Падающие Стражи Запада. Часть первая записок на коленках

****


Четыре звезды сияют над миром. Их видно иногда даже кристально ясным и чистым днем. Ночью они ярче всех, а особенно – западная. Всегда она. Как они помогают морякам! Земледельцам! Священникам! Да и просто всем жителям Материка, кто только способен любоваться бархатным небом, на котором выколоты серебристые точки. Но как мало люди и нелюди знают о них! Древние называли их Стражи Запада, места, куда много веков уже никто не может добраться. Просто там океан. Бескрайний. Без клочка земли и надежды. Что стерегут эти звезды? Что скрывается за их тайной? Обиталища ли они богов? Небесные тела? Или просто щелочки в корзине неба? Никто не знает это до сих пор…

****

Я помню тот день, когда мне исполнилось 14 лет. На дворе стояла весна, светило солнце. И мы с моей лучшей подругой Рахиль отправились на ярмарку…
-Рахиль! Сколько раз тебе говорить? Ну не верю я во все эти базарные фокусы! Ну не верю.
-Пожалуйста, Гэлли! Пойдем посмотрим? Не напускай такой обреченный вид на себя, мы же гуляем!..

С детства мы считаем друг друга сестрами, хотя даже и принадлежим к разным народам и совершенно отличаемся на вид друг от друга …да и по характеру тоже. Словом, мы совсем разные. Но дружим так, что дружбу нашу вполне можно принять за отношения между сестрами. Я – старшая, она – младшая. У нее веселый, увлекающийся характер, непостоянный, ветреный и легкий. Ей лучше веселиться с приятелями, нежели учиться или работать. Я же более вдумчива... не из хвастовства это говорю, просто это так, и все тут. Но иногда даже лучше ни о чем не думать. Иногда хорошо ко всему относиться легко и не принимать ничего близко к сердцу. Но меня опять потянуло на мои любимые философские размышления, это надолго, лучше продолжим рассказ.

Так вот, в тот день Рахиль потащила меня на ярмарку к гадалке, одну среди многих находящихся здесь же шарлатанов, да и саму не сильно от них отличающуюся. Леди Реммиратх, кажется, ее звали… Не суть важна. Ее шатер был устроен менее помпезно (хотя и не без этого), просто черный с золотыми звездами и надписью в полсооружения... Но это самое скромное из того, что было построено на ярмарке.
 Внутри было темно, горела лишь одна дохлая свеча. Свисали безликие и бесцветные драпировки, придавая комнате ненужный романтический и загадочный вид.
 Внезапно стало светлее… Как бы ниоткуда появилась замогильного вида женщина и вперила свои свинцовые глаза в меня. Волосы ее черны, фигура немолода, хотя лицо гладко и свеженько, как будто она только что снегом вымылась. Да и сама кожа была бела как снег. Было бы побольше света, наверное, мы бы разглядели, что на лице не снег, а толстый слой муки или белил. А полумрак к счастью скрывал все недостатки.
- Садись – мы услышали ее бесцветный голос. Хороша актриса… Рахиль она будто бы и не замечала. Мы сели у стола, крытого мятой черной бумагой, на котором уместились хрустальный шар, недопитый бокал вина. Какие-то механизмы, приборчики и колода почти новых гадальных карт. Узловатой рукой с длинными чистыми ногтями Реммиратх взяла колоду, перемешала и подала мне:
-Выбери карту.
Я взяла цветастую картонку рубашкой вверх и протянула ей. Она долго изучала карту (Рахиль затаила дыхание) и наконец произнесла:
-Робхорн. Тебя, деточка, ждут большие перемены в жизни.
Тут меня стукнуло пошутить:
-О да! Я скоро выхожу замуж. За богатого урода.
Гадалка усмехнулась, глаза ее странно изменились, стали еще безжизненнее, чем были.
- Неет… Это совсем другие перемены. Тебя ждут неизвестные наперед перемены, духовные открытия…. Но ты не пугайся. Он будет добрым… И ласковым… Он тебе полюбится… Любовь хранит тебя, девушка. – закончил с чего-то охрипший голос женщины.
- А про кого идет речь в добром-ласковом и проч.?
-…….Ну что, сняла карту? Что тут у тебя… Робхорн! Это значит путешествие, новые открытия, знания, и, возможно, перемены взглядов и мнений о жизни. –теперь гадалка уже выглядела и говорила нормально, как и было, когда мы только пришли.

Заплатив за гадание, я вышла из шатра с навязчивой мыслью: что это было? Рахиль сразу за мной не пошла, еще посидела в шатре немного, дала мне время подумать.
-Ура! Ура! Ура! Ура!
- Что, Рахиль, нагадала любовь до гроба?
-Да! С Дагниром! Он лапочка!!!
-Это кто? Тот…жирноволосый? Э, не дуйся. Просто поосторожнее с ним, такие парни хуже арахнорцев.
-Именно поэтому тебя не любят мальчики! Слишком придирчива и осторожна! «Тому не верь, сему не верь!»… Зачем тогда жить, если ни разу не ошибиться?
-А, значит ты сознаешь, что ошибаешься?!
Мы кричали уже почти на всю улицу.
- Нет, просто ты не понимаешь, для чего жить! Для опыта! Чтобы получать опыт, наполнять жизнь событиями, а не стараться устроить все по правилам! Это же скучно!
-Опыт, события – все это хорошо в качестве, а не в количестве.
Рахиль совсем уже надулась и пробормотала было, что со мной спорить бесполезно и еще что-то о баранах, как тут из-за ближайшей лавочки в уже вовсю слушающей нас толпе возник этот самый Дагнир. Пьяный в стельку, шедший чуть не на когтях. В обнимку с двумя непотребного вида бабами, которые по совместительству и поддерживали его в более-менее стоячем положении.
- Он разбил мне сердце!!! – запищала Рахиль.

Какой же она еще ребенок!

День рождения, день рождения… И в этом году, как всегда, скучновато. Но ничего, может права Реммиратх и мы еще повоюем?

Вскоре пришлось и повоевать.
Два года спустя после четырнадцатилетия.

****

Шла последняя неделя свободы Гэллаис.
-Черт! – вскричала я и стукнула кулачком по кровати, проснувшись как-то глубокой ночью.
Ну еще бы тут не выругаться! Через неделю я уезжаю куда-то на север от родной Льсты к учителю, который научит меня управляться с оружием лучше, чем я умею сейчас. А умею я никак. В принципе, учиться у него буду не всю жизнь, но… Несколько длинных тяжких лет, каждый день предстояло провести так (как я себе представляла): подъем в три утра посредством ведра ледяной воды, разминка под луной на покрытой хрустящим инеем траве и целый день тренировки, тренировки, тренировки. Жратва? Хлеб и вода из близлежащего (или далеколежащего) ручья. Правда, весело? Такую миленькую участь приготовили мне мои собственные родители, точнее, мать и отчим. Именно он откопал среди своих весьма многочисленных родственников этого учителя. Говорит, что мне понравится. А мне представляется ветхий седой, извините, евнух с трясущимися руками. Красота!
 Мама моя, хрупкая тонкая эльфийка, любящая окружать себя красивыми вещами, цветами и прочей романтикой. Она носит платья нежно-розового цвета и тратит баснословные деньги на новую обувь, которая нужна ей каждый сезон! Непонятно, что рядом с ней делает мой отчим Вламин. Я бы назвала его ВЛомин. Ибо для него, воина, лучника посредственного класса, мало то существует кроме еды, сна, выпивки и женщин. Тем не менее, что-то связывало эту странную пару, и я думаю, что если она с ним…счастлива, то почему бы и нет?
 Жаль мне оставлять и мою деревню, Льсту. Она большая, даже деревней ее назвать можно с трудом. Но для нашего народа это маленькое поселение. Так как здесь помимо эльфов живут еще люди, цверги, гномы и еще много кто, архитектурой можно прямо залюбоваться: до того она разнообразна и красива. Каждая семья постаралась построить свой дом на зависть всем. До сих пор я вспоминаю светлые, с высокими узкими крышами и стрельчатыми арками, дома наших,
 Приземистые, серокаменные, похожие на пещеры, постройки гномов, аккуратные толстостенные махины вечно занятых наукой цвергов, простенькие белесенькие домишки людей и цветные, кричащие цветами срубы халфов. В Льсте были два храма: прекраснейшее сооружение, посвященное Льен, Великой богини жизни, красоты и леса, и избушка богини сказок и мудрости Рёгны, куда любили приходить дети, послушать о старом, о новом, поучиться тому, что есть на свете, где никто не требовал от них, скажем, выученного урока или тетради с заданием. Кстати о школах. В Льсте их было много, по разным направлением. Школа, где учили грамоте, принадлежащая эпического вида гному Виднингу, эльфийская школа военного дела (куда я провалила экзамены), в которой всем заправлял полуэльф Фобрман (мерзкий тип), школа Искусств (эльфийская). Да, это была целая история, как я в школу поступала! Цель была – учиться где угодно, хоть в военном училище. Так как я ничего подходящего для эльфийской девушки не умела, ни шить, ни петь, ни танцевать, рисовала плохо, писала - подавно, в школу Искусств вход мне был заказан. Науки вроде математики я терпеть не могла, так как для меня проблематично усидеть на месте. А в военной школе… Ну, в общем, мама решила (как водится, за меня, хотя я уже сто раз пыталась это исправить) устроить мне индивидуальное обучение. А тут и отчим с этим учителем, Тореном, подвернулся. И не видать мне больше веселых вечеринок среди деревенской молодежи. Даже прогулки с Рахиль по ярмаркам кажутся мне теперь прелестными. А Торен…Он - дядя Вламина, семидесятилетний старик. Чему он сможет меня научить со своим состоянием здоровья? Эх… Вот и сон снился сегодня, про мои будущие годы… Тяжко мне, тяжко…

И вдруг меня отвлекли от безрадостных раздумий. Началось все с какого-то шума в деревне. Паршиво то, что окно у меня в комнате витражное, поэтому до последнего момента я полулежала в своей кровати и в ус не дула. Наконец шум усилился, смешался с криками звонов, ну чисто как кастрюля об сковородку, и в дверь кто-то заломился. Кто? Встаю. Оказалось, Рахиль. Она влетела ко мне, затормошила из ее задыхающихся отрывочных фраз и круглых, по-детски голубых и испуганных, глазищ я поняла, что приключилось что-то ужасное, причем со всей деревней. Точно я поняла только три слова. Бандиты! Пожар! Бежим!!! Она схватила меня за руку и потащила прочь из дома, не обращая внимания на мои попытки высвободиться и увещевания рассказать все толком. Некогда. Бежим. А на улице тем временем творилось нечто. Деревня была наводнена свирепыми тварями, которых с трудом можно было назвать людьми. Ибо они резали и жгли без разбора всех и каждого, всё подряд. Гибли в огне и крови, корежились, падали тела друзей, близких, развалины еще хранящих свои прекрасные черты домов. Лук и стрелы отчима не помогли ему, вот он, валяется в пыли и пепле, оттого кажется еще более жалким и приниженным, чем был при жизни. А потом и нам досталось. Нет, нас с Рахиль не убили. Хуже. Вернее, попытались хуже. Мы оказались загнаны пятеркой головорезов в какой-то переулок, они смеялись и разговаривали на ругательствах, теснили нас к невесть откуда здесь взявшейся кирпичной стене. Оглянулись. Стена, стена, стена! Хотелось позвать по старой привычке маму, но ее нигде не было видно. Темнотища стояла такая, что мы едва различали друг друга: луна зашла за облако. Близилось утро. В переулке, прямо перед нами, в компании довольных ублюдков, происходила какая-то возня, потасовка. Ругань усилилась. Сдавленные вопли тоже. Мы с Рахиль инстинктивно взялись за руки, всматриваясь вперед в полной темноте. Наконец наступила тишь. Ушли? – спросила я подругу одними глазами. Луна вышла из-за облака, вмиг осветив все неровным бледнолицым светом. К нашим ногам липко подтекала лужа темной крови, разных людей, разных оттенков, противно смешиваясь. Тошнота подкатила к горлу. Лужа растекалась от груды бездвижных тел, над которыми стоял последний, высокая темная фигура в плаще с глубоко надвинутым капюшоном. В руках у него сияли два окровавленных клинка, один подлиннее, другой покороче. Он двинулся к нам - я провалилась в обморок. Очнулась я тут же, от сильнейшего удара наотмашь по лицу.
-Спать будешь потом, – сказал кто-то на осторожном Всеобщем.
-Кто ты?
В ответ он вздернул меня на ноги, держа за одежду.
-Бандитов уже нет, – оглядевшись вокруг, сказал он мне и сунул мне в руки какой-то конверт.
-Это от твоей матери. Прощай.
Когда я через мгновение подняла глаза от конверта, его уже не было.
Рахиль забилась в угол, закрыла глаза и…молилась. Молилась! Сжав руки и тихо шепча слова обращения к Льен. У, сестра, так долго мы не протянем. Я подняла ее, успокоила. Она слабо улыбнулась, я мне стало ясно, что все будет в порядке.

Льста догорала, замученная, опустошенная. Все, больше не будет на земле такой деревни. Неизвестно зачем, неизвестно почему ее стерли с лица земли славного Аниланда. В конверте оказалась наспех нацарапанная записка и карта нашей части Материка.
В записке же, несомненно, написанной рукой моей матери примерно объяснялось, как найти учителя. Больше идти было некуда. И мы пошли. Рахиль со мной, как мы когда-то и мечтали: путешествовать вместе. Только мы не думали, что все обернется так, и наш дом, оплот, надежда рухнут в один миг, можно сказать, беспричинно.

Побродив среди обгорелых руин, мы разжились кой-чем из оружия (громко сказано, это были ножички, не больше). Решив, что Льен не бросит, и на природе мы прокормимся чем-нибудь и сами, так и пошли, наивные. Можно сказать, без всего, без единой вещи, кроме одежды, ножа и доброго имени каждая.


****


Так шли мы около недели.
Раз остановились мы в лесу, что перед Великими болотами (или Квертовыми, как их иначе называют). Ночь выдалась по-весеннему холодной и тихой на удивление. К тому же безоблачной, что редко весной в этих краях. Рахиль развела костер, и мы поужинали. Кругом нависали кусты, точнее приземистые деревья вроде ивы, но не с такими узкими листьями. Сквозь чуть колеблющиеся ветви светила полная луна. Мы сидели, задумчивые, перед мятущимся оранжевым огнем и каждая думали о своем, примолкнув, как и лес кругом. Я так задумалась, что шум в кустах прямо за спиной практически не возбудил моего внимания, а предупреждение об опасности тщетно прыгало на краю сознания. Рахиль потрогала меня за плечо, и я вырвалась из цепких лап мыслеобразов, плавно и неуклонно перетекавших в сон. Она кивнула в сторону кустов, где было шевеление секунду назад. Я наклонила голову в ответ и, сама не зная зачем, видимо, не так расценив кивок подруги, осторожно прокралась к зарослям. За ними была, оказывается, еще поляна (как жаль, что мы не догадались проверить все окрестности с самого начала!). Я прошла уже довольно далеко, во всяком случае, огонька костра за спиной, обернувшись, я не увидела. И когда, поняв, что тревога ложная, и нужно возвращаться к Рахиль, я повернулась и пошла, прямо передо мной с дерева легко спрыгнула, опустилась на влажную землю бесформенная тень и выпрямилась в высокую фигуру в плаще, довольно явно напоминающую того грубияна в переулке, прирезавшего разбойников. Я опять некстати вспомнила события той ночи и слегка растерялась, при этом меня передернуло. Фигура стояла и молчала, близко от меня. Я даже слышала его дыхание.
- Кто ты?
Молчание.
Я прямо слышала, как он ухмыляется.
Почему-то ощущала.
Я протянула вперед дрожащую ни с того ни сего руку и сдернула капюшон плаща фигуры и обомлела.
Передо мной стоял, нагло улыбаясь и скрестив на груди руки…
- Арахнорец!.. – ахнула я.
-Да, арахнорец – спокойно сказал он, все еще улыбаясь и разглядывая меня.
Живой серый эльф. Здесь! Так далеко от Арахнора! Это значит, что Аниланду конец, раз враг забрался так далеко живым и незамеченным… Надо уволить на фиг всех дозорных и поставить новых, чтобы пограничники делом занимались. Ничего не видят, так они и страну в кости проиграют или утопят в кружке эля!
Рука серого эльфа лежала уже на красиво изогнутых рукоятях красивых клинков. Один покороче, другой подлиннее… Это он. Тот самый грубиян-спаситель.
Мой нож вылетел из-за пояса, зажатый в руке, и лезвие его уже льнуло к шее арахнорца. Я сама не поняла, как это произошло, а эльф просто стоял и смотрел мне в глаза, не моргнув ни разу. Мой нож был хорошо наточен, рука дрожала, и вмиг по серебристому лезвию побежала тонкая струйка темной арахнорской крови. Первый раз вижу чужую кровь на своей руке. Теплую, жидкую, почти черную под завистливыми лучами луны. Арахнорец наклонил насмешливо голову, и я поняла, что он сильнее, во много раз сильнее и сознает это. О-оу. Надо сматываться. Я отвернулась, глупо и неловко подставив спину и, опустив плечи, побрела прочь, не в силах двигаться быстрее.
-Стой, – услышала я сзади тихий голос. – Извини, но придется поговорить. Это тебя зовут Гэллаис Юкк? И ты едешь на север к Торену?
Я обернулась и растерянная до крайности с трудом проговорила:
-Да…Вместе с Рахиль…
-Планы придется поменять. Теперь ты едешь со мной. Э-э-э! Не падай опять в обморок, не волнуйся, я повезу тебя именно к Торену.
Мое лицо выражало смесь крайнего удивления с крайним недоверием.
-Ну, поедешь? – он как-то замялся и глянул в сторону.
Я проследила за его взглядом и обнаружила стоящую под деревьями крепкую выносливую, как видно было, лошадь.
-Э… э нее! С тобой,наоднойлошади,низачтоиникогдая никогданепоедусмужчинойктомужеещеарахнорцемнаоднойлошади!!! Много я наслышана о вашем народе.
Арахнорец слушал мою скороговорку, стирая одновременно рукавом кровь с шеи, слушал, а потом резко выдохнул уже в некотором раздражении и сказал:
-Знаешь, я так быстро на Всеобщем не понимаю. Поехали. Щас еще Хайден с Рахиль подвалит.
-??? Кто такой этот Хайден? Не поеду я с тобой!
-Хватит болтать! – эти слова он сказал, уже сидя в седле, и посылая лошадь в бодрую рысь. Мелькнула надежда, может, он уедет и я, так и быть, признаю его неудачным скверным сном? Арахнорец, проезжая мимо меня по кругу, перегнулся в седле, схватил меня за талию и, торжественно получив в ухо, усадил перед собой на лошадь, который мой дополнительный вес был хоть бы хны. Эльф на мой удар (слабенький, но, вися между небом и землей, будто в железных клещах, это уже было достижение) лишь ухмыльнулся. Ему было все равно.
Вот так, наверное, злодеи и умыкают девиц.
Как в сказке в уже не существующей избушке Рёгны, где эльфийка, увешанная сотней бус теплых тонов, при свете старого камина рассказывала нам сотни историй.
Рахиль!!!
Ты нужна мне как никогда.
Тем временем мы нашли и ее. Она разговаривала с каким-то мерзкого вида смуглым парнем и смеялась. Смеялась! По ее сверкающим заинтересованным глазам было ясно (а я-то ее знала), что она влюбилась с первого взгляда.
Кошмар.
Чем она закончит?
Рахиль обняла его за шею, он ее – за талию.
О, Льен!
Мы дружно завопили с арахнорцем в один голос:
-Рахиль!!!
-Хайден!!!
Серый эльф еще добавил:
-Быстро у них все развивается…
Парочка разом обернулась и по лицам у обоих поползли красные пятна. Мы с арахнорцем дружно расхохотались, глядя на их поглупевшие лица, но я быстро заткнулась, сообразив с кем я еду.
Мда. Приключение так приключение.
Воистину из огня да к арахнорцам. К одному из них.
Ехали уже вчетвером, Рахиль с Хайденом поодаль, мы впереди. Я лихорадочно соображала, как выпутаться из этой ситуации, но за размышлениями не заметила, как уснула. Прямо в седле, прямо в руках серого эльфа.

****

Наутро, когда стало светло, я как следует разглядела арахнорца. Что поделать, почти научный интерес к диковинке. Серый эльф, вздрагивая от утреннего холода, разжигал костер трясущимися пальцами, я сидела возле кучки дров, над которой он маялся, напротив и наблюдала за движениями гибких и ловких сероватых пальцев. Арахнорец почувствовал мой взгляд и вопросительно посмотрел в ответ. Пожалуй, единственное, что стоило внимания на его худом лице с острыми чертами, лишенном румянца, это глаза. Темные, блестящие, внимательные, умные. Казалось, они схватывали мельчайшие детали, замечали все, а разум, заключенный в этой голове анализировал и запоминал еще больше. Цвет их изумлял. Он был темным, вроде бы даже менялся, как мыльная пленка. И это тоже было не доказано, только казалось. Не то черные, не то карие, не синие и не зеленые. Темные. Просто темные, изменчивые, лучистые, даже добрые узковатые глаза. И черные пятна под нижними веками. Довершали картину этого странного лица длинный нос, тонкие губы в вечной полуухмылке (арахнорец вообще любил ухмыляться). Вообще островатые черты лица. У него были донельзя растрепанные довольно длинные, чуть ниже затылка черно-каштановые волосы. И еще: постоянно мешающаяся прядь, падающая на лицо точно по всей длине носа, прядь эту он либо закусывал, или забавно сдувал вбок, или вовсе не обращал внимания.
- Чего ты, Гэллаис?
Он оказывается, все это время и не думал опускать взгляд.
-Ничего, арахнорец. – высокомерно, не хуже королевы я отвернулась.
-Не называй меня так. Лучше по имени.
-А ты мне его назвал? Я до сих пор не знаю кто ты.
-Эээ… Прости, за всем этим и не заметил, – он встал с корточек и поклонился. – Меня зовут Хорвин. Я лучший и, по-моему, единственный ученик Торена. Я тоже буду тебя учить. Прежде всего, – он подмигнул, – не падать в обмороки при первой же опасности или испуге. Короче, воина из тебя колотить будем. Сурового.
Снова подмигивание.
Костерок, наконец, обрел жизнь, арахнорец взял брякнувший котелок и сказал:
- Я за водой. Не сбеги, а то костер потухнет, и я буду греть тебя сам.
Мне показалось или он снова подмигнул? Нервишки, что ли, пошаливают?
Тем не менее, я осталась. Долговязый, худой арахнорец скрылся в зарослях, направляясь в сторону ручья. А где Рахиль? Хорвин вернется, спрошу или поищу. А сейчас и правда, а ну костер потухнет? И я подкинула пригоршню хворостинок в жадное пламя.
Он вернулся через пять минут, посвистывая и помахивая котелком с водой. И сразу объявил, что Хайден смылся и увез Рахиль.
Когда я очнулась, Х…(как он там себя назвал?) преспокойненько точил клинок. Я встала и засобиралась.
-Куда? – развязно просил он.
-Надо догнать, вернуть Рахиль. Какую же пустую голову надо иметь, чтобы укатить с первым же проходимцем???
-Оставь. Это их дело. Захочет – вернется, а пока… Пусть побудет без твоей опеки, я смотрю, ты слишком о ней печешься. Девочка хочет передохнуть. Пускай развлекается!
-Тебе легко говорить, ты ее от силы день знаешь. А я всю жизнь. – я собирала вещи уже как-то вяло.
-Зато я знаю Хайдена, он ее не обидит. Я встретил его у ручья. Он сказал, что нашел наконец, что искал последние несколько лет и уезжает, как он сказал, жить. Я понял его как друг друга и мы разошлись с миром. Пусть едут, да сохранит Тень их путь.

При слове Тень по моей спине пробежал холодок. Злобная покровительница (или покровитель) Арахнора, сильнее всех богов, которым поклоняемся мы. Я принадлежу к Свету. Видимо он – к Тени. Как я могла забыть? Об этом тоже было сказано у Рёгны. Тень не имеет формы. Она – средоточение зла, в противоположность Свету. Но все боги и богини, которые есть на этой земле, не делятся на злых и добрых. Напротив, как-то в голову мне пришла мысль, что боги-то как раз поддерживают Свет и Тень своими судьбами, а не наоборот. Но это лирика. Арахнорцы поклоняются Тени, а это мне чуждо.

Арахнорец о чем-то увлеченно рассказывал.
-…Я едва успел, нашел вас, и все. Дальше ты знаешь.
-Что-что? Я прослушала, о чем ты сейчас говоришь.
Серый эльф скривился, но повторил все сказанное с начала. Выяснилось, что Торен послал его за мной, но посланник, видимо, особо не торопился, по пути обрастал знакомствами и вскоре сколотил небольшую компанию славных рубак, в числе которых был и Хайден. Деревню, где была я, они искали долго, ведь Торен не удосужился сказать им точное место, не то запамятовав, не то устроив очередной экзамен вроде «пойди туда не знаю куда» своему ученичку. В итоге Льсту благополучно спалили (правда, не банда арахнорца, а кто-то не менее полоумный), задание эльф выполнил, и теперь мы едем к Торену. Друзья, что сопровождали его в пути, постепенно оттерлись по одному под какими-то несущественными предлогами. Как все просто.

Я прямо-таки задохнулась воспоминаниями той ночи. Реки крови, крики, тьма, удар по лицу…
И ощущение, что идти некуда и не к кому.

****

Прошло дней десять прежде, чем мы прибыли, наконец, к Торену.
Он жил в лесу, как и говорилось в маминой записке. Увидели мы небольшую деревянную хижинку, судя по всему, пустовавшей уже дня три. Внутри было чисто и тихо, забытый хлеб застыл толстой доской на столе. Смежной к светлой, открытой кухне была еще одна, довольно просторная комната, там они, скорее всего, спали. На бревенчатых стенах этого сруба висело всякое оружие, мечи, щиты, как в кузнице. Всё в довольно хорошем состоянии, видимо, за всеми этими военными причиндалами следили. В воздухе витал тонкий аромат лука, железа и жирный запашок какого-то масла. На покрытом царапинами и умело выскобленном кухонном столе лежали два сложенных пергамента. Для меня и для Хорвина (о, я уже запомнила это имя). В моем письме было объяснение относительно арахнорца, кто он такой, что тут делает, и с какого перепугу поехал за мной. Неспешным твердым почерком говорилось о том, что Хорвин душой на самом деле не принадлежит к Тени, а просто никак не может отделаться от привычек своего народа (что ж это за привычки, хотелось бы узнать для собственной безопасности…). Остальное я уже знала. Да-да, он будет иногда меня учить, не бойся его, но не панибратствуй пока особо. Понятно. Всё это было изложено языком, выдававшем добрую, немного насмешливую, справедливую натуру, обладавшую к тому же неплохим чувством юмора. Одно только письмо вызывало симпатию. Ладно, уж, пусть учит.

Хорвин, читая свое письмо, фыркал и хихикал, но почитать не дал, как я ни старалась. Фу ты, какие секреты!

-Арахнорец. Что будем делать дальше?
-Что, что! Учиться, пока Торен не заявился. Пошли.
Он снял со стены и впихнул мне в руки два клинка, таких же, как и у него самого, после, поманив рукой, зашагал впереди куда-то в лес. Пока я шла за ним по тропинке, разглядывала оружие. Прямые, изящные, скошенные на косой срез концы, лезвия острые с двух сторон, невероятно тонкие и гибкие, как железные линейки математической школы у нас в Льсте, на которых ученики иногда шуточно сражались на переменках. Рукояти почти без эфеса, только крохотные приступочки, бегущие и по лезвию, постепенно сходящие на нет и тонущие в блестящем металле. Ничего не говорю, клинки мне понравились с первого взгляда. Вес тоже вроде подходил, но я в этом пока не разбиралась.
Довел Хорвин меня до большой светлой поляны, можно сказать, даже луга, который был утоптан так, что я сразу догадалась: тренировочная площадка. Занятия арахнорец начал с уверенной теории, подкрепляя ее показательными ударами в воздух. Затем тоже самое предстояло повторить и мне. С первого же удара в никуда я порезала обе руки разом. Причем довольно сильно. Нужно ли говорить, что небытие тут же приняло меня в свои убаюкивающие объятия от одного только вида собственной хлыщущей крови. Хорвин терпеливо вытащил меня из обморока, поставил на ноги, перевязал раны, оказавшиеся незаметными, но глубокими порезами толщиной в волосок И снова всучил оружие, приказав не обращать внимание на боль.
-Тебе вообще нужно привыкать к боли, если ты хочешь хорошо драться, – так он сказал.
Я собиралась что-то возразить, но тут тихий смешной голос прервал затевавшуюся перепалку:
-Вижу, вы уже начали. Причем с ранения, так?
К нам мелкими шажками направлялся бодрого вида старичок с лохматой прической, с лысинкой посередине и белой бородой, похожей на букет пушицы. Одуванчикоподобная внешность никак не гармонировала с крепкой стеганкой и кольчугой сверху. И мечом, болтавшемся на поясе, и слава Льен, хотя бы подходившем по росту старичку. Что же касается травы вообще, то дедок мог идеально в ней спрятаться.
Это был Торен.
-Что, Гэл, не ожидала видеть такого Торена? – выдерживание эффектной паузы, - А надо было, – старичок подмигнул так же, как Хорвин.
…..
Мое удивление не имело границ, что отразилось, видимо и на лице. Поглупевшем не хуже, чем у нашей главной деревенской сладкоежки толстушки Евмакши, которой вдруг подарили ведро розовой пастилы.
…..
Дальнейшего обучения не получилось. Торен с арахнорцем заспорили относительно каких-то методических задумок (я за это время наплела шесть цветочных гирлянд, развесила их по окружающим поляну деревьям и сосчитала всех бабочек на лугу), после чего все пошли обедать.
Похлебка из грибов, рябчатины, травок, достойных полки любого знахаря, с накрошенным в миску черствым хлебом, размокшем там до состояния кулеша – это только на первый взгляд романтично и «на природе все в охотку».
После обеда тренироваться мы не пошли: Торен расспрашивал о жизни в Льсте, справлялся, как идут дела у «малютки Иллочки» (так он назвал мою маму), при этом сокрушаясь исчезновением деревни вообще. Словом, дедок был довольно интересным собеседником, но все равно я чувствовала себя несколько чужой в этой устоявшейся компании, так как Торен и эльф иногда перемигивались, сообща ржали, припоминая какие-то случаи из обучения или прочих приключений.
Хорвин называл его папашей, или отцом. Дедком тоже.
Торен в свою очередь арахнорца – сынком, зеленым, крохой или соплячком. Или, в особых случаях Хорвину доставалось называемое чрезвычайно важным тоном (и оттого невероятно комичным) обращение «юноша».
Обед плавно перетек в вечернее пиво «с дорожки», потом в вечернюю «припасенную еще под Северной горой» наливочку, и опять-таки в вечернюю водочку.
Я не пила.
Старик перепил Хорвина.
Глубокой ночью Торен постелил мне в самом теплом месте: возле окна на восток в аскетичной второй комнате, как я и думала, спальне. Я всю ночь заснуть не могла, извертелась на влажной соломе поверх занозных досок пола, в тому же жутко замерзла. Правда, замерзнуть мне особо не дали. Посреди ночи Хорвин, отняв голову от стола, за которым он и уснул до этого, разбушевался, кто тут спит на его месте. Потом, не найдя компромисса со спящим и не обращавшем на него никакого внимания Тореном, а со мной и подавно, увалился рядом и мгновенно засопел в пьяном забытьи. Тем не менее, с окна дуло, и я на следующий день шмыгала соплями.

****

А следующая неделя прошла в полном кошмаре.
Они пытались меня учить.
Это было нечто.
К концу седьмого дня Хорвин ходил с пустым, как в тумане, взглядом, угрюмый и хмурый.
Торен бегал и вопил своим стариковским голосочком: «Женщины и оружие несовместимы! Это были лучшие произведения имярек мастеров Северных гор!!!»
Мне было стыдно. Очень-очень.
Дело в том, что я умудрилась сломать три меча, два лука, сотню-другую стрел и алебарду. Как именно, сказать трудно, починке все это поддавалось, конечно, но немыслимо было, чтобы вообще изделия гномских кузнецов ломались.
Нет, конечно, у меня в руках многое не доживало до следующего сезона: украшения, одежда, башмаки и сапоги, которые я ношу. Это нормально. Но оружие?!
В общем, состоялся в конце недели у меня с Хорвином серьезный разговор.

Красивые все-таки арахнорцы. Особенно когда они колют дрова в лучах красного заката.
Чем и занимался преспокойненько Хорвин, когда я вышла на улицу с кружкой воды, чтобы дать ему напиться (это только предлог, на деле я посмотреть на него пришла. Кошмар! Я так напоминаю себе иногда Рахиль!). Он кинул последний полешек в кучу по навес, взял у меня из рук кружку, хлебнул, пробормотал спасибо, а когда я повернулась, чтобы уйти, остановил. Надо поговорить, пока Торена не видно. Ладно. Чего?
- Гэл, в тебе никогда магии не замечали?
-Нет. – я крутила задумчиво сорванную травинку, - Меня вообще считали ни к чему не приспособленной. Мне не удавалось ничего сшить, спеть, нарисовать, вырезать. И в науках я не сильна. Как видно, и война мне чужда. А магия… Знаешь, не знакома я с магией, не знаю. Но если бы что-то заметили, наверняка бы учили.
- Ты знаешь про устройство магии?
Я покачала головой в неведении. Хорвин легонько улыбнулся.
-Ладно, пошли, расскажу. Мы развели очаг в дворике, Хорвин стал что-то жарить, и рассказывать.
- Магии в нашем мире существует огромное количество видов. Псиония, Материи, Свитков, Наговорная, Заклинательная, Энергии, Разрушения…Куча. Тебе про каждую рассказать, или прямо к делу?
- Как я быстрее пойму, тебе решать.
Он слизнул с пальцев жир и пересел от дыма в наветренную сторону.
-Ладно, тогда все и сразу. Запоминай, не поймешь- спрашивай.
Я кивнула.
-Итак, начнем с псионии. Это влияние одним человеком, или эльфом, или… магом, в общем на другого, обладающего разумом объекта. Псионик может узнать, что чувствует кто-то другой, как настроен. Может создать настроение…
-Это как?
-Ну, сделать так, чтобы кто-то чего-то испугался, возненавидел, полюбил… И так далее. Потом может передать свою мысль другому на небольшом расстоянии. Сильные псионики умеют мысли читать, ментально…знаешь это слово?
-Издеваешься!
-Да, ментально ударить или парализовать.
-Не густо-то они умеют.
Хорвин как будто обиделся:
-Не надо, это много, и часто бывает совсем достаточно чего-то одного.
-Хмм… Ясно. Чего там дальше?
-Свитки, Заклинательная и Наговорная магия понятны. Первая – чтение заклинания по свитку, тут же действующее. Это любой дурак сможет . Вот писать Свитки – искусство. Этим обычно Наговорники или Заклинатели занимаются. Вот у них ремесло посерьезнее. Наговорник…Да любой знахарь, весь в траве и навозе – Наговорник. Знаешь знахарей? Значит, знакома и с Наговорами.
- Рёгна – тоже Наговорница.
-Сказительница? Вряд ли. Скорее Льен.
- Ты знаешь наших богов?
-Я арахнорец, но не тупой, а лучший ученик Торена. Вот так.
-И единственный.
Хорвин помолчал немного, а потом продолжил.
- Заклинатель – это типичный образ мага из любой книжки. В балахоне и со здоровенной книжищей под мышкой, без которой он – никто и ничто. Тоже знаешь.
Он протянул мне вертел.
-Бери и ешь. Это кролик. А вот маг Материи может разрушить дом и воссоздать его заново, правда, по памяти. Он пользуется передвижением частиц вещества, находящихся в полном порядке. Но если туда вмешается сила мага, порядок будет нарушен и произойдут изменения. Какие? Какие маг захочет. Вода может замерзнуть или вскипеть, появиться ветер, подняться пыль, живое тело – рассыпаться на частицы всех веществ, из которых оно сделано. Собраться заново, в той или иной форме. Здесь действует закон сохранения массы и энергии, поэтому маги Материи – кстати, они называются Аи – едят просто как кони, потому что на то, чтобы заставить воду кипеть, нужна энергия. Все основано на принципах науки о природе… Знаешь, я не могу объяснить точнее, тоже не силен в науках. У Аи, говорят, где-то школа на севере. И еще – их почему-то любят многие государства нанимать на время войн. Хорошие, видимо, из них боевые маги. Но это я точно не знаю.
- Аи может стать любой? – я дожевала ножку кролика, вообще почему-то несоленого.
-Ну… Вроде да. Только с нашего Юга мало кто стал Аи. Или еще не вернулись…
-Захватывающе.
-Конечно. Любая тайна захватывает, когда рассказана не полностью. А если знаешь все – даже и слушать неинтересно, – неведомо откуда взявшийся Торен оторвал от кролика на вертеле Хорвина приличный кусок и с набитым ртом сказал арахнорцу не молчать, а продолжать рассказывать.
- Папаша, ты всегда вовремя. (шепотом Торену) Меня бы она лучше поняла, ты рановато как-то…
- Не обращая на меня внимания, займись делом! – возвестил в полный голос старикан.
-Хорошо. Рассказываю дальше. У нас на очереди магия Энергии. Это очень красивая вещь, когда ею владеешь. Это трудно объяснить, но чтобы ее использовать, надо иметь магическое зрение. Это умение перестроить свои глаза на восприятие тончайших аур и линий энергии. Маг Энергии видит жизнь, магический потенциал, иногда – чувства других. Вторая его особенность заключается в том, что он эту энергию может направлять. Энергия вообще различается у них по цветам как-то. Например, голубой – жизнь, энергия лечения. С помощью ее маг лечит себя или другого. Белый – скорее душевные силы, влияние. Этого в избытке у священников и прочих народных воодушевителей. Зеленый – зло, черный – смерть, серый – грусть, боль или безумие. Безумие может еще отражать желтый цвет. Красный – любовь или ненависть.
- Почему так, это противоположные чувства?.. - встряла я.
Торен возразил:
-Это две стороны одной медали, деточка.
- Кхм! Только не начинайте спорить. Дальше, что у нас есть… Сиреневый – редкий цвет энергии. Это одиночество. Полное и беспросветное. Обычно у всех всегда есть кто-то, кому мы не безразличны, и кто нам не безразличен. Одиночество – это отсутствие тех или других, или всех сразу. Поэтому это так редко встречается. Ну, еще есть много цветов, их уже знают сами маги, все полностью. Конечно, далеко не каждый Энергетик видит все цвета, и не все цвета чистые, какие я сказал, но основные…
-Хорвин, к делу. – Торен проглотил последний кусок.
-Да. Последний тип магии, который я сейчас могу вспомнить, это Разрушение. На самом деле, ее тоже, кажется, изучают в школе Аи, ведь магия Разрушения и Материи – практически синонимы. Аи легче разрушить, чем создать что-то. Эээ… Короче, мы тут подумали, что в тебе спит маг Разрушения. У тебя так, беспричинно что-нибудь ломалось?
Я осторожно ответила, что иногда.
Два измученных со мной за эту неделю учителя в один голос простонали:
«Не ври!!!»
-Ладно, часто. Очень часто.
Они просияли, и Хорвин радостно объявил, что я меняю место обучения. Дескать, таланту пропадать нельзя, и т.д. и т.п.
Меня. К Чезуку на рога. За Северные горы. Неизвестно насколько. Неизвестно, кем я оттуда выйду. Я хочу найти маму или нет???
-Ни, ни, ни, никуда я не поеду!
Они отвлеклись от незаметного, по их мнению, ликования:
-Э?
Помолчали. Хорвин заговорил первым:
-Знаешь, просто надо заниматься тем, что лучше всего получается. Ну, если в оружии ни уха ни рыла, так может с этим получится? – Торен и арахнорец на пару сделали очень милые лица.
-Хватит за меня все решать! Меня всегда определяли куда-нибудь, но там я оказывалась не нужна и от меня избавлялись! Наконец мама, моя собственная мама, нашла способ куда-нибудь меня сбагрить, а теперь и вы меня выгоняете! Сволочи!
Убегая в бешенстве со двора я услышала, как Торен высказался Хорвину: «И эльфийка так выражается? Я отстал от жизни…»
Я добежала до лесного ручейка, который оказался мелким. Ни утопиться, ничего. Нет, топиться я не собиралась, но почему-то мне пришла в голову именно такая мысль. Я села на берегу и стала тихо плакать. Надоело мне все до смерти. Нигде я не нужна, ну что за жизнь такая! Рахиль и та уехала без сомнения. А ведь как сестры были. Я, наверное, прямо так и свечусь сиреневым цветом. Хотя нет, мне нужна моя мать, Рахиль, даже мои учителя, ведь с ними иногда бывает весело! Училась бы себе и училась. Научилась бы драться на мечах, поехала бы по миру, поискала маму. Я почему-то уверена, что с ней все в порядке. А там и зажили бы где-нибудь в Истрине, на родине эльфов. В Зеленом доме. Или попутешествовали бы… Да мало ли дел можно сделать? А теперь неизвестно куда, неизвестно зачем. Не хочу я магией заниматься, оружие куда надежнее. Новый поток слез. Обидно мне, что и тут я не к месту.
Зашуршали кусты, и выскочил Хорвин.
-Чего приперся?
-Ну не злись, это все Торен придумал Он не любит общество. Два для него – уже большое число, если это эльф…человек…гном и т.д. Друг, в общем, – арахнорец сел рядом и положил мне руку на плечо. – Я сам не хочу, чтобы ты уезжала. Я с тобой поеду.
Я подняла на него удивленные мокрые и красные глаза.
- Я вот что решил. Поучим мы тебя немного. А через месяц-другой отправимся на север к Аи. В процессе этого, несомненно, дальнего путешествия я еще подучу тебя сражаться. В итоге ты будешь подкованным воином, и мама будет тобой гордиться. Ты найдешь ее! Не плачь, - он подмигнул мне. Слезы, которые почти высохли сами собой, стали опять течь. Арахнорец обнял меня. Не плачь. Все утрясется в лучшем виде.

****