Петрович, ты дома?

«Петрович, ты дома?»
Я протиснулся в узкий проем слегка приоткрытой двери, что когда то была обита дермантином. Это угадывалось по еще сохранившимися черными углочками обивки вверху двери. Дверь была неухожена как впрочем и все остальное что было связанно с Петровичем.
«Петрович так ты есть или.....»
«Нету меня»:издался хрипловатый и уставший голос «отсутствующего» Петровича. Ах этот Петрович! Он вообще то так давно «отсутсвует» в этой жизни, что и не знает когда день а когда все остальное. Пьянствует он. И не помнит уж когда это у него все началось. Вообще то для запойного марафона верно это рекорд по выживаемости. Хотя какие тут рекорды по несчастью! Горе это общее, наше русское. И ведь Петрович этот классический тому пример. Можно сказать просто анекдотическое вооплощение этой классики. Пьет он явно «от ума» или точнее всего начал пить от, а дальше сами знаете. Покаааатилось..... Страшно ведь даже представит какой умницей кадр этот когда то был, если он все еще соображает и может страшенные цыфры вычислять. Я собственно говоря из за этого с ним и познакомился. Мне один клиент из нашего казино, где я бухалтером работаю, Петровича адрессок подсказал. Клиента этого я с давних пор, еще сотрудником института, знавал. Я ведь тоже не всю жизнь бухалтером был. Когда то даже в научно-исследовательском от нациоанальной академии работал. Занимался в группе очкариков созданием супер компа. Нашего компа. Советского. Много воды с тех пор утекло и вспоминать я этот период не очень то и люблю. Меня эти воспоминания слабым делают. Точно говорю! И не то что бы образно для словца, а в самом прямом смысле. Коленки мои слабеют, начинает что то внутри дрожать и это все передается вниз и тогда эти же коленки начинают мелкой дрожью приплясывать. Я думаю, что от обиды все это. И обида эта такая огромная, что господи прости, ну просто нет сил простить. На судьбу что ли свалить? Да неважно на что, лишьбы чем себя обмануть и чувство это притупить. А ведь и не получается это у менея. Не получается и все тут! Ведь все можно по второй. И с женой. И даже детей заново наплодить, но если во что то дущу вложил, да так что безогляду, не думая ни на минутку о другом. Наоборот даже! Думалось, что мало её души: «Вот бы еще чуть больше заиметь!» И тогда еще вложить и вроде как избытком таланта точно круче в небо, в мир в котором мы все тогда жили. А какие там люди были!.... Странно , но как о чем то нереальном думается, как будто в другой жизни было или даже не совсем и со мной произошло. Вот так на растоянии все вспоминается, как о комто увиденном где то в фильме...Если бы не обида. Она как зверь раненный, на всегда обозленный, затаившийся в самом запрятанном уголке....даже незнаю чего. Да я и сам уже другой. Не тот совсем уж. Что у меня с этим зверем общего? Зачем мне эта обида? Я её и не приглашал совсем и места ей в себе не выделял. Она сама как то не заметно просочилась. А ведь не должна была! Закаленный я. Жизнь меня так здорово лицом об асфальт…. Как впрочем наверное и всю страну. Резко и долго волочило нас по этому асфальту. Да так долго, что когда это прекратилось, нам сразу полегчало, даже несмотря на то, что большинство из нас так и осталось жить с лицом опущенным вниз. В сторону полотна дороги. Все в жизни относительно…И недостатки тоже. Не недостатки, а не достаточность в чем то. Нехватка. Да хватит все об слабостях! Жизнь новая требует жёсткости. И главное сейчас это то, что она требует, а не то что у нас в избытке есть . Будем вот и выдавать только требуемое. Просто ведь? А как долго пришлось мычать и страдать, чтобы понять новые правила. Я собствено говоря поэтому и тут. Мой бывший сотрудник, и теперешний клиент, под пьянную откровенность, как то мне рассказал о неком Петровиче, что жизнь его банковскую сильно облегчил. Да так, что он пару сотрудников смог в мертвые души перевести , а результаты отчетов от этого только краше и точнее стали. Он занимается нынче стратегией ипотечного рынка в каком то крупном банке. Все у него на статистике крутится. «Нейрональная статистическая модель» называется. Американский подарочек с огромными заумностями за которыми и очертаний дела уже не увидишь. Так он и погряз в этих цифрах. Столбцы значит цыфыр, групп, а что к чему никак не понималось и не клеилось в какой никакой дельный советик для директоров банка. Как он сам к Петровичу попал, не знаю, но жизнь его от регулярных визитов к нему улучшилась на столько, что он теперь просто прописался в нашем заведении. Мне вообще то и без этого Петровича вполне справлялось с тем, что от меня дирекция требовала. Только в какой то момент хозяева казино решили привлечь большое американское имя в соучередители. Верно для рекламы и большего весса против жадных глаз из окружаещего российскоого делового мира. Вот так и стал сохозяином известный голивудский мордобоец в нашем исконно московском казино. Видели мы его всего то раз два, но его кантора начала ныть по поводу непонимаемости наших отчетов и все обвиняла нас в утаивании прибыли. Глупости все это конечно. Все знали что платилось ему больше чем проводилось, но мордоворот утверждал, что тамошней налоговой мол это нужно и поэтому должны мы инные по структуре отчеты им отсылать. Я быстренько познакомился с пакетом, который они мне плюхнули на стол, и пришел от него в относительно противное состояние ожидаемости многих тупо потерянных вечеров, на то что так далеко от реальностей нашей русской бухалтерской рутины. И тут вспомнился тот самый Петрович. Ну думаю много от него не ожидать, здесь ведь не только с голыми цифрами и расчетами, а текст и еще правила… И так не хотелось за зря с этим тяжелым пакетом по Москве плестись! Тип то наверное читать давно уж разучился. Хотя плата по словам знакомого всегда была одной и тожей и равнялась литру водки без претензии по поводу производителя последней. Вот так я и собрался в следущий полдень и с пакетом под рукой и поплелся в рабочее время, по рабочему вопросу к неработаешему алкашу. Терять мне было нечего , так как я ухитрился провести этот визит как платную консультацию в каком то, из газеты увиденном, бюро. Так что все было по нашим российским правилам и без ущерба для всех заинтересованных сторон. Благо жил к тому же Петрович в центре Москвы. В старом пятиэтажном здании со двориком в центре и с голубями. Я еще в первый мой визит заметил, что голуби там особенные были. Белые все. Как на подбор. Совсем не наши обычные серо-голубые, городские с площади. Ну думаю какой нибудь хобиист птичник-извращенец обитает тут. Знаю я нескольких таких, что голодуют, детям своим не дают, а птичек этих .... Вот просто злоба берет! Но времена новые, значит и можно то на, что хватает. А деньги эти его и пусть он , этот хобиист и сам за них мучается, что он наверняка и делает. А значит дело мое тут последнее: молчать. Так добрался я до третьего этажа. На нужной мне двери
как часто это бывает ни звонка, ни таблички. Только полуоткрытый проем двери в этакий комунальный коридор.
Что бы вас не путать с прошлыми и настоящим периодом моего общения с Петровичем, скажу: После первого же моего визита, я зачастил к нему и это случается сейчас по крайней мере раз в две недели. Зачем? Есть зачем. Качество и объем работы стал большим выполняться. Хотя на работе моей следует не больше и не меньше делать, поэтому я еще работенки из других заведений прихватил. Совсем и не маленький объемец. И ведь справляюсь! Не подумайте, что я все Петровичем решаю. Нет. Все иначе. Мне Петрович раз что подскажет и оно дальше само начинает катиться. Просто кружатся в таком танце ясности дела которыми занимаешься. Я иногда начинаю думать, что мне наверное сам Петрович нужен а
не приработок, но это мало вероятно… Он алкаш, какой бы умный и небыл. Несчастное проявление судьбы. Описывать его даже не стоит! Пустая трата времени. Просто классика нашей повседневности. Немытый и нестиранный. Почти что беззубый, лицом припухший и весь какой то водянистый. Хомяк такой болезненный с тощими бледносинющними конечностями и в носках поверх штанин. Чего правда тут нету так -это привычной не мытой алкашной вони. Нет и все тут! Вроде как бы и нечёсан и не мыт... А вони нет. И руки типично прозрачные и худощавые с нестриженными ногтями, а траурной каймы под ними тоже нет. Петрович не вызывает отталкивающего чувства заразной грязности. Даже наверное наооборот. На его голой кухне, сидя на старом табурете, оппершись голым локтем об маленький столик покрытый газетой, он упирается своими синними глазами в ваши, ожидая вопроса. Он вообще большей частью ввремени молчит. От него можно получить ответ, но никогда вопроса или коментария. Такой вот сам в себе дядька....Хотя какой он дядька! Они же, алкаши,как сложное уравнение. Надо вычитывать и вносить поправки, чтобы приблизительно найти их возраст. Так и с ним. Нет... с ним как раз то так и не получается. Сложно определить с кем говоришь. Со старшим или моложе по возрасту. И не стараюсь я это уж делать. Что тут? Алкаш он. Вот и все. Конец один будет.
Я сегодня к нему с задачей приполз. С каверзной задачей. Наш мордоворот- рейнджер сильно разчустовался моими «экселентными» прогнозами по прибыли и прислал пару финансовых головоломок. Так вроде как экстра работенку и пообещал прилично заплатить, если решение к обоим задачам будет единное.
В темном коридоре очертился еще более темный контур сгорбившегося Петровича, молча шаркаюшего в сторону кухни. По безмолвной традиции, я следовал за ним. Сев за общарпанный его столик, я выложил листы с цифрами и разложил их ровно по половинкам стола. На каждой по задаче.
«Тут Птерович две задачи, а решение ожидается одно. Задачи как видишь совершенно разные...А решение должно быть одно. Странное вот такое задание. Я тут даже из моего прошлого занятия наукой постарался что найти, но даже не знаю с чего и начинать.»
Петрович на мгновение отвел взгляд с моей переносицы на листы бумаги и почти не задерживаясь вернулся обратно.
«Хто дал?»
Ха! Впервые за все нашего знакомство вопрос ! И не про цифры.
«Да американ совладелец.»
Глаза Петровича наполнились влагой. Не то чтобы слезы, а вроде как заблестели. Бывает это у них у алкоголиков. Я заметил, в особенности если о водке или винце речь идет или мимоходом оно это зелье где увидится, наступает такое с ними. Он поднялся. Медленно и болезненно потащил свои ноги в сторону окна.
Был обычный Московский весенний полдень. И Петрович в большой для него майке с бретельками, в холодной кухне, на фоне синнего неба, виделся таким тощим и легким, что мне на мгновение показалось, что он кряхтит не от груза своего ничтожного весса, а от боли что сидит в нем вообще. Той что сидит везде, в каждой его пропитой и больной клеточке. На подоконик с наружной стороны окна на встречу Петровичу слетелось несколько голубей. Все они дружно смотрели на больного Петровича. Они не копошились как обычно делают голуби, а просто замерли и тихо смотрели в его сторону, обратив кто свой правый, а кто левый глаз. Петрович довольно крякнул и вернулся к столу. Стоя на до мною, завис он этаким жердем над моей головой. Было видно, что его гложет желание сказать что то, но он нескрывая противился этому, разглядывая выцветший линоилиум под своими ногами. Наконец он подняд глаза и вперся по своему обычаю в мои и отрывочно и быстро выбросил:
«Он зверь и ему нужны цыфры.»
«Ну Петрович расмешил! Он не просто зверюга, он реинджер. Мордоворот. Звезда он в этом. Он то, что сегодня покупается и просится зрителем. Время Петрович такое. А цыфры они нужны всем, без них поток денег, сам понимаешь, может не так потечь. Так что слабо? Не тянет мощи твоей на задачку то? Жаль. Хотя я так и ожидал. Тут ведь...»
Петрович безцеремонно меня перебил на полуслове:
«Товарищ бухгалтер. Вы хотите чтобы я соединил такое различное правое и левое.Я задачу понял. Чего вы не поняли - это то, что от вас спрашивают цыфры описывающие отсутствие. То отсутсвие, что прочертило все формы в материи заполняющей окружающее.»
Нда подумалось мне, у Петровича видно начало лебединной песни. Вроде прорывает на чуть большее перед окончательным концом. Вот и понесло его таким обилием слов.
Петрович еще более склонился надо мно и его взгляд начал приобретать какую то неприятную остроту.
«Вы товарищ бухалтер не поняли, что я тут о звере, а не о лебедях?»
Меня начало пробирать страхом от опасностей начинающейся у Петровича белой горячки. Я уже не сомневался в последующем направлении его рассуждений и только одного мне хотелось- дернуть из зо всех сил в напралении темного коридора. Подальше от Петровича. На улицу. На улицу. Затеряться там среди прохожих и суметь дальше жить своею серой, но такой вдруг милой жизнью.
«Петрович вы правы. И про лебедей окоянных вы тоже в точку попали...только мне пора. А бумаги эти я вам оставлю. И бутылочку тоже. Моментик сейчас достану из....»
«Не дергайся.» Властно сказал Петрович. «Видишь голубей и там еще во дворе их море. Все это друзья и знакомые мои прежние.»
От этих слов мне стало совсем не по себе и в голову начали лезть жутки картинки того, как я должен вмазать бутылкой по голове алкашу Петровичу.
«Даже не думай об этом» процедил сквозь стиснутые зубы Петрович. «У тебя нету шанса бухалтер. Впрочем кроме как неприятных воспоминаний это тебе ничего и не даст. Я же бесмертен. Меня уже столько раз казнили, начиная с креста и кончая Соловками....ничего у них не получается. Бог Я.»
Меня порализовало окончательно от картинки беспредела белочки у Петровича. Я вообще то никогда и не видел больных с такими бредовыми психозами. Жуть! Страх!
Собрав последние запасы моей логики, я безнадежно попробывал подыграть Петровичу, в надежде притушить его раздражение. «Петрович –ты конечно гений в цифрах и дар у тя божетсвенный, но если не хочешь так и не надо. Давай вместе опрокинем по двести грам?»
Петрович сделал вид, что даже и не услышал моих слов и продолжал меня сверлить глазами. В какой то момент его взгляд так меня достал. что я уже про себя решил не дергаться и подумалось: « Ах будь что будет! Может быть перебесится и успокоится.»
Глаза Петровича потеплели и он прошептал: «Небойся. Один раз умирать. Тебе.
Счастливчик.»
Я осмелел от безнадежности, и с наигранной беспечностью и вызовом спросил: «А что Петрович сложно боговать то?»
Тяжело садясь и пристраивая свой тощий зад на табурете, он не отводя глаз ответил: «Не. Что тут тяжелого то за вас всех мучатся? Как думаешь?»
«Ах Петрович брось! Все Вы так, я имею ввиду пьющие, говорите. Я вот тоже ведь не в раю живу и не запил же!»
«А ты малый все петушишься еще.....не дошло до тебя. Кто у тебя хозяином то стал?»
«Ты что опять про зверя? Ну кончай Петрович! А то точно загремишь в психиатричку. Ты не думай. Не то, что я на тебе накапаю или позвоню, но соседи рано или поздно услышат или заметят.»
«А ты бухгалтер вот уж полгода ко мне частишь. Когда ж ты тут соседей примечал? Они все давно умерли. От старости. А кто от печали еще присталинской.»
«Ты чтож Петрович один на всю эту комуналовку! Так ты знаешь сколько это сейчас стоит?! Ты же милионер Петрович! Смотри еще кто пристукнет. Сейчас такое модно.»
«Ты о обо мне не заботься! Дважды даже Боги не мрут. Неверующий ты бухалтер. Бог Я. Тот про которого в книге написано. Помнишь еще Библией называлась. А голуби эти -это ангелы, что даже в этом жутком мире меня одного не хотят оставлять. Милые мои голуби.»
«Петрович я тебе так скажу. Жизнь нынче сложная и я себе такое правило завел: Если тебе финансы позволяют быть Богом так будь им. Мне какое дело...Сам же вскоре на мели окажешься. Хотя честно говоря, не прими в обиду, но куда еще дальше чем алкоголиком.....»
« Ах вот ты как!? Вот если Бог тут президентом или хозяином твоего казино заделался бы, ты бы как на него посмотрел бы? Вот вот. Уважать значит уважал бы а верить? Ну кто же в такое зажратое верит?!»
«Ну ты перегнул Петрович! В алкаша то за чем нам верить? Что в нем то доверительного? Что мне или нам у вас алкоголиков просить?»
«А просить мил человек от нас ничего не надо.» Угрюмо ответил Петрович.
«У нас прощения надо просить. За вами погубленную. За то что мы смиренно участь нам выделенную приняли. И я тоже с ними её принял и несу. Несу ее так долго, как никто из вас смертных.»
«Ну Петрович ты это старую песню завел. Знакомую. Мы значит в вашем запойном несчастии виноваты. С больной значит на здоровую.»
Петрович изобразил подобие улыбки и медленно, чеканя каждое слово ответил:
«Так оно сказано Им и так оно должно иметь место. Именно так! С больной на здоровую. Милосердие это, когда ты боль чужую на себя берешь.»
«Ах Петрович! Все это сказки из прошлой религии и комуняковской морали. Реалии сейчас другие. Каждый за себя.»
«Ты бухалер пострашнее алкашей задетый. Тебя так жизнь стукнула, что ты уже не оправился. В одну свою правду поверил.»
«Ну да! Если ты Бог Петрович, значит это что ты и есть эта одна правда. Ты не думай, я в МГУ философию проходил. Правда с начинкой из научного комунизма, но все равно!»
«Я правда. Ну... хм...» Петровичу заёрзал на табурете. «Ты вроде бухалтер прав, но ты забываешь, что я в отличии от твоего научного коммунизма в нищей алкашевской судьбе себя мучаю, чтобы правды народной не потерять, а не в партийно-алигархной малине хрюкаю. Я та правда что ни подкого не легла. Я слово что заполненно правдой боли и состраданием. Я правда самого нищего и самого больного человека. Я правда той клетки, что только что слилась из двух половинок бедной правды.»
« Фу Петрович! Ты мои страхи то чуток развеял. Связно слишком для горячки поешь. И что тебя раньше то так не прорывало? Такой алкашно-деловой пребывал.»
«Фраер ты бухалтер. Такие как ты на Соловках быстро рвались на клочья. Мозга твоя так окостенела недоверием, что тебе потребуется еще одна жизнь, чтоб в меня поверить. Так и не принял ты решения в чью сторону жить. Сам значит по себе. Индивидуал! Нынче правда только индивидуалки есть, но разницы между вами нет. А в лагере с такой заумностью ты бы и до нар не дошел бы. Серединочка ты и серединочку твою бы быстро вскрыли. Да так, что бы ты успел её увидеть.»
«Ах Петрович кончай ты все это про лагерь! Ты не такой и старый как кажешься.
Из книг верно начитался и то давным давно.»
«А мне всегда 33 бухалтер. Ну да ладно. Слушай. Хозяин ваш амерканский кидает тебя. Он падла знает что просит. Ну вспомни из своего прошлого. Цифры ведь есть которые сами в себе ряд имеют. И ведь ряд этот строится бесконечно. Каждая цифра из этих рядов говорит о ряде самом все. Одна только цыфра, а не взаимодействие с несколькими. Это цифры срединного построения. Они не относятся к известным группам или к известным типам цифрообразования. Они же эти цифры могут объеденять любые разные по происхождению ряды. Если быть точнее они и есть происхождение всех груп и рядов. Их можно узреть в высоких фрактальных срезах во всех бесконечно плотных рядах. Зная правила их построения можно описать положение граней ваакума в заполненном пространстве.»
На какое то мгновение мне показалось что у Петровича сквозь бурю яда разъедающего его мозг, проскочила искорка в нужном рабочем направлении. Все же математические ряды, фрактал там какой то. Знакомые когда то для меня слова. Но если я правильно помню- это все из математики высших уровней. Той что как болезнь съедала, сжигала молодых людей. Лучших из лучщих. Тех кто кончал свою молодую жизнь в психушке. Немногие были одаренны природой таким количеством таланта и еше страшнее было наблюдать их неизбежное превращение в отшельников, годами работающих в своих квартирках, совершающих ежедневные прогулки в полном обдиночестве, не на минуту не переставая двигать в своем воображении неимоверными рядами всего того что большинству из нас уже было и не понять. Единственной цель их жизни становилось выудить возможность обратить ими увиденное в форму для нас остальных еще понятную.
Вполне вероятно что Петрович в прошлом был одим из этих, но вместо психушки загремел он в другую сторону. А что очень даже вписывается в профиль!
«Петрович, а ты по проще можешь? Понял я только то, что ты о построении ряда говоришь, который вроде другим принцыпам цифрообразования следует. Так это же ведь интересно. Попробуй решить.»
«Поробуй?!» Дубина ты.
«Петрович я попрощу тебя без!»
«Так как же без если ты фраэрок не поннимаешь. Ты Пиковую Даму читал....Ты все эту мазню про Грааль читал....Ты про Давинчи Код слышал...?! Так все это из той же песни. Как думаешь бухалтер зачем столько жизней и крови вокруг этого?»
Ну Петрович мож ты и прав… Если дело это так сильно сложное, мы тогда и сумму крутую можем запросить. Вроде вот вам часть решения в даказательство, а остальное после неприлично жирной суммы. Поделим все честно.»
«Бухалтер ты Богу перестал верить! А может незнал и не хочешь знать ты его... Хотя бы сейчас моментом воспользовался бы что ли! Иначе такое не нёс. Слов мерзких на тебя не хватает. Ты наверное думаешь, что и вторая мировая началась из за....» Петрович замолчал пытаясь вспомнить из за чего же она началась. Безнадежно махнув рукой, он продолжил: «Началась она все из за этих же цифр. Этот маляр немецкий о них узнал , еще подростком, и всю последующую стремился найти. Вся война была для того чтобы добраться до тех кто мог бы что об этом знать. Война ведь не только сдесь была, она во всем мире шла. Не было места где его ищейки не выискивали людей имеющих отношения к этим цифрам. И знаешь кого они рубили и похищали? Кто не попадал сразу в газовые камеры, будучие отсеянным коммисией нужности третьему рейху? Всё знакомые мои, друзья мои, сотоварищи, народ мой что все еще знает как в мире с этим рядом чисел жить. За это он всех их и… Вот и сидят они теперь тут голубками у меня во дворе. Не просто мне на себе такой крест нести...Знать что они все прошли через .... и это только потому что знали меня.»
«Петрович так ты еврей! Как фамилия то твоя?» Это было единственное что у меня пришло на ум, понимая что вероятнее всего в его возможном еврействе и сидит этот поток самомнения смешанного на всяком там кабализме. Начитался когда то бедняга Петрович по молодости или равины бородатые тогда так ему мозги сдвинули , что это все еще прорывается в моменты его болезненности.
«Я Христофор Петрович Назарет.»
«Ну это ты логично все придумал и расставил, только вот Петрович явно не вписывается в рамочку.»
«Петровичем я в честь и в память любимого моего друга и ученика Петра. Тебе откуда знать то! Святой был такой.»
«ААААА….» вяло и без энтузиазма протянул я. «Может вернемся к цифрам? Может все же намеком Петрович. ааааа... На тяньгу американа расскрутим.» Петрович вдруг залился хриплым и очень болезнненым смехом.
«Ты бухалтер и не представляешь. АААААА?????»кривляясь в мое подобие повторил он «что это он тебя может на вечно заставить на него крутиться? И вообще вроде волчком, хе! Как в том анекдоте: у него вентилятором будешь работать!» Ха ха ах продолжил он хрипло нето смеясь не то кашляя но явно оставаясь довольным своей шуткой.
«Петрович ну не дави этиими старыми анекдотами про новых русских, я ведь дорогой Петрович анекдотов этих и новых русских и не люблю вообще.» Как можно смиреенее и ласкове, с явно подхалимскими интонациями обратился я к Петровичу, желая затронуть его, через общенародную русскую ненависть к богатым соотечественникам.
«А за что уродцев этих не любить?» возмутился Петрович. «За что?!»
«Они что же хуже тех, кто тебя пинком из науки погнал, не посмотрев на то, что вы там коллективно души свои ей продали? Вроде как бы живыми мертвецами вас на улицу выбросили, лишив единственного что у вас было! И кто это так с вами сделал? Новые русские?! Так их тогда и не было. А может меня по сылкам и каторгам они посылали? Так тоже как бы это старые немецкие руские были. А с Колыми на Соловки тож вроде мои же евреи обезумевшие вместе с этими ренегатами кавказскими. Что новые то? Новые -это ты родицем. Они как ты однобокие, одноглазые и Бога перед собой в упор не признающие. А знаешь почему?»
«Почему Петрович?» вяло подпел ему я.
«Потому что не нужен он вам. Вам кажется что вы без него сумели там на улице выжить, вот и теперь дальше без него строите свою улицу. Человек , бухалтер, таков: Все что ему кажется не нужным он в себе уже не носит. Вот ты наукой жил. Всем она тебе была. А теперь? Где все это? Нетуууууу! Ты ведь за все это даже и возненавидил её. Вспоминать не желаешь.»
Петрович знал подлец за что цеплять. Зверь во мне открыл глаза,пощевелился и пополз наружу.
«Ты постой Петрович. Значит то что я всю свою молодость и свободное время жертововал...горел желанием...желанием сделать и достичь чего то, что улучшило бы жизнь простого человека...и потом оказалось, что все это для сгнивающего СССР оказалось. Для страны которая уже давно сдохла, но только нам никто об этом вовремя сказать не соизволил и мы как сердце в теле клинически умершего все еше на все 120% пахали....Ты хочешь, что бы я все с этим связанное по какой то причине любил?! За ложь такого уровня? За время когда я честно пахал, а другие
срочно запасные лестницы себе строили на этаж завтра? За всех этих Гиви и Хачиков, что меня каждый день на каждом торговом уголке сегодня имеют? За их...»
«Пасть закрой и не юродствуй.» Тихо приказал Петрович.
«Ты на такое право не имеешь, даже если и царапнуло тебя.»
«А кто имеет Петрович?»
«Мои друзья имели.»
«Голуби это твои?» с издевкой спросил я.
«Голубям все уже равно. Они милостью живут и её же тут и представляют. Право имели те кем они были до этого. Тогда когда их сопогами оледенелыми били. Когда собаки их на ходу жрали, за ту же науку и за тот же народ о котором ты тут ноешь. Ты бухалтер не среди тех 30 миллионов кеми выстлана эта земля. Знал бы таких,то от чувств, сейчас же пошел и лёг бы рядом. Лёг бы на мерзлую землю и за счастье посчитал бы навечно там с ними остаться. Поверишь? Я там один был что Бога не с почтением вспоминал и у Тройственности всё клянчил. Остальные сами ею были. И я тебе скажу: имели на это полное право! Я ведь не случайно тут у вас алкашую, как ты выражаешься. Мало мест на земле где земля такая богатая. Не золотом и нефтью. Человеком что зарыт в ней. Убивают везде и не мало, но только тут землица высшего, немыслимого содержания одаренной и совестливой человечности.» Повернувшись в сторону своих голубей, замерших как в камне, он со звуками извенения продолжил: «Уходишь в том месте где оно должно родится. Столько славного и разного по происхождению ушло за эти триста лет в российскую землю....Вот мы и с голубями ждем их возврата. Он, этот день наступает...Он и наступит, если только зверь своего желания тут не прочертит.»
«Впечатлен Петрович всем тобою скзанным! Хорошо говоришь, однако чего ему зверюге тогда не чертануть-то если он это может?»
«В том то и дело бухалтер, что он сам эти цифры не знает. Он их признаёт в людях, в которых они от Бога наличествуют. В каждом по цыферьке. И если они им сводятся в игру, что современным мировым экономическим законом развития называется, то выстраиваются тогда эти линии судеб из людей-цыферек сами по себе, отгораживая целые земли от Нас. Понял ты? Людьми он может играть, их судьбами. Зверем в них меньшим рождаться может. Отводит их от истинны Слова и дает им за это что на пропитание.»
«Ну Петрович, что тут плохого? Или ты или он? Мне побольшому счету до лампочки кто будет хозяином. Ну какая разница кто мне на хлеб даст?» Петрович помрачнел. Собравшись мыслями медленно начал:
«Бухалтер. Если ты наш российский хлеб ешъ и жалуешься, значит это только что ты за бугром его не пробовал. Шикарного и пушистого. Красивого и завёрнутого. Дорогого и рекламируемого. Слюна еще не потекла ? И правильно что не потекла. Г ”- поперхнувшись на первом звуке, он явно не посмел произнести этого слова по отношению к слову ХЛЕБ. “Словом не то это на самом деле. Ни вкуса, ни запаха, ни сытности. Что мочалку сожрать. И все там так. Иллюзия это. За чертой этой -все иллюзия! И проблем там с нею с этой иллюзией нет. Знаешь почему? Потому что слепцы они. Разница им не ведома. Мы русские, еще знаем и помним, что свет не только позволяет видеть, он с пьяну и со сна- может резать. Режет больно. Свет он как правда. Он и есть правда. Он тут не пушистый и не разбитый на красивые цвета.
Тут он пока что просто светит. Ты ведь жизнью свою не доволен бухалтер?! Ты жрешь её по графику и по получке. Жрешь медленно пережевывая каждую копеечку, что заработал. Ту что по новым правилам получил. Только помнишь ли ты что было еще время, когда ты ел и наслаждался? Ты не питался, ты ел. Сполна и был сыт тем что было. Ты сам определял чем ты был голоден. И пища твоя была благородной для души и тела. Кто ты сейчас? Мертвяк с кусочком смертельно раненной души, которой ты не хочешь признать и называешь её зверем.»
Спор наш с Петровичем приобрел философский характер и зная что философию на хлеб не намазать и на бумажке черточками её не проложить, я вроде как для закругления разговора и для вежливости протянул: «Знааач Пееетрович решеньица ты или не знаешь или не хочешь показать....и мне вообще то пора.»
Петрович злобно посмотрел в мою сторону. Сплюнул. Встал рывком и подошел к окну. Движением указательного пальца подозвал меня и им же начал чертить на стекле заумное какое то пересечение линий в окружности. На прозрачном, голубом от небесного фона стекле, его палец оставлял видимый след при начертании некой геометрической фигуры. «Понял?»
«Нет» сказал я.
«Это плоскостное проявление тридеменциональной формы. Тут только по одной паре что задают грань. Увидел что получается?»
«Вроде да.»
«Вот теперь сдвинь всю фигуру ровно настолько, что бы она образовала бы единственно возможную ассиметрию. Это и есть начало асимметричной симметрии. Это и есть граница зарождения живого. Не ужели никогда не видел энеграммы?»
«Нет.»
« Ндааа, нынешнее образование!»
«Тут возможно вращение каждой грани в этой фигуре, но только вместе со всеми другими. Фигура в целом тогда закрутится в спираль жизни. Разбросай по граням значения исходных цифр и ты получишь любое возможное множество в стройном ряду.Понял?»
«В общем то да. Только что ....»
«Ничего. С ним ничего. Себе дороже будет.»

Так и не с чем, оставив на столе бутыль, молча шел я домой. Я знал, что сюда вряд ли я еще когда вернусь. Оно мне стало не нужным. Я мог и без Петровича дальше себе жить. А слова его были настолько знакомы из различных газет и журналов, что за это не стоило и тратиться на водку. Выходя на людную улицу, я повернулся, что бы еще раз увидеть этот кусок Москвы. Над пятиэтажками, за большой стаей белых голубей, в небе тонкими линиями облаков была начерчена сложная фигура, которую я только что видел на стекле кухонного окна. Только теперь виделась она объемной!




Копирайт Алекс Большой,
ezidi2@yahoo.com