес, отговаривали, в один голос убеждали идти по дороге и не соваться. Мол те, кто заходили в эти заросли, дабы сократить путь, обратно мало кто из них возвращался. Почему так происходит, никто практически не знает, выжившие упоминали только о сильном запахе чая, который казалось обволакивает все вокруг. Больше ничего членораздельного от добиться было сложно, слишком это все походило на бред умалишенных. Приезжавшие ученые мужи вывели заумную фразу, мол «тут тонким лезвием рассечена реальность» и часть из них удалилась в лес на практические опыты, никто их больше не видел, а другие, прождав довольно много времени, так и уехали не соло нахлебавши.
Это было, в сущности, все. Больше ничего мне известно не было. Приятного в этом было мало, зря я не доверился им, сказывалось предубеждение горожанина перед селом.
-Высшая каста, мы лучшие, - в сердцах передразнил себя.
Но делать то было нечего, никто сюда не сунется меня спасать, надо иди. Чуток передохнул и стал продираться сквозь эти порядком, поднадоевшие заросли. В отличии от, скажем так, первой части шатаний, теперь я старался пользоваться теми крупицами знаний, которыми владел, а именно запах чая.
В лесном многообразии было довольно сложно вычислить один какой-то запах, их слишком много и, смешиваясь, они дают однородную картину, которую мы привыкли называть лесной. Сколько я прошел напрягая свой нос, сказать затруднюсь, одно могу сказать точно: много. Постепенно обонятельная обстановка стала меняться, и мне начало везти, идти теперь не напрягая обонятельные нервы, запах становился довольно отчетливым, а еще отчетливее я понял, что простудился.
В детстве меня научили точно определять температуру своего, а при желании любого, тела, это умение мне не раз в жизни помогало. Сейчас зафиксировал температуру 37,3, маленькая, но и не нормальная, если быстро не выберусь из этих гребанных чащоб будет больно.
Чем дальше продвигался по дороге из запахов, тем холоднее становилось, спустя небольшой промежуток времени очень хотелось тепла, температура оставалась на том же самом уровне. Я даже не представлял, как можно согреться, все мои мысли были посвящены исключительно этому, из-за чего кострище заметил уже пройдясь по нему. Это было настолько неожиданно, что я даже замер и сфокусировал под замерзший взгляд.
Вокруг бывшего костерка сидело примерно пять тел, бывших некогда очевидно учеными мужами. Замерзли. Костер был их последней надеждой хоть как-то согреться.
-Нет! – заорал я, и облачко пара вырвалось при этом изо рта. – Я не сдамся! – и припустил, чтобы разогнать порядком, застывшую кровь.
Бежал сломя голову, не разбирая вообще ничего, единственной путеводной нитью был аромат душистого чая. Боковым зрением уловил какое-то строение, скрытое в легкой дымке, потом еще одно и еще. Не переставая нестись галопом и прикладывая поистине гигантские усилия, чтобы не сдаться и не упасть, постарался присмотреться к тому, что я успел разглядеть, благо теперь, они проносились с завидной регулярностью.
Маленькие уютные домишки, сильно напоминавшие кукольные, зовущие и манящие к себе, обещающие избавить от холода, подарить долгожданное тепло, вылечить от этой назойливого жара, который уже слишком долго держится; около них копошатся люди, поднимают головы, и вот уже призывно машут. Сознание всеми силами стремилось к ним, но тело настолько устало, что вроде бы должно было автоматически бежать на зов, ан нет, подчиняясь своим странным рефлексам оно неумолимо бежало вперед. Может оно воспринимало окружающую обстановку иначе чем глаза? Тогда становится понятно, почему я так и не смог свернуть туда.
Легкие были готовы разорваться, ноги одеревенели и почти не сгибались, глаза заливало и становилось трудно что-то разглядеть, руки было тяжело поднимать, чтобы смахнуть капельки пота, давно превратившиеся в большие потоки. Наконец настал момент, когда бежать дальше было невозможно и я рухнул в изнеможении на землю, попахав ее носом. Первое, что увидел, когда пришел в себя, была ровная белая полоса, по среди леса, что несколько не вязалось с моим представлением о лесе. До нее было метров десять или около того.
Все попытки встать заканчивались полным провалом, сказывалось предыдущее беговое упражнение на выносливость. В момент очередного падения потянуло на философию, и я вообразил себе, что эта черта была нарисована мелом судьбы специально для таких больных и замерзших, как я. Только вспомнил про свои 37,3 и холод, как почувствовал, что снова стал замерзать, причем с пугающей быстротой, и в туже секунду за спиной услышал приближающийся смех.
-Отказали ноги, значит, поползем на руках.
Земля была промерзлой, но это нисколько не мешало мне передвигаться ползком, используя только верхние конечности. Смех приближался, и от отчаяния я стал помогать себе зубами. Земля как земля, ничего вкусного. Я уже чувствовал приближение и невидимых смеющихся и белой линии, до нее оставалось всего чуть-чуть.
-Смотрите, еще один бежит!
-Он, наверное, очень замерз. Надо его согреть.
-Он так смешно бежит. Прямо не могу удержаться!