Полюби и прими

Аглая сидела на диванчике почти посреди комнаты и держала в руках книгу. Но она не смогла бы читать и только периодически перелистывала страницы, чтобы Гийом думал, будто она читает. Она изредка взглядывала на него, но, убедившись, что он по-прежнему спокойно сидит в креслах, тут же опускала взгляд, страшно боясь, как бы он не заметил ее взгляда. Воспоминания одно за другим всплывали в ее памяти; сегодня слишком ярко. Аглая мучилась ими, старалась читать, но не понимала ни строчки.
Огромный особняк, пустые темные комнаты, неожиданное появление Гийома. Аглая как будто услышала еще раз звук его голоса, испугавший ее, и его странное лицо. Черты лица как раз такие, какие и должны были быть у представителя его рода и с которыми Аглая была уже отчасти знакома: очень высокий бледный лоб, большие темные глаза, нос правильной формы с тонкими, слегка раздувающимися ноздрями и безупречный овал лица, нежный слегка выдающийся подбородок, тонкие, изящные линии бровей, особенно прекрасные оттого, что Гийом был средне рус, то есть скорее даже светлого оттенка. И этот холодный, строгий, решительный и гордый взгляд с трагическим оттенком, в котором угадывались вдохновение и исступленность, и промелькнувшая мысль Аглаи о том, что такой взгляд, наверно, должен быть у героев, идущих на смерть. Та самая обреченная одержимость. Потом она вспомнила его смех, молодой, искренний, в котором не слышалось ничего дурного, бледно-розовый румянец на лице, когда они гуляли по саду.
- Ах, вот куда вы смотрите! – сказал Гийом, проследив за взглядом Аглаи, и рассмеялся. Над ними висело красное раннеспелое яблоко, случайно уцелевшее после недавних сборов. – Любите яблоки?
- Да, очень, особенно вот эти красные, - улыбалась Аглая.
- Я буду не я, если вам его не достану! – воскликнул Гийом. Он в несколько мгновений подтянулся на толстой ветке и, забравшись на нее с ловкостью босоногого мальчишки, без всякой опаски, точно всю жизнь только то и делал, что воровал яблоки, прошел по веткам, едва придерживаясь рукой. Быстро добравшись до нужной ветки, он сильно наклонил ее, так что она свесилась над тропинкой.
- Ну как? Дотянетесь? – крикнул он вниз, едва не хохоча.
- Разумеется! – крикнула Аглая в ответ, красная от смеха, и, привстав на цыпочки, сорвала яблоко. – Ведь вы покажете мне сад, не правда ли? – добавила она, когда Гийом был уже рядом с ней.
- С удовольствием! Мне кажется, мы с вами поймем друг друга, - добавил Гийом не совсем понятно. – Это – самая старая часть сада; здесь немного мрачно, но для меня это всегда было самым лучшим…
Аглая вспомнила и его картины, и его скрипку, и то, как стучало у нее сердце, когда он, показывая только что законченный пейзаж, смотрел на нее пытливым пристальным взглядом.
Потом начались первые домашние скандалы; скандалы, которые случались и до того, как Аглая приехала в гости к своим богатым родственникам, но которые были первыми для нее. Они начались тогда, когда Гийом опять стал пить. Однажды в пьяной драке он чуть не убил едва знакомого человека, который после этого остался калекой. Гийом был слишком вспыльчивым (эта черта досталась ему от отца) и мог сделать безумные поступки и без спиртного.
Отношение Гийома к Аглае становилось мучительно странным. Однажды ей нужно было ненадолго уехать в город, но Гийом почему-то подумал, что она уезжает совсем.
- Вы уезжаете? – спросил он быстро, пристально смотря на Аглаю.
- Только на один день, в город, - ответила Аглая, немного удивившись неожиданной реакции Гийома.
Гийом нервно улыбнулся и провел рукой по лбу. Но Аглая до сих пор помнила его испуганный, измученный взгляд, и то, как дрожала его рука. Она помнила, как во время одного из скандалов, когда отец Гийома жестоко поссорился с ним, он держал ее за руку и, может быть, бессознательно, иногда проводил по ней другой, свободной рукой, как будто успокаивая. И почему он был так наивно уверен в том, что Аглая не выдернет руку у него, у ужасного, порочного человека, которого проклинал отец, и захочет остаться вместе с ним, когда все отвернутся от него и, значит, от нее?
Поведение Гийома не укладывалось ни в какие рамки. Об его пьяных драках и скандалах говорили все. Старшая сестра Аглаи приехала, чтобы забрать ее домой. На ее удивление, Аглая как будто сомневалась, стоит ли ей уезжать. Последний раз Аглая видела свою сестру в той роскошной комнате с синим мраморным полом, которая была отведена для Аглаи. Сестра зашла, хлопнув дверью, и встала у порога, сверху вниз смотря на сидящую на диванчике Аглаю.
- Я уезжаю через полчаса. У тебя еще есть время собраться, - сказала сестра.
Аглая подняла на нее больной взгляд, как будто просящий прощения. Сестра все поняла. Через полчаса она уехала одна.
Свадьбу Аглая почти не помнила, в то время было слишком много горя. Несколько месяцев после свадьбы прошли в каком-то странном утопическом счастье, которому почти не верила Аглая. Гийом не пил, не общался со старыми друзьями и почти все время был дома. Но это было только несколько месяцев.
О другом было слишком больно вспоминать, но воспоминания приходили сами собой, навязчивые и мучительные. Особенно ярко припомнилась синяя сумеречная улица, холодная и грязная, плач ребенка, который было никак не унять и по которому Гийом мог узнать, где они находятся. Аглая с ужасом вспомнила, как от безысходности она однажды на время потеряла рассудок и бросилась к своему мужу просить у него помощи и заступничества от него самого. Но это было так естественно, ведь ей больше не к кому было идти. Бедный маленький Марсель, за что его так возненавидел собственный отец?
 
Аглая подняла блуждающий взгляд от книги и снова взглянула на Гийома. Он был пьян. Тяжелый, бессмысленный и почти дикий его взгляд не отрывался от какой-то несуществующей точки на полу; он сидел так уже с полчаса, да такие вечера стали теперь обычными. Он сидел так в гостиной, пока его глаза не начинали закрываться, и тогда Аглая обычно подходила к нему и, осторожно беря за руку, помогала подняться в спальню. Такие вечера были лучшим, что могло быть. Маленького Марселя Аглая запирала в его комнате, когда Гийом был пьян, потому что ребенок страшно раздражал Гийома, и она боялась за своего сына.
Теперь, как и всегда, Марсель был заперт наверху, к тому же час был поздний, и Аглая уже уложила его спать. Но вдруг дверь в гостиную открылась, и на пороге показался Марсель. Аглая вздрогнула и еще не успела собраться с мыслями от неожиданности и удивления, как Марсель, скоро шагая ножками, оказался возле нее и в одну секунду взобрался на ее колени, прильнув к ее груди и обняв ее шею своими крохотными ручонками.
- Не прогоняй меня, маменька, мне страшно, мне там очень страшно, я туда не пойду, - скоро проговорил он, пряча личико на груди матери.
- Что это? Зачем это? Как он смеет? Убери его, сейчас! – быстро сказал Гийом, следя за сыном воспаленным взглядом; уголки его губ задрожали от бешенства.
- Да-да, я сейчас, он уйдет, - скорей ответила Аглая и хотела было встать вместе с Марселем, но тот, заметив ее движение, вырвался и, встав на пол, закричал:
- Нет, нет! Туда нельзя, там плохо! Мама, маменька, пожалуйста, не надо! Я хочу тут, мне тут хорошо, пусть тут!
Аглая принялась было его успокаивать, вся дрожа от страха, и пытаясь взять его на руки, в то время как он вырывался и начинал плакать, но она не успела ничего сделать, так как Гийом вскочил с кресел и, схватив сына за руку, закричал:
- Какого черта! Что за комедия! Вон отсюда! Пошел! Проклятый звереныш!
Но Марсель, весь заплаканный и дрожавший от страха, вдруг засверкал глазками и, вывернувшись из рук отца, отбежав в дальний угол комнаты, истерически закричал во весь голос:
- Это все из-за тебя! Ты злой, ты хочешь нас убить! Меня, маму! Ты… ты… - задыхался мальчик.
Все происходило так быстро, что ничего нельзя было предотвратить. В глазах Гийома вдруг сверкнул какой-то страшный огонь, до дрожи знакомый Аглае. Он схватил свою трость с металлическим набалдашником, которая лежала тут же у кресла, и кинулся к ребенку.
- Нет, Гийом! Ты убьешь его! Это же твой ребенок, это наш ребенок, Гийом! – в ужасе закричала Аглая и, видя, что уже не успеет добежать до ребенка, стала хватать Гийома за руки. Он со всей силы оттолкнул ее и замахнулся тростью над ребенком, но тот, к счастью, успел отскочить, и отец промахнулся.
Бедный Марсель в страшном испуге побежал к двери в комнаты. Гийом рванулся за ним, но Аглая загородила перед ним дверь, и тогда он замахнулся на нее.
Если бы удар пришелся по голове, он наверно был бы смертельным, но Аглая не заслонилась. В ее исступленном взгляде промелькнуло странное отчаянное, но почти спокойное выражение; может быть, в это мгновение ей хотелось, чтобы он убил ее. Может быть, это дошло до безумного сознания Гийома, но его вдруг что-то словно ужасно поразило. Он опустил руку и, бросив трость, опустился пред Аглаей на колени. В его лице был какой-то безумный восторг вместе со страшной мукой. Он схватил руки Аглаи и, крепко сжимая их, стал целовать их с жадностью, исступленно, в каком-то болезненном умилении. Аглая почувствовала, как ее руки задрожали под его губами, вдруг как будто вся кровь прилила к ее голове, из глаз неудержимо брызнули слезы, она упала на пол и с криками ломала руки, билась и делала какие-то странные, безумные движения. Это был сильный приступ истерики.
В первую минуту Гийом не понимал, что происходит, и в ужасе, в страшном испуге без движения смотрел на свою жену, потом вдруг будто очнулся и, наклонившись над ней, прошептал быстрым, порывистым шепотом: «Аглая, Аглая, Аглая…» - несколько раз, но, так как это не помогало, сорвался с места и побежал на улицу.
Было уже поздно, и на улицах почти никого не было. К счастью, Гийом заметил двух прохожих и, разглядев в одном из них мальчишку лет шестнадцати, схватил его за плечо.
- Доктора, скорей! Где тут доктор? – выкрикнул он, беспрестанно с силой дергая мальчишку за плечо, так что он едва не вскрикнул он боли.
- Да вот здесь, за углом, есть доктор! Вот, вот тут! Отпустите же меня! – закричал он, увидев, что самому ему ни за что не вырваться.
- Быстро туда! Ну, за доктором! – крикнул Гийом, добавив свой адрес, и с силой толкнул мальчишку, так что тот чуть не упал и пролетел несколько шагов по направлению, которое сам указывал.
Мальчишка со всех ног побежал к доктору, боясь оглянуться.
Тем временем Гийом бросился обратно.
Аглая лежала на полу почти без чувств; истерика, казалось, прошла; Аглая была спокойна, она смотрела мутным взглядом, как бы ничего не видя, и тихо говорила что-то похожее на бред. Гийом встал рядом с ней на колени, но она его как будто не замечала. Все его движения были порывисты и неверны; он зачем-то нагнулся над Аглаей, но тут же откинулся назад, хотел было протянуть к ней руку, но тут же ее отдернул. В безумном лице его был все тот же ужас, тот же страшный испуг, какая-то мучительная растерянность. Наконец он решительно протянул обе руки и, взяв Аглаю на руки, как ребенка, поднял ее и принялся ходить с ней по комнате, от одного угла к другому, как будто не в силах остановиться. Так ему казалось, будто он что-то делает для нее; бездействие же было всего мучительнее.
Но доктор был действительно за углом, как и говорил мальчишка; дверь отворилась без стука, и в комнату зашел молодой еще человек, совсем без верхней одежды; видно, что торопился и за недальностью расстояния ничего даже не накинул на плечи. Он пристально, быстрым взглядом посмотрел на Гийома и тут же, еще с порога, сказал:
- Положите ее на диван.
Гийом тут же исполнил это указание, бережно опустив Аглаю на диванчик, встал рядом с ней на колени и все смотрел на ее лицо.
Осматривая Аглаю, доктор часто взглядывал и на Гийома. Он то хватал себя за голову, то протягивал к Аглае страшно дрожавшие руки, как будто хотел только коснуться ее, но никогда не касался и отдергивал их обратно. Его всего как будто било лихорадкой. Он трепетно склонялся над своей женой, словно боясь прикоснуться к ней даже своей тенью, и задерживал дыхание, не смея дышать громче. В его лице, кроме ужаса, было какое-то непрестанное восхищение, было даже что-то жалкое.
Но тут произошла быстрая и внезапная сцена: доктор приложил ко лбу Аглаи свою холодную руку, и Аглая, вдруг испугавшись, слабо вскрикнула и сделала неопределенное испуганное движение рукой. Гийом в одно мгновение схватил доктора за горло и, вскочив вместе с ним, закричал хриплым, страшным голосом:
- Ты хочешь ее убить! Какого черта ты делаешь? Кто ты такой?!
Молодой доктор, слегка задыхаясь, но все же не пытаясь убрать руку Гийома, сказал спокойным, ледяным голосом:
- Я пытаюсь ей помочь; если вы придушите меня, то только сделаете хуже вашей больной.
Гийом тут же отдернул руку и принялся ходить взад-вперед по комнате огромными, тяжелыми шагами, пока доктор не остановил его.
- Больная заснула, я не советую вам ее будить, - спокойно и отчетливо заговорил доктор, пристально смотря на Гийома. – Может быть, со сном все пройдет, но может и начаться горячка. Я еще приду к вам завтра. Но больше у меня нет времени. Вы одни в доме? (Гийом кивнул.) Тогда сидите возле больной и смотрите за ее сном. Если у нее начнется бред… вы понимаете, что такое бред? (Гийом снова кивнул.) Тогда пошлите за мной. Я надеюсь, все обойдется.
Доктор развернулся и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Гийом сел на пол возле дивана и долго смотрел на спящую Аглаю, но наконец голова его сама собой склонилась на диван, и он уснул.
Проснулся он уже утром, и первым, кого он увидел, был Марсель. Бедный ребенок, еще вечером испуганный криками матери, не усидел наверху и, несмотря на весь свой страх перед отцом, тихонько спустился в гостиную, пробрался мимо спящего Гийома на диван и, положив головку на грудь матери, заснул незаметно для себя, страшно уставший от безумного вечера.
Увидев рядом с Аглаей Марселя, Гийом тут же сдернул его с дивана и поставил перед собой, едва проснувшегося и испуганного. Аглая по-прежнему спала.
- Ах, вот ты где, змееныш! Все из-за тебя, это ты то всем виноват! – прошептал Гийом, с беспредельной злобой сжимая плечи мальчика.
- Не я, а ты! Что ты сделал с мамой? Я тебя ненавижу, тебя надо убить, убить! – крикнул мальчик в лицо отцу, еще плохо понимая, что происходит, но тем безумнее и злее крича.
Аглая приоткрыла глаза и, увидев Марселя рядом с Гийомом, хотела было броситься на помощь ребенку, но почувствовала такое совершенное бессилие, что вдруг разрыдалась, слабо шепча только: «Гийом, Гийом…»
Слова мальчика произвели на Гийома странное впечатление. Он пристально, почти удивленно смотрел на него в каком-то оцепенении, когда вдруг услышал рыдания и шепот Аглаи. Гийом выпустил Марселя и, встав на ноги, смотрел на Аглаю полубессмысленным взглядом, как будто не зная, что теперь делать.
- Гийом, иди сюда, сядь, зачем ты встал, Гийом? – говорила Аглая, прижимая к груди бросившегося к ней Марселя.
- Вот как! Гийом… - проговорил Гийом как-то странно и вдруг, развернувшись, вышел из комнаты.
- Не плачь, маменька, он ушел, он больше не придет… я ему сказал, и он ушел. Он больше не придет, - лепетал Марсель, вытирая своими ручками слезы с маменькиного лица.
Мальчик был прав. Не прошло и минуты, как откуда-то сверху, из внутренних комнат второго этажа, раздался оглушительный выстрел.

*************

Аглая вышивала при свете свеч, сидя в небольшом уютном кресле. Уже давно стемнело, и Аглая стала опасаться за сына, который гулял в саду. К тому же поднялся сильный ветер и, кажется, собиралась гроза. Аглая хотела уже пойти позвать Марселя, когда он сам, распахнув дверь, раскрасневшийся и запыхавшийся, подбежал к ее креслу и быстро обнял ее.
- Что такое, Марсель? Почему ты так долго? Что случилось? – беспокойно спросила Аглая, гладя сына по прекрасным светло-русым волосам.
- Там… там отец, - сказал мальчик дрожащими губами, поднимая на мать большие взволнованные глаза.
Аглая вздрогнула и нервно улыбнулась, сама не осознавая, что делает.
- Как же, Марсель? Тебе показалось. Там никого нет, - прошептала она, побледнев.
- Я знаю, мама, что отец умер, но он там был, я его слышал, он как будто стонал и звал меня, - поспешно рассказывал мальчик.
- Это ветер, Марсель. Это просто ветер. Тебе показалось, - успокаивала Аглая, сама вся дрожа мелкой дрожью; румянец заливал ее щеки, сердце лихорадочно стучало. – Слышишь, как стонет? Это ветер в ветвях деревьев.
- Д-да? – спросил Марсель, прислушиваясь. – Может быть. Да, мама. Это ветер. А я испугался, - улыбнулся Марсель. – Вот какой стыд! Можно, я теперь пойду к себе?
- Да, да… - говорила Аглая, воспаленным взглядом смотря в окно и, кажется, не слушая сына. – Это ветер. Это только ветер, Марсель… - Аглая сорвалась с места и, распахнув дверь, выбежала в сад. Ночь ослепила ей глаза, сильный порыв ветра как будто насквозь пронзил ее холодом и повлек за собой.
- Гийом, это ты?! Гийом! – крикнула Аглая, но никто не отзывался. Только ветер стонал глухо и жалобно и метался в ветвях темных деревьев сада.