Предсмертные записки

 Предсмертные записки
 Сборник рассказов



 Пролог


 Мы уйдем без следа - ни имен, ни примет.
 Этот мир простоит еще тысячи лет.
 Нас и раньше тут не было - после не будет.
 Ни ущерба, ни пользы от этого нет.

 Омар Хайям.

Тихо падал снег. В комнате неярко горела старенькая настольная лампа, отбрасывая тусклые тени. На душе было спокойно. Спокойно как никогда. Он понимал: скоро эта не-выносимая усталость пройдет, все изменится, наступит легкость и расслабление, как у ка-ждого путника, окончившего свое путешествие. До конца его путешествия оставались ми-нуты. Голова была ясна. Было над чем задуматься.
 Не жаль… Совершенно не жаль. Жалеть – жалить. Не сожалей и не жалуйся ни о чем в жизни. Эту простую истину он понял еще совсем давно, хотя насколько давно? Каких-то шестьдесят или семьдесят лет назад. По сравнению с вечностью, куда он направлялся, это была сущая пустяковина. Семьдесят лет: из них и вспомнить то можно года на два жизни, не больше… Жизнь коротка. Возможно, это и к лучшему.
Не жаль… Совершенно не жаль. Мир справедлив по природе своей, зачем же тогда кого-то жалеть и жалить? Бессмысленно. Вот и подходит жизнь к своему логическому завершению… Что было в ней? Всего и не упомнишь, а вспомнить тоже нечего.
Проезжающий трамвай заставил вздрогнуть окутанное изморозью, ветхое окошко. Гулкое, звенящее соцветие звуков ворвалось в пустую, засыпающую комнату, на мгно-вения разбивая одинокую тишину. Часы мерно и непринужденно отбивали минуты. Время тянулось долго. Хотелось взять кого-нибудь за руку и рассказать все, что твори-лось на душе. Взять за руку уже давно было некого. Но так было не всегда.

 Художник

Четырехлапое существо бесшумно подобралось и лизнуло хозяина в щеку. Прикос-новение равномерно потрескивавшего от беспристанного мурлыканья пушистого комочка напомнило о теплой постели и детстве, когда мама поила на ночь топленым молоком и укутывала в свежее и по-волшебнлму теплое одеяло…
«Мама»,– задумался на мгновение Художник, повергая себя в сладкую дремоту вос-поминаний, но тут же встряхнулся, потеплее завернулся в дырявый, но пока еще теплый свитер и поднялся, желая попотчевать чем-нибудь любимую кошку.
В каморке было холодно. Это был не тот холод, о котором мы привыкли думать, вспоминая зиму и скорее сворачиваясь в калачик под ватным одеялом. Холод был здесь таким же обитателем, как Художник и его Кошка. Они даже почти подружились втроем и пытались мирно ладить, но, тем не менее, сожительство с таким соседом как холод давало о себе знать: Художник уже вторую неделю не мог избавиться от противного кашля, вре-мя от времени клокочущего у него в груди. Даже сироп, обмененный в аптеке на портрет его Кошки, никак не мог принести хоть какую-либо пользу.
В животе у Художника слегка урчало. Хотя урчание было для него таким же родным как урчание его Кошки в самые сладкие минуты ее рыбно-сметанного блаженства, оно мешало работать. К беспрестанному урчанию своего живота Художник привык уже так же, как привык и к холоду. Что есть, то есть. К тому же медики советуют выходить из-за стола с чувством легкого голода… Что ж Художник в нашем случае за этот стол практи-чески и не садился…
Бедность – не порок. В наше время такая отмазка крайне неактуальна. Хочешь есть – иди и заработай.
Нет-нет, наш художник никогда не был белоручкой. И совершенно не считал зазор-ным заниматься грязной работой, чтобы потом с превеликим удовольствием намазать свое любимое шоколадное масло на тоненький (так только для виду, чтобы бы был) кусочек хлеба. Просто в последнее время ему было стыдно терять время на это.
«Подумаешь, не умру за два то дня… Да и третий выдержу, пояс только потуже за-тяну. Какая тут работа, когда у меня картина сама собой пишется… Эх, подольше бы та-кого вдохновения. Тьфу ты ну! Совсем заработался, надо же пушистика покормить!»– время от времени, отрываясь от холста, восклицал Художник. Но что-то мы совсем забы-ли о наших героях. Чем они сейчас заняты в своей коморке?
- Ксс-ксс-ксс. Иди сюда моя, лови рыбешку.
- Мурррр, - протяжно выклянчивала кошка
- Нет, моя дорогая, этого достаточно. А то ты опять будешь чихать и переваливаться с бока на бок как в прошлый раз. К тому же это вредно для пищеварения. И даже не пытайся клянчить.
- Мууууррррр, - еще протяжней протянула Кошка. В ее голосе уже слышилось раз-очарование и последняя капля надежды…

(to be continued…)