Джон Пратис

День первый, он же Последний.

Все началось совершенно непредсказуемо - я проснулся. Ведение документации заставляет мозг чувствовать напряжение. Забавно то, что осмысливать идущих за окном людей, всегда легче за чашечкой кофе и парой крепких сигарет. За тем утомительные сборы, надрывные звуки телефона, затертая до дыр музыкальная подборка какого-то fm и, наконец, пыльный, заставленный столами и шкафами офис. Отвратительное место, право, в таких местах ощущаешь себя чиновником среднего пошиба. Скрипучий стул явно не мог расположить к работе, поэтому пепельница давно стоит на подоконнике. Время шло к обеду, когда тишину душной комнаты рассеял телефонный звонок.
Общаемся мы не долго, не нравятся мне телефоны. Она что-то лопочет и ждет на ужин, но она так скучна. В ней нет той изюминки, что преображает женщину и делает из неё, не то чтобы хищницу, но одухотворяет - точно. Мы встречаемся давно, как по мне. Правда, для кого-то год - не срок. Она всегда такая, чуть-чуть скучная, немного веселая, чуточку отзывчива и бесконечно пуста. Она твердит мне, что любит. Я выдыхаю сигаретный дым под потолок и отвечаю тем же. Противно, когда ответное чувство умирает через неделю.
Трубка прерывисто загудела и, щелкнув, затихла. Я стоял у окна, глупо уставившись на белые линии мостовой.
Раздумье затянулось, я пытался слушать назойливые звуки музыки, но не мог услышать. Когда мысли обрушиваются леденящей волной на раскаленное сознание, наступает конец рабочему безумию. Щелкает выключатель и пыльные шкафы, скрипучие стулья, тусклое освещение, остается где-то позади, пытаясь ухватиться за тебя и встащить обратно. Неясная мысль заставляет остановиться, но уставшая совесть требует отдыха, и ты, спускаясь по мраморным ступеням, покидаешь рабочее безумие дня. Погружаешься в вечерние огни и загустевший гул торопливых машин.
Пропустив пару стопок, в ближайшем баре, ты возвращаешься в пустую квартиру, садишься на помятую кровать и слушаешь городской гул, стараясь забыть о ней и её глупых хлопотах.

 ***

День второй - Intro.

С каждым днем, своей однообразной жизни, я все больше понимаю, что человек нуждается в тайнах. Не важно каких, будь то кража кошелька в общественном транспорте, пропажа кошки или странный свет, что вспыхивает на холме каждую ночь. Человек рождает слухи, у него появляется тема для беседы, а жизнь начинает терять свою пресность. Но проходит время, карманник попадается на удочку полиции, кошка возвращается к хозяйке, а странные огни на холме, оказываются, не более чем, стеклами старого особняка, отражающие прожектора близлежащего аэропорта. Разговоры становятся скучными, темы для беседы густеют от повседневной рутины, теряя всякий смысл. Порыв мысли сменяется монотонным течением, а разговоры сводятся в одно русло - работа, отдых, секс. Мы стараемся утолить голод своего интеллекта, но, увы, безуспешно. Некоторые, уходят во внутренний мир, другие спускаются на уровень животный - расписывая свою жизнь, как график. Деление на группы происходит неосознанно, ну согласитесь, что может быть общего меж скептиком и мечтателем (Философия не в счет).
Сигарета скоро потухнет, а я опущу мысли в сухую документацию. Серая мостовая пестрит шумом, сознание начинает приходить в напряжение. Телефон молчит целый день, значит, мои услуги не понадобятся сегодня - хорошо. Не придется выслушивать сопливые доносы и истерические бредни молоденьких девиц. Иногда, женщины от 18-28 напоминают мне существ твердолобых, с узким полем зрения и чрезвычайно глупенькой головой. Эдакие куклы индустриальности. Мечты ограничиваются браком, семейностью и совместным поеданием "приоритетной" пищи, проще сказать "Fast food". Противно понимать это, а ещё противнее становится оттого, что твоя вторая половинка - ни чем не лучше. Работая в сфере циничного скептизма, я остаюсь законченным мечтателем, что не делает мне чести, как работнику. Но приятно удивляет в факторе жизненном.

 ***

День третий - Игла

День пролетел достаточно быстро, бумажная рутина не успела окончательно захлестнуть меня. Голова ещё могла выдавить из себя пару здравых мыслишек.
Я спускался по мраморным ступеням пустеющего здания. Гулкое эхо разносило звуки шагов, а уставшее сознание отрывистые гудки телефонной трубки. Последний разговор с ней, утомил меня чрезвычайно. Ни кто не знает, как я ненавижу разговоры ни о чем, бессмысленные сплетни и похотливые истории её подруг. Я спускался к сероватому мареву асфальта и духоте вечерних улиц. Солнце садилось, путаясь в рядах зеркальных небоскребов, зажигая огни рекламных стендов.
Я ехал по заторенным улицам, то и дело сворачивая на восток. Наконец, ряды монументальных строений остались позади, дорога устремилась куда-то в пустыню. Огромная яркая луна, суховатый ветер, бьющий в открытое окно, легкий блюз и огонек сигареты - монотонное гудение мотора... Все это действует на меня умиротворяюще.
В голове всплывают картины предыдущих дней. Язвительные укусы мыслей, непонятные обиды, плачущие телефонные трубки. Я понимал, что ненавижу свою работу, но, черт возьми! Кто лучше старика Пратиса, будет выслеживать неверных мужей и жен, использовать прослушивающие устройства, втираться в доверие и ставить штамп - "виновен". Эта мысль, уже который год сдерживала меня, заставляя каждое утро брать в руки бритву, читать светские новости, а по вечерам пить джин в ближайших барах. Эта мысль заставила меня познакомиться с ней. Совершенно простая, никчемная девушка. Мне доводилось слышать, что жизнь черно-белая. Черная - полоса неудач, Белая - полоса успехов. Моя жизнь состояла из серых полос.
Серая полоса, серая полоса, серая полоса... У меня нет успехов, неудачи обходят меня стороной - жизнь моя сравнима с мутной тропической речушкой. Я до сих пор не могу понять, что заставило меня уйти из управления…
Ровное асфальтное полотно, протяжный голос Моррисона, белые линии и луна над головой. Я ехал в Вегас, а в уставшем сознании затихали последние гудки телефонной трубки.

 ***

День четвертый - Огни

Равномерное гудение мотора, блюз и сероватое полотно дороги. Луна осталась далеко позади. Ветер, влетающий в открытое окно, стал суше. Я мчался средь кактусовых скульптур и бледно-пустынного ландшафта, когда на горизонте, ярким пятном, вспыхнули огни Вегаса. Город великих надежд и разочарований.
Вспоминая первую поездку в Вегас, перед глазами восстает образ отца - человека жадного, ограниченного, с пошловатым взглядом на жизнь. Он уходил в казино отеля ровно в шесть вечера, и возвращался глубокой ночью.
Вначале я пытался дождаться его, но после пары тщетных попыток, я открыл для себя более интересное занятие.
Смотреть на огни города, пытаясь уловить "азартные мелодии" реклам...
Ехать по феерическому городу, после одиночества пустыни, кажется диким. Завлекающие мелодии разнообразных казино, стройные красавицы и множество огней - огромное, чрезвычайно яркое, воспоминание детства.
Я ехал в северо-западном направлении, то и дело сворачивая. Наконец, по левой стороне, замаячила красная буква "S", отель моего клиента.
Год назад, мне довелось обличить его жену в измене. На процессе, я сыграть роль свидетеля, склонив чашу весов в пользу Вернона. Право, Дженис оказалось хитрой штучкой, пытаясь прибрать к рукам состояние его отца. С тех пор, Джон Пратис имел право в любое время, быть гостем в отеле с неблагозвучным названием "S".
Портье, девушка лет двадцати пяти с приятной улыбкой сообщила, что номер «527», ожидает меня.
Большая кровать, бутылка джина в баре, пачка сигарет - все, что сейчас было нужно.
Стоя над ночной феерией, я смотрел куда-то в даль, в ночную пустыню. С каждым глотком, обжигавшим горло и будоражащим мое сознанием, одиночество, к которому я так стремился, становилось невыносимым. Мне нужно было общество, не то чтобы общение, но присутствие среди людей. Неважно какие, будь то техасские магнаты, авантюристы, семейные пары - кто угодно, только не чертово одиночество.
Лифт издал мелодичный звонок и помчался вниз, унося меня в дебри Вегаса.

 ***

День пятый - Фонари над пальмами.

Прогулка средь огней и шума, привела меня в будничную норму. Меланхоличность и безумная грусть, сменились повседневным цинизмом и трезвостью мышления. Стоя у светофора, я наблюдал за проходящими мимо людьми. Воистину, город великих контрастов.
Вообще для Вегаса характерны три вида людских настроений. Новоприбывшие - странные существа, на лицах сияет увлеченность и какая-то, по детски наивная, радость. Как оголодавшие котята бросаются на еду, так и они, предаются развлечениям.
Потом наступает вечер – время, когда решается все, кем ты станешь для этого города, полюбит ли он тебя, или ,ударив в спину, оставит умирать в зное пустыни.
Сидя у барной стойки, осматривая толпу сквозь стаканные грани, периодически отпивая горячительное содержимое, сделать вывод о человеке - раз и навсегда.
Красивая женщина, лет тридцати - тридцати трех, пожалуй, Мэрилин, стоило побаиваться её конкуренции.
Не замужем, слишком фривольно смотрела она на людей. Черное вечернее платье с глубоким декольте, отлично гармонировало с её глазами и окружающей обстановкой.
Аккуратная ручка держала карточный веер, делая пассы крупье.
Она блистала пустой улыбкой мужчинам и те, как и их кошельки, оказывались у неё в плену.
Давно я не видел таких женщин, последний раз это было Бостоне, я только окончил академию и поступил на службу в восточный участок. Вот там, впервые, я встретил богемную карманницу. На удивление, подобного рода женщины, схожи - манера одеваться, курить, даже походка...
Их возраст всегда остается при них, а после встречи с ними, ты запоминаешь лишь улыбку и какую-нибудь драгоценную безделицу.
Неожиданно я поймал на себе цепкий, пронизывающий, но очень легкий взгляд. Похоже, что мисс очарование нашла себе новую жертву, которой, по всей видимости, оказался я. Пара игривых попыток кокетства, немного остроумия и очаровательная улыбка, должны были свести меня с ума. Но этого не происходило, Джон Пратис оставался холоден и беспристрастен. После пяти минут разбившихся, словно волны о гранитный причал, попыток, она оставила меня и мой кошелек в покое. Легкий цокот каблучков и виляющая походка, уводили её в дикий шум ночного Лас-Вегаса.
Одним глотком я допил джин, оставляя ледяной кубик в граненом безмолвии.


 ***


День шестой и седьмой - Странное чувство.

Монотонно вспыхивал огонек сигареты, я шел за ней. На удивление, она не обращала внимания на мое преследование или же не замечала его. Своей легкой виляющей походкой, она скользила в ночной феерии, своеобразная грация хищницы, необходимая в каменных джунглях.
Обычно женщины подобной профессии всегда чувствуют "слежку", но она была, то ли новичком, то ли профессионалом, готовым потерять меня в ближайшем проулке. Право, я готов был смеяться, когда она остановилась у какой-то невзрачной закусочной. Пределом мечтаний этой ночи оказались кофе и пончик. Кричащее платье, пара золотых браслетов и кружевные перчатки, вносили жуткий дисбаланс в свет неоновой вывески "Пончики у Джо". Насладившись с полна, она скользнула дальше, теряясь в пестрой толпе. Порой, я упускал её из виду, но тут же находил по удивленным взглядам проходящих. Она необычайно контрастировала средь толпы, начинающей сереть, своей пестротой.
Неожиданно, вильнув в сторону, она нырнула в зияющий чернотой проход меж отелем и очередным казино. Не надеясь кого-то увидеть, я заглянул в темноту проулка. Быть удивленным - интересно, но чертовски удивленным - заставить себя отбросить стереотипы и поверить в чудо.
Огонек сигареты периодически вспыхивал, она курила в темноте, стоя меж нагромождения ящиков и тусклым светом далекого фонаря. Удивительное, немного дикое, порождение города великих надежд, научившись скрывать предельную красоту.
В жизни, я был поражен до безумия дважды. Первый раз - мне было лет шесть, я видел летящего человек, летящего вниз с высоты двадцати метров, летящего с криком, не то, чтобы отчаяния, но с какой-то унылой грустью. До земли оставалось метров пять, когда он зацепился головой за карниз... Я не мог уснуть двое суток. Я был поражен, поражен до безумия. Мне не было страшно, я не испытывал страха или душевной боли.
Я просто не мог понять, почему. С годами, мне удалось разобраться в чувствах и переосмыслить тот случай, но сама картина осталась со мной навсегда.
Сейчас же, я стоял и смотрел на неё, удивительное ночное создание. Со своей особой романтической ноткой под легкой вуалью цинизма.
Когда огонек упал на землю и умер под давлением изящной туфельки, она выскользнула к свету ночной улицы и, цокая каблучками, совершенно естественно слилась с толпой, через миг я уже не мог её заметить.
Сигарета тлела меж пальцев, а мне оставалось быть пораженным. Я шел средь пестрой толпы, приходя в себя.
Через пять минут, я уже различал лица окружающих, а через четверть часа мог спокойно дышать.
Такси доставило меня в "S" достаточно быстро, впрочем, лифт тоже был на высоте, я поднялся без остановок.
Стакан, джин и немного табака - все это исчезло во мне. Череда мыслей пронеслась перед глазами яркими образами и вспышками воспоминаний, лишь погодя, чуть звякнув ключами, я запер свой отдых под номером "527". Лифт уносил меня вниз к однообразию и отчужденности, к дороге в серую жизнь.
Пустыня приняла меня радушной тишиной безлунной ночи. Я ехал, жевал зубочистку и ни о чем не думал.
Будучи на пол дороги от Вегаса, я окончательно очнулся и желание курить, побороло желание прокручивать мысли.
Рука машинально скользнула за зажигалкой, но ни её, ни записной книжки, в которую она была вложена, на месте не оказалось. Я хохотал, заряжая прикуриватель, ах чертовка!

День начался, кофе и пара сигарет, дорога в офис. Хаотичный гул утреннего города, пробки на светофорах, крики разъяренных водителей. Легкий *би-боп, пепельница на подоконнике и бумаги, бумаги, бумаги.
Телефон звонок отвлек своей настойчивостью.

- Да, Джон Пратис, слушаю вас?
- Извините, но мне кажется, что я нашла вашу книжку, записную книжку...
Тяжелая пауза повисла в моем сознании, дыхание перехватило, а сигарета застыла на пол дороги от губ.

- Это вы...


Столик на двоих, две чашки кофе, утренние газеты. Они сидели и смотрели друг на друга, она улыбнулась, продолжая что-то говорить.

Человек за стойкой повторил снова.
- Это вы... Дженис?
- Отлично! Куда подевался Вернон?
- Как это вы не знаете?
- Хорошо, передайте ему, что он У-ВО-ЛЕН.
- Слышите меня, да? Отлично.
- Да, да, так и передайте. Да, уволен!

На белой рубахе, мужчины с багровеющим лицом, красовался бэйдж, буквы гласили: "Джон Пратис - менеджер"

- Тай, это здорово, скажу откровенно, я согласен издать вашу книгу. Только один вопрос, почему Пратис?
- Дэн, у него рукав испачкан.
- Что, что? Какой ещё рукав.
- Ну, посмотрите, у него правый рукав чуть-чуть испачкан помадой, он самая яркая личность из всего персонала. Именно эта небрежность делает его целой историей.

Допив кофе, я посадил её в такси. День начался удачнее, чем я мог предположить.
Осознание догнало меня на полдороги к издательству:

- Ты счастливчик, Дэн!