Третья тайна Фатимы

Неразгаданный рассказ.

Клод Аржье, журналист средней удачливости, решил взорвать информационную бомбу. Основательно всё рассчитав, он выработал убедительный аргумент, и обратился к своей матери.
— Мамочка, ты можешь помочь не только мне в достижении высот на журналистской ниве, но и довольно значительно увеличить наши финансовые возможности.
— Любопытное вступление! — воскликнула седая моложавая старуха с явно выраженным интеллектом на еще не растерявшем былую красоту лице, и загадочно улыбнулась. — Новая гениальная идея?
Она сидела в кресле-качалке и читала философские труды Канта, когда к ней обратился сын, как всегда, без предисловий и извинений.
— Мама, это серьезно. — С нажимом сказал Клод. — Выслушай, и ты поймешь...
— А предыдущие были несерьезными?
— Скорее, мелкими в сравнении...
— Что ж, придется выслушать, иначе ты не отстанешь. Но если и этот план окажется с червоточинкой...
— А ты послушай, тебе известно, что 18 мая 1917 года Божья матерь явилась трем юным пастухам в Португальском городе Фатиме — Франциску, Люсии и Жансите, и открыла им три тайны, две из которых точно сбылись. Это исторически состоявшийся факт. А третью тайну знает только одна из живущих до сих пор 88-летняя монахиня.
— Можешь не углубляться в историю. Это я знаю, не хуже тебя.
— Я говорю об этом так обстоятельно потому, что мы можем извлечь из этой третьей тайны огромную пользу.
— Каким образом?
— Третью тайну, кроме монахини Лусии, знает только папа римский. Представляешь, если ее обнародовать...
— ... и лишиться головы. Если церковь скрывает эту тайну, значит, за ней кроется что-то слишком серьезное.
— Мы не будем такими дураками, чтобы сразу кричать на весь мир. Сообразим, как ее повыгоднее продать.
— И как ты представляешь ее добыть?
— От Лусии.
— Поясни.
— Она живет в монастыре настоящей затворницей, можно сказать, почти как в тюрьме...
— И что из этого следует?
— С твоими гипнотическими способностями…
— Стоп! Ты забываешь, что настоящий гипнотизер, как врач, хотя торжественной клятвы не дает, но дает клятву своей совести не употреблять дар во зло.
— О каком зле ты говоришь?!
— Не знаю. Но если Церковь, в лице папы римского, не может обнародовать, я тоже не стану к ней прикасаться.
— Но мамочка, важно узнать, что за этим кроется, а потом...
— Нет, нет и еще раз — нет! Ты знаешь, что я чту Веру!..

И все же, спустя несколько дней, любящий сыночек заручился согласием мамочки: попробовать.
Она увлекалась археологией на любительском уровне, но так досконально разбиралась в предмете, что профессионалы считали ее своей.
Довольно легко она получила официальный документ за подписями уважаемых людей в адрес монастыря, чтобы ей оказали содействие в археологических изысканиях.
И спустя некоторое время, Матильда Аржье стала практически своим человеком среди монастырской братии, благодаря гипнозу и интеллекту. Так она постепенно обшарила все уголки монастыря, увлеченно изучая его историю и археологические аспекты здания.
Но пробиться в келью Лусии не удавалось. Надо было пройти несколько кордонов незаметной стражи, настойчиво пресекавшей все ее попытки пробраться в интересующую келью.
И тогда она решила нарушить клятву гипнотизера и стала постепенно переманивать всех встречных гипнотически на свою сторону.
Отец Иероним, помощник настоятеля монастыря, был до самой глубокой сути религиозным человеком. Ему и доверили негласный надзор за монахиней Лусией. И этот надзор его не обременял.
Живущие в монастыре, не допускали мысли нарушить запрет, данный Папой Римским, а приходивших извне любопытствующих деликатно, но настойчиво выпроваживали. Правда, таких было немного, жаждавших узнать, что скрывала в своей старческой душе хранительница Великой тайны.
Желавшим побеседовать с Лусией говорили, что она нездорова.
Но вот, к Иерониму стали поступать отрывки сведения, что археологичка пытается проникнуть в келью Лусии. Это его насторожило.

Матильда Аржье торжествовала.
Наконец-то, сломлен последний страж, оказавшийся самым трудным на ее пути. Долго она не могла его приручить. Видимо, силы ее гипноза было для него недостаточно. А она вошла в азарт.
Но в этот день, он довольно легко ей поддался. Наверное, время сделало свое дело, и она вошла в келью старухи.
Монашенка стояла на коленях перед образом матери Божьей и истово молилась, шепча что-то невразумительное.
Мадам Аржье подошла к Лусии и сказала:
— Здравствуй.
— Ты кто?
— Посланница Богородицы.
Старуха смотрела на пришелицу, и постепенно ее взгляд становился все покорнее и покорнее...
— Ты скоро уйдешь на вечный покой, и обязана передать мне третью тайну Фатимы. Говори.
Старуха что-то пробормотала.
— Говори яснее!
Лусия поднялась по приказу гипнотизерши и глядя в ее глаза, начала говорить:
— Матерь Божья сказала, что...
В это мгновение распахнулось дверь, и в келью ворвался отец Иероним.
— Остановись, Лусия. Это самозванка.
От его взгляда, гипнотизера более сильного, чем Мадам Аржье, Лусия сникла.
А Матильде Иероним сказал:
— Идемте со мной.
Она беспрекословно подчинилась, почувствовав на себе силу взгляда монаха. В своем кабинете он спросил:
— Зачем вам надо знать эту тайну?
Мадам Аржье, поняв, что совершила непростительный грех, рассказала все начистоту.
— Понятно. Вот вам бумага и ручка. Пишите: “Дорогой Клод! Я все сделала как ты просил. Срочно приезжай в монастырь. Мама”.
Отправив с нарочным письмо, Иероним долго беседовал с заблудшей овцой о нравственных критериях человеческой души, и Матильда с каждой фразой все больше проникалась сознанием своей неискупаемой вины.

Наконец, примчал Клод.
Он ворвался в келью, которую отвели для матери, и воскликнул:
— Мамочка, ну что?!
В это время, в келью вошел отец Иероним, и глядя прямо в глаза журналисту, сказал:
— Вы все плохо рассчитали. Церковь умеет хранить свои тайны.
— Но, я...
— С этого мгновения, вы забудете о том, что замышляли! — резко не отводя взгляда от Клода, будто вколачивая гвозди, Иероним внушал журналисту. — А чтобы у вас не возникло вновь желание и искушение вкусить запретный плод, поручаю вашей матери вести за вами наблюдение.
Клод, как завороженный стоял и не мог проронить ни слова.
— Кроме того, чтобы окончательно отлучить вас от искушения, я настраиваю ваше сознание на другую область деятельности: отныне, вы будете спортивным журналистом, деятельностью абсолютно далекой от интересов церкви.
Клод скис, поняв, что разоблачен и жестоко наказан. Его неуемную фантазию упаковали в плотную коробку, крепко перевязали шпагатом и отправили пневматической почтой прямо в конкретику: спортивной журналистике фантазии противопоказаны.
Хуже наказание придумать трудно!