Дитя Господне

- Опомнись…
Рыдает сумрачное небо. Кровавый дождь умывает землю.
Тяжелый, свинцовый небосвод, то тут то там вспарывают, потрошат молнии. Ослепляя светом, порабощая грохотом, они неумолимы и вездесущи. Они везде и во всем. И нет от них пощады…
Мгла окутывает землю. И во тьме растворяется грохот, исчезает порывистый дождь.
Рождается тишина.
Странная, абсолютная и неживая. Мёртвая тишина, пустынного города.
Неожиданный свет, сначала как искра, как надежда, вкрадчиво, осторожно, всё, нарастая и нарастая, касается ЕГО сердца. Рождённый в его покорёженной душе, он не уходит. Он горит в нём. Не обвиняя и не обличая, не требуя ничего. Свет греет его сердце, заставляя оттаивать душу.
И вместе с теплом даруя и боль, и гнев, и страдание…
Но ОН не слышит его…
ОН обижен, и ОН разозлён. Гнев ЕГО граничит с безумием. ОН ищет спасение во тьме. Ибо нет больше силы, лицезреть, этот свет.
Но Свет не отступает. Он настойчив, и одновременно бесхитростен, прост, доступен.
Он ясен и не требует доказательств. Да и разве нуждается истина, в каких бы то ни было свидетельствах?
- Отец, почему ты проклял меня? Почему отвратил лик свой от деяний моих? Как ты мог, отречься от дитя своего? О какой справедливости, ты говоришь, о каком прощении и любви, если ты, пренебрёг мною.
ЕГО слова грохотом, гулом, проносятся во тьме.
А свет так вкрадчив, так прост и доступен…
Он рядом.
В ЕГО сердце.
- Ненавижу лжи твоей, лицемерия твоего… Как ты мог оставить меня?! Будь, проклят, ты, повелитель рабов, покровитель юродивых.
- Опомнись, сын мой. – Свет вспыхивает, и угасает.
- Как ты мог переступить через меня, ведь я дитя твоё.
- Опомнись…
- Как ты мог быть столь не справедлив, ко мне? Ненавижу.
- Я прощаю тебя.
- Я не нуждаюсь в твоём прощении.
- Я люблю тебя.
- Мне не зачем любовь твоя.
- Я буду ждать тебя,… опомнись, дитя моё.
- Ненавижу…
 Его голос растворяется во тьме, а свет медленно угасает. Он засыпает в его сердце.
Отныне тьма – колыбель его.
Мрак и безнадёга – подспорье. Он как малое дитя, что блуждает в закоулках не смирения. Пойманный в ловушку своей категоричностью, он заперт в тюрьму собственной ненависти.
- Почему ты предпочёл их – мне? Почему? – Его слёзы кровавым дождём обрушиваются на ненавистную им Землю.
- Ты заблуждаешься…
- Ну почему ты ненавидишь меня?! За что?!!
- Как я могу ненавидеть тебя? Ты же дитя моё. Опомнись.
- Как ты мог позволить моим братьям глумиться надо мной? Почему не вмешался?
- Опомнись.
- Я ненавижу тебя за то, что ты, отняв у них волю, говорил их устами…
Громовой смех потрясает тьму. Та ёжиться под проникающими в неё лучами света.
- Ты винишь меня в том, чего я не вершил. Опомнись.
- Презираю твоё малоду… - ещё один залп смеха глушит его слова.
- Ты заблуждаешься, дитя моё. И в этом нет твоей вины. Ты создан таким, каким есть. И я люблю тебя.
- Проклинаю тебя за это.
- Да, я понял, ты винишь меня за то, что я, дав тебе дар, не поработил твою душу? И ты страдаешь,… Но это значит, что страдаю и я. Ты сомневаешься,… но ты и вершишь свою волю, ибо я не лишил тебя выбора. Ведь ты дитя моё, а не раб мой.
- Ненавижу. Проклинаю. Презираю тебя, лицемерный покровитель трусости и фальши.
- Ты ненавидишь меня, а значит, - ненавидишь себя. Знай же, блуждающее дитя моё, что, пробуя унизить меня, ты, прежде всего, – унижаешь себя.
- Я отрекаюсь от тебя.
- Помни, дитя моё: я прощаю тебя, и принимаю тебя. И буду ждать твоего прозрения.
Мягкий свет разгоняет свинцовые тучи. Лёгкий дождь убаюкивает потревоженную Землю.
Тьма отступает, Мрак прячется. Но в какую бы щель он не забился бы, в какой тени не хоронился бы от солнца, свет рядом. Живёт в его сердце.
Стоит только протянуть руку…
Прислушаться к своей совести…
Опомниться...