Выключающий свет

Давай с тобой поиграем, ладно? Правила моей игры такие, я тебе рассказываю, а ты меня слушаешь. Если кто-то нарушает правила, он проиграл. Слушай, и я расскажу тебе все. Слушай и не перебивай. Просто это есть, и ты должна знать.



Во дворе моего дома стоит недавно построенная спортивная площадка. Это асфальтовое футбольное огороженное трехметровым забором. Еще - несколько баскетбольных колец. Я смотрю на него и знаю, что стоит поставить четыре вышки по углам, натянуть колючую проволоку вдоль забора и раскинуть палатки – готов мини-лагерь для военнопленных, хорошо защищающий окрестные дома от бомбовых ударов НАТОвских «Стелсов». А еще таких площадок полно в нефтяниках, они нужны для того, что бы защищать нефтезавод. А пока нет войны, я смотрю на нее и раздражаюсь от громких ударов баскетбольного мяча об асфальт. Этот звук преследует меня несколько месяцев с момента ее построения. От него я просыпаюсь по утрам, и под него засыпаю поздно ночью.
 Для меня спортивные развлечения одно из самых отвратительных занятий. Как будто я до сих пор в прочном замкнутом круге материнской утробы, и любое физическое усилие мне не то что бы неприятно, оно ненужно.

В моем классе школы училась девушка, ставшая жертвой автомобильной аварии. Толи ее сбил пьяный водитель, толи она на мотоцикле куда-то врезалась, но это не важно. Ей пришлось вытерпеть несколько операций, и после них назвать ее симпатичной было нельзя. А еще она была простодушная и милая как малолетний ребенок. На одном из уроков физры мы играли в волейбол, а она, хоть и играла из рук вон плохо все равно пошла подавать мяч. А он вместо того, что бы перелететь через сетку, попал в баскетбольное кольцо. Весь класс повернулся к ней и зааплодировал. Она стояла и улыбалась. Наверное, она не поняла.

Я курю музыку. Дыхание мое – плавленый винил

В темпе загнанной лошади. Tempo с латыни время. В темпе говорим мы. Успей вовремя, беги за прогрессом. Не сметь опаздывать! Пароход уйдет без вас. Тот самый пароход Маяковского.

Я сажусь на велосипед и еду. Я перебрасываю ногу через раму и ставлю ее на педаль. Я смазываю спицы и тормоза машинным маслом. Я проверяю шины.
Ведь все наоборот, ты понимаешь?
Не отвечай.
Я знаю, что понимаешь.
Просто я неуверен в себе, и мне нужно так спрашивать.
Я езжу по старым заброшенным дорогам, по шумным магистралям, по невидимым лесным тропинкам. Я говорю себе, что я занимаюсь спортом. На самом деле меня тошнит от людей, и я пытаюсь, не растеряв душевное равновесие остаться здесь. Когда ты стоишь на мосту, и мимо тебя проносится десятитонный грузовик, ты понимаешь что такое терять землю под ногами.

Достоевский-родоначальник детектива говорит моя учительница по литературе.

Книга – значки. Листы, испещренные буквами. Никакого удовольствия для глаз, только для души. Мы смотрим сквозь книгу, чтобы увидеть, дотронуться дрожащей рукой до мутного стекла, за которым брезжит рассвет.

Я как тот персонаж сотен компьютерных игр, который смотрит на мир через прицел автоматического пистолета. И разве можно верить в то, что дальше будет лучше?

У меня звонит телефон.
-Могу я услышать Марину? Говорит женский голос.
- Ни хрена ты не можешь, ты бессильна, как и все мы! кричу я. Я в ярости. Я кладу трубку

- Что вы сделали в первую очередь после того, как у вас случился инфаркт?
- Выпил кофе и выкурил сигарету.
- Ваше хобби?
- Алкоголь


Дворник боролся с осенью. Собирал желтые опавшие листья в аккуратные кучки. А ведь ее не остановишь.

Реальность перестает казаться такой реальной когда начинаешь изучать теорию относительности, веришь в буддизм или уходишь в армию.

Можно сколько угодно смотреть на чистый лист бумаги и говорить себе, что нужных слов все равно не существует ни на одном языке. Слово сказанное неизменно есть ложь. А можно писать и не верить в это.

Мне шестьдесят. Я смотрю на свою дочь, выходящую из роддома с маленьким свертком в руках и говорю тихо, «Твою мать, твою мать рас так». Мой голос дрожит, и слезы катятся по щекам.

Я захожу в маленький коридорчик своей квартиры, разбегаюсь и бьюсь об стену. Я кричу как дикий зверь, разбегаюсь и снова ударяюсь об стену. От боли я теряю сознание.
Не знаю, зачем я это делаю, но так надо.

Сижу и жду того, кто выключит свет. Все мы ждем.

Все хуже некуда, но это даже хорошо.

Я на второй странице. Здесь неуютно и холодно как голому человеку в январском лесу в шесть утра. Хочу назад, на первую, там тепло и приятно.

-Вот он я, вот он.
 Кричу ей в лицо, теперь она знает, и я знаю. Я сам придумал, и сам проиграл свою игру. Я хочу спросить ее, выйдет она за меня замуж или нет, но не делаю этого. Я вижу ответ в ее холодных серых глазах. Хочу любить ее, а она – уходит.


Рецензии
и при всем при том не могу удержаться, чтобы не сказать: это - лучшее, что у тебя есть

Мизантропица   31.05.2006 15:46     Заявить о нарушении
Ну вот, всегда так. Пишешь роман полгода, мучаешся, придумываешь сюжетные ходы и прочую лабуду, а в перерыве за пару дней накидаешь маленький рассказик из обрезков - и все считают это твоим лучшим произведением. После этого появляются мысли бросить поприще писаки. потому, что свое лучшее произведение я уже написал. Боги, за что мне это наказание?

Андрей Лжец   02.06.2006 09:23   Заявить о нарушении
а я скажу тебе, за что!
во-первых, я - еще не все. во-вторых, я уже говорила как-то в буфете, что метафоры, рожденные случайно, в полете мысли, непосредственно (фу, как пафосно!) - вполне художественны и хороши (даже если не вспоминать чертово вдохновение), а когда ты начинаешь анализировать и развозить на пол-листа, то получается х... э, получается то, что получается - неплохо в целом, но - не то. метафора должна быть точна и элегантна, а не в полстраницы. эх, пушкина на тебя нет.
И НЕ НАДО ТАК СТРАШНО НА МЕНЯ РУГАТЬСЯ!!! я просто сказала, что мне очень очень нравится этот рассказ, вот и все.

Мизантропица   03.06.2006 13:09   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.