Что случилось с алексом?

Рассказ написан в соавторстве с Алконост-Т и публикуется с целью научного исследования....



_____________________________________
Красноглазые тени встают за нами, перебегают дорогу... Тень – зеленоглазая... Тень – желтая... Тень... Исчезли (Р.Желязны).
_____________________________________





- Ветер, опять ветер, да еще и дождь со снегом вдобавок. Поубивать надо синоптиков их же ледорубами, - подумал Алекс, прыгая на одном месте в тщетной попытке согреться. После тренировки ему какое-то время еще было тепло, но при такой погоде любой человек, даже самый «теплокровный» начнет замерзать, если его одеть в тонкую легкую куртку, рассчитанную на плюс 15, но не как не на плюс 2. Такая погода в его планы не входила. Машина была, как назло, в ремонте, а автобус, судя по всему, должен был появиться еще минут 20 назад. Бесполезно...
 В конце концов, молодой человек не выдержал и поднял руку в попытке поймать метафизическую «тачку». При этом навязчивое «у меня к тому же всего 200 рублей, до дома, конечно вряд ли довезут, но до метро хватит точно... крюк большой и бессмысленный, но хоть отогреюсь малость» крутилось в голове, как бычок в унитазе.
Но и машин на его горе тоже почему-то было мало. Не было почти. Поэтому, когда возле тротуара прижалась черная новенькая семерка BMW, Алекс даже удивился. Он наклонился к приоткрытому окну и назвал адрес.
- Хорошо, садитесь, - ответил низкий женский голос.
- Двести, - смело продолжил диалог молодой человек.
- Хорошо.
Он сел рядом с «шофером». В дорогом кожаном салоне пахло терпкими и слегка дерзкими духами и чем-то еще. Запах был настойчивым, но еле уловимым. Так пахнет под вечер уставшая листва в объятьях жаркого южного солнца или костер, если туда нечаянно бросить свежую сочную ветку рябины. «Наверное, она курит табак особого сорта или вообще какую-то «дурь», - размышлял Алекс, исподтишка кося глазом, - интересно, почему она меня «подобрала». Такой явно - деньги не нужны. Черная стильная кожа, не Турция, на пальцах сверкают крупные камушки, должно быть натуральные рубины насыщено-кровавого цвета. Да и сама женщина... Пышные иссиня-черные волосы. Своеобразный профиль, подарок художнику, слегка хищный, но выразительный. «Вероятно, нет - скорее всего, стройные длинные ноги, которым могли позавидовать и... А руки, какие же у нее руки…» Достроить картинку ему так и не удалось. Что-то влажное и холодное легло на лицо, и в следующее мгновение, мысли стали расползаться в сладком тумане...

Сознание неспешно возвращалось к Алексу. Он открыл глаза и увидел цельный зеркальный потолок, без единого шва или трещины. Ничто не нарушали гладкую безмятежность. Он повернул голову в попытке рассмотреть еще что-нибудь. Комната была круглая, окна в ней отсутствовали. Освещалось все множеством красных свечей без подсвечников, которые бросали причудливые блики на стены, затканные гобеленами черно-бордовых тонов с изображениями сцен охоты на какое-то диковинное животное с головой человека и телом льва. Похожее, на сфинкса.
Свечи стояли прямо на паркетном полу красного дерева и на лакированной поверхности широкой резной спинки кровати. Кроме кровати - правда, очень большой - другой мебели в помещении не было. Алекс попытался встать, но безуспешно. Он понял, что связан по рукам и ногам красными широкими шарфами. И еще одно открытие сильно поразило молодого человека – «Поздравляю, тебя уже раздели», - он даже фыркнул от смешенного чувства удивления и досады.
Голый, на черных скользких простынях, судя по всему шелковых или атласных. Впрочем, ему было совсем не холодно - в комнате было тепло и от свечей сильно пахло дурью. Плюс живая и при этом ощутимо колючая ярко-красная роза, лежала у него на животе. Хотя эта роза чем-то неуловимо клонилась к бордо.
Потом ему стало одиноко. Чувство это росло и ширилось, готовое, будто, разорвать его на две равносторонние половины. Одна была бы левая, и она твердила ему:
«Алекс, тебе выпал редкостный шанс, -подумал он, - упускать его - глупо. Даже если сейчас, вот прямо сейчас, не войдет та самая необъяснимая женщина, которой ты попался совершенно неожиданно, но неизбежно на ее полном темного прошлого и обеспеченного настоящего пути, если она не войдет, даже тогда максимум, что может с тобой случится плохого – это групповой секс с адептами некой безумной секты с последующим поеданием. Вероятно... Ничего в целом страшного, хоть и неприятно.» Он улыбнулся своей безумной мысли - это несколько успокоило, но все равно не вернуло уверенности.
Другая же половина Алекса жаждала. Тайна, как большая черная птица сидела на его черепе и била клювом. Между глаз ворочался здоровый такой червяк, потревоженный беспощадным клювом. И его всего забрало любопытство, едко приправленное несвоевременным, но все возрастающим возбуждением. Было уже никак невозможно терпеть и от этого Алекс начал крутиться на простынях бледным ужом. После нескольких минут борьбы он расслабился и затих. Оковы его хранили молчание.
Звери на стенах, казалось, довольно ухмылялись и свечи шептали что-то невпопад. Кровать даже не скрипнула идеально подобранными пружинами. Тишина звенела в ушах.
В процессе борьбы, черная почти роза как-то неуловимо переместилась и теперь, почти слившись с шелком, больно колола ему спину. Алекс с ужасом понял, что не может пошевелиться, не вогнав, казалось, полу сантиметровые шипы в податливую кожу. Он замер.
И только теперь заметил изменение. Реальность поплыла вокруг него, сфинксы, грифоны, куроногие виверны попрыгали со стен и носились вокруг в беспорядке. Охотники прыгали через свечи, как через купальские костры и целовали друг друга, отражались бликами в багровой тьме паркета.
И было еще кое-что. В воздухе. Очень знакомый, словно еще не успевший выветриться с подкорки запах. Неуловимый меланж. Все сразу: южная ночь, степь, костры до горизонта, пряная листва перелесков, небесная охота звезд и невнятное бормотание, оказывающееся пением, как только огонь принимает горькую ветку полыни.
Алекс прислушался, но тишина хранила молчание. Он закрыл глаза, пытаясь скинуть навязчивое видение, и в этот момент ощутил прикосновение... Сначала оно было едва ощутимым, как дуновение ветерка, затем стало больше походить на касания чем-то неуловимо легким.
Нечто сходное Алекс чувствовал однажды на юге. Был жаркий летний вечер, дышащий ароматами жасмина и морской соли. Он снял футболку и остановился на пристани, любуясь кораблями. Сзади подошла пара - мужчина и женщина - Алекс увидел их боковым зрением. Они стояли молча, по-видимому, тоже наблюдая портовый пейзаж. Порыв ветра налетел неожиданно. И легкий шифоновый шарфик, сорвавшись с шеи молодой женщины «погладил» спину и замер на его груди. Это длилась всего какие-то секунды. Хозяйка быстро схватила непослушного «беглеца». Но за это короткое мгновение Алекс успел «прочесть» аромат духов и неповторимый запах кожи ее хозяйки. Это терпкая смесь резко контрастировала с платьем нежно салатного цвета и стройной высокой фигурой женщины. Буднично романтический, ее облик явно проигрывал будоражащему воображение аромату. Алекс стал хищно рассматривать ее силуэт. Он уже мысленно срывал с нее платье, ласкал тонкую талию и маленькие груди, опускаясь ниже. И в тот момент, когда Алекс бессовестно «коснулся» стройных ног женщины, пара развернулась и пошла в сторону Морвокзала.
Тогда он даже не услышал, как звучал ее голос, и не сумел как следует рассмотреть лица. Но он так вдруг захотел ее, что почти физически ощутил сладость прикосновения к коже незнакомки. Алекс стоял - у него не было сил идти. Он ненавидел мужчину, который был рядом с ней и готов был заплакать от разочарования. Мысль о том, что эта женщина никогда не принадлежала, и не будет принадлежать ему, была в ту минуту невыносима. Алекс подсознательно чувствовал, что это его женщина, пусть он не знал его имени, ее голоса и даже всех черт лица, пусть она явно старше и, наверное, не свободна. Но был уверен, что их ночи могли быть испепеляющее жаркими и до боли сладкими… сказка о несбывшейся любви кусала его, как кошка мышь.
И вот теперь это воспоминание семилетней давности, воскресло и заиграло новыми чувственными гранями. На какой-то миг, Алекс ощутил себя снова восемнадцатилетним, стоящим на вечернем берегу. Но! Его смущало одно очень странное обстоятельство. Легкие прикосновения не принадлежали никому. Алекс их явственно ощущал, но не видел, кто его ласкает.
А между тем, прикосновения стали более нескромными и от этого еще более возбуждающими. Это уже не было шифоновыми шалостями. Руки, нежные женские руки, вот с чем можно было сравнить магию новых ощущений. Невидимые пальцы гладили плечи Алекса, спустились к животу, снова поднялись к груди и завладели сосками. Шипы розы сладко кололи спину. Но эта боль добавляла остроты в эротический коктейль эмоций. Смешивать сладкое с горьким, иногда бывает весьма полезно, в этом есть что-то экзотическое или что-то японское.
Пальцы спустились к бедрам и, наконец, чуть тронули то самое чувствительное место. Тело Алекса пылало. Он услышал свой собственный стон. И этот стон слился нестройным дуэтом с другим. Женским. Невидимка, стала целовать его. Не одна из бывших подружек Алекса не была столь искусной в этой ласке. Она исследовала все тело Алекса, не упустив не единого «потаенного уголка». А после... После он почувствовал, что вошел в нее.
Это соитие страстное и бурное было странным и очень новым. Он закричал, и крик непристойно заполнил всю комнату, в то время как другая жидкость заполнила невидимое тело, явив свету волшебное превращение. Дух материализовался из плотного розового тумана, обретя соблазнительные очертания, подобно Венере, рожденной из пены.
Женщина была чем-то похожа на ночную попутчицу Алекса, но не она. Стройное тело, белая кожа. Тонкие змеиные губы, цвета темного граната. Черные пышные длинные волосы, тонкий нос и черные глаза, в которых даже не было видно зрачков. Черты лица правильные, но не красивые. Но и в этой некрасивости было что-то утонченно- пленительное и вместе с тем опасное, как ощущение надвигающейся песчаной бури. Запах же исходивший от нее был сходен с запахом моря перед штормом. Алекса охватило неодолимое желание, коснуться груди незнакомки, белой с ярко красными возбужденными сосками. Он прошептал что-то невнятное, типа «милая». И женщина рассмеялась звонким злым смехом. Она наклонилась и больно укусила Алекса за ухо.
Птица-тайна в фиолетовом оперении, где сосущее под ложечкой предвкушение мистического – лишь одна из доступных зрению граней спектра, жестким клювом ковыряла сознание. Алекс, да какой он к чертям Алекс, Шурик – так звала его мать, каким-то параллельным зрением всматривался в ткань реальности, силясь разобрать на ней широкие шагаловские мазки настоящего, смутно понимая, что где-то глубже, может даже в самом грунте уже можно разглядеть первые желтоватые еще ростки грядущего. Он почти видел их, но не мог достаточно сфокусировать волю для того, чтобы эти ростки стали осязаемы – просто тело еще на научилось довольствоваться собой в полной мере и отпускать сознание в самостоятельное плавание по оранжевым волнам наслаждения.
Томительно-знойная пытка продолжалась достаточно долго под вязкие созвучия «Adagio» Альбинони. То и дело Алекс впадал в сладостное забытье. И его посещали странные алхимические превращения. В этих видениях он тонул с головой, проваливался в них, а потом, вдруг поднимаясь на поверхность, понимал, что прошли только доли секунд, маленьких и беспомощных. Там на изнанке сознания он видел их, сменявших друг друга в бесконечном калейдоскопе тел и глаз, неуловимо схожих с его безымянной хозяйкой.
Меняли друг друга пейзажи и лики разных лун смотрели в него, то пугая, а то заставляя яриться и брызгать кроваво-красными сгустками возбуждения, биться, зажатым ее мокрыми бедрами. Ненасытная, и от того еще более желанная женщина с глазами ночной птицы, сама не скрывая возбуждения, снова и снова скользила на нем с почти нереальной грацией, а он все сильнее натягивал невесомую ткань, сковавшую запястья, в неистовом желании прикоснуться к ней, сгрести, бросить в шелк. Но не мог.
И – да - происходящее доставляло Алексу особое, еще не набившее оскомину наслаждение. Дух тела, физическая сущность все настойчивее требовали от него наказать бессовестную насильницу и еще более изощренными ласками, довести ее до грани того безумия, в которое сам он то и дело погружался. И желание это мало помалу поднимало закованное в железо варварское тело. Перед его глазами плясали жирные, как съедобная глина, круги. Запах женщины, который накатывал на него смоляными волнами ее волос, обдавал пеной, при каждом приливе разбивая его «Я» на желтые искристые осколки.
Алекс схватил один из них и до хруста запрокинул шею - перед глазами его пронеслись километры кровеносных сосудов. Он пролетел по ним, и над ними, и чуть в стороне, все сразу... Он видел это одним целым и не знал как точно.
Вот его упруго ударило, и он вроде бы нормальным уже зрение увидел ее, склонившуюся над ним в высоком головном уборе из перьев. Она была ею - и не была ею в точности. Назови он ее по имени, она наверняка не отозвалась бы, лишь презрительно скривив губы. Но и этой возможности он был лишен.
Алекс лежал на каменной плите, и его покрытое их смешавшейся влагой тело резко холодил ветер. Со стен на него зло смотрели нарисованные контрастно фигурки уродливых божков, крылатых змеев и бились с мясом вырванные сердца. А женщина, склонившись над ним, совсем откровенно рукой ласкала его. Алекс радостно дернулся, силясь обнять, но тело непреклонно отказало. Оно, казалось, жило своей, одному ему понятной жизнью. Алекс почувствовал неожиданно, что полностью парализован, не способен пошевельнуться. А рука склонившейся над ним тем временем все более настойчиво овладевала им. Ее упругие, как виноградины, соски рисовали на его груди неглубокие иероглифы, которые тут же вспыхивали маленькими зеленоватыми язычками пламени. Алекс чувствовал, что долго так продолжаться не может, напряжение росло, притом росло непреклонно.
Он еще не успел придумать ей имя, когда она, продолжая ласкать, неожиданно поцеловала его в лоб, потом сразу в шею, в сердце, в живот, низ которого при этом свела мощная судорога... и он даже успел почувствовать ее губы и язык там, прежде чем их вместе подбросило над каменной плитой метра на два вверх...
Алекс вернулся в реальность с гулом проходящего звуковой барьер истребителя – так ему, по крайней мере, показалось. И эта неимоверная женщина по-кошачье, не мигая, смотрела на него, чуть наклонив голову и при этом водил длинным ногтем по его животу:
- Ты должен очень внимательно меня слушать, - сказала она довольно приятным низким голосом, хотя возможно ему это только показалось. Он хотел, было, спросить ее, но она взглядом остановила его попытку и снова укусила на этот раз немного выше соска, где у Алекса был набит терзающий кого-то тигр. Потом она погрозила ему отманикюренным пальцем, сдула с лица перышко и снова на этот раз вполне очевидно произнесла:
- Ты должен слушать...
Алекс откинулся, закрыл глаза... и провалился.
В полусне он почувствовал, как она укусила его за ухо, и тогда сознание покинуло молодого человека окончательно…
Когда он вынырнул из терпкого теплого тумана, картина не поменялась. Та же женщина сидела сверху на его теле и не менее настойчиво призывала его «слушать». Алекс усилием воли попытался сосредоточиться на том, что она хотела ему сказать.
- Сейчас войдет госпожа, будь спокоен, выполняй все, что от тебя требуется. И ты познаешь неземное наслаждение и увидишь... ну скажем, волшебные миры.
- Что я должен делать?
- Слушать и слушаться.
Его «мучительница» встала и испарилась так же внезапно, как ранее появилась.
Комната погрузилась во тьму, но буквально через мгновение, помещение наизнанку «взорвал» яркий пронзительный свет. Алекс видел свет, который был жесток и струился отовсюду. Тонкие желтые лучики переплетались в причудливые спирали и соединялись в центре зала в алый огненный шар. Его слух снова уловил аккорды знакомого «Adagio». Иллюзия или реальность – Алексу почему-то было все равно. Да и имеет ли это какое-то значение?
Огненный шар погас, и он увидел перед собой неясный женский силуэт. Когда лучи перестали «резать» глаза, он, уже привыкший к полутьме свечей, рассмотрел свою новую визави. Это была та самая женщина, которая «так любезно» согласилась его подбросить до дома. «Уж поистине, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, - устало подумал он, - а случайные встречи в плохо написанных сказках».
А между тем «роковая леди» внимательно рассматривала Алекса. Она пристально посмотрела в его глаза цвета дикого меда, и Алекс почувствовал, как на спине у него выступил холодный пот. Казалось, что она каким-то образом читает его мысли. Это было неприятно, как будто в черепе в огромный клубок сплетаются дюжины разнополых змей. Наконец, женщина отвела свои зеленый взгляд с почти вертикальными зрачками и «принялась» за тело юноши.
Глаза ее на расстояние ощупали связанное тело Алекса. Разглядывание было столь циничным и откровенным, что в какой-то момент он почувствовал, что по его щекам побежала краска стыда. Сама же она стояла перед ним полностью обнаженной, но, по-видимому, не испытывала неловкости. Это Алекс чувствовал себя не в своей тарелке.
Женщина улыбнулась, обнажив белоснежные острые зубы, плотоядно облизала идеальной формы ярко накрашенные губы и резко «выбросила» правую руку вперед. В ту же секунду путы, стягивающие Алекса, спали, и какая-то запредельная сила подняла его над кроватью и пригвоздила к стене. Гобеленные звери ожили и крепко схватили запястья и щиколотки Алекса, привязав их к себе хвостами и цепкими лапами. Алексу даже показалось, что он слышит их голоса, призывные и полные злой первобытной похоти.
От неожиданности у молодого человека перехватила дыхание, а сама она звонко засмеялась:
- Ну, что, красавчик, испугался. Ну-ну, не стоит сопротивляться, все равно ничего не выйдет. Тебе не будет больно, даю слово – поверь это кое-что значит. Даже напротив, то, что я с тобой проделаю, будет исключительно приятно. По крайней мере, по началу.
- Я не против, но может, ты меня отвяжешь. Не люблю, знаешь ли, ощущать себя мешком с потрохами, - Алекс попытался не потерять инициативы, но она резко оборвала его.
- Ничего не скажешь, хорош…Только глаза чуть неправильной формы... А по поводу отвязать... после, - кажется, эта мысль ее повеселила, по крайней мере, «ведьма», как сразу окрестил ее про себя Алекс, криво улыбнулась. Улыбка эта была очень знакомой. Так улыбается кобра при виде легкой и приятной добычи. Поэтому Алекс не удивился, когда вдруг изо рта женщины появился, словно из логова, длинный раздвоенный на конце язык. Он только успел вздрогнуть, но опоздал – этот язык уже коснулся его, и через считанные секунды ужас сменился странным удовольствием, какого он не испытывал никогда прежде. Все повторилось.
Язык ласкал тело, играл с ним, прикасаясь к самым чувствительным точкам, и безошибочно находил места, где удовольствие достигало своего пика. Сначала жало облизало шею и грудь Алекса, долго повозилось с животом, и только после спустилось до самого низа. Язык так умело орудовал там, что Алекс через минуту ощутил, как опять зачем-то приблизился к высшей точки блаженства.
В тот самый момент, когда он возвестил криком о прохождение чувственного «рубикона», огненный змей ее языка проник в рот молодого человека и продолжил ласкать его изнутри. Такого «поцелуя», он даже представить себе не мог. Эмоциональное потрясение было столь сильным, что на глазах Алекса выступили слезы. Язык слизал их, затем опустился на шею и присосался к ней на манер пиявки.
Неизвестно, как долго это продолжалось. Мысли спутались в голове, секунды слагались в минуты, а те, дружно взявшись за руки, убегали в небытие бесконечности. Во рту ощущался вкус чего-то сладкого. Алекс почувствовал слабость во всем теле, так словно его переполнял милосердный яд, настой цикуты на красном вине со специями... эта мысль промелькнула в его голове молнией. Она бежала по тончайшим коридорам мозга, плача и захлебываясь упоением, но вдруг неожиданно со всего размаха влетела в стену. Все кончилось. Резко, как обрубили.
Алекс открыл глаза, но это не возымело привычного результата. Тьма стояла вокруг, и в этой тьме он вдруг услышал голос.
- Итак, милый мой Алекс, теперь ты достаточно насладился собственным телом... хочешь ли ты еще чего-нибудь?
-Еще тебя, - механически успел подумать он, и целая свора мурашек пронеслась по его позвоночнику, заставив вздрогнуть.
- Ну, это понятно, - сказал голос, в принадлежности которого Алекс уже не сомневался, - для этого тебе надо еще очень много пережить, и самое смешное, мой милый Алекс, тебе это предстоит пережить в любом случае. Твоего согласия мне не требуется. Прости, но таковы правила.
И тут Алекс ощутил изменение... он не мог видеть и только почувствовал, что в комнате что-то стало иначе. Потом он услышал второй голос. Голос был мужской:
- Ты думаешь - он готов?
Он был густой этот голос, чем-то неуловимо знакомый, но все-таки не ее, нет определенно мужской голос. Так будто в ней вдруг заговорил кто-то, кто поленился перенести свое тело из своего далекого далека, а просто на мгновение воспользовался подходящей оболочкой. Ноги Алекса стянула влажная упругая петля. Он был готов поклясться, что живая. Происходящее все меньше ему нравилось, но он, сам удивляясь себе, уже получал от этого странное удовлетворение. Словно вопросы, которые давно мучили его, вдруг становятся странно риторичны, и даже частично приобретают черты ответов.
Рывок был очень резким. Алекса перевернуло, и он закачался вниз головой в темноте своего сознания. Перед ним встала картинка из когда-то давно виденной страной колоды карт. Он четко увидел со стороны свое тело, подвешенное к потолку, и еще он увидел двоих, стоящих перед ним и наблюдающих за тем как меняются краски на его лице. Женщина была без сомнения той самой, а вот вторая фигура было ни на что не похожа. Алекс прекрасно осознавал, что почему-то слеп и все что он видит, может быть, даже скорее всего, просто игра его воображения, разожженного последними событиями и возможно какой-то наркотической дрянью, которую подмешали к огню, но все равно не мог отделаться от мысли, что фигура мужчины, которую ему подбрасывало его нетренированное сознание была в тот момент даже реальнее его самого.
- Так ты все-таки думаешь - он готов? – снова спросил мужской голос. Тишина вновь промолчала в ответ, а Алекс напряг слух, силясь разобрать хоть что-нибудь. Бесполезно.
- Хорошо, - сказал мужчина, - только присмотри за ним...
В воздухе густо запахло ладаном, и Алекс ощутил, что они снова остались вдвоем с его страшной хозяйкой.
Она подошла и провела рукой по его перевернутому телу, походу загибая пальцы на манер птичьей лапы, так что Алекс почувствовал остроту ее когтей. Это было неожиданно.
Постепенно он ощутил, что к нему стало возвращаться зрение. Неясные образы тьмы сменились мутноватой пустотой, потом в ней раскрылись желтые огоньки свечей, и вот он уже увидел ее. Она стояла на кровати, утопая в черном шелке и облокотившись на высокую спинку. Изголовье было сделано в виде скачущего на коне воина с огромным, поднятым над головой, кривым мечом. Кого именно собирался поразить всадник было непонятно, но Алекс вдруг понял, что человек на коне, вовсе не воин, а жрец или скорее шаман, и что он с большой долей вероятности может обратить свое оружие против самого Алекса.
Он испуганно перевел взгляд на женщину. Лицо ее было неуловимо изменившимся, но уже возвращающимся к норме. В огромных зеленых глазах затухали огоньки болотного пламени. Казалось, она всеми силами старается скрыть какую-то боль, только что перенесенную и не вполне еще унявшуюся. Но это продолжалось лишь миг. Потом она улыбнулась и произнесла, наклонившись прямо к его глазам:
- Итак, как я уже сказала, ты прошел стадию наслаждений... теперь тебе предстоит нечто особенное. Совсем новое - для тебя. Поглядим, как ты выберешься из этого...
Алексу стало по- настоящему страшно - а он-то, было начал думать, что все чувства от переполнения притупились. Оказалось, нет. Страх самое сильное и самое странное из всех человеческих чувств. Когда он заполняет тебя целиком, твое зрение становиться невероятно острым, слух совершенным, и ты начинаешь читать книгу всех ароматов, которые источают люди, животные и даже предметы, находящиеся хоть на расстояние 10- метровой отметки. Мозг никогда не работает с такой быстротой и результативностью как в момент опасности. Любовь дает стимул жить и рождает шедевры. Ненависть питает всю гамму эмоций и безошибочно находит цель. Но не любовь, ни ненависть не высвобождают во всей полноте самый древний и самый дикий человеческий инстинкт. ЖИТЬ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.
Алекс по-настоящему понял это, когда увидел почти прямо под собой большой золотой таз, инкрустированный замысловатыми узорами на тему борьбы добра со злом, а может и наоборот. Какие то когтистые крылатые твари сражались там с другими не менее крылатыми, но в человеческом обличье и с мечами в руках. Над золотым тазом, а он был точно золотым – в этом Алекс уже не сомневался, находился кусок белоснежного холста с вышитыми на нем не то латинскими буквами, не то загадочными знаками и … еще там был нож.
Длинный и острый, чуть загнутый. Рукоять его была украшена красными камнями, которые сверкали, будто капли крови, напоившие смертоносный металл. «Боже, спаси меня», - пронеслось в голове у Алекса, до сей поры попадавшего в церковь только случайно. Но боже странным образом безмолвствовало.
А между тем женщина взяла кинжал, подошла к нему и жестко взяла за волосы. Она быстро и неразборчиво стала шептать что-то, но ее прервал неожиданный новый звук. Стена гнусаво треснула, как переспелый барабан, посыпалась штукатурка и пыль ударила в нос. Она даже не раскололась, а словно разъехалась как ширма. В пролом прыгнула невысокая девушка и стремительно оглянулась по сторонам. Алекс, насколько возможно в его положении, равнодушно отметил, что она тоже была обнажена. Длинные шелковистые волосы скрывали ее грудь и печи, а в правой руке она держала предмет, напоминающий жезл мага или резиновую дубинку мента. Девушка громко и отчетливо произнесла что-то по гречески, подошла к Алексу, обрезала путы, перекинула его как тряпичную куклу через плечо и вышла наружу. Алекс обратил внимание, что при этом оставшаяся за ними стена приобрела первоначальный вид, схоронив за собой все кровавые и потные тайны прошедшей ночи – духов, людей и даже часть его самого – не лучшую, вероятно, часть.
Вообще все произошло за считанные секунды, в целом Алекс не успел даже слегка прийти в себя. Напротив шок от происходящих событий носил какой-то совершенно нереальный и фантосмагоричный оттенок. Блондинка вела себя спокойно и естественно. Прошла босиком по снегу. «Погрузила» Алекса в припаркованную рядом машину и, не задерживаясь, дала газу. Вот так просто и без затей. Алекс с тоской понимал, что его опять похитили, но сделать что-либо был не в состоянии.
Они летели по ночному городу со скоростью межконтенентального «боинга», набирающего высоту. При этом за ними никто не гнался, и другие машины на дороге вообще отсутствовали. Лишь изредка вдалеке мигали тусклые встречные фары, растворяясь в тумане.
- Тебе не холодно? Там на заднем сиденье есть плед, - услышал он ровный, спокойный голос светловолосой незнакомки, вернувшей Алекса на землю.
- А ты кто?
- А вот это, между прочим, совершенно не важно. Важно успеть.
- Успеть куда?
- Она тебя кусала?
- Кусала за что?
- За что? За все!
- Нет, она целовала, а может и кусала, трудно сказать. Кажется кусала. По началу мне нравилось!
- Кажется! Кажется, ты идиот, при этом еще... озабоченный. Кровь она твою пила?
- Кровь? Черт, не знаю... думаю нет... собиралась, наверное, но тут, прости, ты вломилась...
Машина резко затормозила у одинокого кирпичного дома возле качающего черными соснами леса. Его новая хозяйка открыла дверь и пустила Алекса внутрь, совсем неуклюжего в ее клетчатом пледе. Домик был обычный, в смысле стоил приличных денег, но давал понять, что тут вовсе не стремяться на этом акцентировать. Что-то там на стенах, что-то восточное в воздухе и много мягких вещей. Быстро запылал камин и зажглись свечи. Стало приятно.
«Да они все просто повернутые на свечах, - сам себе подумал Алекса, - наглухо».
От камина было тепло. Женщина подошла к Алексу и принялась безо всякого стеснения рассматривать все части его тела, практически как врач, при этом, совершенно не смущаясь собственной наготы. Наконец резюмировала:
- Как я и думала, времени почти не осталось.
- На что?
- Ложись, - она махнула рукой.
- Куда ложиться то? – Алекс огляделся.
- На шкуру ложись, у камина, - это становилось похожим на дурное дежа-вю, и Алекс неуклюже попробовал выиграть время.
- Послушай, ты мне, конечно, очень нравишься, и эээ... я тебе благодарен и все такое, нооо...
- Дурак - я говорю, ложись. Послушай, речь идет о двух тебе хорошо знакомых вещах - жизни и смерти. Кстати, о твоих. Не хочу тебя расстраивать, но у нас с тобой есть неотложное дело – так что марш на шкуру!
- Ну, если о жизни и смерти, тогда ладно... - Алекс даже попытался подмигнуть ей левым глазом, - я не могу отказать столь ослепительной леди...
- Да... и не обольщайся на тему того, что все женщины мира вот в этот самый момент тебя хотят! Опасная иллюзия, хотя и приятная...
- А разве нет? Что на тему тебя, кстати?
- Хватит болтать, ложись, обсудим это позже.
Незнакомка толкнула Алекса на покрывало, сшитое из разнокалиберных кусочков лисьих шкурок, взяла с каминной полки маленький острый нож и сделала себе разрез на запястье. Затем она поднесла руку к лицу Алекса и произнесла:
- Теперь пей!
- Как? – такого поворота он совсем не ожидал.
- А вот так! Жить хочешь - тогда пей, ее немного и надо грамм 300-400 от силы. Поверь мне на слово, долго объяснять, но это «очень сильное колдунство», - она саркастически хмыкнула и вновь протянула ему руку.
И в этот момент Алекс устало почувствовал, что он действительно плевать хотел на все, на нее с ее фиалковыми оказывается глазами, на этот дом, на этот лес, даже на весь этот мир будь он неладен трижды и четырежды – на все это не только наплевать, но и чего похуже. Сейчас он просто хочет ее крови. И все тут. Что уж тут еще сказать. Без разговоров он прильнул к разрезу и с наслаждением принялся сосать.
Вы когда-нибудь пили кровь другого человека? Живую кровь из его раны. Вы когда-нибудь чувствовали, как бьется родничком душа под вашими губами? Говорят вкус крови опьяняет – это не так. Он наполняет смыслом и жизнью, смертью и знанием, любовью ангелов и воем шакала над тысячелетними песками. В этом есть только один нюанс. Это должна быть кровь человека, который сам без принуждения духовного или физического дает вам руку, подставляет шею или протягивает играющий еще его аурой бокал. Вы когда-нибудь чувствовали, как бьется от наслаждения и дрожит он... она. Вы когда-нибудь протягивали руку, предлагая в ответ себя. В этом нет ничего от Стокера. Это игра в жизнь, которую Алекс вдруг осознал и принял ее правила с большевистским азартом. Игра в смерть, где ставкой – жизнь. И не нужна здесь никакая оккультная мишура, и пусть ведьмы у котла Макбета перестанут петь...
Алекс вытер губы о ее плечо и, подняв голову, спросил:
- Как тебя зовут?
И с этим он, кажется, заснул...

Будильник звонил уже минут десять. Наверное, даже пятнадцать. Алекс оторвал голову от подушки и мутным глазом сверил часы – семь утра. Нормальный ход событий. Он встал и подошел к окну – все тело ломало, как будто его всю ночь били камнями маленькие гномы, прошедшие стажировку в нацистских концлагерях. Такое случается. Потом добрел до кухни и поставил чайник - как обычно. Затем вошел в ванную и посмотрел в зеркало – нет все было не вполне нормально. Не вполне. Не как обычно.
Не вязалось несколько вещей. Алекс сел на край ванны и тупо уставился в пол. Мысли никак не складывались в кучу. Но при этом было вполне целостное ощущение. Во-первых, он не мог с достоверностью вспомнить, как вчера оказался дома, помнил только, что ловил машину, потом помнил кусками странные сны, что летали вокруг его головы всю ночь. Хорошо помнил белые, как снег, волосы и розовую мякоть сосков. Ее лица не помнил.
Еще никак не вставали на места царапины от женских ногтей на спине и руках. Да и на шее болела здоровенная болячка слишком, чтобы быть случайной, замысловатой формы. Друзья потом будут спрашивать, и ему придется рассказывать им странные истории о шашлыке и горячем шампуре, так как болячка была совершенно очевидным ожогом. Как будто раскаленной лапкой чиркнули.
Алекс вспомнил прочитанную им когда-то давно фразу из египетского папируса: «Я провел три дня в одиночестве, и лишь сердце было моим другом». Тогда она поразила его глубиной осознания одиночество эго в борьбе с миром материальных вещей и отвлеченных идей. Все что происходило с ним теперь, все на что указывали молчаливые улики, было за гранью его памяти, а значит и ежесекундного понимания. Все было извне.
Ну и последние, что не вязалось уже ни как. На зеркале в ванной помадой был написан номер мобильного. И имя. Имя ничего не говорило Алексу, но он знал, что ночью, когда ему захочется всего лишь ее крови, он обязательно позвонит и скажет:
- Здравствуй, я знаю, где ты...
 


Рецензии
прочитано.
концовка не очень... (понятна, ожиданна, оправдана)
прекрасно,
но если честно,
скучаю по карлзейцу,
как впрочем и по своим героям:)

Розовыйбантсуок   16.11.2006 22:19     Заявить о нарушении
Я по нему тоже скучаю))) Он скоро снова появится))) точно тебе говорю...

Д.Егоров   25.11.2006 19:20   Заявить о нарушении