Возвращение

1

Написал стихи о Новом годе, о холоде и одиночестве. Прочёл вслух и что-то мне не понравилось. Когда читаешь вслух, то кажется, что слушаешь как будто со стороны и уже легче выявить ошибки и отнестись к своим же трудам объективнее. Но ещё лучше прочесть их кому-то. И я снимаю трубку телефона и звоню своей соседке по площадке Вике.

Стихи?! Она рада их послушать, но только не по телефону. Она сейчас заскочит ко мне.

Я согласился, хотя тут же об этом пожалел. Дело в том, что моя соседка, мягко говоря, привлекательная, но замужем и её визиты ко мне могли её же скомпрометировать в глазах соседей. Но и не пускать её я не мог. А у Вики всегда появлялся повод по-соседски заглянуть ко мне. После короткого "привет!" у неё находилась куча новостей, среди которых основной была очередная командировка её мужа.

Её мужа зовут Виктор. Видел я его считанные разы и то только мельком. Он вообще не любит светиться и почти ни с кем не общается. Вика мне, конечно, по-секрету объяснила, что её муж работает тайным агентом в спецотделе полиции. Его вечно отправляют на какие-то спецоперации и желательно, чтобы он не был слишком узнаваем, что в условиях Израиля является непростой задачей.

Я с уважением отношусь к работе моего соседа и всегда стараюсь не отвечать на недвусмысленные экивоки его жены. То есть, её озорной характер я отношу к её молодости.

Мне показалось, что сразу после того, как я положил трубку телефона, позвонили в дверь. Я глянул в глазок – на пороге стояла Вика. Она была в ситцевом халатике, под которым кроме неё самой больше ничего не просматривалось. Я поспешил открыть дверь, чтобы не дать соседям лишний повод для пересудов.
- Привет!- тихо произносит Вика и осторожно закрывает за собой дверь.

Несомненно, ей тоже небезразлично, что о ней будут говорить соседи.

Я стараюсь не рассматривать её лёгкий халатик и то, что под ним.
- Слушай, мне столько нужно тебе рассказать!- говорит она уже чуть громче, поскольку входная дверь уже закрыта.

А как же стихи? Ах да, стихи, ей просто не терпится их послушать. И она садится в кресло, а я вытаскиваю листки с текстом и начинаю читать. Стихи про то, как я один праздновал Новый год, как сам нарядил искусственную ёлку, как вытащил из шкафа надувную куклу, которую назвал Жанной, и как в обществе этой куклы поел собственноручноизготовленный салат, запив его бокалом шампанского.

Вика очень растрогалась. Но почему я не пришёл к ней?! Она тоже была одна. Вот уже почти неделю как её мужа нет дома, он на задании. Его внедрили в местную наркоструктуру, чтобы с его помощью их всех обезвредить. И вообще, вместо того, чтобы возиться с куклой, мне следовало позвать её к себе или прийти к ней.

Я объясняю, что я не сожительствую с куклой, что Жанна – это аллегория моего одиночества, моей необустроенности. Но мои объяснения напрасны. Где кукла?! Я лишь развожу руками. Я даже не протестую, когда она забирается в мой шкаф и начинает капаться в вещах.

Убедившись, что никакой Жанны нет, она возвращается в гостиную и ложится под ёлку.
- Не валяй дурака,- говорю я,- пол каменный, холодный. Ты же не хочешь заболеть.
- Я не заболею,- говорит.- Я Жанна, аллегория, подарок от Деда Мороза.

Мне совсем не просто признаться, что очень даже приятно смотреть, как она лежит у меня в гостиной, под моей ёлкой и представлять, что это и вправду новогодний подарок. К этому прибавляется гордость за прочтённое стихотворение. Несомненно, это оно заставило мою соседку лечь под ёлку с тем, чтобы выдать себя за новогодний подарок. Но, нельзя забывать, что сейчас зима и я не могу безучастно любоваться открытыми ногами Вики – пол и вправду холодный.

Я наклоняюсь над Викой, чтобы помочь ей подняться, но она, цепко хватает меня за рукав тренинга и резко тянет к себе. Я пытаюсь удержаться на ногах, но у меня ничего не получается и я валюсь под ёлку, только чудом не снеся её с крестовины.

Я попробовал подняться, но пальцы левой руки, как назло, запутались в кольцах её тяжёлых рыжих волос. Я хочу высвободить руку и невольно прижимаюсь к Вике всем телом. Её халатик не выдерживает моих ёрзаний и без сопротивления сдаётся, полностью открывая свою хозяйку и подтверждая мою догадку, что под ним ничего нет.

Когда, наконец, я высвободил левую руку из волос Вики, моя правая рука оказалась на её левой груди. И тут я замечаю, что Вика уже не смотрит на меня с упрёком. Она вообще на меня не смотрит. Её глаза закрыты, но дыхание участилось. Мне кажется, что я слышу, как бьётся её сердце. Я ощущаю дрожь внизу живота – не то у неё, не то у меня самого. И я уже не вспоминаю о её муже, который сейчас, в это время, внедряется в наркомафию, чтобы избавить наше общество от этого тяжёлого недуга. Я уже не думаю и о том, что у нас с Викой нет будущего. Я вообще больше ни о чём не думаю. Наверное, я просто потерял над собой всякий контроль. Я не оставил даже крошечного места для романтики, не говоря уже о любви. В считанные мгновения я превратился в простого кобеля, в самца, одно из предназначений которого – воспроизводство.

Моё второе "я" предпринимает жалкие попытки оправдать моё поведение. Я сам себе доказываю, что мои замечательные стихи были услышаны, и вместо резиновой Жанны я получил Вику, но не навсегда, а лишь на праздник в качестве подарка от Деда Мороза, в которого я постепенно начинаю верить.

Как пёс, стряхивает с себя воду, так и я замотал головой, чтобы прийти в себя.

Напрасно.
Я принимаю придуманные мной же оправдания и без оглядки отдаюсь вдруг овладевшей мной страсти.


2


До самых выходных я старался возвращаться домой незамеченным. Мне казалось, что все соседи на меня смотрят укоризненно. Но больше всего я боялся встречи с Викой. Я не мог поверить, что мои правила и внутренние установки не помешали свершиться греху прелюбодеяния, который я всегда осуждал.

Моё второе "я" не прекращало предпринимать отчаянные попытки правильно объяснить причины случившегося. Ведь не я был инициатором. Это Вика потащила меня за рукав и, потеряв точку опоры, я свалился на неё. Конечно, мне следовало тут же подняться. Но именно в этот момент я и смалодушничал. Мне нравятся духи, которыми она пользуется, и когда мой нос оказался у неё за ушком, я начал плохо соображать. Я вспомнил, как упал и невольно прижался грудью к её груди. Это совсем не прибавило мне решительности или желания подняться. Мало того, когда её губы оказались поверх моих, то я лишь крепче прижался к ней и вместо того, чтобы вспомнить о её семейном положении, энергично ответил на её поцелуй.

Всё что мы делали потом не может не вызывать протест. Я лишний раз убеждаюсь, что у меня нет настоящей мужской твёрдости характера. Стоило Вике обнажиться подо мной и я напрочь забыл, что у неё есть муж, какие-то обязательства. Проводя рукой по её животу, талии, лаская губами взбухшие соски её круглой, упругой груди, у меня даже мысли не возникло возмутиться её поведением и призвать к благоразумию.

Я снова и снова мысленно возвращаюсь к тому постыдному вечеру, вспоминая каждое наше движение, каждый вздох, каждое слово. Мне хочется доказать себе, что это не любовь, а простое животное чувство, с которым должен уметь справляться всякий порядочный мужчина. И я вновь анализирую свои действия, но вместо веских аргументов самое большее, что мне удается, так это заснуть, ощущая у себя на языке вкус её губ.

Но, время лечит и сегодня я уже включаю музыку немного громче и с энтузиазмом приступаю к вечерним занятиям спортом.

В тот день я успел добраться лишь ко второму из списка упражнению, как прозвучал звонок в дверь. На телефон я не отвечаю, но звонок застал меня врасплох. Конечно, можно и не подходить к двери, но на площадке наверняка слышно, как у меня играет музыка.

А вот и ещё один звонок. Немного нервничая, я откладываю гантели в сторону и подхожу к двери.
Вика.

Нет, я не успел поставить ногу, чтобы не дать двери полностью открыться. Используя фактор внезапности, она, отстранив меня рукой, быстро переступает через порог и закрывает за собой дверь. Ещё немного и она станет путать мою квартиру со своей. И всё это в наказание, что сумела отыметь меня под моей же ёлкой.
- Привет!- говорит она быстро, как будто ни в чём не бывало,- Слушай, мне столько нужно тебе рассказать.
- Вика, если вернётся твой муж с задания и застанет тебя здесь – нам обоим не поздоровится,- предупреждаю я на всякий случай свою соседку.
- Он уже вернулся,- нервно отвечает она и я чувствую, что её нервозность передаётся и мне.- Он вернулся ещё вчера. У тебя сигарета есть?

Нет. У меня сигареты нет. А если бы и оказалась, то всё равно, у меня дома ещё никто не курил.
- Виктор пришёл вчера вечером,- сообщила она.
- Он же должен был внедриться в группировку к какому-то наркобарону,- сказал я, чувствуя, что должен что-то сказать.- А где он сейчас?
- Сейчас он дома. Спит.
- Дома и спит?- удивился я.- А что же ты здесь делаешь? Он же может проснуться и начать тебя искать.

Вика прижалась спиной к стене и, казалось, не видит и не слышит меня. Но это только казалось.
- Он навряд ли проснётся, сказала она, глядя в сторону.- Он сейчас под кайфом. Нанюхался какого-то белого дерьма из мешка и дрыхнет.
- То есть? Он же никогда не употреблял,- сказал я не веря, что она говорит о наркотиках.
- Виктор рассказал мне о своём очередном внедрении, как всё проходило. На этот раз он должен был выдавать себя за совсем пропащего нарика. И чтобы ему верили, надо было постараться. Так что всё то время, что он внедрялся в группировку, ему приходилось хорошо и добросовестно нюхать. И хоть пробыл он там совсем немного – успел серьёзно пристраститься. Теперь его и из полиции попереть могут.
- То есть, как это "попереть"?! Это же по их приказу,- возмутился я очевидной несправедливости.

Вика всегда рассказывала мне обо всех секретных операциях, в которых участвовал её муж. Она рассказывала в подробностях, с выражением. На меня это оказывало сильное впечатление, и я переживал за Виктора, как за члена семьи. То есть, я понимал, что это не нормально, но продолжал переживать. Вот и на этот раз, я не мог не возмутиться.
- Да, он выполнял задание, но если окажется, что он основательно подсел на наркотики, они не станут его держать. У них это называется "отработанный материал". В знак благодарности ему оставят весь порошок, который он успел раздобыть. А порошка, ты бы только посмотрел, три здоровых мешка. Если весь этот запас не продавать, то его можно нюхать пока кондрашка не хватит.

Мне показалось, что я расслышал нотки гордости в голосе моей соседки.
- Мало того, что он может остаться без работы,- продолжала Вика,- так эта наркота ослабляет потенцию и притупляет желание.

Я снова, но уже оценивающе, глянул на Вику. Мне не верилось, что рядом с ней у кого-то могло пропасть желание.
- Неужели такие сильные наркотики?- невольно переспросил я.
- Не знаю сильные или нет, но после того, как он вернулся, у нас близких отношений не было. Он даже попытки не предпринял.
- Мне очень жаль, сказал я, не зная как предложить ей оставить меня одного.

Я старался не смотреть на её открытые намного выше колена стройные ноги. Я чуть ли не хватал себя за руку, чтобы та не оказалась у неё на талии. И хоть я и смотрел в сторону, но не пялиться на её грудь я просто не мог. Причём, с прошлого раза я уже знал, что там не было ни капли силикона.
- Ничего, как-нибудь приведём его в чувство,- успокоила себя Вика.

Мы продожали стоять у двери. Мне расхотелось проходить в гостиную – если мы рассядемся в креслах, то можем просидеть здесь пока Виктор не придёт в себя и не примется за поиски своей жены. Но мои переживания по поводу нежелательной встречи с соседом, никак не передались Вике. По её выражению лица, мне стало ясно, что она погрузилась в воспоминания, а после того, как она снова заговорила, я понял, что она решила ими поделиться.
- Ещё полгода назад отделу, где работает Виктор, стало известно о торговле людьми. Из-за границы наладили тайную перевозку женщин, а уже здесь перепродавали их один другому. Всё происходило под носом у таможни и полиции. Было ясно - подкупались высокие должностные лица. Необходимо было выяснить по какой схеме они работают и кто заправляет этим бизнесом. Решили начать с севера страны и в отделе предложили Виктору внедриться в сеть публичных домов.
- Он согласился?- спросил я, чувствуя, что начинаю переживать за своего соседа.
- Виктор не умеет отказывать. И потом, это задание ему показалось интересным – он никогда не работал с проститутками. Для него это был новый материал, а он всегда радовался возможности отвлечься от рутины.

Вика говорила тихо, неспеша. У неё не было сигареты, но мне казалось, что она временами делала глубокие затяжки. Образ Виктора приобретал в моём воображении очертания героя.
- Ну и как, ему удалось всё выяснить?- не удержался я от вопроса.
- Он то выяснил. Отдел остался довольным,- с горькой ухмылкой ответила Вика.- Только во время выяснения он подхватил болячку.

Вика нервно глубоко вздохнула и, мне снова показалось, как будто она затянулась сигаретным дымом.
- Сначала все думали, что он заразился СПИДом и уже собирались вручить денежную премию и списать, как отработанный материал. Но, всё оказалось не так серьёзно, и он отделался серией уколов.

Вика положила мне голову на плечо и я почувствовал её пальцы у себя на затылке. От этого прикосновения по моей коже пробежали мурашки. Мы опять переступали грань запретного поведения, но я не смел её оттолкнуть. Почему? Нет, не только потому, что мне было приятно, оттого что она запустила свои тёплые пальцы в мои волосы, но и потому, что она оказалась в непростой ситуации – муж, скрытый герой, которого невозможно отвергнуть и с которым тягостно продолжать.
- Вика,- я пытался придать своему голосу твёрдость,- нам следует прекратить встречаться в моём доме.
- Почему?- спросила она, и по её глазам я понял, что ей требуется полный ответ.
- Потому что это адюльтер и мы за это будем наказаны,- попытался я её напугать.- То есть, чтобы быть точным, ты будешь наказана,- тут же добавил я.
- Почему только я?- обиженным тоном переспросила она и я вспомнил, что Вика всегда любила компанию.
- В нашем случае я не был инициатором. Всё было тобой тщательно продуманно и спланировано. Во всяком случае, так люди говорят.
- И кто эти люди?- подозрительно хмыкнула Вика.

Я понял, что сболтнул лишнее, но деваться было некуда и я решил во всём честно признаться.
- Из России,- сказал я.
- Я их знаю?
- Нет, я отправил несколько рассказов в один журнал и недавно получил отзывы.
- Так ты про нас рассказы написал?- спросила она, и в её голосе было только любопытство.
- Можешь не переживать, я не на иврите писал. Так что твой Виктор прочесть не сможет,- успокоил я её, зная, что и она сама по-русски не читает.
- И что тебе написали?
- Написали, что твои действия тщательно спланированы и что я жертва твоих ухищрений.
- А вот мне интересно, что ты обо мне написал? Ты рассказал, какая я красивая?- спросила Вика, подозрительно прищурив глазки.
- Если честно, я на этом не заострял особо внимания,- признался я.
- Ну, тогда понятно, откуда у людей появляются такие выводы. Они же меня не видели! Если бы ты дал им правдивый портрет, им бы стало ясно, что мне ни на какие ухищрения идти не надо.

Мне надоело отворачиваться от неё, притворяясь, что она меня совсем не интересует и я открыто, не мигающим взглядом посмотрел на её грудь. Затем мой взгляд спустился к животу, скользнул по бёдрам и совсем неспеша начал почти бесконечную дорогу вниз по её ногам.

Когда я, таким образом, добрался до лодыжек, её руки, незаметно для меня, оказались под моей рубашкой. Если я проводил инвентаризацию взглядом, то она, то же самое, начала проделывала руками.
- Хоть в одном из своих рассказов ты написал, что хочешь меня точно так же, как и я тебя?- шепотом спросила она.

Я не знал, что ответить. Сказать, что я не испытываю к ней никаких чувств – этим я бы просто обидел её. Да и врать мне совсем не хотелось. Я не мог признаться, что действительно хотел её, но желание это было не постоянным. Скажем, тогда, под ёлкой. До того, как я на неё упал, у меня было определённое чувство, но я вполне мог с ним справиться. Но своими действиями Вика разбудила во мне желание. Здесь не было места чувству любви – это была просто похоть. Ведь у меня с ней не было ничего общего. Кроме Виктора, её мужа. Мы оба относились к нему с уважением, воспринимая его как национального героя. Всё. Больше нас ничего не связывало. Ничего, если не считать вспыхивающего всякий раз при её приближении дикого желания обладать ею, растворившись в ней и позабыв обо всём на свете.
- Кажется, нет,- признался я,- но обещаю, что в следующем рассказе обязательно это напишу.

После того, как моя рубашка оказалась на полу рядом с моими спортивными штанами, я позволил себе быть не до конца честным. Нет, я ничего о ней писать не собираюсь. Я просто не смогу достоверно описать её чуть раскосые тёмно серые глаза, которые переходят в синий цвет, когда на улице идёт сильный дождь, а при ярком солнце в них появляется больше зелёного оттенка. Если я начну описывать её улыбку, обнажающую два ряда белых ровных зубов, которые кроме зависти никакого другого чувства вызвать не могут, то у меня опят же ничего не получится.

Но ей я пообещал.
И перед тем как раствориться в ней, позабыв обо всём, я подумал, что адюльтер – это всё-таки плохо, что это не моё и что так долго продолжаться не может.
Но на этот раз всё продолжалось достаточно долго.



3

Я по-прежнему стыдился своего поведения. Мне было стыдно перед Виктором, что отбираю у него его жену. Мне было стыдно перед Викой, за свою нерешительность. Мне было стыдно перед самим собой, за то враньё, которым я себя окружил. И поэтому я снова начал возвращаться домой, стараясь быть незамеченным.

Но и с этим у меня ничего не получилось. Как только я собрался открыть дверь, я услышал за своей спиной голос Вики. Она пыталась говорить шепотом, но мне казалось, что слышат все соседи. Было ясно, она выследила меня в окно. Я видел только её голову, шею и правое плечо. Одежду на ней мне не удавалось разглядеть. Судя по её волосам, она выскочила из-под душа. Оставалось только догадываться, как она сумела меня увидеть из ванной комнаты, где не было окна во двор.
- Привет!- сказала она и я помахал ей в ответ рукой.- Слушай, мне столько нужно тебе рассказать,- продолжала она, чуть повысив голос.

Вика настаивала, чтобы я к ней зашёл. Вообще-то, я не очень любил заходить к соседям. И не только потому, что у меня с её мужем не было ничего общего, кроме самой Вики. Я чувствовал себя на чужой территории, прямо таки диверсантом. С Викой я дружу уже более двух лет, с тех пор как въехал в эту квартиру. Так сложилось, что с мужем её Виктором, я почти не виделся. Его сверхсекретная служба в особом подразделении полиции с постоянными и частыми заданиями по внедрению в какие-то противозаконные, тайные организации, вовсе не располагала к общению. Его почти никогда не было дома. Вика же, большую часть времени, проводила одна. Ну, а когда женщина одна в доме, ей часто очень трудно обойтись без помощи мужчины.

Когда она пришла ко мне в первый раз с просьбой помочь переставить мебель, у меня и мысли не появилось ей отказать. И вовсе не потому, что короткий халат полностью открывал её красивые ровные ноги. Или же потому, что пуговица у неё на груди не была застёгнута. Я понимал, что Вика это сделала не нарочно лишь для того, чтобы показать, что у неё большая грудь. Нет, всё потому, что она у неё действительно большая. Врать не стану, её тёмно-серые чуть раскосые глаза не могли не понравиться, но не это было главным. Просто, мне стало ясно, что девушке не справиться одной с перетаскиванием мебели.

Мы очень быстро подружились. То есть, в тот же вечер мы стали друзьями. Она пожаловалась мне на то, что хоть и замужем, но большую часть времени проводит одна, что ещё немного и научится в голос разговаривать сама с собой. Рассказала, как завидует своим подругам, у которых есть дети, муж, у которых обычные семейные заботы и радости, у которых есть всё то, чего она сама лишена. Моё отношение к её рассказу, убедило Вику в моей искренности и понимании, и она полностью раскрылась передо мной. Потом она призналась, что всегда хотела такого друга, как я и вообще я ей давно нравлюсь. Я не стал её спрашивать, как это я мог ей нравиться давно, если всего два дня как вселился в эту квартиру. Я понимал, что она немного преувеличивает, и списал это на волнение.

Если честно я сам очень разволновался. То, что она, нервничая, теребила пуговки своего узкого в плечах халатика расстёгивая их и забывая застегнуть, не так волновало меня, как то, какое испытание переносит эта молодая женщина, проводя большую часть своей жизни одна в ожидании мужа.

В тот день у нас началась настоящая дружба. Я смог до конца проникнуться её проблемами и невзгодами, а она попыталась разделить то малое, что радовало меня в этой жизни.


- Ну, ты уже зайдёшь ко мне или нет?- переходя на громкий шепот, возмутилась Вика.
- Вика, я же только с работы! Я хочу раздеться, поесть…- взывал я к её благоразумию.
- Раздеться ты можешь и у меня. И поесть тоже,- настаивала она.

Наши пререкания могли услышать соседи, а мне совсем не хотелось, чтобы Вику заподозрили в неверности, и я вошёл.


В квартире было тепло и уютно. Вика стояла передо мной, завернувшись лишь в одно полотенце. Я понимал – ей было совсем непросто протирать этим полотенцем волосы и им же пытаться полностью скрыть от моих глаз своё тело. Конечно, как настоящий друг, я не должен был обращать внимания на внезапно открывающиеся части. Мой взгляд непроизвольно скользил по мягкой лини бедра, поднимался по изгибу талии к заносчиво торчащим в разные стороны розовым соскам, далее по шее и путался в волосах. Но, с другой стороны, как друг, она в свою очередь, не должна была снова и снова подвергать меня таким суровым испытаниям.
- Ты хочешь принять душ?- спросила она.

Хоть я и знал, что муж Вики на задании (если не изменяет память, на этот раз он внедрялся к баптистам), но у меня не было никаких сведений, как скоро он может вернуться.
- У меня неприятности и большие,- сообщила она, продолжая крутиться перед зеркалом.

Судя по тому, как тщательно Вика протирала волосы, неприятности не представляли особую опасность, лично я боялся другого – ещё немного и я не смогу оставаться ей просто другом. Всякий раз, когда мы начинали заниматься любовью, мы переставали на это время дружить. Все силы у нас уходили на максимальное удовлетворение вдруг вспыхнувшего, прямо таки животного, чувства страсти. Мы оба занимались грехопадением и лишь диким, грубым сексом нам иногда удавалось подавить в себе постоянные угрызения совести. И то, это я объяснил ей о грехе прелюбодеяния – она и не думала, что всё настолько серьёзно. Когда она узнала, что, скорее всего, дорога в рай нам обоим закрыта, то вести себя в постели стала ещё изощрённей, мол, наказания всё равно не избежать.
- Так что случилось?- спросил я, предварительно прокашлявшись.

Вика широко раскрыла полотенце и я подумал, что она бросит его на пол и усядется на меня. Мне было бы непросто оказать ей сопротивление. Во-первых, я только после работы и здорово устал, во-вторых, хоть я и видел уже её тело, но оно пока мне не надоело и продолжало радовать своей упругостью, гладкостью и гибкостью. И потом, этот запах душистого мыла, который я путал с её природным… Короче, она могла брать меня голыми руками. Причём, в данный момент, это не требовало особых приготовлений.

Я ещё раз убедился, что дружить с Викой было совсем непросто. Порой мне было чрезвычайно трудно обсудить с ней какую-нибудь проблему – мне хотелось вдыхать её запах, пробовать её на вкус или просто смотреть на неё, но вникнуть в суть самой проблемы иногда вообще не удавалось. Я знал, что друг из меня никакой и очень переживал по этому поводу.

Вика не бросила полотенце на пол, а лишь завернулась в него потуже и я понял, что у неё действительно неприятности.



- Виктор, кажется, серьёзно попал,- сказала Вика, поджав губы.
Я сразу же успокоился, что не она попала в передрягу. С Виктором я не был особо знаком, поэтому даже, если бы и постарался, не смог бы сильно разволноваться.
- Вика, твой муж выбрал достаточно опасную профессию, но это такой тип человека – он привык рисковать и без этого уже не может. Откуда у тебя сведения, что он "попал"?- я спрашивал не нервничая, ровным голосом, надеясь, что моё спокойствие передастся и Вике.- Или это просто твои домыслы?
- Домыслы?!- Вика провела рукой по ещё влажным волосам.

Она сделала это как-то очень по-женски. Следя за её рукой, я чуть было не забыл о причине моего сегодняшнего визита. Мне почему-то подумалось, что симпатия и антипатия к человеку может складываться из таких маленьких, но милых деталей: как она убирает чёлку с глаз, как морщит носик, когда смеётся, как затягивает себя в полотенце или снимает чулки… Бывает, что каждое движение, которое проделывает твой собеседник, доставляет тебе удовольствие. Так и сейчас, я с упоением следил, как Вика прищуривает глазки, рассказывая что-то что, очевидно, беспокоило её, как она злится, ругая кого-то. Я следил за движением её рук, её глаз, её губ. И вдруг я сделал для себя достаточно неожиданное открытие – я видел, но не слышал что говорит Вика. Мне было стыдно и обидно в этом признаться, но я был плохим другом.
- Так вот,- почти шепотом произнесла она,- они передали мне эту кассету.

О какой кассете шла речь, я понятия не имел, но и спрашивать не решался. Вика могла подумать, что я не слышал, всё то о чем она мне рассказывала уже добрых десять минут.

Было ясно – Вика ждала от меня совета. Но для этого, как минимум, надо было прослушать кассету. Хотя, если это видеокассета, то её можно было бы и просмотреть. Так просмотреть или прослушать? Скорее всего, она мне уже всё объяснила.
- А можно с ней ознакомиться?- спросил я, избегая конкретных вопросов.
- Конечно. Я уже сама её несколько раз просматривала.

Вика тут же включила телевизор и видео.

На экране мы увидели тёмную комнату. На стуле сидел мужчина со связанными за спиной руками. Позади него было сооружение, напоминающее стол, с включённой настольной лампой. Мужчина получался в контражуре, и мы видели лишь его силуэт. Вместо того чтобы сделать заявление, он издал нечленораздельные звуки и замолчал. Затем в кадре появился другой мужчина, лицо которого было спрятано под арабской косынкой. Насколько мне позволяют мои скромные знания арабского, он представился, назвав себя патриотом и боевым членом Бригад мучеников Аль-Аксы. Он сказал, что на стуле сидит, пойманный и изобличённый ими шпион по имени Нисим и что если они не получат за него выкуп, о котором будет сообщено позже, ему от расправы не уйти.

На этом видеозапись заканчивалась. Вика молча перемотала кассету и вопрошающе посмотрела на меня. Мне стало ясно, что я пропустил что-то важное из её рассказов. Но и молчать более не мог.
- Кто этот мужчина?- не удержался я, чтобы не спросить.
- Они говорят, что это мой муж,- ответила она.

Мне показалось, что и она не хочет быть конкретной. Но я должен был всё выяснить и очень осторожно продолжил расспрос:
- Ты замужем за двумя?
- Нет. У меня один муж,- терпеливо ответила Вика, но, тем не менее, я почувствовал, что моё терпение подходит к концу.
- Но тот в платке назвал его Нисимом,- напомнил я, чётко разделяя слова и удивляясь своему внешнему спокойствию.
- Правильно, но я же рассказывала тебе, что под этим именем Виктор внедрялся к баптистам.
- Тот в платке баптист?- запаниковал я.
- Нет. Виктора попросили прочесть проповедь, а он весь на нервах и перепутал баптистов с православными. Короче, они решили его не убивать, но сдали группировке Танзим, а те в свою очередь перепродали его мученикам Аль-Аксы. Теперь мученики требуют выкуп, а платить должна я.



В глазах Вики присутствовала надежда, что до меня дошла суть проблемы.
Она ошибалась.
- Как к тебе попала эта кассета?- спросил я, сказав себе, что сумею не нервничать.
- Эту кассету передали мученики,- ответила Вика и, было видно, что она сказала себе примерно то же самое.
- Как им это удалось? Они что прямо сюда приходили?
- Нет. Они оставили её на пропускном пункте автономии. Затем, когда в полиции выяснили о ком идёт речь, то сразу принесли кассету мне.
- Почему?- спросил я, по-прежнему не понимая действий секретного отдела, в котором служил Виктор.- Разве не они должны уладить этот вопрос?

Вика пожала плечами и развела руками.
- Они сказала, что им запрещено вступать в переговоры с террористами.
- Но это же их агент? Он выполнял их задание.
- Они не хотят признавать Виктора свои агентом. Боятся, что в этом случае, его тут же могут убить. Мученики должны принимать его за православного.
- То есть, они не должны узнать, что он еврей?!
- Да им плевать. Они хотят выкуп. Сто тридцать тысяч шекелей.

Я начинал чувствовать себя спокойнее. Я уже не поглядывал каждую секунду на дверь, опасаясь внезапного возвращения мужа Вики. И хотя я ещё не разобрался полностью в деталях происходящего, но мне показалось, что Виктор так скоро не вернётся.
- Ты мне лучше расскажи, почему из отдела пришли к тебе, а не разобрались во всём сами?
- Поскольку он, якобы, не их работник, им запрещено вступать с мучениками в контакт. Поэтому было принято решение, что выкуп должна заплатить я. Говорят, что так всё будет выглядеть натурально и никто из террористов не заподозрит Виктора в причастности к отделу. У тебя есть сигареты?- тут же спросила она и я видел, что ей не помешало бы затянуться.
- Вика, ты же знаешь, что я не курю.
- Я тоже, но как вспомню, что у меня хотят забрать деньги…
- А у тебя они есть?
- В том то и дело - у меня отложена именно эта сумма для покупки машины,- сказала она и недовольно прищурилась.- Что-то мне во всей этой истории не нравится.

Откровенно, так мне вообще всё не нравилось. Мне ещё не было до конца понятно, что больше огорчало Вику – вероятность никогда не увидеть своего мужа или расстаться с назначенной суммой.
- О какой машине идёт речь?
- Я хочу купить субару. Красную.
- А Виктор знал о твоей задумке?
- Конечно. Я же на всём экономлю. Я даже косметику не покупаю.
Я лишь мимикой показал как высоко моё удивление.
- То есть, я докупаю себе кое-что, но только расплачиваюсь карточкой Виктора. У нас же счета раздельные. Он, конечно, мне даёт денег, но мне приходится всякий раз объяснять зачем и почему. От этого я чувствую себя зависимой. Меня это обижает. А теперь вот так возьми и отдай все деньги террористам!

Не исключено, что Вика ожидала поддержки с моей стороны, но я не находил нужных доводов. Молчать тоже было как-то неловко.
- Ты уверена, что на кассете твой Виктор?- спросил я.
- Нет. В том то и дело, я совсем в этом не уверена,- как-то сразу оживилась Вика.- Мне даже кажется, что и они в отделе не совсем уверены. А что? Думают, нашли дурочку – если и не Виктор, то всё равно кто-то из наших, пусть платит.
- А если и вправду он?- решил я дать ещё один шанс соседу.

Вика зашагала босиком взад-вперёд по толстому ковру. Было видно, что она собирается защищать свою новую субару.
- Ты должна потребовать доказательства, что речь идёт именно о Викторе,- предложил я.
- В том то и дело – с ними не хотят вести переговоров. Так что ещё два дня мы будем оставаться в неведении.
- А что случится через два дня?- спросил я.
- В своём втором послании мученики сообщили, что по истечении этого срока они начнут посылать каждый день по одному его пальцу,- ответила она тихо и тут же добавила,- Думаю, что сумею определить это пальцы Виктора или нет.

Я почувствовал неприятный вкус на зубах. Может, потому что очень впечатлительный?
- У Виктора на мизинце левой руки небольшой шрамик,- задумчиво проговорила она.- Только кто даст гарантию, что они начнут с левой руки и с мизинца?

Если бы я сказал, что террористы начинают всегда с мизинца левой руки, это успокоило бы её?
- Надеюсь, что всё обойдётся,- сказал я, не зная что сказать.
- Ты тоже думаешь, что они начнут с мизинца?- немного воспрянув духом, спросила она.
- Нет, я надеюсь, что это не Виктор и что с ним всё в порядке.
- Но они всё равно отрежут палец только кому-нибудь другому,- справедливо заметила Вика.

Она сняла с себя полотенце и принялась на ощупь проверять его влажность. Вика стояла передо мной и мне чётко было видно, что у неё совершенно сухое тело. Она стояла так близко, что я даже смог различить исходящий от неё запах мыла. Мне захотелось провести ладонью по её телу, чтобы убедиться, что полотенце полностью впитало всю влагу после купания. Но тут я вспомнил о Викторе, который в это время, возможно, находился в окружении мучеников Аль-Аксы.

А если на видео был не Виктор, а кто-то другой? То тогда мне можно провести по телу Вики ладонью?
- Мне надо что-то надеть на себя,- сказала Вика, как если бы советовалась со мной.

В принципе, в данный момент на ней вообще ничего не было. Но, поскольку в её глазах читался вопрос, то я лишь утвердительно кивнул.

Вика схватила меня за руку и потащила за собой в спальню. Я понимал, что теперь, когда она одна, ей страшновато ходить по пустым комнатам. Правда, если бы её Виктор не попал к мученикам Аль-Аксы, он всё равно был бы на каком-то очередном задании по внедрению и выявлению.

Она всунула мне в руки влажное полотенце и сняла с вешалки махровый халатик. Я невольно поднёс полотенце к носу. Пахло душистым мылом и ею, Викой. Ну да, это был едва различимый запах её тела. Не какой-то искусственный аромат, нет, это был её природный запах. Я невольно закрыл глаза, пытаясь одновременно вспомнить и запомнить его. Не исключено, что со стороны я походил на принюхивающегося пса. Вика, скорее всего, проследила за моими действиями, но её это не рассмешило. Она просто забыла завязать на себе халат и, уверенной рукой, потянув в сторону от моего носа использованное полотенце, плотно прижалась ко мне.

Если бы в эту минуту я вспомнил, что где-то в подвалах Газы, возможно, связанный на полу лежит Виктор, я бы не сделал то, чего хотела от меня Вика, чего требовало моё тело и та часть моей души, которая не интересовалась заложниками вообще и героем-соседом в частности. В комнате было темно, но я продолжал держать глаза закрытыми и с ними свою гражданскую совесть и страх перед нарушением заповедей. Я убеждал себя, что не отвечаю за свои действия, что всё мне лишь снится. А где-то глубоко моё второе "я" кричало о прелюбодеянии и требовало немедленно повернуться и уйти. Но у меня лишь хватило сил заставить этот внутренний голос замолчать.

Вика расстегнула мою рубашку и тут же прижалась ко мне обнажённой грудью. Это было нечестно. Если бы нас разделяла рубашка, я бы ещё мог сопротивляться. Я попытался представить Виктора на полу в тёмном подвале, но моё вторе "я" поменяло свои убеждения на прямопротивоположные. Оно мне принялось доказывать, что поскольку не я был инициатором сегодняшней встречи, то моей вины в происходящем акте супружеской измены нет. Моё первое "я" тут же согласилось с приведенными аргументами и добавило от себя, что я не только ни в чём не виновен, но и сам оказался жертвой похотливой соседки.

Хотя нет, соседка вовсе не похотливая. Вика рано вышла замуж, не осознавая точно что делает. Виктор является мужем лишь де-юре, ведь основную часть времени он находится на очередном задании и поэтому Вике приходится хранить верность не столько ему, сколько памяти о нём. А вот развестись с ним она не сможет. Это она мне так сказала. Это было бы предательством. Ведь он служил государству, защищал интересы граждан этого государства, пожертвовав собой. Только при этом он и её саму тоже принёс в жертву.

Я не хотел ей ничего доказывать и объяснять. Каждый строит свою судьбу сам.

У меня никогда не было на неё планов. Я просто не мог строить эти планы, поскольку она была чужой женой. Но мне она не была чужая. Во всяком случае, в последнее время, когда её визиты ко мне участились.

Вика не довольствовалась тем, что полностью расстегнула мою рубашку, она стащила её с меня и уронила на пол. Нет, я не стираю рубашки руками, я их бросаю в стиральную машину. Да и пол в спальне был относительно чистый. Но зачем бросать на пол?

Разводиться с Виктором она не собиралась, но почувствовать себя женой, матерью – ей очень хотелось. Особенно хотелось стать матерью. В последнее время Вика часто говорила о наших детях. Мне не ловко было расспрашивать, но под "нашими", как мне представляется, она имела в виду не только себя и Виктора, но и меня. Она не говорила об этом прямо, но поскольку, по её словам, дети будут похожи на меня, то вывод напрашивался сам.

Она расстёгивает пояс на моих джинсах, тянет вниз замочек молнии, и я остаюсь в одних трусах.

Нет, мне совсем не хочется, чтобы по соседству бегали мои биологические дети, не зная, что каждый день они здороваются со своим биологическим отцом. Они хоть и биологические, но мои. Я этого просто не переживу. Я никогда не смогу сказать им, что я их отец – тогда придётся признать, что они незаконнорожденные. Я не смогу участвовать в их воспитании и навсегда останусь для них чужим.

Ещё тогда на новый год, когда Вика овладела мной под моей же ёлкой, я не должен был дать этому случиться. Но и обидеть её я тоже не мог. Женщине не так уж просто решиться на первый шаг, показав своё отношение к мужчине. Вика его сделала. А за ним последовал второй. Я понимал, что ей трудно перешагнуть через свою женскую гордость и невольно помогал ей. Вероятно, здесь сказались привитые ещё в школе правила поведения по отношению к старшим и слабым. Женщину принято относить к слабым и ранимым. Это, безусловно, полная чушь. Но, когда ты с детства, уступаешь ей место в транспорте, открываешь дверь, чтобы пропустить вперёд, то, заметив, что она сделала первый шаг, показывая свою предрасположенность к тебе, ты уже по заученному правилу помогаешь ей сделать и второй. То же получилось с Викой – после слаженно проделанного второго шага мы вместе дружно зашагали по несколько раз в день, пройдя, таким образом, уже приличное расстояние.

То, что её муж попал в плен к боевикам крайне правого крыла Фатха, не могло не сказаться отрицательно на общем состоянии моей соседки. Я отмечал это по её неадекватному поведению, по её рассеянности и резким перепадам настроения. Но мне не хотелось заострять на этом внимание, чтобы никоим образом не ранить её. Вот и сейчас, мы зашли в спальню, чтобы она оделась, но вместо этого, Вика стянула с меня последнее, что на мне оставалось – мои трусы.

Моя соседка. Да, именно так я её часто про себя называл. Ведь я не могу сказать "моя Вика". Она не моя. Она жена Виктора, который сейчас в казематах смерти бригад мучеников Аль-Аксы. Своими действиями террористы хотят не только принести страдания Виктору, но и всем, кому он дорог. И если я не могу помочь самому Виктору, то просто должен облегчить страдания близкому ему человеку.

Думает ли Вика о нём, занимаясь со мной любовью? Я не мог задать ей этот вопрос. На войне, как на войне. Но если, закрыв глаза, она представляла своего мужа на моём месте, то пусть хоть так я выражу свой протест террору.

Почему мы оказались не на кровати, а на полу? Пусть это был мягкий ворсистый ковёр, но не широкая и удобная кровать. Не исключаю, что подсознательно мы оба совершали военные действия и всеми средствами приближали обстановку ближе к боевой. Мы делали всё молча, как если бы подкрадывались к возможной засаде противника. И хоть на нас не было одежды, но мы ощущали себя в военной форме при полной экипировке. Чтобы сбить врага с толку, мы постоянно меняли позы – это и была наша тактика ведения боя. Мы не щадили ни своих сил, ни своего воображения. Наши действия сначала медленные, постепенные начинали приобретать наступательный характер – мы приближались к захвату, к полному поражению противника. И когда этот сладостный миг победы наступил, мы не смогли сдержать вырвавшегося у нас одновременно победного клича.

Водрузив, таким образом, флаг на отвоёванной территории, обессиленные, мы перевернулись на спину, продолжая держаться за руки.

Раздался звонок и мы переглянулись, как если бы желали удостовериться, что нам не показалось. Тут же позвонили второй раз, и мы уже были уверены, что там, на лестничной площадке, кто-то стоял и с нетерпением ждал, чтобы ему открыли дверь.

Я тут же вспомнил о своей установке никогда не заниматься любовью с замужними женщинами. Ещё до принятия этого решения, я уже давно подумывал о том, чтобы вообще не входить в квартиру замужней женщины, когда она там одна. Сейчас, после того, как в дверь позвонили вторично, я понял, что это дополнительное ограничение было достаточно логичным и оправданным.

Вполне возможно, что сейчас там за дверью ждёт Виктор. Ведь никто не был уверен, что на видео действительно был он.

Мужа Вики я видел всего несколько раз и то мельком, но сейчас он очень чётко предстал в моём воображении. Мне только не удавалось заглянуть ему в глаза, но зато я отчётливо видел его невыбритое, усталое лицо.

Если это Виктор, то почему он сам не откроет дверь? Может у него нет ключа? Но не берёт же он его на задание!

Даже если я успею натянуть на себя штаны, как объяснить ему моё присутствие в спальне? И почему мы сразу не открыли дверь?

Интересно, он вооружён? А мой пистолет спрятан у меня в квартире в шкафчике для обуви. О чём это я?! Не будем же мы стреляться?
Нет?

Свалить всю вину на Вику? Мол, это она меня затащила сюда. Чёрт! Не по-джентельменски. А при наличии живого мужа совокупляться с соседом – это как назвать? Живого… Ну, да. Нужно утверждать, что мы не знали, что он жив. Что мы не сомневались, что эти уроды из бригад мучеников его уже угробили. И что? А мы скорбили… в спальне и без трусов. Но, если я начну рассказывать, что его жена любила меня с закрытыми глазами, представляя его на моём месте, то нет гарантии, что Виктор мне поверит. Хотя, не исключено, что ему будет приятно это услышать.

Я всматривался в серые глаза Вики и мне казалось, что я вижу, как она обмозговывает возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. А ещё через мгновение у меня появилась уверенность, что все возможные варианты показались ей неубедительными.
- Виктор?- прошептала она.

Было ясно – обдумав все варианты отступления и не найдя приемлемого, она решила проверить исходное предположение – был ли это действительно её муж.

Что же это происходит? Согрешив однажды, ты уже не в силах остановиться. Ведь не было никаких сомнений, что Вика переживала о судьбе своего мужа, и когда позвонили в дверь, то вместо радости в её глазах читался страх. Она понимала - если её муж застанет меня без трусов в их спальне, то может разгореться ссора. Мы можем превратиться во врагов. А ведь мы соседи…
- Пойду открою,- сказала она обречённо.

Я не мог продолжать безучастно сидеть на полу. Первое, что я сделал – натянул на себя трусы. Затем под руку попался один носок. Где второй? Почему не складывать все вещи на стуле, чтобы потом, когда дорога каждая секунда, не рыскать по всем углам? Если сейчас войдёт Виктор и увидит меня в одном носке, он поймёт, что я раздевался здесь, в его спальне. Ведь не мог же я, даже по-соседски, прийти без одного носка!

Я запихнул носок под подушку на диване и принялся натягивать на себя джинсы.

Джинсы не натягивались. Мне тут же вспомнилась служба в армии. За считанные секунды мы вскакивали с кроватей и, в мгновение, на нас была форма с полной амуницией. Правда форма не была разбросана по полу казармы, а аккуратно сложена на табурете. Теперь, даже когда я один буду ложиться спать, то буду складывать одежду на стуле возле кровати.

Но что случилось с джинсами? Не зашила же Вика штанины!
Я попытался успокоиться и расправить джинсы. Нога застревала в штанине только, если быстро всовывать в неё ногу. Когда левая нога полностью проделала весь путь и показались пальцы, у меня появилась уверенность, что то же самое я смогу повторить и с правой ногой.

Когда я убедился, что застегнул рубашку не перепутав пуговицы, то понял, что успокоился.

Хлопнула входная дверь и послышались голоса. Я прижал ухо к замку под самой ручкой в надежде убедиться, что это не муж Вики. То есть мне, безусловно, хотелось, чтобы Виктор вернулся с задания целым и невредимым, но только не сегодня, не сейчас. Недвусмысленность моего пребывания в их спальне могла навести Виктора на какие-то нежелательные домыслы и предположения, а мне как соседу и другу Вики этого совсем не хотелось.
- Как вы уже догадались, мы из отдела,- послышался низкий голос по ту сторону двери.- Виктория, вы приготовили деньги для выкупа?
- А вы уверены, что речь идёт о моём муже? Только не говорите, что вы принесли мне пальцы на опознание,- тихо проговорила Вика, но по голосу чувствовалось, что она готовится перейти в наступление.
- Нет, после повторного просмотра видеозаписи мы пришли к выводу, что на плёнке не ваш муж,- успокоил её мужчина.
- Так почему вы спрашиваете, не приготовила ли я деньги для выкупа?- справедливо поинтересовалась Вика.
- Мы же объясняли вам, что нам не желательно вступать в контакт с террористами и поэтому предложили вам рассчитаться с ними.
- Я не понимаю. Вы же только что сказали, что на плёнке кто-то другой!
- Да, это не ваш муж, но это чей-то отец, брат, сын… Они могут лишить его жизни,- терпеливо объяснял мужчина.- Вы же не можете сказать, что вам совершенно безразлична судьба этого человека.
- Я его не знаю и платить не собираюсь,- твёрдо заявила Вика.
- Да мы, собственно, не за деньгами,- проговорил второй.- Мы хотели вам сообщить, что нам уже точно известно, что на плёнке не Виктор. Вчера вечером нам стало известно, где проводилась съёмка и было принято решение о захвате террористов.
- Вы их захватили?- спросила Вика.
- Да, но в результате перестрелки погибли все террористы и заложник. Среди трупов вашего мужа мы не обнаружили.
- А что же с Виктором?- тут же спросила Вика.
- Если у него всё прошло гладко, то в соответствии с нашим планом он должен вернуться сегодня.

У меня тут же вырвался вздох облегчения – мне было совсем неприятно сознавать, что я занимался любовью с женой погибшего. Меня радовало, что он не погиб, но не следовало забывать, что он мог вернуться в любую минуту. Если же по возвращению он застанет меня здесь без носков, то мы можем поссориться. Из-под кровати выглядывал мой потерянный носок. Я его тут же подобрал и, вытащив из-под подушки первый, быстро натянул их на ноги.
- Значит, вы пришли успокоить меня?- спросила Вика.- Но почему вы расспрашивали меня о деньгах?- не унималась она.

Я начинал нервничать. Неужели она не понимает, что её муж может вернуться в любую минуту?! Или она рассчитывает, что он сначала заскочит в отдел? А если нет?

Ребята из отдела сказали, что Вика их неправильно поняла, что им не нужны её деньги. А пришли они только с одной целью – сказать, что на видеоплёнке не её муж.

Когда она закрыла за ними входную дверь, на мне уже были кроссовки.
- Я испугалась, что они принесли мне для опознания палец заложника,- сказала Вика, входя в спальню.- Но, слава богу, на видео был не Виктор.
- Да, я всё слышал,- сказал я.
Вика положила мне руки на плечи и прижалась головой к груди.
- Ещё хорошо, что всё произошло именно так,- тихо произнесла она.

Как так?- подумал я и не нашёл ответ. Может она имеет ввиду то, что это не её муж звонил в дверь? Или что не он оказался заложником? Чёрт! Произошло что-то хорошее, а я пропустил.
- Ты это о чём?- не удержался я от вопроса.
- Как это о чём?! Приди они на полминуты раньше, мы так бы и не успели завершить начатое,- тихо произнесла она.

То есть хорошо, что мы успели завершить наши занятия любовью до того, как они пришли. Справедливое замечание. Но меня больше радовало то, что пришли они, а не Виктор.

То ли я глубоко погрузился в размышления, то ли у неё это так хорошо и незаметно получалось, но я вдруг почувствовал руки Вики у себя под рубашкой.

Нет, только не это! Но неужели она не понимает, что моё присутствие в квартире становится опасным?

Я расстегнул джинсы, чтобы снова заправить рубашку.
- Твой муж может вернуться в любую минуту,- пояснил я, заправляя рубашку,- и мне бы не хотелось, чтобы он меня здесь застал.

Вика понимающе кивнула.

Лишь когда я закрыл за собой входную дверь, то почувствовал настоящее облегчение.

Мой дом – моя крепость. Даже если сейчас вернётся с задания Виктор и захочет навестить меня, я могу не открывать ему дверь. И Вике тоже я могу не открывать. Я закрылся изнутри, отгородился от всех и от вся.

Поддавшись минутной слабости, я согрешил, занявшись прелюбодеянием. Я не знал в деталях, чем занимался мой сосед, какую миссию выполнял он, стоя на страже закона, но был уверен, что я обошёлся непорядочно по отношению к герою. С самого начала мне следовало возвести некую стену между мной и Викой.

Но, может, с самого начала именно я и был инициатором? Зачем надо было зачитывать ей стихи о своём одиночестве, а затем набрасываться на неё под ёлкой? Хотя нет, под ёлку она меня затащила. А я поскользнулся и упал. Упал немного неловко – так что у меня при падении слезли брюки с трусами. И всё-таки - она затащила меня на себя. А я, в благодарность, что мои стихи были выслушаны до конца, завершил своё грехопадение.

Если уж мне так не терпелось зачитать стихи, я мог сделать это по телефону.

Тут послышались голоса на лестничной площадке. Поскольку я стоял у двери, то не удержался и тут же прижался к глазку. Я увидел спину своего соседа и обхватившие его руки и ноги соседки. Было ясно – она искренне радовалась его возвращению.

Я отпрянул от дверного глазка. Мне не хотелось подглядывать за чужой жизнью.

Я испугался при мысли, что мог обрадоваться, что Виктор не вернётся. Нет, только не я.

И я снова подёргал ручку двери, чтобы убедиться, что дверь надёжно заперта.
 

4

Прошла неделя.
Пришлось много работать. Я возвращался домой поздно, но успевал позаниматься спортом, прослушать новости и не очень поздно лечь спать. Мне не удавалось сразу заснуть. Я не корил себя за преступную связь. Но когда к середине ночи мне удавалось забыться тяжёлым сном, мне снились пытки в тёмных подвалах мучеников Аль-Аксы. При каждом отрезанном пальце я вскрикивал от боли, но тут появлялась Вика и успокаивала меня. И хоть боль не проходила, я ни в чём её не обвинял – это было бы нечестно. Я просил её посодействовать в моём освобождении. Мне, конечно, было неудобно, чтобы она обращалась с этой просьбой к своему мужу, но у него были приличные связи в разведке, а каждый день в подвале мне стоил нового пальца. О выкупе не могло быть и речи – отдел по-прежнему не хотел вступать в переговоры с террористами, а Вика копила на новую машину.

Я просыпался измученным, чётко в деталях вспоминая очередной ночной кошмар. И только перед выходными я в первый раз спал хорошо, и мне в первый раз ничего не снилось.

Действительно – время лечит. Мне снова захотелось написать стихи. Только не об одиночестве, а о вернувшейся весне и предчувствии новых встреч, новой настоящей любви. Я даже откликнулся на приглашение на вечер в ночной джаз-клуб.
В семь вечера раздался звонок. Я открываю дверь. На пороге Вика.
- Привет!- говорит она и пытается заглянуть мне за спину.
- Привет,- отвечаю я.
- Ты представляешь, Виктора опять решили забросить в тыл врага,- шёпотом произнесла Вика.- Он ушёл ночью и я всё время места себе не нахожу. И вообще, мне столько тебе нужно рассказать,- сказала она, давая понять, что ей не терпится войти ко мне.
Я начал было вспоминать, как мне по ночам отрезали в плену пальцы, но исходивший тонкий аромат духов от её волос тут же заглушил все воспоминания.
Я сделал шаг назад и сказал:
- Входи.