Завтра может не наступить

Как можно обидеть, унизить, ударить, попытаться убить человека, с которым прожил десять лет, которому говорил, люблю. Матери твоего сына. Женщине, которую впервые назвал женой.
Кому верить если не близкому тебе человеку? Кому верить, как не тому, кто дал тебе надежду, подставил плечо, стал твоей опорой? Тот, ради которого можно бросить карьеру, научиться печь пироги, послать весь мир к черту. А оказывается не надо. Нужно верить только себе, любить только себя, жить ради себя самого и надеяться можно только на себя. Не нужны чистые рубашки, румяные пироги, хорошее настроение, тишина и покой, если ты устал и отдыхаешь. Не оценит твою улыбку, опрятный вид, и качественный секс. Не надо ничего. Черт, покажите мне женщину, у которой по ночам болит голова…
Да ладно не об этом сейчас.
Я всегда знала, что люди разводясь должны соблюдать мир и порядок. Я была уверена в том, что ссор из избы не выносят. Я считала, что не возможно ненавидеть, оскорблять, унижать человека, с которым ел один хлеб, делил одну постель, лил слезы, смеялся, жил и чувствовал. Я всегда не понимала, как люди из любящих становятся врагами.
Мой папа говорил, что, уходя, мужчина должен забрать зубную щетку и никогда не забывать о своей ответственности.
Захотел, стал жить, захотел, ушел. Как все просто, легко. А то, что там, где трава выжигается, долгие годы ничего не растет, никто и не думает.
Я помню как мне сообщили о смерти мужа. Это был вечер, март. Я привела ребенка из садика и занималась ужином. Раздался звонок, я открыла дверь. Пришел начальник штаба с женой Людмилой из нашего военного городка. Я не удивилась. Мы дружили семьями, и это было нормально придти на чай вот так просто без звонка.
Людмила, как жена офицера пошла за мужем, которому нужно было принести в семью горе, пошла, чтоб по бабье поддержать, пошла, чтоб весь огонь принять на себя. Приняла.
Сначала мы сидели, разговаривали, я хлопотала по кухни, собирала на стол. Рассказывала, что мне уже в штабе выдали путевки на море на троих на июль. Что уже весна и скоро лето, что, наконец, то отпуск и что моему мужу не мешало бы тоже отдохнуть. Что вот, через несколько дней, он уже вернется из командировки, и ты уже знаешь какой пирог испечешь, и что нужно забрать от портнихи костюм, который уже для него сшили. И я смеялась, что приходиться отправлять его к портнихе, потому что гражданку на такой размер не подберешь…этот костюм в гроб и положили…
И вот так за чаем, под домашний кекс, тихо и печально, мне сказали, что его нет. И Людмила, выгнав мужа, обняв меня за плечи, уговаривала, как маленького ребенка поплакать, просто зареветь, завыть, горевать. А потом как это бывало не раз в нашем городке, сошлись жены офицеров на одной кухне, кто-то тихо плакал, кто-то мыл посуду, кто-то просто был. И каждая была рада, что не она, и каждая знала, что может.
Почему я вспомнила об этом? Никогда кстати не с кем не обсуждала именно этот момент, именно этот вечер. Я не помню, потом что было, я до сих пор не могу восстановить в памяти тот год, самый первый без него. Но этот вечер, я наверное буду помнить всегда, я даже помню, кто в чем был одет, какого цвета туфли, какого цвета глаза…
Просто я вспомнила, как было потом. Ну потом, в следующей жизни уже без него. Когда каждый день ты делаешь открытия, каждый день, ты понимаешь, что на море ты не поедешь, что копить на новую машину уже не имеет смысла. Что работать по специальности, как прежде ты не можешь, потому что твоей зарплаты тебе всегда хватало только на шоколад, что все что планировалось, все чего хотелось, просто не будет, потому что это другая жизнь, жизнь без него. И надежды больше нет, и опоры нет, и вера где-то затерялась.
И я была каменная и сухая внутри. И оставалась такой несколько лет. Мне сказали, что он пропал без вести, и нужно, чтоб прошел срок, чтоб похоронить…или найти останки…и бросив сына и забыв о нем, я поехала за мужем, как ездила всегда в его последнюю командировку,… за ним. Я хранила где-то надежду, глубоко и боялась расплескать. Я обходила госпитали, я помогала хоронить мертвых. Я копала землю в надежде отыскать хоть косточку, хоть малую тень его. Местные жители называли меня святой, а наши командиры боялись, потому что мне нужно было смотреть в глаза…
Я опрашивала людей и искала свидетелей, я забыла о святости и вспомнила, о войне… и я уже не знала, зачем я здесь, зачем приехала, и что хотела, меня не было…
Я выбралась…я вернулась к сыну. Стала учиться жить. Без тех планов, без свершений, без работы и друзей. Потому что все кончилось, потому что все, что мы хотели вдвоем, одной мне оказалось не по силам…
Шесть долгих лет одиночества. Шесть лет тишины. И попрощаться невозможно, и отпустить не получается.
Пару лет назад я вышла из тени, я стала общаться с людьми, встречаться и жить. У сына моего появились друзья, в доме моем запахло пирогами, я посадила цветы, и они не завяли, я завела кошку, и она не сбежала, я попыталась влюбиться и начать жить и думала, что получиться…
Не получилось, потому что прошлое не отпускает. Потому что я знаю, как оно должно быть. Потому что я знаю, что жена – это завтрак, это чистые рубашки, хорошее настроение, это горячий ужин и мягкая постель. Это понимание и уважение, это забота и безоглядная вера… Потому что муж – это деньги и мясо. Это твой завтрашний день, это твоя жизнь, это ответственность и безмерная любовь, и меньше мне не надо и меньше я не хочу.
Потому что я знаю, что завтра может не наступить!
Я люблю слово да. Я люблю слово нет. Слово не знаю не понимаю и не признаю. Не люблю середину.
Если люди хотят быть вместе, то они вместе и других причин не ищут. Если они любят, то им плевать, что они закончили разные институты, что говорят на разных языках, что разные книги читают. Нельзя разложить по полочкам чувства, и определить степень их продвижения. Нельзя рассчитать, что будет через двадцать лет…
- Скажи мне, Мы будем вместе через десять лет?
- Не знаю, поживем-увидим…
- Нет, ты ответь, ты пойдешь за мной на край света?
- Да…
- И у нас все так же будет…
- Дорогой, завтра может не наступить
- Это не ответ!
- Глупый, это и есть ответ…

И зная такую истину для себя, я попыталась ценить каждую минуту, я попыталась дать только самое лучшее. Понимать. Вот, что все хотят. А я не могу понять предательства в любом виде. Предательство веры. Когда человек идет за тобой без оглядки, веря и зная тебя.
- Ты пойдешь за мной на край света?
- Да.
И пошла. Не оглядываясь, не жалея, а благословляя каждый день, каждую минуту. Строя планы на будущее, меняя не только стиль жизни, но и профессию. Зная, что у тебя есть тыл, и твой тыл это сила.
А тыл приходит с работы устало и говорит будничным голосом:
- Знаешь, я тут подумал, я наверно тебя не люблю

И ты улыбаешься в ответ глупой улыбкой непонимания. И тебе плохо так, что тебя выворачивает наизнанку, твои внутренности лезут из тебя, пытаясь застрять в горле и задушить. И закрывшись в туалете, сдерживаешь крик, чтоб не закричать, не заплакать… и вспоминая себя когда-то окаменевшую, хладнокровную, понимаешь что нужно взять себя в руки, потому что все живы, потому что не так все плохо. Ну, подумаешь, предали, это же не смерть…
С улыбкой помогаешь собрать вещи, желаешь удачи, закрываешь дверь, и твоих сил хватает только чтоб потерять сознание, чтоб тихо опуститься на пол, закрыть глаза, уснуть с мыслью, что это не со мной, что все сон.
- ты счастливая!
Мне так сказали.
- Ты так мало страдала от любви…

Я не знаю, что это было. Любовь или тоска. Одиночество надоело и желание жить победило здравый смысл. И на вопрос, ты пойдешь со мной, отвечаешь да… и идешь и где-то теряешься по дороге…

И опять жизнь до и после. И опять надо перестраивать планы. Потому что весна, потому что ты мечтала уже о море, об отпуске и солнце. Потому что, нужна новая работа, потому что нужна новая жизнь… И опять до и после…и будущее пугает неизвестностью, страшит своей непредсказуемостью, и кажется, что никогда не поднимешься, не преодолеешь. И ты, улыбаясь, делаешь новую прическу, на вопрос: «Как дела?» отвечаешь – прекрасно! Глядя на тебя, мужчины думают, что ты успешна и занята, а ты, цокая каблучками, бежишь на встречу этой жизни, бежишь и боишься, но бежишь… А вечерами и ночью особенно, жалеешь себя и душу твою ломает, а тело твое стонет…и кажется тебе, что горше этого ничего нет, что горе твое непомерно, а печаль твоя самая жалостливая.

Ко мне сегодня пришла молодая женщина. Не подруга и даже не приятельница. Дети ходят вместе на французский, общаются с друг другом. Хороший мальчик, нашли с сыном общий язык, живем рядом, детки в гости ходят. Мы друг другу с ней только здрасте сказали, а тут в дверях.
И сразу понятно, что случилась беда, и сразу понятно не просто так человек пришел. Как же надо быть одиноким в этой жизни, что в тяжелую минуту придешь к первому встречному, просто потому что сын сказал:
- Иди мама, у него мама хорошая и строгая…
Отпаивая ее чаем и вином, выслушала историю, простую на первый взгляд, но меня лично шокирующую.
Муж с женой, одиннадцать лет прожили, сына нажили, ну и другое какое имущество. Муж, как водится, загулял, любовницу обрюхатил. Жена узнала, тихо проплакав в подушку на развод подала, через мирового судью, алименты требовать не стала, на совесть, надеясь, на том и расстались.
Она живет, добра наживает. В поте лица пашет, сына воспитывает, в гору карьерную поднимается. И вот уже и машину нажила и другое, какое имущество, только вот на себя времени нет, на личную так сказать жисть.
Он живет, добра наживает, ребенка родил, но второй раз не женился. К сыну не приезжает, подарки на день рожденья и на новый год не привозит, алименты не платит, но вот когда ребенок за границу отдохнуть поехать захотел, вернее путевку получил за какую то там олимпиаду, то папа бумагу разрешительную подписать не захотел, а почему не объяснил. Мама неделю детскую истерику успокаивала, мягко пытаясь ребенку не объяснять, что папа сволочь.
Так и дальше все жили, были, но тут папа решил, что незачем его сыну свою квартиру, иметь, которую они с мамой в совместном проживании нажили. Но вот не задача, отсудить он ее не может, так как квартира мамой на сына записана, а она как опекун с ним живет.
И решил папа, маму со свету сжить. Как он ей в приватно - матерном разговоре объяснил в психушку ее упрятать и недееспособной признать, и квартиру таки забрать. На вопрос, что будет с его же сыном, впал в задумчивость и затруднение, так как видимо, этот аспект проблемы его не волновал. И стал он этот план осуществлять усиленно. И по телефону звонит и угрожает и еще всякую муть придумывает, Коперфильд нервно курит в углу.
А, сегодня видимо не выдержав, решили любовнички тяжелую артиллерию использовать.
Зная, что возит мама сына в парк Сокольники на французский, засаду там устроили. Подкараулила любовница, жену скромную и воспитанную в кулачных боях не участвовавшую, и двинула ее головой об асфальт. А потом ножками добила. На помогите люди добрые никто не откликнулся из людей добрых. Там и муж подоспел, за ручки подержал, чтоб не вырвалась, и все это среди бела дня, на детской площадке, при большом скоплении народа. Папа милицию сам вызвал, объявив им, что поймал похитительницу его нового наворожденого ребенка и увезли всех в милицию для разбора полета. А на просьбу жены-тихой, свидетелей хоть телефон оставить, никого не оказалось желающих.
Ну, честно в милиции показания дав, заявление, написав об избиении, побои, сняв и зафиксировав, была отпущена домой, с предупреждением о возбуждении уголовного дела по факту похищение. А когда она им попыталась объяснить, что это муж бывший, а к коляске она даже не подошла и вообще ее не видела, говорят, докажите, а потом претензии предъявляйте.
И вот человек в таком состоянии, с шишкой и ссадиной, с синяками и кровоподтеками пришел ко мне в дом, потому что идти не куда, а жить хочется. Плакать тоже надо у кого-то на плече.
У меня обостренное чувство справедливости. Я так не умею. Гнев был праведен и широк. Позвонив знакомому адвокату, обрисовав в двух словах обстановку, получив краткое: «Я займусь», начинаю действовать.
Вызываю скорую по факту обморока посторонней тетки в моем доме, с подозрением сотрясения мозга ее увозят в СКлиф. Детей обоих спать, положив, начинаю обзванивать старых друзей офицеров на предмет, набить по тихому козлу морду, а пусть знает. А то придумал себе, что она тетка одинокая и никто за нее не заступиться. Тут то он и просчитался, меня на него не хватало.
Адвокат по быстренькому в СКлиф смотался, заявление подписал, зафиксировал и в прокуратуру отвез, дело закружилось и завертелось. Пусть теперь этот урод защищается.

А я села и подумала. Какое счастье то, что я такое в жизни не прошла. Я стоны и плачи с заламыванием рук устраиваю, а радоваться надо. Все-таки везло мне в жизни на хороших людей, друзей, мужчин, хотя последних был мизер и тот бросил неделю назад. Конечно, он бы так не поступил, но она же тоже так думала, когда замуж выходила, когда ребенка рожала, когда жизнь свою доверила.
И что получается? Кому доверять? Только себе? Любить, только себя? Жить ради кого на этом свете?
… «Москвичей испортил квартирный вопрос…»
Но, Боже ты мой! Не до такой же степени. Не с такими же потерями. Не с таким же горем и печалью в душе и шишками на лбу. Жизнь в обмен на квадратный метр. В объемен на детские слезы и ненависть…

И вот так оглянешься, посмотришь, у каждого своя, правда, своя история. Своя жизнь. И ничем ты не несчастнее, а даже счастливее многих. Ты знаешь, как это бывает, ты знаешь, что такое любовь в семье и полное доверие и на меньшее не согласна, и планка высока… И все такая суета…


Завтра может не наступить