Эхо

ЭХО.

Как они встретились, две ищущие друг друга противоположности?
Он, благородный, неизлечимо романтичный мастер.
И… почти он. Тоже силён, ясен, конкретен, но с точностью до наоборот. Всё тоже, но только применимое с противоположным знаком.
И даже имена схожи. Но не данные при рождении, а другие, избранные ими в процессе их существования и самосовершенствования.
Марграк и Марглак.
Подумать только одна буква, пусть даже и незаглавная, отличает и во многом их характеризует. Аргра – значит ЖИЗНЬ, в переводе с древнего языка, ведомого лишь особо просвещённым людям, Маргла – смерть, полное уничтожение.
Как может жить тот, чьё имя значит смерть, и как может убивать, тот чьё имя обязывает давать, а не отнимать жизни.
Парадокс?
Конечно же нет.
И жизнь Марглака, многим, особо чувствительным людям показалось бы смертью, и бытиё Марграка, не которые сочли бы сплошным светом, дарующим жизнь, приумножающим благодать.
Только вот мелко всё это.
И меньше всего они, Марглак и Марграк задумывались об этом, когда встретились.
Ибо бушевала буря. Но не в великом небосводе, а в головах беснующихся людей. Гремел гром, сокрушались старые, выстраданные временем, понятия. И поспешно избирались новые, во многом противоречащие друг другу догмы, но вполне достаточные, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту.
Марглак был пришедшим к власти, самопровозглашённым президентом.
Марграк, скорбящим бомжом.
Внешне, как братья, они уставились друг на друга. Стоя на руинах дворца, бывшей обители свергнутого диктатора, они, как ни странно думали об одном и том же. О жизни.
Марглак хотел выжить.
Марграк мечтал помочь выжить другим.
Прижимая к себе обгорелый кусок хлеба, как отец прижимает ребёнка, Марграк улыбнулся президенту, и протянул ему кусок.
А вокруг бушевала буря, кипела стихия, толпа неистовствовала. Изуверствуя, раздирая на куски каждого второго, она проповедовала свою истину, свой взгляд на мир, своё мировоззрение.
Марглак принял предложенное, улыбнулся, слегка кивнув охранникам, мол «этого» не трогать.
- Спасибо. Но как ты сюда пробрался?
- Да это не сложно, - он сделал шаг в сторону президента, тот отступил. – Щели кругом, руины. Людей много… - он вздохнул.
- А толку мало, - продолжил за него Марглак.
- Стихия…
Они одновременно вздохнули и рассмеялись.
А на улице, кипел обезумевший люд. Охрипнув от рокота и выкрикиваемых громогласных заявлений, толпа крушила и низвергала всё. И её было не остановить.
- Доволен? – Марглак улыбнулся. – Вот оно, низвержение диктатора. Нравиться?
- Нет, - Марграк немного помолчал. – Не нравиться. Это глупо.
- Не ты ли, помниться, - он прищурился, - пол года назад толкнул речь, осатанелому скоплению люда. Помнишь к чему ты тогда призывал?
- Я не к этому призывал, я говорил что… - он осёкся, но продолжил, - всякая власть – есть насилие над личностью. Это плохо… Я рассказывал, что… вообще, такая структура как государство… изначальна ошибочна, пагубна… если не сказать губительна. Что человеку никто не в праве приказывать. Что свобода – неотъемлемое благо… Я говорил…
- И тебя услышали.
- Но не поняли, - грустно выдохнул Марграк.
- Но не поняли, - удовлетворённо согласился с ним Марглак, и жестом отправил подальше охрану. – Теперь я…
- Новый диктатор, - констатировал факт Марграк, и поёжившись от нарастающего рокота, схватился за голову, - Боже, лучше бы я молчал… лучше бы я родился немым…
- Лучше бы ты, пришел ко мне, тогда… в начале… и…
- И… - развёл руками Марграк, усмехнулся, - Да… - он нашарил нож, привязанный к ноге. И ему осталось совсем не много, чтобы решиться, чтобы убить того, кто в его представлении был злом.
- Знаешь, - он с нежностью посмотрел на переминающегося бродягу, - у тебя ничего не получиться. И не потому что ты нищ.
- Я беден.
- Пусть беден. И не потому что твои искания скудны, хоть и романтичны, и не из-за того, что ты… слишком честен, с теми кто желает быть обманутыми, и даже не из-за твоей, кривой истины.
- Истина едина.
- Угу, «единой» истины. У тебя ничего не получиться потому, что ты вот сейчас трёшь нож… хотя откуда у такого как ты – нож? Так, пилка для хлеба, что, как и ты создана совершенно для иного, нежели желание гибели ближнему своему…
- Ты – мне, НЕ ближний.
- Хорошо, пусть «не ближнему» своему. Понимаешь, - он приблизился к нему, почти встал вплотную, будто и не боялся что тот его может прирезать, - всё дело в том, что ты вот хочешь моей смерти, а я твоей – нет. Мало того, я, Господь свидетель, каждый раз перед сном молюсь, о твоём, дурак, здравии. И, кто знает, может, именно моими молитвами ты ещё жив, пока. Ну… перестань, отдай нож, ну… Ты плачешь?!
- Нет, - он поспешно спрятал слёзы и отступил, - не верю.
- И как я живу с этим? – он рассмеялся, тепло, с пониманием.
- Не ВЕРЮ.
- И как я существую, зная, что ты лишь думаешь, что не веришь. Отдай нож… и я отпущу тебя. Я, как вновь избранный…
- Самопровозглашённый, - он отшагнул ещё.
- Хм, термин «властьимущий», тебя устроит? Я дарую тебе, твою так горячо любимую свободу.
- И народу.
- И народу…?! А кого ты подразумеваешь под этим, звучным, столь громогласным, словом? Свору осатанелого люда? Ненасытное сборище рвущихся к кормушке обормотов? Толпу отчаянно борющуюся невнятно с кем и за что?
- Да им. Народу…
- Дай нож.
- Так ты обещаешь, даёшь слово?
- Слово… - он улыбнулся, забирая протянутый, как он и предполагал, нож для резки хлеба. – Слово… Хм, давно же меня об этом не просили…
- Ты обещал… - напомнил ему говоривший.
- И я исполню своё обещание, - он было метнул в него полученный нож, но задумался.
А что будет дальше? Его тело наверняка звучно грохнется на обломки дворца. Пожалуй ему удастся похоронить его, символ революции, здесь же, в этих руинах.
Он выйдет, улыбнётся толпе, скажет что-нибудь значимое, из того что они хотят услышать.
Будут долгие года постройки своей империи, своего государства, своего мира, что был бы невозможен без этого жмущегося и уже наверняка жалеющего о принятом им решении, бродяги.
- Хм… - Марглак поднял на него серьёзные глаза, - я мог бы предложить тебе остаться. Здесь. Ты был бы сыт, и обогрет… Но ты не согласишься…?
- Не соглашусь.
- Я мог бы отправить тебя в эту толпу, что в девяноста случаях из ста разорвала бы тебя, на куски… как впрочем любого, кто не станет её частью… Да пожалуй мог бы… и это.
- Но ты мог бы убить меня сам?
- Ну что ты, ты сам убьёшь себя, ибо твой путь ошибочен и ведёт в никуда.
- Как и твой.
- Как и мой, - не то спросил не то согласился Марглак, возвращая забранный нож.
Блеснуло лезвие в прорывающихся лучах заходящего солнца. Грянул одиночный выстрел.
Это стрелял пробудившийся телохранитель, тот кому показалось, что «освободителя» Марглака хочет убить этот, смутно знакомый безумец.
Да, это был выстрел простого парня, из глухомани, того кому только неделю назад революция дала в руки винтовку. Он был туг на ухо, да и быстрым умом не страдал он. Он вообще был далёк от мировой политики, этики и морали.
Он был парнем из деревни, что не был приучен брать в голову больше одного вопроса.
Он был обычным, посредственным по всем параметрам человеком.
Он даже стрелял не метко.
Но на этот раз ему повезло.
Ибо пуля вошла в избранную им мишень… самое сердце… в яблочко.
Марграк медленно опустился на пол. Марглак же потрясённо поднял голову, и столкнулся глазами с тем, что невольно рассудил дело всей его жизни. Что не оставил ему выбора, что сделал его обычным человеком, ибо забрал, отнял противовес, возвышающий его.
Марглак осмотрелся и заметив несколько десятков лиц, своих прислужников, что сейчас внимательно изучали его, улыбнулся, ободряюще кивнув стрелявшему Ване, или Феде, или Прохору.
Да не важно как его звали, ибо какое имя не носил бы этот незадачливый телохранитель он приговорён.
И вокруг его жизни сомнений не будет.
Но всему своё время.
И Марглак улыбнулся выходя на трибуну к требующему, крушащему, низвергающему люду. Он улыбнулся шире и начал неспешную речь, западающую, в души внемлющих ему избирателей.
В его сердце скребли кошки так, будто он только что похоронил своё прошлое, кастрировал настоящее, убрал ясность с будущего.
Но он говорил, мысленно прокручивая что и как он сделает с тем, кто решил всё за него.
Его голос струился и переливался резонируя с сердцами слушателей. Хотя ему не было почти никакого дела до них. До этих людей улавливающих звуки, поражающихся динамике, подчиняющихся его воле.
Но не вникающих в смысл оброненных им слов.
Впрочем какое это имеет значение для избранного народом, горячо любимого, неистово поддерживаемого… диктатора. Того кто в насилии и исступлении, надрывной злобе, и изуверском отчаянии пришел к власти. Президенту рождённому на крови ничего не понимающего, осатанелого от отчаяния, страшащегося перемен люда.
Толпы людей, отчаянно цепляющихся за прошлое, избегающих настоящего, ужасающихся будущему.
Народной массы, что, как ни странно, способна, надеяться, и так хочет верить.
И он поможет им, этим людям блуждающим во мраке собственных мыслей.
Ведь таков его путь.
А ошибочен ли он, ведёт ли в никуда, иль наоборот: панацея, единственно верный, закономерный вариант развития событий… - покажет время.
И оно же всё и всех уравняет, расставив точки, запятые, многоточия…