Маленькая история из жизни окружающих

Тихие улочки терялись в пространстве. Они были настолько нескончаемо вечны, что, наверняка, сами уже позабыли, откуда берут свое начало. Начищенные до глянца подошвами прохожих и резиной автомобильных шин булыжники уже отстонали свое. Теперь просто молчаливо подставляли свои спины под колеса машин, терлись о кожу мужских подошв и лишь изредка изподтишка раздвигали свои беззубые трещины-рты, чтобы укусить шпильки взбалмошных горожанок. И блаженно расплывались на солнце, услышав женское «Черт возьми!», на время успокаиваясь. Веранды домов, важно выставившиеся напоказ, жеманно вздыхали, делая вид, что им совершенно безразлично, что происходит снаружи. На самом деле неумело пытались скрыть свое глупое любопытство. Фонари смиренно ждали своего часа, когда верандам надоест строить из себя притворное безразличие, они вернутся к вечерней семейной кутерьме, позабыв о случайных прохожих. Тогда никто не сможет затмить их превосходство. Разве может быть что-либо важнее мутно-желтого столбца, освещающего путнику дорогу? «Может», - ухмылялась луна, невидимкой повисшая в небе. Она сидела перед огромным трюмо, припудривая щеки, и тихонько посмеивалась над тщеславием жалких фонариков.


-Один лишь камень, брошенный дворовым мальчишкой, лишит несчастного жизни. Лоп – и все. И нет света, - луна выглянула острым кусочком из-за ширмы.- А я вечна. В каждой смене наряда хороша и желанна. И как бы поэты ни старались воспеть прелесть и романтику аллейных фонарей, им не переплюнуть влюбленных, молча с благодарностью взирающих на живой диск в небе.


Солнце слегка покачало головой, неодобрительно глядя на сестру. «За самовлюбленность ты и была наказана пожизненным четвертованием из месяца в месяц, из года в год». Но ведь это только истинным светилам под силу понять, что тщеславие по меньшей мере глупо само по себе. «Да, впрочем, может и не стоит ее разочаровывать? Ведь если бы она знала о том, что лишь отражает мой свет, слетела бы с орбиты от негодования. А так уж, правда, лучше. Хоть влюбленным отрада да сверчкам забава».


Ступенька чуть скрипнула, прогнувшись под усталым шагом возвращающегося хозяина. Дверь уже зажмурилась в предвкушении хлопка. Ну, все-таки радостнее брякнуться один раз, хоть и крепко, чем, как бедняжка соседка в свои-то деревянные годы уже с радикулитом от неугомонных детишек, излюбленным занятием которых была беготня туда-сюда. Форточка понимающе вздохнула. Она завидовала всю жизнь дубовой раме с прозрачным стеклом-невидимкой. Как никто другой маленькая стеклянная вертихвостка понимала, что такое вечные удары судьбы. Занавески, как всегда засплетничали, шелестя воздушними языками. Ох, уж эти любительницы поперемывать косточки каждой книжице, стоящей на полке. Часы тяжело вздохнули, тикнув напоследок, и тут же разразились в скандальном бое.
-Как вам не стыдно?!?


Лишь несколько малюсеньких соцветий сирени боязливо упали возле вазы. Бедняжки… Их только сегодня отлучили от мамы. Поникшие кремовые веточки еле заметно дрожали, пытаясь спрятаться за широкими зелеными листьями. Лишь песочный собрат громогласного палача времени уныло взирал на них. Песок шептал будто молитву за упокой их ангельских душ, а так хотелось, чтобы он замер на цифре бесконечность. Он-то знал их участь. Их адреналин, издающий такой невероятно дурманящий аромат, еще сохранится немного в затхлом воздухе комнаты. И даже освежит. Но смерть уже сидит на краю вазы, посмеиваясь своим беззубым ртом. И даже простофиля-ведро утирает зловонные слезы, в душе жалея малюток, которые вскоре будут погребены в его недрах.


Книги отвернулись от этого действа. Им вообще не было никакого дела ни до каких-то срезаных веток сирени, ни до вечно недовольных курантов, ни до пустоголовых занавесок. Угрюмо, но с достоинством они выставили свои спины всем жителям комнатушки. Форточка язвительно фыркнула.
-Можно подумать, что кто-то понимает, что там за каракули выведены на них. Разве что, вон, кошка, лениво облизывающая лапу. Наверняка ведь что-то знает, чертовка! Не зря на каком-то языке бормочет.
Люстра покачала головой.
-Ну нельзя же быть такой завистливой!.. Я ведь не злюсь на солнце, что оно дарит не только свет, но и тепло.
-Конечно, чего тебе злиться? - сухо проворчал пол, поглядывая наверх. - Висишь себе, никто тебя не трогает. Даже кошка – и та не достанет. А как мне вот, например, не злиться на потолок? Вроде, одного поля ягода, а он в чистоте да непыльно живет. Не то, что я…
-Зато ты – опора. Надежная, крепкая. Несправедливы к тебе, конечно, - маленький подсвечник смотрел на него добрыми маленькими глазками, - никто и слова хорошего не скажет. А ведь все на тебе!..
Пол оттаял слегка:
-Да вон и тебе несладко, поди. Ожоги-то от свечей…оно больно, никак?
-Да привык уже…за годы-то.
Оба вздохнули.
А за окном булыжники на мостовой молчаливо ждали ночи, чтобы хоть немного отдохнули их синяки, ссадины и мозоли. И если бы они познакомились с полом маленькой комнатушки, то вряд ли смогли его понять. Как, впрочем, и луна никогда не сумеет понять причину, почему же иногда свет фонарей привлекает заблудившегося путника более, чем ее благородное сияние. Ведь там, где фонари - там есть люди…


23.05.2005