Ванда

Я встретила Ванду год назад на выставке-продаже, организованной местным клубом акварелистов. Был апрель, было жарко и было хорошо побыть внутри, в кондиционированной прохладе помещения. Работ выставленных было немного, в основном все стандартные - цветы, пейзажи; аккуратные рамочки и тщательно подогнанные паспарту. Надо отметить, что в основном члены клуба белые старушки с определенным уровнем дохода, у которых достаточно сил и денег, чтобы заниматься писанием акварелий. Самая активная старушка являлась президентом клуба и чаще всего выигрывала всякие шоу.
 На открытие выставки по местной традиции был организован фуршет. В основном присутствовали легкие закуски - крекеры с сыром, виноград, клубника в сахарной пудре, маленькие бутерброды и напитки. Много было фруктов и печенья. Но самым популярным блюдом оказалось гвакамоле (guacamole) с чипсами. Это род салсы, острый соус, основой которого являются помидоры и авокадо. Главным элементом успеха была свежесть продукта. Участники и посетители вращались вокруг накрытого стола, накладывали еду на бумажные тарелочки, помогая себе маленькими деревянными или пластмассовыми палочками, напоминающих зубочистки, наливали соду,вино или воду в пластмассовые стаканчики, общались, отпускали шуточки и комментарии по поводу еды и обсуждали выставленные картины.
В соседней комнате народ толпился перед картинами, но не так оживленно. Как-то я сразу приметила одну вещь - освещенная солнцем стена - и тут же познакомилась с ее автором. Оказалось, что гвакамоле тоже ее рук дело, она потом поделилась рецептом, и меня поразала свежесть и яркость этой не такой уж молодой женщины в бежевом костюме. Невысокая блондинка, натуральные голубые глаза и неясный акцент. Тип лица не европейский, язык достаточно хороший, уверенная, смешливая и сама в себе. Ванда оказалась из Бразилии, но в Америке последние двадцать лет, а до этого жила в Европе, в разных странах, Франции, Германии. Муж американец, двое детей, акварелью занимается давно и полупрофессионально. Часто ездит в Мексику, говорит по-испански и по-португальски. Поговорив на тему искусства, мы переместились в фуршетную комнату и стали поедать чипсы с гвакамоле. И как она сама сказала - все должно быть свежее, обязательно свежее. И засмеялась.
Потом мы встретились в автобусе, когда ездили в Нью-Йорк смотреть выставку Национального общества акварелистов, и проговорили всю дорогу. Ванду отличала открытость и болтливость. Она как-то легко подхватывала темы и перемещалась с предмета на предмет, но говоря при этом достаточно свежие вещи. Вот эта легкость ума и привлекала. В поле ее внимания вошел мой муж, потом она переключилась на других знакомых, потом вернулась ко мне. Ванда радовала своей непросредственностью, но и слегка утомляла, мой сибирский темперамент не поспевал за ее, южно-американским. Прибыв в НЬю-Йорк, мы разделились на групки и разошлись, договорившись встретиться в определенное время на автобусной остановке на 5-й Авеню. Когда мы с мужем там появились, с булочками и стаканчиками с кофе в руках, довольные Нью-Йорком, солнечным днем и самими собой, то Ванда, увидев нас, тут же предложила сфотографировать. А может быть мы ее сами попросили, но это не так важно, потому что немаловажно кто как выглядит на фото, но и кто его сделал. А Ванде определенно это удалось.
Почему и как она меня пригласила к себе, по телефону, либо обменявшись и-мейлами, я уже не помню, но была рада принять приглашение. Скорее всего, тогда в автобусе, она предложила заехать к ней и она бы мне дала кое-какие растения. У нее очень большой сад. У нас с мужем собственности всего на четверть акра, и хотя большинство занимает дом и бассейн, хватает места и под посадки. Но дело даже не в растениях, а в самом визите к художнице из Бразилии, которая пишет такие легкие и яркие вещи и которая сама такая свежая и открытая. Усадьба Ванды и ее мужа, Джона, располагалась недалеко от Чесапикского залива, за Южной рекой, куда от нас надо ехать больше чем сорок минут на машине. После Аннаполиса начинаются фермы, редко школы, частные усадьбы, скрытые чаще всего деревьями от дороги. Было удивительно, что такая общительная, яркая женщина живет замкнуто - среди оленей и ракунов. Об этом она и сказала, смеясь сама о своей судьбе, когда встретила меня на подъезде к ее большому дому.
В доме, конечно, было много светлых картин. Но сам дом был немного мрачноват, как все дома в Северной Америке. Чуствовалась уединенность, близость к лесу, который начинался тут же, за домом, и заливу, находившемуся чуть дальше вниз по дороге. Пожилой Джон косил лужайку на тракторе, мы с Вандой выкапывали ирисы и лилии, а птицы поглядывали на нас сверху, с высоких деревьев.
Прошел год. И хотя мы собирались встретиться с Вандой осенью, она обещала мне бабочкино дерево, но что-то все не складывалось, то она уезжала, то у меня были дела. Ее участие в выставках, моя работа в школе, какие-то обязательства и поручительства откладывали нашу встречу. Зимой, она сообщила мне по и-мейлу, они собирались в Мексику, а по исходе зимы я собралась в Россию. После приезда навалилось море дел как всегда, и управившись кое-как с ними, я написала Ванде опять, и неожиданно она тут же ответила. Приезжай, буду рада видеть, я как раз закончила работу перед очередной выставкой. Потекли опять те же фермы, школы, усадьбы и свернув на знакомую дорогу, я все же умудрилась пропустить съезд к дому Ванды и Джона, проехав к самому заливу.
По телефону Ванда сказала мне, что будет в спортзале до одиннадцати, а потом мы можем вместе пообедать. Она так и вышла - в спортивном костюме, который не совсем ей шел, мне навстречу. Ланч был странный, салат из лосося с огурцами, несколько половинок авокадо и свежие овощи без обычного к ним соуса. Наверное, это были признаки диеты. Ванда выглядела немного уставшей, может после занятий, и голубые глаза смотрели утомленно, без обычного блеска, и я вдруг заметила, что у Ванды глаза с ободком - темно-синий вокруг голубого зрачка. Мы говорили о том о сем, я показывала фотографии, она рассказавыла про Южную Америку, ее акцент вдруг стал отчетливее слышен, а я про Сибирь, говорили про выставки, про неокупаемое творчество и про нынешнюю обстановку в Северной Америке. Так странно было слышать слова Ванды о грядущих переменах и о том, что Китай скоро возьмет вверх над Америкой и скорее всего она до этого не доживет. Наверное, это было влияние со стороны мужа, обычно мужчины любят такие темы, мой муж говорил мне тоже самое. Несмотря на тот же антураж, в воздухе что-то неуловимо поменялось. Ванда постарела. Не было этой легкости и этой бесшабашности. Не было желания пропустить стаканчик, хотя вино из Аргентины оказалось превосходным, не было желания поесть вкусно за ланчем, с хрустом и смаком. Картины были такие же, кое-какие я помнила, многое виделось впервые. После ланча Ванда пошла за садовыми инструментами. А я забрела в боковую комнатку и начала перебирать акварели, приготовленные к продаже, с ценниками, налепленными на прозрачный целлофан. Цены были маленькие, было просто удивительно, насколько все же дешево можно купить качественную акварель. - Это копии, сказала Ванда, зайдя в комнату.
- Но они же настоящие? Улыбнулась я и вытащила одну - домик на берегу океана. Таких домов я видела сотню и мне всегда нравилась эта сцена - пляжная полоска, забор, высокая трава, которая растет только у океана, и дом. Крыша была красочная, солнечная, теплая, люди, шедшие по тропинке, улыбались и были довольны проведенным днем на солнце. - Покупаю! Сказала я, и вытащила деньги. - Нет-нет, только половину, сказала Ванда и отложила одну купюру. - Ну тогда подпиши мне эту работу, попросила я. - Пусть это будет очень личное. Она задумалась над тем, что же ей написать, а я отошла в кухню и стала разглядывать цветочки в малюсенькой стеклянной вазочке. - Вот, - сказала она. На обратной стороне картины было написано аккуратным почерком - Наилучшие пожелания Елене и ее семье. Наверное, не так легко на неродном языке было сочинить что-нибудь очень личное, подумалось мне уже потом, когда я ехала обратно домой.
Цветов нынче я не стала брать, обошлись простыми, нецветущими растениями, используемые как вспомогательный декоративный элемент. Ванда все выкопала сама, давалось ей это тяжело, и она наваливалась маленькой фигуркой на лопату. - Постарела, еще раз подумала я, и не хотелось лишний раз напрягать, и я махала рукой и говорила, ну хватит, хватит уже. Самой бы копать не удалось, не я хозяйка. Джон вышел на минуту, поздороваться, обменяться фразами о погоде. В прошлый визит мы очень славно поговорили, Ванда даже передала мне его комплименты по телефону, когда мы договаривались о встрече, а нынче он как-то пообмяк, или стал посуше, и не был таким словоохотливым. - Деревья растут очень быстро, как и летят года. Сказал он и обвел рукой свое хозяйство. Потом он перевернул грабельки и показал мне лейбл. - Видишь, это сделано в Мексике, и очень качественно. Он потряс грабельки. - Лучше чем в Китае! Он ушел, а Ванда мне еще успела рассказать про Мексику, про Сан-Мигел, где было очень красиво, и красочно, но дышать было тяжело, и велись какие-то работы. Может быть в следующий раз они поедут в Бразилию, но там очень жарко, и в северной части стали все застраивать европейцы, а американцы чувствуют себя не очень уютно. В Пуэрто Рико все дорого, как раз благодаря американцам, которые продолжают скупать все как сумасшедшие, и не понимают, что это скоро все кончится.
Видно было, что Ванда скучает по родине, мечется между двумя континентами, и ее южная натура требует свободы и солнца, которого хоть и достаточно на восточном побережье, но все же оно другое, чем там, на той половине экватора. Но семья и много лет жизни держали здесь как прочные, свежевыросшие корни. На прощанье мы расцеловались, она сунула мне приглашение на выставку, растения в коробках и бумажных пакетах аккуратно высились в багажной части Форда, а домик на океане, чудная акварель, сидела на заднем сиденье. Пора было ехать, и как-то было грустно, и хотелось еще что-то хорошее сказать, и хотелось расмешить эту славную художницу из Бразилии, или позвать в гости, или что-то такое придумать, чтобы можно было жить сразу в двух местах - там где ты родился, и там где ты живешь. Чтобы Ванде, или другим иммигрантам, или мне самой, было немного легче дышать. Потому что говорить-то на чужом языке мы уже научились...
- Ну раз вам там жарко, в Бразилии, сказала я в приспущенное, открытое окно, сидя уже в машине, - поезжайте в Сибирь. Там холодно! Мы обе засмеялись, я нажала на газ и тронулась с места. Галька под шинами зашуршала и Ванда исчезла из виду.

Апрель 2006