Письмо 117 об учителе

 Ты упрекаешь меня за то, что я ходила к Пальчиковскому? Да как ты не поймёшь, что не извиняться я ходила! И не извинялась я перед ним! А ходила я - в зоопарк! Я хотела приручить «страшного зверя», сделать его – союзником… Теперь часто в памяти всплывает тот поцелуй… Он умудрился затмить своей мерзостью все другие отвратительные впечатления…
 Он увидел в дверях свою студентку, засиял и воскликнул: «Ты пришла, солнышко?!!» И она расплылась в улыбке Гуимплена. А на зубах её засверкали железные скобки. И он приблизил к ней свою свиную рожу и поцеловал её в эти скобки… Эдакие чудовище и красавица… Только не понять: кто из них кто? И кто из них отвратительней?
 Теперь учитель – ты… И ты такой рубаха-парень, свой в доску. Балагур и весельчак. И каждой, заведённой за угол, будет предложено звать тебя на «ты», и каждому приказано быть на равных. И они не смогут жить без тебя. И как в фильме про Золушку, каждая в своём дневнике ежедневно будет перечислять все твои знаки внимания: сколько раз взглянул, сколько подмигнул, что сказал, чем прикоснулся… И они станут объясняться тебе в любви, отправляя записочки с амурчиками; звонить по ночам, слушая твой голос; попадаться на глаза; как бы случайно сталкиваться носами на улице, приглашать к себе в гости, угощать… А те, кому повезёт больше, и они приглянутся тебе: будут думать в суматохе: «Туфли белые у меня уже есть… А платье?..» И они присмотрят себе платье…
 Ты обещаешь всё! А потом отнимаешь это «всё»…
 Когда-то мы были вместе, и весь мир был – «мы». А потом вдруг стали «они» - ты и она… А я осталась в стороне, как бы – не причём, не у дел, не на своём месте, нигде… И мир стал – там, у вас. И счастье стало – вашим счастьем, и любовь стала - вашей любовью, и жизнь теперь где-то за глухими дверями, за закрытым замком… А у меня - не осталось ничего… Разве что: твоя раздражительность и безразличие?..