Глава 2

Глава 2.

Сначала Наблюдатель ничего не понял, но спустя некоторое время стал замечать резкие смены настроения у Леды, совершенно не относящиеся к ситуации. Она виновато глядела на него и разводила руками.
Он виделся с ней еще несколько раз, а потом Леда куда-то пропала. Он приходил к ней, звонил в дверь, но она не открывала. Ждать у порога её было бесполезно. Она могла несколько дней кряду не ночевать дома. Сначала он переживал. Вдруг что-то с ней случилось. Хотел позвонить, но понял, что у него нет ее номера. А потом одумался. У нее же нет и самого телефона. Она говорила, что его отключили за неуплату. Потом стал приручать (как приручают животных) себя к мысли, что она уехала, что с ней все в порядке. Но какая-то часть него боялась больше никогда не встретиться с Ледой. Уже совсем отчаявшись её снова увидеть, Наблюдатель в который раз завернул в ее подъезд. Поднялся на этаж в старом скрипучем лифте и позвонил в железную, словно таящую за собой секреты, дверь. Она находилась в темном длинном коридоре, и только в конце него было большое окно. Иногда Леда стояла и курила около окна, и тогда Наблюдатель отходил в темную глубь коридора и долго любовался ее силуэтом. Было в этом что-то… нереальное, что ли…
Против обыкновения, дверь почти сразу распахнулась. Леда предстала в белом свитере из тонкой нежной шерсти и светлых, немного потертых джинсах. На левой руке пристроились совсем необязательные часики на черном кожаном ремешке. Она всегда носила их циферблатом на внутренней стороне руки, и начинала крутить их, когда волновалась. Под темно-зелеными, покрасневшими глазами залегли синие круги.
Не сказав ни слова, она посторонилась, пропуская Наблюдателя. А потом вернулась на кухню, где, вероятно, и находилась до его прихода. Он прошел за ней.
Да, точно, -- подумал он. Леда взяла недокуренную сигарету из пепельницы в виде ладони, просящей милостыню. Она когда-то рассказывала историю этой Ладони, доставшейся ей в подарок от какого-то знакомого. Беловатая, немного отдающая в желтизну, она напоминала обломок древнегреческой статуи. Ладонь была воспоминанием. О чем? Леда старалась никогда не рассказывать о своем прошлом, но эту историю она все же раскрыла перед ним, как раскрывают карты. Сбрасывают их, когда они уже не играют роли. Наблюдатель смотрел на нее, и в его памяти словно вставали картины произошедшей истории…
«Давным-давно жил на свете один человек - священник, который оставался всей своей душой и телом верным своему Создателю и исполнял Его волю. Дух Божий обитал в его сердце. Однажды он обрел благодать перед очами Господа. И Господь вручил ему Ладонь, и сказал ему, что эта Ладонь просит милостыню у Самого Господа, и что дарует он ее этому человеку за его преданность и веру. И повелел Господь хранить сей подарок, передавать потомкам своим, и будет благодать в его доме, милость Господа да не оставит его род».
Возможно, это только миф. Даже, скорее всего, это миф, легенда, сказание…
- Ей нужно поесть, - еле слышно прошептала она, мягко прервав его размышления.
- Что? – переспросил Наблюдатель, и только потом понял, что голос у Леды совсем охрип. Может они с Дарой снова полаялись, может Леда орала как ненормальная, а Дара хамила в своей обычной манере. Леда вскользь упоминала про Дару, точнее про их ссоры, возникающие из ничего, на пустом месте, просто из воздуха. «Шпильки», насмешки, уколы, гадости, накрайняк голословные обвинения, годилось всё. Лишь бы выиграть никому не нужную борьбу за последнее слово, вырвать победу, вынудить на поединок слов и выражений, запрятанных в памяти как секретное оружие, как ядерные бомбы. Это стремление разрушать. Вот что пряталось между строк. Нарушая уверенность в силах у другого человека, она обретала уверенность в своих. Вампиризм. Паразитизм. Хищничество…
А как результат - сорванный голос.
- Она хочет есть, - Леда надсадно кашляла.
- А тебе нужно выпить горячего чая и лечь в постель, - встревожено произнес Наблюдатель. Судя по всему, простуженный голос напрягали так, что мама не горюй.
Леда в ответ только поморщилась, автоматически поднеся руку к воспаленному горлу.
- Не надо,- прохрипела она и зашлась в кашле.
- Тогда хотя бы перестань курить. Давай, я сделаю тебе чай, - Наблюдатель встал со своей колченогой табуретки и принялся заваривать чай.
- Что ты чувствуешь?
- В смысле? – почти прошептала Леда.
- Ну, в горле. Какие ощущения?
- Знаешь… Как будто всё горит огнем, я чувствую себя драконом. Кажется, что вот сейчас открою рот и дыхну огнем…
Она говорила с остановками. Отдыхая по несколько секунд. Каждое слово давалось ей с усилием. Совсем плохо.
- Это в горле, а голосовые связки как?
- Да, не знаю я!- яростно захрипела Леда, - Что ты ко мне пристал!
- Я пытаюсь узнать, что с тобой, а ты бесишься!
- Да, наоралась я снова с Дарой!... Вот и всё!... Что тут думать!...
В помещении повисло молчание. Оно было почти живым, почти искрилось от несказанных слов.
- Прости меня, - шепнула Леда, - Нервы ни к черту!
Хрипящий кашель почти заглушил последнее слово.
- И ты меня, - вздохнул Наблюдатель.
- Она придет сюда, - полувопросительно посмотрела Леда на Наблюдателя и закурила еще одну сигарету. Длинные коричневатые и очень крепкие More в продолговатой мягкой красной пачке. И это тоже воспоминание…
Иногда казалось, что она вся насквозь состоит из воспоминаний. Из самых разных кусочков мозаики, из разноцветных кусочков ткани, словно сделана в стиле пэч-ворк.
Ее щеки, обычно бледные, раскраснелись, а глаза лихорадочно блестели. Пока Наблюдатель разливал чай по чашкам, Леда успела докурить и дрожащими руками приняла дымящуюся чашку из рук Наблюдателя.
- Осторожно, - предупредил он, - очень горячий.
За окном уже стемнело, а снег все сыпался, осторожно заглядывая в окна, роем назойливых мух мельтешил перед лицами прохожих.
Леду после горячего чая стало клонить в сон. Она прошла в единственную комнату. Наблюдатель за ней.
Вокруг была куча фоторамок, большей частью пустых, смятые листы с парой отпечатанных предложений, стопки пожелтевших газет и журналов, куча всякой ерунды перед зеркалом, переполненная пепельница, разбросанная одежда и повсюду оплывшие свечи. Белые, розовые, желтые, бледно-голубые, они теснились на столике возле дивана, на полочках, около зеркала и даже на полу. Окна закрывал теплый клетчатый плед, непонятным образом подвешенный к карнизу.
Леда легла на диван, свернувшись калачиком. Наблюдатель укутал ее одеялом и собрался уходить.
- Не уходи… Посиди со мной… Я не хочу быть одна, - попросила Леда, - И она скоро придет…
- Откуда ты знаешь?
- Мы чувствуем…
Ее веки отяжелели, и вскоре она задремала. Наблюдатель, заинтригованный, сидел на мягком ковре, облокотившись спиной о диван, и о чем-то размышлял, вертя в руках машинально прихваченную фоторамку.
Сколько прошло времени, определить было трудно…
В дверь кто-то скребся.
Навязчивый звук заставил Наблюдателя выйти из оцепенения. На секунду замерев в раздумье, он пошел отворять дверь.
Перед ним стояло странное существо.
Светлые короткие взъерошенные волосы и враждебные миндалевидные глаза цвета льда на правильном, но сильно исхудавшем овале лица. Небольшого роста, она была одета в короткую черную куртку, джинсы и тяжелые армейские ботинки на шнуровке.
- Ты и есть тот самый д р у г? – слово «друг» она произнесла насмешливо, с издевкой. Голос у нее был низкий с едва заметной хрипотцой.
Наблюдатель опешил от такого хамства. Не ожидал. Замер на месте, не зная, что сказать.
- Чего встал? Дай пройти!- существо протиснулось в коридор.
«Кажется, она не в духе»- подумал Наблюдатель, заперев дверь.
Скинув ботинки, она прошла на кухню и, сев на единственную табуретку, закурила, одновременно стягивая куртку. Из кармана вывалилась пачка.
«Кент», единица. Снова воспоминание…
О чем она всегда помнит, когда курит эти сигареты?
Сигарету она предпочитала держать в зубах. А, затягиваясь дымом, щурила глаза, при этом ее выражение лица приобретало циничное выражение, и смотрелось даже похабно.
- А ты – Дара, да? – Наблюдатель прошел к окну, сложил руки на груди и выжидательно уставился на гостью.
- Ну? – недовольно буркнула она, засовывая пачку в карман.
- Прости? – растерялся Наблюдатель.
- Налей мне чая. Я замерзла…
Наблюдатель решил пока не перечить и принялся готовить чай для этой странной девушки.
«Какое же худое у нее лицо! Интересно, что имела в виду Леда, когда говорила, что она питается кое-чем другим? По-моему, она вообще ничем не питается», - оглянувшись, решил Наблюдатель.
- Что? – Дара мгновенно отреагировала на его взгляд.
- Может, что-нибудь поешь? Леда говорила, что ты очень голодная.
Дара хмыкнула.
- Обязательно поем! Я сюда за этим и пришла. Обязательно. Только попозже.
« Что ее так развеселило?» - недоумевал Наблюдатель.
Она пила чай, а Наблюдатель хотел сходить в комнату, сказать Леде, что у нее гости. Но Дара запретила.
- Она знает, - обрезала она, и Наблюдателю ничего не оставалось, как притулиться на подоконнике и ждать…
Странное ощущение поселилось в его теле. Откуда-то взялась усталость. Мир стал казаться дерьмом, а все люди – гадами.
Он подошел к раковине у противоположной стены и, чтобы заглушить чувства, принялся мыть накопившуюся посуду. Леда всегда сваливала ее в раковину, забывая мыть. Или не считая нужным.
Почему-то вспомнился один из солнечных осенних дней.
- У тебя скоро тараканы заведутся и станут тяжеловесными борцами сумо. Как в Японии, - пошутил однажды Наблюдатель.
- Ага. Боевые тараканы! – смеялась Леда.
Это было, кажется, так давно…
Вдруг Наблюдатель насторожился. Спиной он чувствовал взгляд Дары. Не хороший. Ох, нехороший это был взгляд. Он жег спину, забирался под кожу, вспарывая ткань мышц, расталкивая органы, и впивался в самое сокровенное, в самое дорогое. В душу. А стук сердца служил секундомером.
Успеешь… Успеешь… Я знаю…
Защититься?
А как?
Белый потолок то надвигался, то отдалялся, показывая свою власть над этим человеком, чьи руки в панике что-то ловили.
- Игра зрачка, - пронеслось в голове.
Он почувствовал страх. Неприятным холодком он поселился в животе. Гулкий стук сердца отдавался в ушах звенящей тишиной.
Стены повторяли игру потолка, то сдвигаясь, а то раздаваясь в разные стороны.
Способность контролировать тело исчезала. К горлу подступала тошнота. Казалось, что воздуха не хватает, и легкие рвало от едкой пыли. Ощущение ваккума не позволяло легким втянуть хотя бы порцию кислорода. Дыхание стало частым и неглубоким. Пальцы похолодели. Он задыхался, судорожно цепляясь за собственное горло. Стены обступили со всех сторон. Сердце билось как ненормальное. Наверное, он бы заорал, но тишина давила на грудь с такой силой, что произнесение малейшего звука, казалось, лишит его последних сил. А их катастрофически не хватало. Они все куда-то исчезли…
Это паника.
«Надо открыть окно»
На ватных ногах, шатаясь из стороны в сторону, без возможности сфокусировать взгляд на чем-то одном, он двигался к окну.
«Господи, ну, почему оно так далеко от меня?»
Он протянул руку к раме, но окно отпрыгнуло от него. Навалилась головная боль, отдаваясь свербящим ощущением в глаза.
Как машинка дантиста.
Непослушной холодной рукой он, наконец, распахнул окно.
В помещение ворвался городской шум, и вихрь холодных снежинок мгновенно осел на подоконнике.
Наваждение исчезло.
В легкие с трудом проталкивался воздух. Наблюдатель сипло задышал.
Колени подогнулись, и он спиной привалился к батарее.
Напряжение отпустило.
Ужас прошел.
Тошнота прекратилась.
Он снова дышал.
В руках материализовалась сигарета, неся с ядом в дыме расслабление и спокойствие…
- Прости нас… Пожалуйста, прости! – виновато произнесла Леда, убирая зажигалку и не переставая кашлять.
Дары на кухне не было.