Была ночь 2

Мари села на кровати и протерла глаза. Неужели кто-то стучит? Нет, не может быть. Она с тоской посмотрела на подушку с глубокой вмятиной и представила, как кладет голову точно в углубление и теплый сон обволакивает сознание, унося в дебри фантазии. Нет, кто-то стучал, в этом она не могла ошибиться. Хоть и хотелось ей спать, будто накануне не один литр пива выпила, это не притупляло острого слуха.
Мари слышала сильный редкий стук в дверь, будто человеку было тяжело поднять руку и затарабанить как следует.
Можно было позвонить.
Да, но в темноте кто разглядит несчастную кнопку? Будь она хоть трижды белой.
Мари села, терзаясь смутными догадками и вдруг прищелкнула пальцами. Точно.
Ей же звонила мать буквально на прошлой неделе и грозилась приехать, чтобы поддержать дочь в ее нелегком материнстве. Лиза хоть и была довольно спокойным ребенком, внимания она к себе требовала предостаточно. И Мари, внутренне коря себя, порой не сдерживалась и выплескивала волны отчаяния в связи со своей жизни. Потом, конечно, приходилось перезванивать и брать слова обратно, извиняться и сетовать на трудный рабочий день, на негодную няньку, из-за которой ее не покидает беспокойство за дитя. И еще куча, куча, куча всяких обстоятельств, вынуждающих иногда плакаться в жилетку.
- Прости, мама, это просто был срыв.
- Это у твоего муженька был срыв. Перестань жаловаться и позови меня.
- Пожалуйста, не надо о Майке. Я справлюсь сама.
- Ничего подобного, я приеду. Сейчас же начну собирать вещи.
Глууууубокий вдох. Мари узнала разочарование в жизни и теперь не видела ему конца. Она услышала свой голос в телефонной трубке. Твердый, как гранит. Это у нее от матери.
- Я сказала, что приезжать не надо. И если ты поступишь по-своему… - мама всегда поступала по-своему. Мари знала это. И до боли в пальцах сжала трубку.
- Когда….когда ты приедешь, дом будет просто заперт и никого в нем не будет.
- Мари!
- Что? – она остановилась и перевела дух. На другом конце провода в праведном негодовании дрожал голос матери.
- Хорошо, решай свои проблемы сама, раз тебе так хочется. Это несправедливо с твоей стороны так поступать со мной… Решай свои проблемы сама. Раз уж ты так ЖАЖДЕШЬ. – от слов веяло холодом.
Было мгновенное желание выкрикнуть вслед, что она любит мать и что она ценит ее помощь больше собственных усилий, но тогда Мари знала ответ:
- Жди меня в пятницу.
И она молчала. Мать некоторое время не ложила трубку, полагая, что это сделает за нее Мари. Но та итак считала свое поведение вышедшим за рамки и не собиралась, в принципе, усугублять его. Потом, будто собравшись с духом, она спросила, как дела у Лизы. Мари рассказала историю про то, как дочка, объевшись тушеных грибов до умопомрачения, просидела в туалете почти час и распевала песенки во все горло про веселую еду, а потом вышла и похвасталась, что стала «какать по-взрослому». А потом предложила Мари сходить и убедиться, если она не верит.
Мать зашлась в добром громком смехе, потрясшим стены ее дома.
Конфликт забыли, будто и не было его вовсе. Дальше разговор вошел в обычное русло.
Да, скорее всего, это почтальон со срочной телеграммой о ее приезде. Или пришли плохие новости.
Мари попыталась отмахнуться от этой мысли. Не удалось. В такое время суток приходили только плохие новости.
А, может, что-то с Майком? Еще до развода он бывал временами какой-то рассеянный. На ответственных операциях его иногда начинало укачивать, будто одной ногой он стоял в дрейфующей лодке и никак не мог удержать равновесия. Мари подставляла свое плечо. Мари подхватывала готового упасть Майка и ставила его на исходное место, откуда он вот-вот хотел сорваться.
Но когда появилась Лиза, Мари становилось все сложнее и сложнее. Все свое время она стала уделять воспитанию ребенка и часть – работе. Майк катился сам по себе и трасса, выбранная им, вела в самую низину, там, где от болота поднимались мерзкие испарения.
Великие мастера дела его жизни, некогда одобрительно хлопавшие Майка по плечу, теперь делали это из сочувствия. И в глазах сотрудников мужа Мари все чаще замечала недоумение, хотя они и здоровались с ней, как прежде, и приглашали зайти в гости. Несмотря на это, ни один теперь не был готов оперировать в паре с Майком Спенсером. Потому, что на Майка Спенсера нельзя было положиться. Потому, что Майк Спенсер сдавал свои позиции так же легко, как торчок, прочно закрепленный какой-нибудь дурью.
Мари сходила с ума, но ее спасала дочь и собственная работа, на которой она стала добиваться успеха. Менеджер заметила ее и сделала своей помощницей. Магазины торговой сети «РИГО-ПРОДАКТС» выходили на новый уровень по реализации полуфабрикатов и молочных субпродуктов.
А потом случился полный слом. На операционном столе умер пациент. Не от деструкции внутренних органов или сопутствующих им составляющих организма. Нет, он умер под ножом Майка Спенсера. В тот момент, когда он снова погрузился в свой, видимый только ему необыкновенный мир и перед глазами зашатались привычные его представлению предметы. И скальпель опустился вместо желчного пузыря на главную артерию.
Но с работы уволили его не потому, что он допустил такое во время операции. Нет, самое страшное заключалось в том, что пациент был жив после фатального надреза целых десять минут, и истекал кровью.
Майк Спенсер стоял рядом с ванночкой из нержавейки, где лежали приготовленные зажимы и тампоны и не только не предпринял никакой попытки к спасению пациента. Он никого не позвал.
Он стоял и смотрел, погруженный в обморок с открытыми глазами.
Злые языки говорили, что Майк наблюдал смерть этого человека в силу каких-то своих убеждений.
Для Мари все оказалось слишком глубоким шоком, чтобы это можно было как-нибудь перетерпеть, сделать вид, что ничего не случилось. Нет, для нее это было тяжко. Тяжко им обоим. Но все же она предложила им пожить отдельно.
Так будет лучше для Лизы.
Тогда она верила в это.
Она не любила вспоминать лицо Майка в тот момент. Тогда ей показалось, будто в глазах отразилось два разных человека. Причем, тот, настоящий Майк где-то в глубине начинающих сгущаться сумерках мозгов, молил о помощи. Но у нее была Лиза и она, как мать, могла думать только о ней.
Спустя четыре месяца, Мари подала на развод. Она не знала , почему, но чувство было такое, будто поступала она правильно.
Она решила не сомневаться и делать по-своему. Как ее мать.
Нет, не так. Она не такая.
И все же…

Мари встала и натянула махровый халат – первое, что попалось под руку в кромешной тьме. До светильника было недалеко, но надо было переползти ажно через всю кровать, чтобы дернуть за веревочку. Ничего, сойдет и такой наряд. Почтальон или кто там еще должен быть готов ко всему, стучась в двери чужого дома в четыре утра.
И все же в коридоре она посмотрела на себя в зеркало. Выглядела она неплохо, несмотря на отсутствующий макияж. Надо было лишь пару прядей за уши спрятать.
Вот так. Теперь гораздо лучше.
А незваный гость, отказавшись, видимо, от примитивного стука в дверь, нашел-таки звонок и нажал на него два раза. Дом заполнил дребезжащий звук и Мари испугалась, как бы он не разбудил Лизу.
Сделав пару стремительных шагов, Мари отперла замок и потянула дверь на себя, силясь одновременно в темноте разглядеть лицо гостя. Она сделала ошибку.
Дверь внезапно распахнулась, больно ударив женщину по лицу. От мощного толчка Мари пролетела до противоположной стены и сбила деревянную подставку со стоявшей на ней вазой с цветами. Она упала на пол и осталась лежать, стараясь прийти в себя.
В голове трепыхалась единственная мысль: «Грабители….Лиза…Грабители…»
Сверху на ней лежала подставка, по халату стекала вода, а на золотистых волосах повисли белые хризантемы, подаренные ей в честь очередного выполненного плана в сети продуктовых магазинов «РИГО-ПРОДУКТС».
Приподняв голову, она смогла увидеть лишь два мужских кроссовка с синими вставками. Замшевые места впитали в себя темные брызги уличной грязи, на брюках виднелась та же вереница крупных пятен, а выше..
Незнакомец шел прямо к ней, гулко стуча кроссовками по их вычищенному паркетному полу. Он не издавал ни звука, но она видела, как быстро захлопнулась дверь после того, как он вошел. Видимо, все-таки свидетели нежелательны.
У Мари закружилась голова. Она попробовала пошевелиться. Она не знала, стоит ли пробовать или пусть этот грабитель подумает, будто она потеряла сознание. Абсурдность ситуации мешала ей мыслить ясно.
Тут левое предплечье ей сжали железные тиски. Мари закричала. Ее потащило наверх. В сторону откатилась подставка, с икр упала ваза, удар которой остался незамеченным. Ее вытаскивали грубо, молча… Пока, наконец, она не увидела лицо грабителя.
МАЙК!!!
Нет, желтыми горящими глазами с обезображенного ужасными ранами лица на нее смотрел Рыбак. Держа ее одной рукой за предплечье, он вглядывался в черты ее лица, а Мари, по мере прояснения сознания, наполняло отвращение и страх. Одежду гость будто взял напрокат в магазине детских хэллоуиновских костюмов. Весь медицинский халат пропитался кровью – местами коричневой, засохшей, местами – алой, совсем свежей…
«А скоро на его халате появится и еще одна свежая кровь, да?» - подумала Мари и вспомнила о Лизи. Нет, НЕТ, НЕТ!
- Майк, что с тобой слу…. – она осеклась. Голос звучал так жалко и совсем ей не принадлежал. Рыбак всмотрелся, поднесся ее совсем близко к пахнущему опаленной плотью, лицу и с удовлетворенным ворчанием отодвинулся.
- Ты рада меня видеть, Мари? Как я тебе в своем новом перевоплощении? Я знал, готовился и знал, что они не оставят без внимания и мою семью. Вознаградят за мои труды вас всех. Не зря же я трудился. – речь его была с ужасающими дефектами, но Мари разобрала каждое слово. Все-таки, она прожила с этим человеком, хоть сейчас он и напоминает полуразложившийся скелет, шесть лет под одной крышей. Каждый раз, когда Рыбак вдыхал через рот, слышалось громкое сипение втягиваемого сквозь обнаженные зубы воздуха.
Ей казалось – она потеряет сознание. Здравый смысл утекал медленно в черную воняющую черным забытьем бездну. Надо было сосредоточиться на чем-то, на какой-то детали…
Волосы. Темные волосы со свисающими паклями, столь любимые прежде Майком. Это Майк. Это его темные, с красивым каштановым отливом, волосы. Обычно они зачесывались на косой пробор, чтобы пряди свисали на одну сторону лица. Так Майк выглядел особенно привлекательно.
Это Майк. Нет, это не Майк.
- Я не Майк. – словно подтверждая ее мысль, сказало чудовище и встряхнуло легонько женщину. Зубы Мари лязгнули. – Ты избранная ими, и ты отправишься со мной. Вместе с девчонкой. В мой, новый мир, где парит бессмертие и жизнь имеет ровно ту ценность, на которую претендует. Где девочка?
- Лиза?! – Мари очнулась как от пощечины. Все казалось невероятным сном, но имя дочери, сказанное вслух этим чудовищем, вернуло в суровую реальность, где им обоим угрожала опасность.
- Да, Лиза… - Рыбак посмаковал имя, покатал его на языке и выплюнул вместе со слюной женщине в лицо. – ЛИЗА! Где она?
- Ты не дождешься… Ах… - у Мари закатились глаза и она стала оседать на пол, как мешок с картошкой. Рыбак зарычал и впился пальцами сильнее в ткань халата и плоть этой женщины.
- Не смей! Твои глаза должны быть открыты, когда ты будешь переходить со мной в другой мир! Вместе с Лизой!
Мари будто очнулась. На самом деле ей хотелось орать от боли. В месте, где Рыбак сомкнул окровавленные пальцы, полыхало настоящее пламя. Рука ее нащупала толстую фарфоровую ручку, и она снова разогнула колени, неся за собой…
- ХЕР ТЕБЕ! – закричала Лиза и опустила на голову со столь знакомыми темными волосами большую голубую вазу, в коей совсем недавно покоились белые хризантемы. Раздался треск, когда во все стороны полетели крупные черепки. Стальная хватка разжалась на одну миллисекунду, но и этого хватило женщине, чтобы вырваться и кинуться на кухню. Только там может быть оружие… Только там есть телефон и … И там не так громко будет слышно ее крики, если Майк все-таки доберется до нее и начнет показывать свой мир, чтобы не разбудить Лизу. Чтобы девчонка не выходила из своей спальни.
Она споткнулась о полы халата, влетела в кухню чуть ли не кувырком, уцепилась за край двойной раковины и повисла на ней, согнув ноги, не в силах подняться, задыхаясь от страха. Потом в комнате раздалась знакомая тяжелая поступь.
Мари обмерла. С часто бьющимся сердцем, она стала медленно поворачиваться. И тут шаги зазвучали совсем быстро и ветер могильного дыхания обдал ее затылок. В разметавшиеся золотые волосы погрузилась мужская клешня. И секунду спустя ее снова гипнотизировал взгляд бывшего мужа, совершенный в своем безумии. Желтые глаза сверкали яростью, а от дыхания веяло сыростью и залежалыми бумагами.
По лбу у него сбегали несколько капель крови, оседая в густых черных бровях.
Кровь – значит, его можно убить.
«Кажется, сейчас он убьет меня. Он передумал и для того, чтобы попасть в его мир больше не нужна Лиза. Сейчас он просто…»
Майк держал ее перед собой, прижав, раздавив всем своим весом женщину о холодильник, предупредив любое ее телодвижение. Тут заиграли знакомые блики, слепящие, пугающие. Мари с усилием посмотрела вниз и увидела в левой руке бывшего мужа блестящий скальпель. Скальпель с гофрированной ручкой. Тот самый, которым он вылечил не одного безнадежно больного. Тот самый, который потерял после смерти последнего пациента.
Будто потерял.
- Говори, где Лиза. Папочка хочет ее видеть. Да, папочка?
«Он разговаривает сам собой?» - промелькнуло в мозгу у Мари и будто в ответ в желтых глазах высветился отчаянный крик.
НЕТ!НЕТ!НЕТ!
Рыбак дернулся, будто внутри екнуло сердце, зарычал и двинул скальпелем вперед. Мари, в это время нащупывающая в раковине мокрый нож, задохнулась и вытаращила глаза. Рука ее зависла над столовым прибором, затем судорожно сжалась, мелькнула в воздухе и вонзила в свою очередь нож в шею Майка по самую рукоятку.
Острый короткий нож для чистки картофеля вошел сбоку, прорвав артерию, как когда-то Майк на операционном столе и остался торчать, будто наконечник обломанной стрелы.
По розовому халату с зелеными листьями стали расползаться небольшие пятна крови. Мари из последних сил оттолкнула от себя давящее тело. Шатаясь, держась за рукоятку, Рыбак побрел в коридор, время от времени из его горла вырывались громкие хрипы и бульканье. Но Мари не обращала внимания, она подняла руки и посмотрела на них, пораженная таким количеством крови, вытекающем из нее. Было страшно глядеть на рану, чтобы проверить, там ли еще скальпель. Медленно, стараясь не вызвать боли, Мари провела мокрыми от крови руками по месту, где халат собирался на животе. Ничего не торчало, никакого металлического обрубка, просто ткань пропиталась влагой. На халате остались два отпечатка ладони, похожих формой на веер.
- Мама?
Мари тревожно оглянулась. Свернувшийся было ужас, снова обуял ее с новой силой. Женщина заметалась на месте, надеясь, что, может, ей это лишь показалось.
- Папочка? – детский голосок раздавался из коридора. И как ответ на страх, сковавший тело и разум Мари, послышался бас, сопровождаемый хрипами.
- Да, пирожок, я вернулся. Сделай доброе дело – иди к папочке.
- Нет! – выдохнула Мари и кинулась в коридор. Ей открылась картина комичная в своей ужасности: отец – хирург в окровавленном халате с торчащим из горла ножом для чистки картофеля протягивает к маленькой белокурой девчушке с большими голубыми глазами испачканные руки… И зовет ее, булькая попавшей в горло кровью.
Хуже всего было то, что перед ней раскачивался ее бывший муж. Мозг женщины лихорадочно работал. Рыбак видел Лизу и только Лизу. Наконец-то она, особенная. Теперь у них не будет повода отказать ему в пропуске. Он сможет подарить новый мир и девочке и глупой матери. Как только он коснется ее маленькой ручки, притянет к себе и мягко начнет поворачивать маленькую головку по часовой стрелке и услышит робкий хруст детских костей, оковы спадут и мир изменится. Остальные избранные тут же оживут в своем новом воплощении и помогут остальным возродиться…
Как же доверчиво глядят еще мутные ото сна голубые глаза ребенка, как же она сладостно хороша! Что-то шевельнулось внутри Рыбака. Едва знакомое ощущение – да, это было УЗНАВАНИЕ, не дочери, нет, а чувства, с которым он смотрел на Лизу, укачивая, забирая из ослабших рук сломанные чипсы, делая звук телевизора потише, чтобы досмотреть в полном одиночестве и тишине. Чтобы не мешать нервной жене и маленькой дочке.
- Лиииза… - пропел он почти ласково, но у него получилось – Лыыыыыжаааа….
- Аочка ришел к теэ наконец-то, да? Иди ко не, ы осотрий ейсол…
Бейсбол!! Да, да! Он увидел, как заблестели глазки девочки и был готов принять ее в свои объятия. Но вместо того, чтобы прижаться к нему, Лиза отступила на шаг в спальню. Ротик судорожно сжался и она смотрела куда-то поверх отцовского плеча.
- Ерестань! Ну что ты?
Лиза сделала еще шаг. На руках повис потрепанный временем мишка. Она наклонила головку, будто к чему-то прислушивалась. Смотрела, не отрываясь, поверх его левого плеча.
Рыбак забеспокоился. Только тут до него дошло, что это был за скрип половых досок со стороны кухни.
Он сделал попытку увернуться, но Мари близко подкралась. С криком отчаяния женщина подскочила к мужу и, схватившись за рукоятку торчащего ножа, дернула изо всех сил. Одну страшную секунду ей казалось, что лезвие застряло, словно меч в камне Правды и намокшая от крови ладонь сорвется, а желтые горящие глаза вопьются ей в лицо и начнут есть-есть-есть…
Нож вылез и раны, потянув за собой багровую струю. Рыбак пошатнулся, вскинул руки к истекающему кровью горлу, не обращая внимания на скальпель, накрыл рану, сгреб кожу в кулак. В результате в изуродованном лице появилась еще пара красных полос.
Кровотечение лишь усилилось и Рыбак в ярости развернулся на месте, но поймал взглядом лишь две колышущиеся шторки с кленовыми листочками на окне прихожей, бежевую стену, блестящий пол. Для него время будто приостановилось и зрительное восприятие разбилось на кадры. Вот кадр – пустой коридор, кадр – женская нога, кадр – испуганная Мари, прижимает к груди голубоглазую Лизу, последний кадр поймал Мари в движении к двери, ее неуклюжий бег, искривленное болью лицо, расплывшиеся пятна на розовом халате. Три дополнительные розы.
И Рыбак понимает. Она ранена. Она далеко не убежит. И стремится за ними.
Ноги заплетаются, полы медицинского халата преградами становятся перед коленями, стискивают их, приближают друг к другу. Оказывается внезапно приятной перспективой опуститься на пол, приложиться головой о стенной косяк… Рыбак поймал себя на этой мысли, когда из рук уже готов был выпасть скальпель. Заветный скальпель. Эта девка. Он недооценил ее как мать в ее сумасшедшем стремлении защитить дочь. Черт, когда он до них доберется, он больше не будет добрым. И если Мари будет продолжать сопротивляться – хрен с ней, с Мари. Ему нужна девчонка.
С нечеловеческим рычанием Рыбак двинулся к двери. Мари мертвой хваткой вцепилась в ручку и отчаянно дернула. Все против них – даже дурацкая дверь. Рыбак махнул перед собой скальпелем. Вот она, женщина! Сейчас он ее достанет.
Будто по заклинанию, дверь распахнулась, впустив свежий утренний воздух. Женщина, маячившая под прицельным взглядом желтых глаз, оказалась вне досягаемости. Рыбак перемахнул через порог одним прыжком, очутился на лестнице и хотел было бежать дальше, но знакомое чувство неимоверной слабости покорило, поставило его на колени и он скатился со ступенек, словно мешок картошки.
Сквозь вату он услышал отчаянные крики. Крики Мари.
Она остановилась и оглянулась назад. Она слышала этот ужасный грохот и звук удара тела об асфальт. В отчаянной, вымученной надежде Мари обернулась. Лизе она шепнула, чтобы закрыла глазки и не открывала ни при каких обстоятельствах.
Вот, вот оно, неужели? Майк или то, что было Майком, спокойно лежало перед крыльцом, нелепо раскинув ноги. Халат собрался на широкой спине складками, полы задрались, один ботинок носком взрыл землю. Даже огласив округу несколькими воплями, Мари сомневалась в безопасности Лизы. Хотя бы посмотреть вокруг: кое-где зажегся свет, может, кто-то таращился на улицу, но никто не вышел, чтобы помочь. Оказать возможную помощь.
Она продолжала смотреть на неподвижное тело, забыв про горящий от боли бок.
Рыбак шевельнулся. Выпростал руку со скальпелем и оторвал от земли страшное лицо.
Мари закричала и кинулась прочь. Прочь от этого кошмара, неумирающего кошмара.
Рыбак согнул ноги, попытался подняться, но снова рухнул на дорожку. В темноте безумные блестящие глаза светились будто два пламени ненависти. Слабость злила, слабость выводила его из себя, слабость была из-за нее… Нет, из-за них!
Ох и доберется же он до горла вопящей суки!
Рыбак не мог идти. Он пополз.
Мари запнулась о край дороги и чуть не выронила Лизу. В страхе за нее, за себя, за непроглядную мглу асфальта, она стремилась как можно быстрее пересечь улицу, попасть на зеленый мягкий участок города, обхватить руками вязь и звать на помощь до умопомрачения…
А позади скрежетала галька и шуршала одежда. Рыбак полз по-пластунски, как учили в армии, насколько позволяли ему силы, оставляя кровавый след на белых камушках.
Мари услышала полицейскую сирену и оглянулась еще раз, хотя дала себе зарок, что больше делать этого не будет. И увидела, невероятное – чудовище почти настигло их. Оно как раз пересекало разделительную полосу на дороге.
Им не скрыться. У Мари не осталось дыхания, грудина беспощадно болела, напомнила о себе свежая рана и женщина в отчаянии соскользнула на землю. Вот так она и умрет. В собственном дворе – а соседи будут смотреть в окна и спрашивать друг у друга, что же случилось.

Патрик Слимс осторожно вел полицейскую машину. По рации сообщили, что на Кембридж-стрит не все спокойно и надо бы разобраться… Но Патрик жутко не хотел разбираться с кем бы то ни было в эту ночь. Патрик хотел бы быть дома. Он трусил.
Некоторые спросят, да как же трусы могут работать в полиции? Патрик бы вам с улыбкой ответил на это – могут. И не только работать. Но и отдыхать, качать права и скулить о повышении.
Сказали, что кричала женщина. Что ж, может, ее взбесившийся муженек решил установить, кто в доме хозяин и взялся за что-то потяжелее диванной подушки. Только этого ему не хватало. Объяснять местному хулигану меру ответственности за нарушение прав человека…
Замелькали аккуратные дома с белыми одинаковыми стенками и стандартной планировкой. Все здесь на Кембридж-стрит одинаковое и дома и люди. И все остальное.
Патрик смотрел по сторонам, надеясь на ложную тревогу и вдруг разглядел неясный силуэт, обхвативший дерево руками.
Машину подбросило, будто он наехал на корягу. Раз, потом второй и так зависла, с приподнятым задом, заставив очумевшего от страха полицейского повиснуть на ремнях безопасности с наклоном вперед. По дну ничего не царапнуло. Следовательно… И колеса буксовали…
Трясущимися руками Патрик выключил зажигание, подергал ручку и выскочил из машины, будто она была объята пламенем. Он нащупал пистолет в кобуре на бедре и чуть успокоился. Потом посмотрел на мелькнувший силуэт. Там стояла молодая светловолосая женщина. Она прижимала к ноге девчушку лет четырех, другой держалась за дерево с серой корой и редкой кроной. По измученному лицу медленно разливалась бледность. Только приглядевшись как следует, Патрик обнаружил, что она ранена.
- Мисс, с вами все в по…
- Тише! – крикнула Мари и закашлялась. Невыносимо болели легкие. Этот недоросток-полицейский не представлял, насколько у нее все болело, он вообще ничего не представлял и вел себя глупо. Но за одно только его появление здесь и сейчас Мари готова была расцеловать его. Она кивнула на монохромную машину Патрика. – Сначала Он. Проверьте его…
Патрик все-таки вытащил пистолет. Прошел до задней пары колес, инстинктивно опасаясь ставить ногу рядом с промежутком между корпусом и асфальтом. Вдруг оттуда выскочит и схватит…
Кряхтя, трус-полицейский заглянул под машину. И, крича, отпрыгнул назад. Оттуда, из темноты на него уставились два горящих желтых глаза. Из-под колес стала расползаться багровая лужа. Еще чуть-чуть и в ней можно купаться… В смятении Патрик провел по лицу рукавом форменной куртки, несколько раз вздохнул…
Как ему завидовала Мари!
… и решил, что делать ему тут больше нечего. Водворив пистолет на место, Патрик вызвал по рации скорую помощь, детективов и двинулся в сторону дрожащей женщины в розовом халате. В руках у него было зажато теплое одеяло, а на губах заготовлено несколько ободряющих слов.
Видит Бог, они были просто необходимы…
Под машиной в темноте дорожного асфальта светились два желтых шара… По мере увеличения лужи крови под колесами полицейской машины мерцание их становилось все слабее.. В конце-концов яростный огонь в устремленном на невидимую цель взгляде потух окончательно.
Раздавалось тихое шипение. Из напоровшейся на скальпель шины струей выходил воздух.
Рыбак покинул этот мир навсегда.

В двухэтажном доме Фреда Маерса труп на кровати резко открыл глаза и сел.

17 апреля 2006 года
Авторы: Максоныч; SASHA.