Вернисаж

 
 

 Клепа Коняшкин страдал. Страдал двумя недугами: тяжким похмельем и отсутствием вдохновенья. Рисовать «по сухому» Клепа не любил. На трезвую голову все выходило каким-то ненастоящим, и картины никто не покупал. То ли дело под пивком или портвешком – душа аж вся разворачивалась, кисть скользила по холсту сама собой, легко подбирались и смешивались краски, во всю разыгрывалось воображение и предметы виделись Клепе под правильным углом. Его «пьяные» картины нравились покупателям и молниеносно скупались. Ну не то чтобы молниеносно, но две три картины в месяц он продавал легко. В общем, жить было можно, пока Клепа не загнал себя в безвыходное положение. Совершенно неожиданно он пропил все деньги, выпивку купить было не на что, а «пьяных» картин у него не осталось. И никак не мог Клепа разорвать этот порочный круг вот уже три дня.

Позавчерашняя кошка, с пышным красным бантом на шее получилась косоглазой и косорылой, а вчерашний натюрморт с воблой и бутылкой пива выглядел неопрятным. А ведь бутылку пива он прописал очень старательно, мучительно прорисовывая каждую деталь, и от напряжения даже слюну пустил – но все равно ничего не вышло: бутылка почему-то зрительно завалилась на бок, висела в воздухе и казалась непропорционально большой.

Отставив в уголок два своих новых шедевра, Клепа тяжко вздохнул, добрел до покрытого старой газетой стола, заваленного грязной посудой, хлебнул водички из закопченного чайника, порылся в пепельнице, нашел недокуренный бычок, прикурил, уселся на табуретку и безнадежно оглядел свою запущенную комнату в коммуналке: засиженные мухами обои, облезлый двустворчатый шкаф каждый раз издающий пронзительный вопль мартовского кота, когда кто-нибудь покушался на его собственность, желтый потолок, засаленный раритетный диван – гордость его покойной бабки, мольберт и подоконник с рядком пустых бутылок, которые безжалостно отвергли в пункте приема пустой тары – окружающая обстановка не впечатляла, и Клепа печально уставился в мутное окно.

За окном ярко светило солнце, радостно щебетали птички, по подоконнику весело отбивала дробь капель.

- Неужто весна, - удивился Клепа и совсем расстроился. Весной лучше расходились любовные мотивы: обнаженные дамы, русалки и цветочные натюрморты. И куда он теперь со своей косорылой кошкой? Может, хотя бы натюрморт с пивом возьмут? «А что, тема всегда актуальна», оптимистично подумал Клепа, посмотрел на часы и стал собираться на художественную ярмарку в ЦДХ, где у него уже несколько лет было забито вакантное местечко.

Нацепив старый армейский китель, Клепа пристроил на давно немытой кучерявой голове фуражку, обмотал шею длинным светлым шарфом, сунул ноги в рваных носках в кирзовые сапоги, упаковал картины и бодрым маршевым шагом направил свои стопы в сторону Крымского моста. Идти предстояло недолго, от силы пятнадцать минут. Жил Клепа Коняшкин на Остоженке, в старинном кирпичном доме, построенном еще до революции, и страшно гордился местом своего проживания. Комната в огромной семикомнатной квартире досталась Клепе от бабки, а бабке в свое время была выделена Парткомом за ударную работу на ткацкой фабрике. Но Клепа Коняшкин всем рассказывал, что до революции квартира целиком принадлежала его предкам аристократам в пятом поколении. Не то чтобы Клепа лгал. Просто один раз, проснувшись холодным зимним вечером на полу в своей коморке после недельного запоя, ему вдруг привиделось, что он потомок старинного дворянского рода и привиделось так ярко, что Коняшкин попросту поверил в собственную фантазию. А так как Клепа был личностью креативной с богатым воображением вскоре виденье дополнилась некоторыми деталями и обросло подробностями. И хотя на творчество это мало повлияло, повседневная жизнь Клепы резко переменилась. Имидж аристократа нужно было поддерживать, поэтому, принимая у себя гостей, Клепа Коняшкин облачался в бархатный халат с шелковыми лацканами, утро начинал с бокала «Советского» полусухого, говорил с некоторой ленцой и щедро вываливал на стол все свои припасы. За это Клепу уважали коллеги-собутыльники, относились к нему с почтением и даже прозвище ему дали достойное - Меценат. Так продолжалось до тех пор, пока Меценат не обнаружил, что кто-то скоммуниздил его бархатный халат. Данное происшествие выбило его из привычного уклада жизни. Он разогнал всех своих друзей, перешел с шампанского на пиво и портвейн и стал пить и творить в гордом одиночестве.

 «И вот результат, - ругал себя Клепа, расплескивая сапогами апрельские лужи, - допился до того, что потерял над собой контроль и даже полтинник стрельнуть не у кого. Полная безнадега!» Единственное, что утешало Мецената этим весенним утром – это окрепшая уверенность, что по его венам совершенно точно течет голубая кровь и пить ему следует исключительно шампанское, а не пиво и дешевый портвейн.

Вывесив на обозрение две свои картины, Клепа устроился на раскладной табуретке и стал молиться, чтобы нашелся какой-нибудь идиот, который купил бы его косорылую кошку или натюрморт с сушеными кильками. Через два часа утомительного ожидания Клепу стало клонить ко сну. Он широко зевнул, сдвинул на нос фуражку, облокотился о выставочный стенд и…

- Хорошая киска. А натюрморт просто… просто… Хороший такой натюрморт. Определенно, в этом что-то есть. Ваши работы? - услышал он рядом мужской голос и замер, боясь пошевелиться - исключать слуховые галлюцинации было нельзя. – Это ваши работы? – еще раз поинтересовался мужчина, и Клепа сдвинул фуражку обратно на затылок. Перед ним стоял высокий парень лет тридцати в стильной замшевой куртке, джинсах и дорогих ботинках. На покупателей данного вернисажа парень был не похож, на идиота тоже, и Клепа вдруг занервничал.

- Ну мои, дальше что? – с вызовом спросил он и демонстративно сложил руки на груди.

- Отлично. Еще есть?- радостно спросил парень и, кажется, совсем не обиделся на его тон.

- Чего? – вытаращил глаза Клепа.

 – Картины еще у вас есть? – вежливо уточнил парень.

- Нету, все расхватали, - мрачно брякнул Клепа и нервно хихикнул.

- Жаль, мне ваш стиль очень понравился, - расстроился парень. – Но мне нужно много. На заказ сможете нарисовать? – спросил он, и Клепа с ужасом понял, что мужик не шутит!
- Это самое – когда и сколько? – смущенно поинтересовался Коняшкин, и его голубая кровь забурлила и побежала по венам со скоростью Ниагарского водопада.

- Срок даю две недели, плачу по пятьсот за каждую, - заявил парень. – Чем больше нарисуете, тем лучше.

- Э, мужик, так не пойдет, накинь малость, - икнул Клепа, кажется, он понял в чем подвох. Парень решил купить его картины по дешевке, по пятьсот рублей. Неслыханно! Клепа Коняшкин меньше чем за шестьсот рублей свои картины еще не продавал. Правда, с оптовыми покупателями он тоже никогда не сталкивался.

Парень задумался, а Клепа затрепетал всеми фибрами своей души. Уж очень ему не хотелось упускать оптового покупателя, но с другой стороны Мецената страшно «душила жаба» так за дешево продать свои будущие творенья.

- Хорошо, шестьсот долларов, но это последняя цена! Одно условие, картины должны быть выполнены в одном стиле, как эти. Позвоните мне, когда мой заказ будет готов, - после непродолжительной паузы сказал парень, и Клепа ушел… ушел в себя на десять минут, а когда вернулся в руке его была зажата визитка покупателя и двести долларов аванса. Клепа трясущейся рукой сунул деньги и визитку в карман кителя, обернулся, задумчиво посмотрел на свою косую кошку и натюрморт, которые по-прежнему висели на том же самом месте, и решил, что он не просто аристократ, а аристократ с задатками гения.