Михаил Васильевич, по всей видимости, домой ночью не ходил, ночевал здесь же, в больнице. Лицо его было сильно помято, вокруг глаз – темные круги, какие обыкновенно бывают у людей, хронически недосыпающих. Увидев тусующихся в «курилке» своих самых проблемных пациентов, он скривился как от кислого и быстро спрятал руки за спину – пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
- Андрей Аркадьевич,- проговорил он голосом тусклым и безмерно усталым,- Гляжу я, наши ночные старания вернули вас к жизни быстрее всех ожиданий…
Андрей попытался обратить все в шутку: «Так кто же нас лечит – не лучший ли врач области?», но шутка прозвучала двусмысленно и пошло, врач отвернулся, а Карелин торопливо заизвинялся:
- Ну что вы, Михаил Васильевич! Простите подлеца – ляпнул не подумавши. А мы уже – все! Идем, ложимся!- и грубо дернул Генку за рукав – «Пошли, пошли!» Тот покорно поднялся и зашмурыгал стоптанными тапками в палату. Андрей направился, было, следом, только доктор тихонько толкнул его назад на скамейку – «Сядь!» Карелин плюхнулся на место. Васильич присел на другой край, тяжело вздохнул и достал сигарету. Помял, подумал и сунул назад в пачку – не иначе обкурился за ночь до чертиков. Снова вздохнул. Андрюха виновато развел руками, но слов, чтобы оправдать этот жест, не нашел и тоже вздохнул. Из солидарности. Доктор хмыкнул. Помолчали еще с полминуты. Сидели неподвижно, уставясь в пол, как наказанные. Наконец, Васильич завозился, полез в карман халата и извлек небольшой серый листочек, исписанный непонятными Карелину знаками. Кивнул Андрею – «Двигайся». Тот пересел ближе.
- Это результат анализа твоей крови. Вчера вечером взят из твоего бесчувственного тела. Что-нибудь понимаешь?
Карелин скорчил физиономию идиота и изо всех сил замотал головой. Врач поморщился, потыкал пальцем в листочек.
- Вот… Гемоглобин – 25 грамм на литр, СОЭ – 40 миллиметров в час, лейкоциты – 30… Это было десять часов назад.
Дурашливое выражение на Андрюхином лице сменилось искренним непониманием. Васильич сморщился еще сильнее.
- Такие анализы у самых безнадежных. Я даже думал, что ты… Не придешь в сознание.
Он сделал вескую паузу, чтобы Карелин как следует проникся важностью сказанного и глубоко прочувствовал его скорбь. Андрей моментально проникся и прочувствовал. Напялил маску раскаяния и снова виновато развел руками. Доктор от досады скрипнул зубами.
- Повторяю – у самых безнадежных! В крайней степени истощения. У тех, кто находится при смерти. И если вдобавок принять во внимание обстоятельства, при которых вас обнаружили… Картина вырисовывается не совсем понятная.
Он вопросительно заглянул Карелину в глаза. Тот смотрел в пол и угрюмо молчал. Врач хлопнул ладонями по коленям и решительно поднялся.
- У меня сейчас предварительный обход, потом планерка и второй обход. Ну, да что я тебе рассказываю… В общем, у меня к тебе два вопроса. Первый - как ты оказался в подсобном помещении верхом на голом мужике и без чувств, а второй – как случилось, что обреченный больной чудесным образом пошел на поправку, а ты едва не погиб?
Андрей насупился еще больше. Доктор нервно дернул головой:
- Тебе час времени. Подумай над ответами, пожалуйста. И лучше бы тебе дать вразумительные ответы. Иначе я не смогу больше брать на себя ответственность… Иди, ложись.
Он ушел. Андрюха послушно вернулся в палату. Ни на кого не смотрел, ни с кем не разговаривал, улегся на кровать, накрылся с головой одеялом.
«Почему истощение! Мать твоя грабли взяла… А что еще ждать, если по двое суток не жрешь?»
Жалость к себе накатила волной, аж слезу вышибло. Карелин терпеть не мог, когда подобные чувства брали над ним верх. Он больно прикусил нижнюю губу и сцепил пальцы.
«Слизняк! Баба… Распустил нюни – противно, честное слово. Тебе дали час, чтобы подготовить ответы по существу, вот и лежи – думай. Думай, екарный бабай, а не плачь!»
Осторожно, чтобы никто не заметил, утер слезы. Тихо перевел дыхание: главное - успокоиться.
Кто-то ласково тронул его за плечо. Андрей резко обернулся. Возле кровати стоял грузный Степаныч и виновато улыбался. Карелин натужно улыбнулся в ответ:
- Уже позволили встать?
Улыбка Степаныча расползлась до ушей:
- Дык… Кто ж мне запретит? Сумел встать – давай, ходи! Бегай, дела делай… Я вот что, Аркадьич,– на-кось, перекуси маненько, а то, я гляжу, на одних уколах существуешь.
Он протянул Андрею полиэтиленовый мешочек с тонко резаным черным хлебом и алюминиевую мисочку, полную, с горкой, ломтями ярко-красного мяса домашнего копчения. В той же мисочке сбоку уютно расположились два солененьких огурчика, маринованный помидорчик и здоровенная вареная картофелина. Андрюхин рот непроизвольно наполнился слюной, он судорожно сглотнул. Торопливо,- наверное, даже излишне торопливо,- схватил подарки, благодарно кивнул и тут же принялся быстро поедать презентованную снедь – соблюдать хотя бы элементарные приличия не было уже ни сил, ни возможностей. Степаныч уселся напротив, умильно сложил руки на груди и с удовольствием наблюдал, как Андрей жадно кусает огурцы и картошку, не жуя глотает тонкие ломтики мяса, всей пятерней пихает в рот хлеб, а потом еще придерживает, чтобы не вываливалось…
Пришел Васильич, увидел как Андрей икнул и отстранился, было, от миски, и заполошно замахал руками – «Ничего, ничего! Давай, наворачивай!» Карелин из вежливости отвернулся к стенке и заработал челюстями еще быстрее. Когда очередь дошла до него, мисочка и мешочек были уже пусты. Сам он расслабленно лежал кверху пузом, блаженно жмурился на доктора добрыми масляными глазами и довольно улыбался.
- Как себя чувствуете?- Васильич взял его запястье – проверил наполненность пульса.
- Оч хорошо…
- Ну-у…- Доктор с сомнением покачал головой.- До хорошего далеко… Голова как – не кружится? Спали нормально?
- Все нормально.
- У вас всегда все нормально,- поморщился Михаил Васильевич,- Пока помирать не начнете… Ладно. Сейчас придет сестра, возьмет кровь на анализ. Отдыхайте.
Едва за доктором закрылась дверь, Степаныч быстренько уселся напротив и дружески подмигнул:
- Оголодал?
Уши Андрея полыхнули красным, губы сжались в ниточку.
- Спасибо, Степаныч,- проговорил он деревянным голосом,- Все было очень и очень…
Степаныч возвел глаза к потолку – «Е-мое…»
- Слушай, Аркадьич! Я гляжу на тебя и удивляюсь. Чем больше гляжу, тем больше удивляюсь! Ну ладно – не ходят к тебе. Не носят. Бывает. Но это ж не повод с голодухи помирать, а? Ты же сам видишь, каждый день мы что-нибудь выбрасываем – и колбасу, и сыр, и фрукты… Не оттого, что все зажрались, а потому, что люди больные, аппетита нет, не проедаем. Пропадают продукты, что ж поделать?
Андрей слушал молча и краснел все больше и больше. Он уже понял, к чему клонит Степаныч, и просто не знал, куда спрятать глаза.
- Ну и вот!- продолжал между тем сосед,- Мы продукты не съедаем и выбрасываем, а ты в это время голодаешь. Так голодаешь, ажно глюкозу внутривенную тебе капали. Доктор говорит – чуть не помер! Да почти что помер, я же видел – совсем, было, помер! Но не попросил! Не попросил ведь, ядрена Матрена…
Степаныч в сердцах брякнул кулаком по крышке тумбочки, даже бокал подпрыгнул, расплескав воду. Карелин с трудом перевел дух. Но смолчал. Сосед тоже умолк – глядел в сторону, сопел обиженно, как ежик. Недолго, правда, сопел – кипело в нем ого-го как!
- Ты, Аркадьич, хошь обижайся, хошь как хошь. Но я вот что про это думаю. Ты, поди, сам о себе мнишь – глядите, какой я гордый! А в самом деле выходит, что ты просто-напросто нами брезгуешь. Не уважаешь! Люди к тебе всей душой, а ты плевать на них хотел! Как знаешь, Аркадьич… Но так не живут. Не может живой человек без чужой помощи обходиться, никак не может. И ничего обидного нету в этом. Нету! А вот, ежели ты, к примеру, готов человеку помочь, а он мимо тебя, да нос кверху… Вот это обидно! Ой, как обидно, Аркадьич!
Андрей все-таки начал психовать. Как ни старался эмоции поглубже спрятать, только голос предательски зазвенел, задрожал, и пальцы между собой сами сцепились – ногти побелели!
- Я же не отказывался… Ты предложил, я взял. Спасибо тебе сказал!
Степаныч фыркнул.
-Взял… Да хрен тебя знает, Аркадьич! Ведь все у тебя как-то так… Проще надо б тебе быть, проще! Я вот даже не знал как к тебе с этим мясом подступиться. Возьмет, аль интеллигентно на хер пошлет? Ажно вспотел, честное слово!
Карелину пришлось кусать губу уже в кровь – да и кто бы стерпел такие речи спокойно?
«Опять я в центре скандала. Уж как стараюсь – тише воды, ниже травы! Фигушки. Никак всем не угожу. Каждый чешет об меня самолюбие свое, как корова о забор паршивый бок чешет… Раз! Один раз только спустить бы как следует кобеля на такого воспитателя, наорать, отматерить – до конца жизни у него и мысли не возникнет учить меня и воспитывать!.. Да не могу себе позволить этого, а они, подлецы, просто носом чуют, что буду я слушать их молча, буду молча психовать, пока они вволю не натешатся…»
Он исподтишка оглянулся по сторонам. Иван Захарович смотрит, чуть не рот раскрыл – как же, бесплатная забава! Еремин полулежит на кровати и откровенно щерится – ему просто весело смотреть и слушать Степаныча. Генка… Генка, кстати, уже на ногах, даже кулаки сжал – этот спасителя обижать не позволит, только команду дай! Остальные усердно делают вид, что не слушают и не смотрят, уткнулись в книжки, в газеты – нет, мол, нас!
А Степаныч все не угомонится никак, распетушился не на шутку:
- И не знаешь, как к тебе подойти, какое слово сказать! У тебя же – все по-умному! А мы-то – хренота мы, плесень! Ты с нами знаться не хочешь – ниже достоинства мы! Да ты!..
На последних словах Андрей просто подпрыгнул. Раскрыл уже рот, чтобы дать должный отпор столь несправедливым обвинениям, но тут пришла обещанная медсестра с чемоданчиком, и Карелин яростно откинулся на подушку, зашипел только от злости – так зашипел, будто невзначай молотком по пальцу шарахнул. Сестра, отнеся это на свой счет, улыбнулась:
- Ох, и трусы же эти мужики, ох и трусы!
Она поставила свой чемоданчик на тумбочку, раскрыла. Там оказалась специальная подставка-кассета, сплошь уставленная стеклянными трубочками. Андрей протянул руку, сестра быстро проколола палец, сделала все необходимые манипуляции, закрыла чемоданчик и побежала дальше – к другим больным. Степаныч тем временем вернулся на свою кровать и уткнулся в книгу.
«Слава Богу, отцепился»,- подумал Андрей. Он перевернулся на живот, уткнулся носом в подушку и принялся думать. Собственно, думать уже было не о чем. Если для Михаила Васильевича какие-то загадки еще оставались, то Карелину все уже было ясно, как божий день. Дар он получил. И если б ему неделю назад сказали, что он в скором времени сможет людей чуть не с того света вытаскивать, с ума бы, наверное, сошел от радости. Он тогда бы, конечно, принялся в своем неуемном воображении проекты разные рисовать – как способностями этими распорядиться, как побольше с них купонов настричь… А сейчас! Сейчас лежит, сдавил виски пальцами, глаза до боли зажмурил – ах, как тошно… А с другой стороны все законно. Хочешь кататься – изволь возить саночки.
« Да уж. Обижаться не на что. Пусть и непонятно как, но воздействовал я на Генкины органы и даже на клетки физически. Значит – расходовал энергию. А откуда ее брал? Оттуда же, откуда и всегда! АТФ окисляется, энергия химической реакции преобразуется в тепловую, в механическую… Ну и, наверное, в эту новую мою – «колдовскую»! С этим ясно. И кое-что еще ясно – горит моя АТФ во время «сеанса» как дрова в паровозной топке, и нет никаких «ограничителей» на ее расход. И никаких «предохранителей» нет, чтобы «схему» мою не перегрузить ненароком! Ведь если я, к примеру, быстро побегу, то вскоре начну уставать, потом вообще не смогу двигаться – это начнет работать сложная система защиты организма от непомерных перегрузок. А здесь? Здесь моя АТФ,- а вернее сказать - жизнь моя,- утекает из меня без всякого контроля. Ручьем утекает! Поэтому я потерял вчера сознание, поэтому пришлось врачам глюкозу мне капать, витамины…
И вот выходит, что с одной стороны – я всемогущий целитель, а с другой… Да. Про «другую сторону» лучше не думать. Страшно это. Ух, как страшно, братцы… А Серафим! Серафим-то хорош! «Дар этот мог быть твоим благом!» Ничего себе – благо… Смертный приговор! А самое главное – за что? За что мне напасть такая, люди добрые?»
Совсем нервишки у Андрюхи ни к черту. Лежит носом в подушку, а подушка под ним мокнет, мокнет… «Самогонщики» шевелятся возле своих кроватей, переговариваются о всяких пустяках, о всяких глупостях, внимания на Карелина демонстративно не обращают. Дескать, интеллигент жеванный! Щелкнули его по носу, а он – ни слова в ответ. Обнялся с подушкой и плачет. Тьфу…
Глава седьмая, в которой Андрей сначала встречает Фаину, а потом собственную смерть.
- Н-да-а, Андрей Аркадьевич… Уж и не знаю, что тебе на все на это сказать. Если по-хорошему, надо бы тебя за речи твои из урологии в психиатрию перевести. Ибо с точки зрения здравого смысла слова твои ни в какие ворота не лезут. Сам-то это понимаешь?
Михаил Васильевич заложил руки за спину и нервно ходит по кабинету: три шага до окна, крутой разворот и три шага к двери, потом снова, и снова. Карелин сгорбился на стульчике у стены, смотрит на друга исподлобья и молчит. Набегавшись вволю, доктор остановился напротив, нагнулся и заглянул Андрею в глаза.
- И что, говоришь, будто неполадки в чужом организме видишь как в телевизоре? Да еще с цветной подсветкой?
Андрей кивнул.
- Ни фига себе…- Он снова забегал по кабинету, возбужденно потирая руки.- А мне показать сможешь?
Карелин вскинул на врача полные обиженного недоумения глаза:
- Но я же объяснял тебе! Я же сказал тебе, чего это будет мне стоить!
- Да, да, конечно,- рассеянно проговорил Михаил Васильевич.- А все же, все же… Ты представляешь, как было б любопытно проверить хоть один диагноз! Есть у меня пациентка, ума не приложу, что с нею делать. Так может ты?..
Андрей рассердился.
- Слушай, Васильич! Я не пойму, ты шутишь, что ли? Тебе объяснили - фокусы эти для меня смертельно опасны! Это не пустые слова, это твои же чертовы анализы показали! Кто меня вчера откачивал – не ты ли? И вот сейчас на голубом глазу предлагаешь мне добровольно сунуть шею в петлю. Еще один эксперимент на моей,- повторяю – на моей!- шкуре…
Михаил Васильевич остановился, будто ткнулся в стенку. Он резко присел на корточки и мягко взял его за руки.
- Погоди, погоди! Не психуй. Во-первых все, что ты мне рассказал, настолько необычно, что просто так, на слово, не верится. А во-вторых, я же буду рядом! Подключим тебя к диагностическому компьютеру… Есть, есть у нас такая штука! Не для всех, конечно… Да и проку от него, прямо скажем, маловато – температуру, давление, ритм сердца меряет… Но в нашем случае – самое то! Ты будешь даму смотреть, а я тем временем за тобой пригляжу. И если в самом деле появится для тебя опасность, я тут же опыт прерву. Как тебе такой план?
Андрюха только вздохнул.
- Хрен с тобой… Я гляжу, тебе медицинские опыты дороже меня. Веди даму.
Михаил Васильевич обрадовано хлопнул в ладоши:
- Вот и славненько! Сейчас я быстренько все организую. Сиди тут, я сейчас!
Он убежал, а Карелин в который уже раз схватился за голову.
«Ну вот, начинается. И идет так, как я думал! Если что-то хорошее может не случится, оно обязательно не случается. Если что-то плохое может произойти, оно обязательно происходит… Людям наплевать, какой ценой исполняют их желания. Им надо, у них хотелка зачесалась – значит вывернись наизнанку, но сделай! Зря я Васильичу правду сказал. Надо было наплести лабуду какую-нибудь, наврать более или менее реальное… А все же, как он сразу поверил! Человек с высшим образованием, хирург с тридцатилетним стажем! Здорово, значит, ему в работе чудес не хватает. Эх, врачи, врачи… Душу дьяволу продадут, лишь бы возможностями Господа Бога овладеть…»- он мрачно посмотрел на закрытую дверь.- «И продают!»
Доктор и впрямь вернулся очень быстро. Вопреки ожиданиям прибежал один, без обещанной пациентки. Влетел в дверь, пнул дверь ногой и плюхнулся на кушетку. Поманил пальцем Андрея – «Садись ближе!»
- Вот смотри!- он протянул Карелину листочек с результатами утреннего анализа крови.- А то будешь еще обвинять меня в бессердечии и некомпетентности!
Андрей равнодушно заглянул в бумажку, пожал плечами – «Не понимаю…»
- Все просто,- принялся объяснять доктор, похлопывая Андрюху по спине, будто пытаясь разбудить и расшевелить.- Гемоглобин практически в норме, остальные показатели тоже. Твоей кроветворной системе можно только завидовать! Так что…
- Можно продолжать пить мою кровь дальше,- закончил за него Карелин.
Михаил Васильевич поморщился.
- Что за свинская манера все утрировать, выворачивать наизнанку!..
- Молчу…- Андрей отвернулся.
- Так мы идем?
Васильич произнес это строго, Карелину даже показалось – зло произнес. По крайней мере, своего раздражения доктор не скрывал. Андрюха обреченно поднялся и кивнул – «Пошли…»
«Бесполезно ему объяснять. Такой подарок судьбы не каждый день в руки дается – разве он упустит? Да и что я так психую? Попробую поработать в паре с квалифицированным врачом. Мне ведь, честно говоря, и самому интересно до страсти – вдруг можно людям помогать без всякого вреда для себя?»
Они прошли длиннющим коридором в самый конец больничного корпуса, спустились на первый этаж. Доктор зазвенел увесистой связкой ключей:
- Этот? Нет… И не этот… Ага, вот!
Замок щелкнул, они вошли в маленькую комнатушку без окна – стол с компьютером, стул, кушетка да платяной шкафчик в углу. Васильич нашарил на стене выключатель, вспыхнули лампы дневного света. Андрей прикрыл за собой дверь. Доктор залез в шкафчик, достал белый халат, протянул Андрею:
- Накинь. Чтобы больная не комплексовала.
Тот безропотно облачился, даже предложенную белую шапочку надел. После этого Васильич усадил его на стул возле кушетки, закрепил на запястье специальный браслет с датчиками, второй браслет застегнул у Андрея на лодыжке. Включил компьютер, загрузил специальную программу. На мониторе засветилось окошко, в котором мигали параметры андрюхиной сердечной деятельности, вплоть до осциллограммы – тянущейся по нижней части экрана прямой зеленого цвета с редкими всплесками пульса. Доктор довольно цокнул языком – «Порядок!»
- Так, Андрей Аркадьевич. Сейчас Вера приведет больную. Запомни: ты – врач. Вопросы ей задавать можешь, но только по существу и коротко, иначе она тебя вмиг расколет. Тогда жди скандала на всю больницу. А то и в суд потянет – моральный ущерб стребует! Понял?
- Угу…- Андрей зачарованно смотрел на дрыгающуюся зеленую осциллограмму и, казалось, Васильича совсем не слушал.
Доктор рассердился.
- Але, гараж! Ты слышишь, что я тебе говорю?
- Слышал. Косить под крутого эскулапа и не придуряться. Так?
- Так.
- Глупо…
- Почему?
- Потому что меня все в поселке знают. И я всех знаю. Да и по больнице мои штаны-треники примелькались.
Васильич беспечно махнул рукой:
- Об этом не беспокойся. Она только позавчера поступила. Из палаты, считай, не выходила, тебя никогда не видела, не знает. И в поселке живет недавно – беженка.
- Сейчас не знает, завтра узнает.
- Но я же с ней потом поговорю! Объясню!
- Воспитанные люди обычно делают наоборот – сначала объясняют.
Васильич прищурился:
- Ох и вредный же ты мужик! Ладно, пусть будет по твоему. Кончаем маскарад, попробуем сначала поговорить. Но сразу предупреждаю: я – пас. Как тебя ей представить? Как знахаря? Экстрасенса? Народного целителя? Колдуна? Бред…
Карелин уже отцепил браслет и стащил халат.
- Как-нибудь…
Доктор недовольно сопел, но спорить больше не стал. Приладил браслет на место и уставился на дверь. Андрей снова уткнулся в монитор.
По коридору гулко простучали каблучки, в комнатку постучали.
- Михаил Васильевич, можно?
- Конечно, Вера! Ждем.
Милашка Вера в ослепительно белом халатике распахнула дверь пошире, пропустила впереди себя худенькую женщину лет тридцати пяти, черненькую, длинноволосую, с удивительно чистым лицом, которое сильно портили,- не сказать – уродовали,- глубоко запавшие щеки и горькая складка вокруг рта.
- Спасибо, Вера,- кивнул доктор,- можете идти.
Сестра выскользнула в коридор.
Михаил Васильевич приглашающее указал женщине на кушетку, она робко присела на краешек, плотно сдвинула колени и положила на них руки. Андрей перехватил взгляд в свою сторону и попытался ободряюще улыбнуться, но она уже глядела в пол и на него глаз не поднимала.
Доктор неуверенно откашлялся.
- Фаина…
- Рашитовна.- Отозвалась она высоким, но мягким голосом – дама явно владела вокалом.
- Да-да! Фаина Рашитовна…- Он запнулся, но через секунду заговорил вновь.- Видите ли, Фаина Рашитовна… Случай у вас, э-э-э… Медицина пока, знаете, не всесильна, и бывают такие обстоятельства…
Фаина уже не смотрела в пол. Ее темные, почти черные глаза впились в лицо доктора, отчего речь его и без того сумбурная, вовсе сошла на нет. Михаил Васильевич пошел бурыми пятнами, дернул головой и сделал невольное движение рукой к вороту рубашки. Андрей поспешил на помощь:
- Фаина Рашитовна, мы хотели бы предложить вам принять участие в научном эксперименте. Для вас это будет совершенно безопасно – как видите, проводами к компьютеру пристегнут я, а не вы. Может случиться, что результат будет нулевым. А вдруг – нет? Лично я был бы очень рад, если б удалось вам помочь…
На ее лице Андрюхина речь не вызвала никаких чувств – ни удивления, ни радости, ни недовольства. Безжизненное лицо, лицо куклы. «Бракованной куклы»,- подумалось Карелину,- «Такой куклой только детей пугать».
- И в чем будет заключаться этот эксперимент?- Черные глаза смотрят спокойно, но голос едва заметно дрожит.
Андрей внутренне усмехнулся- «Кукла все-таки живая…»
- Мне будет нужно вас осмотреть. Для начала.
- И все?- уголки ее рта презрительно опустились.
Карелин ощутил под сердцем холодок- «Провоцирует?»
- Возможно, не все. Если я увижу, в чем заключается ваша проблема, то попытаюсь ее устранить.
Михаил Васильевич «за кадром»,- из-за ее спины,- сделал известный жест, покрутив пальцем у виска, но Андрей не обратил на это внимания.
- Каким образом вы попытаетесь решить мою проблему?
- Психотерапия,- соврал Андрей, не моргнув глазом.
Губы Фаины сложились в подобие улыбки:
- Вы – экстрасенс?
- Здесь я – больной,- уклончиво ответил Карелин.- Вас это смущает?
Она пожала плечами.
- Что мне делать?
- Лечь на кушетку.
Фаина снова пожала плечами, сбросила тапки и улеглась навзничь, вытянув руки вдоль тела. Андрей присел рядом, а Михаил Васильевич перебрался на стул – ближе к монитору.
- Ну что ж…
Пальцы Карелина побежали по ее животу от грудины вниз, он почувствовал, как она вздрогнула и напряглась. Он поморщился и закрыл глаза. Потянулась бесконечно долгая минута пробуждения тактильного зрения.
«Спокойно, спокойно. Чернота разбегается, чернота исчезает…»
В глубине его сознания плавно и стремительно завертелись цветные пятна, затем зыбкая картина стабилизировалась и он УВИДЕЛ.
«Снова онкология. Вся матка – сплошной конгломерат безобразных пузырчатых выростов. А еще здесь, и здесь – ниже…»
Картина вдруг лопнула и исчезла. Андрей содрогнулся и открыл глаза. Женщина уже сидела. Маленькие сухие ручки крепко, будто пойманную крысу, держали Андрюхины пальцы, черные глаза метали молнии. Михаил Васильевич с фальшиво-равнодушным видом разглядывал потолок, и даже, кажется, что-то тихонько насвистывал. Андрей вспыхнул:
- Что вы делаете? Вы мне мешаете! Нельзя минуту полежать не дергаясь?
Он сердито толкнул женщину обратно на кушетку, но она возмущенно отшвырнула его руки и встала. От недавней «куклы» не осталось и следа – глаза горят, рот перекосило, шипит, как дикая кошка! Доктор ухмыльнулся.
- Фаина Рашитовна! Сядьте.
Она обернулась к нему и уже раскрыла рот, но он свел брови вместе и возвысил голос:
- И помолчите! Если не трудно…
Фаина зябко поежилась, но покорно промолчала и села на место.
Васильич вопросительно взглянул на Андрея:
- Ну и что?..
Тот с трудом перевел дух.
- То же, что у Гены. Но локализовано практически в одном месте и…- он украдкой взглянул на женщину,- в очень большой массе.
Доктор кивнул и приложил палец к губам, Андрей мгновенно умолк. Васильич постучал ногтем по монитору:
- Видишь? Ничего страшного. Увеличение частоты пульса, незначительное повышение кровяного давления – пустяки… Можно было б попробовать еще разок.
- Уточнить границы?
- Да, и желательно с «привязкой» к другим органам, чтобы сумел потом показать по иллюстрации в атласе…
Фаина тем временем сидела, крепко сцепив пальцы, и взволнованно металась глазами по лицам демонстративно игнорирующих ее мужчин – «Что они видели? О чем они говорят?»
Перекинувшись с Андреем еще парой несущественных фраз, доктор обернулся к больной.
- Фаина Рашитовна, у меня к вам просьба. Когда вас пальпируют, лежите спокойно. Андрей Аркадьевич вовсе не покушался на вашу честь, а сейчас ему необходимо завершить обследование. Вы позволите это сделать?
Она судорожно сглотнула и кивнула головой – похоже серьезность обстановки убедила ее, что лучше подчиниться.
Карелин снова положил руки на ее живот. Закрыл глаза. Она лежала тихо, отрешенно смотрела в потолок. Даже когда он, пытаясь что-то получше разглядеть, по-хозяйски швырнул в стороны полы ее халата, обнажая кожу, она почти не отреагировала, лишь ресницы чуть дрогнули.
Проползла минута, другая, третья… Васильич увлеченно следил за Андреем, пытаясь по движениям его пальцев определить точное расположение опухоли и ее границы. Вот пальцы скользят быстро – здесь явно ничего нет. А вот задержались, поползли блуждая – мелкими кругами, короткими штрихами… Да. Тут он ее, голубушку, и ждал. Именно здесь, и именно таких размеров. Хотя на рентгенограмме она не видна и ультразвук тоже картину дал путаную. Зато пальцы Карелина, медленно сканируя пациентку, дают информацию ценную. Очень ценную!
И тут совершенно случайно,- боковым зрением,- он заметил странное изменение в окошке на мониторе. Резко обернулся и сдавленно взвизгнул от ужаса. Всплески пульса показывали дикую пляску сердечной мышцы,- они слились в абсолютно невозможный меандр,- температура мигала красным числом «40,73», давление приблизилось к двумстам. Он вскочил, схватил Карелина подмышки и рванул прочь от кушетки. Тот изогнулся в судороге, бестолково задрыгал ногами, руками слепо замахал перед собой, пытаясь восстановить прерванный контакт. Но через несколько секунд вернулся в реальность и открыл глаза.
- Пусти…
Доктор осторожно поставил его на ноги. Андрей качнулся, не удержался и тяжело брякнулся на стул. По лицу струился обильный пот, конечности заметно дрожали. Васильич снова обхватил его и, приподняв, уложил на кушетку рядом с Фаиной. Она по-прежнему лежала с открытыми глазами, только глаза эти были мертвенно-неподвижны, даже ресницы не вздрагивали. Дыхания, кажется, тоже не было. Васильичу стало по настоящему страшно. А тут еще Карелин снова полез ей под халат! Громко матюгнувшись, доктор потащил его на пол, но Андрей уперся изо-всех сил, обложил его трехэтажно и вцепился в Фаину мертвой хваткой:
- Пусти, урод! Она же умирает! Да отцепись, мать-перемать!
Но Васильич не слушал – отдирал его руки больно выворачивая пальцы, отчаянно дергал, тащил к краю. Карелин извернулся и щелкнул зубами
- Уа-у!- взвыл доктор, отпрыгивая в сторону и потрясая укушенной рукой.- Ты что творишь, псих?
Андрей уже стоял перед ним – взлохмаченный и бледный. Глаза уехали под лоб, остались одни белки; зубы оскалились. Он вытянул перед собой руку со скрюченными пальцами и доктор невольно шагнул назад, упершись спиной в крашенную стену. Через секунду в глазах у него потемнело, он медленно сполз на пол и остался лежать неподвижно.
Очнулся он в той же комнатке и первое, что увидел, это нависшее над ним встревоженное лицо Фаины.
- Ну, вот видишь? Ожил! Было б о чем переживать…- Карелин сидел рядом на стуле и улыбался до ушей.- Всего лишь подремал немножко, зато нам с тобой не мешал.- Он тихо рассмеялся.
Доктор потряс головой и сел.
- Что ты со мной сделал?
Андрей посерьезнел.
- Извини. У меня не было выбора. Пришлось тебя выключить. На время.
Васильич непроизвольно взглянул на часы.
- Елки зеленые! Меня уволят к чертовой матери! Ты просто чудовище, Карелин! Два часа! Два часа собаке под хвост…
- Прости меня, ради Бога,- Андрей искренне огорчился,- Но пойми – не было другого выхода. Фаина лежала в трансе. В трансе таком глубоком, что самостоятельно не смогла бы из него выйти. И потом, ее опухоль…
Доктор зло сверкнул глазами и Карелин заткнулся на полузвуке.
- Как вы себя чувствуете?- Михаил Васильевич взял женщину за руку, проверил пульс.
- Хорошо.- Ее голос прозвучал тихо и спокойно. Это спокойствие почему-то передалось доктору, и тот как-то сразу перестал дергаться и даже попытался улыбнуться.
- Очень хорошо, что хорошо…- Он разглядывал Фаину с явным удовольствием. Казалось, за время карелинского сеанса она заметно помолодела и похорошела. А может, и вправду новоявленный колдун в силах воевать с беспощадным временем? Кто знает, кто знает… Способности он проявляет необыкновенные, ворожит, по собственным его рассказам, чуть ли не на генном уровне. «А если и вправду так?»- доктор зябко поежился.
- Вы сможете самостоятельно вернуться в палату?
Фаина чуть опустила царственно вздернутый подбородок:
- Разумеется.
- Замечательно. Возвращайтесь к себе и немедленно ложитесь. Я скоро к вам подойду.
Она немного помешкала, ожидая, не скажет ли он еще что-нибудь, но тот уже отвернулся к Андрею. Фаина пожала плечами и вышла за дверь. Васильич нервно дернул уголком рта:
- У тебя две минуты, чтобы ввести меня в курс дела.
Карелин с готовностью кивнул.
- Дела у нее были плохи. Вся матка в наростах, метастазы на мочевом пузыре и даже на уретре. Честно говоря, я не представляю себе, как бы ты стал ее оперировать…
- Тебе и не надо это представлять!- Раздраженно рявкнул доктор, но вдруг осекся и прищурился.- «Были»? Ты сказал, «Дела были плохи»?
Андрей снова кивнул. Михаил Васильевич с шумом втянул в себя воздух.
- Андрей Аркадьевич…
Хотя произнесено это было мирным и нарочито доброжелательным тоном, Карелин почувствовал, что доктор сейчас заорет. Даже отстранился подальше, чтобы слюни не долетали. Так оно и случилось.
- Идиот! Мерзавец! Мы же договорились! Как порядочные люди договорились – только диагностика! Только осмотр, и никаких… Сам на моих глазах чуть не подох, больную едва не уморил! Шутки шутишь? В гроб меня вогнать решил? Давай, загоняй! Недолго уже…
Андрей виновато опустил голову, а врач все кипятился:
- Немедленно объясни, что ты с ней сделал, шаман помоечный!
В последних словах Карелин почувствовал, что любопытство взяло у доктора верх и сразу довольно заулыбался- «Ужо я ему сделаю квадратные глаза!»
- А тут я молодец! Нет, правда! Вот я тебе расскажу, ты сам это повторишь. Не сердись, Васильич…
- Ну?..
- Я немного изменил ДНК одной из клеток.- С удовольствием отметив, что врач и вправду икнул и выпучил глаза, Карелин продолжал:
- Она начала бурно делиться и примерно через неделю разовьется в младенческую вилочковую железу. «Тимус», кажется, по-вашему?
Рот доктора разевался все шире и шире и Андрей, опасаясь нового взрыва эмоций, поторопился закончить рассказ:
- Это для того, чтобы железа своими гормонами остановила рост и уничтожила раковую опухоль. И я уверен – остановит! Не так быстро, как у Гены, зато мягко и незаметно. Фаина выздоровеет без операции. А мне не пришлось тратить много сил, я даже сознания не терял…- и он по-собачьи заглянул другу в глаза.
Тот только развел руками.
- Ну, знаешь… У меня нет слов. Где ты прочел про тимус? Хотя не это сейчас важно… Идем со мной. Быстро!- Он подобрал с пола браслеты с датчиками и выключил компьютер.- Тебя надо немедленно обследовать. А у меня срочные процедуры – у двух больных цистоскопия, у одного сложная перевязка… Все, все, все – выметаемся отсюда!
Почти бегом они вернулись в отделение. Андрея в ординаторской с рук на руки сдали сестре Вере, а сам доктор умчался в процедурную. Вера усадила Карелина возле столика, ловко перехватила тощую руку надувным бандажом – измерила давление. Огорченно цокнула языком. Андрей, внимательно наблюдавший за прыгающей стрелкой манометра, хмыкнул:
- Низкое?
- Как у петуха под коленкой…- Вера отцепила аппарат и кивнула на кушетку.- Ложитесь. Голова, поди, кружится. Вот, термометр поставьте.
Температура пациента расстроила сестру еще больше – тридцать пять ровно.
- Я вообще не понимаю, как вы ходите…
Андрей рассмеялся:
- Ногами!
Вера веселья больного не разделяла и даже немного обиделась.
- Андрей Аркадьевич! У нас никто не понимает, что с вами творится. Вчера я была выходная, так мне утром такое про вас рассказали! Всю ночь дежурный персонал из-за вас на ушах стоял. А сегодня – опять… Это, конечно, не мое дело, но с такими показателями вас хоть в реанимацию!..
Карелин согласно кивнул. И добавил:
- А Михаил Васильевич сказал – в психушку…
- Правильно!- Вера сделала совсем строгое лицо.- В реанимационную палату психиатрического отделения. А что ж вы хотели? Вас нашли в чулане рядом с голым…
Андрей предупреждающе приложил к губам палец, и она замолчала.
- Ситуация выглядела бы пикантной, если бы хоть кому-то пришло в голову интерпретировать ее как «пикантную»!- Он хитро прищурился.- Но никому такая интерпретация даже в голову не приходит. Меня все отлично знают, поэтому вчерашнее происшествие все расценивают как забавное, как непонятное, но ни в коем случае не паскудное.
- Пойдемте в палату,- Вера благоразумно сменила тему разговора и принялась звенеть бесчисленными склянками в шкафу.- Вам срочно нужна восстанавливающая капельница. Или нет…- Она забавно приложила ко лбу палец,- Лучше лежите здесь, тут вам будет спокойнее.
Через минуту в вену Андрею воткнули толстенную иглу, и он умиротворенно задремал под мерную капель в болтающейся перед глазами пластиковой емкости. Задремал и увидел сон. Будто стоит он в толпе народа у развороченной в глине ямы, на дне ямы стоит заколоченный гроб, и все вокруг бросают в яму горстями землю. Никто не издаст ни звука,– чужие серые лица вокруг, черные кресты и ограды на фоне белого снега, черные вороны на черных ветвях,- только глина по крышке – туп, туп, туп… Андрей знает, кто лежит в гробу, а потому полон искреннего недоумения – зачем ЕГО заколотили крышкой? И вообще – зачем его хоронят? Глупость какая… Он жив, в этом нет никаких сомнений. В подтверждение его мысли в яме кроме глухого «туп-туп» появляется новый звук – ОН молотит изнутри, пытаясь выбраться. Андрей оглядывается вокруг – «Да помогите же кто-нибудь!», но окружающие продолжают бесстрастно бросать мерзлые комья, безумный грохот на дне ямы их не волнует. Карелину очень не хочется ТУДА. Так не хочется, что ноги делаются деревянными, торчат, вонзившись в притаявший грунт – шагу не шагнуть! А грохот все сильнее, сильнее… Андрей представляет себе несчастного, вдруг обнаружившего себя в тесном ящике, в черноте и холоде, представляет себе его ужас, его безумную панику, и тогда он валится на колени и ныряет в промерзшую бездну, совершенно не понимая, чем и как он сможет помочь бедолаге. Падение длится долго. Так долго, что сердце у него останавливается и грудь сжимает ни с чем не сравнимое чувство, так хорошо знакомое детям – им часто приходится падать во сне. Дно мягко надвигается, хватает липкими глиняными псевдоподиями, Андрей тонет в тягучей, будто рыбий клей, субстанции. Гроб оказывается рядом – только руку протянуть. Он дрожит и подпрыгивает – узник рвется на волю. Карелин хватается за крышку, сдирает кожу вместе с ногтями, но открывает ее. Гроб пуст. Андрей недоуменно оглядывается вокруг, но видит лишь грязно-желтые стенки с торчащими будто зубы остроконечными обломками бутового камня, да где-то в немыслимой выси крошечное оконце серого февральского неба. Ему становится страшно. Он задирает лицо вверх, туда, где в этом убогом оконце тенями движутся люди, складывает ладони рупором и кричит, надсаживая горло и легкие: «Э-ге-гей, люди! Не надо бросать землю, я здесь! Я живой! Не надо!» Только звуки гаснут, не достигая поверхности, черные тени не прекращают свой унылый хоровод, на голову несчастного Карелина сыпется и сыпется земля пополам со снегом. Вот он уже по пояс в зыбкой и гадкой субстанции, по грудь, по горло… Красный гроб качается на поверхности, будто лодка, призывно белеет атласным подголовником и тюлевым покрывалом. Ослабевшими ватными руками Андрей хватается за край, заползает в теплую деревянную глубину, задвигает над собой крышку – «Пусть теперь бросают!» И тут завеса безмолвия лопается. На Андрея обрушивается лавина звуков: надрывный бабий вой, глухое бормотание толпы, гнусавое пение старух – «Со святыми упокой…» И ухает валящаяся сверху глина: бросают теперь не горстями – лопатами. Звуки быстро меркнут, отдаляются, наваливается глухая тишина. Во рту сухо, дышать нечем. Попытки пошевелиться тщетны – руки и ноги будто залиты в бетон. В ушах возник нарастающий звон, в глазах поплыли разноцветные пятна. Но в окутавшем могильном беззвучии обнаружилась вдруг прореха – мужской голос кричит что-то злое и обидное, высокий женский звенит оправдывающимися нотками. Если напрячься, даже некоторые слова можно расслышать.
- Какого черта?.. …Его одного!.. …Если умрет…- это мужской.
А женский:
- …На минутку… …Ни дыхания, ни пульса… …Боже мой!..
«Ба! Похоже я и вправду умер»,- догадался Карелин. И тут же другая мысль – «И что? Плевать…» Остатки сознания схлопнулись в светлую точку, но через секунду и она погасла. В повисшей тьме выявились лохматые черные буквы – «ВСЕ».
- Все…- прошептал Андрей и сделал глубокий вдох.
Глава восьмая, в которой с Андреем случается «ЭТО»
Вокруг плавает густой мрак. Сколько их уже пролетело, прошло, проползло - этих казенных больничных ночей? Андрей нерешительно шевелит левой рукой, чувствует покалывание иглы от капельницы, затем немного приоткрывает глаза и косится по сторонам. Так и есть – находится он не в палате, а все там же – на кушетке в ординаторской. Тусклое дежурное освещение, тоскливый параллелепипед помещения… Рядом в креслах застыли Вера и Михаил Васильевич. Спят они тихо, даже дыхания не слышно. Андрей тоже лежит неподвижно, будить уставших медиков ему очень не хочется - стыдно. Лежит, уставясь в потолок, и думает, думает… О чем думает? Да обо всем. За несколько последних дней случилось слишком много, сколько ни гоняй по закоулкам сознания шарики мыслей, сколько ни пытайся что-то упорядочить, осознать, с чем-то свыкнуться, принять как должное – ничего путного не выходит. Очень горько, например, сознавать, что возможность лечить самых безнадежных больных сведена практически на нет его скромными физическими ресурсами. Слишком мало в Андрюхе жизненных сил, чтобы раздаривать их налево и направо всем страждущим. Да и если б был он богатырской стати,- Ильей-Муромцем был или, скажем, Шварценеггером,- то и тогда на всех несчастных его бы не хватило.
«И вообще! Почему я должен им помогать? Лечить их, спасать им жизнь? Кто они мне – родня? Или все сплошь – мои благодетели? Взять того же Гену… Пьяница горький, пустой человек, ни к какому мастерству, ни к какой специальности не тяготеющий. Семьи, детей нету… А тоже – помирать не захотел! Вон как нервничал, даже трясся, бедный! Или вот – Фаина…»
Но воспоминание о новой знакомой заставило его против воли улыбнуться. Нет, Фаина – это все-таки другое дело. Ишь, как сердце екнуло! Андрей слишком хорошо себя знает – «Ох, попался мужик! Даже не отнекивайся, не отпирайся – насквозь вижу… Если б впервые с тобой такое, могли б еще какие-то сомнения быть. Но тут… Пропала твоя головушка, Андрей Аркадьевич! А ты этому еще и рад, дурачок…» И Андрей начинает думать о Фаине, только скоро мысли его съезжают в совершенно другую колею. Чему он никак не может перестать удивляться, так это своей способности влюбляться просто так, без каких-либо видимых причин. В молодости он часто терял голову, делал и говорил, само собой, глупости… А какие умные вещи можно сделать, какие умные слова сказать, если головы нет? Потому регулярно получал из-за тупой своей наивности «отлуп» за «отлупом». Не нравятся девушкам глупенькие и нерешительные парни! Да, может быть, и правильно не нравятся… Потом, уже будучи женатым человеком, отцом двоих детей, когда появились у него зачатки жизненной мудрости, появился некоторый опыт, лишь тогда начал он делать попытки анализа своих влюбленностей, а заодно – предметов своих вожделений. Да, да! Брак никак эту сторону его натуры не изменил – влюблялся Андрей регулярно, хотя и достаточно редко. Скажем, раз в пять или шесть лет. Дамы эти были всегда исключительно порядочны, робкие знаки внимания со стороны Карелина воспринимали с неизменной благосклонностью и,- да что греха таить,- с удовольствием, только ни одна из них его настоящей любовницей так и не стала, и формально оставался Андрей Аркадьевич верен своей супруге. Чист пред нею, аки младенец пред ликом Господа. Исключением стала только последняя… Ах, Светлана, Светлана! Совершил ради тебя Андрюха не смертный, хотя и банальный грех прелюбодеяния, а вещь, совершенно уж из ряда вон выходящую – начал писать стихи. Это в сорок-то с лишним! Сначала писал только для нее, потом – вообще, на разные темы – понравилось графоманить. Как ни странно, именно это послужило тем детонатором, от которого взорвалась андрюхина семейная жизнь. Рванула, не оставив камня на камне. А случилось это вот как. Маялся, маялся Андрей любовью своей, да и решил с этой самой Светланой всерьез поговорить – жизнь, мол, без тебя не в жизнь! Глупый поступок, конечно. У нее семья, дети. Как бы к поэту-самоучке ни относилась, ответ заранее ясен был. Да и не рассчитывал он на хороший ответ, не ждал он ничего другого. Думал лишь: «Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас». А потом, после объяснения, стало ему так тошнехонько - либо вешайся, либо стих болью кричащий пиши! Стих, конечно, был предпочтительнее. Нацарапал он десятка два строчек, успокоился малость, да и пожалел бумажку ту выбросить. Слишком ладный стих вышел – искренний, сильный. Сохранил на свою голову! Положил листочек в пиджачок, во внутренний кармашек. И это был второй его глупый поступок. Потому что мадам Карелина совершенно искренне считала все карманы в доме своими и мужнин пиджак обыскивала регулярно – вдруг что хорошенькое найдется? В этот раз нашлась не мелкая купюра, не горсть металлической мелочи, а четвертинка листочка в клеточку, на котором хорошо знакомым почерком написано было такое…
Не простила его супруга. Сначала закатила небывалую истерику, потом впала в черную меланхолию, потом продала квартиру вместе с мужиком, да и уехала с младшим сыном в областной центр. Андрюха всему этому не препятствовал. Положенные бумаги подписал безропотно, во время переезда грузил на машину вещи наравне со всеми. Добрые люди пустили его на квартиру, совсем недорого, и стал он жить один. Отношения со своими «бывшими увлечениями» возобновлять не стал – слишком велико было потрясение от потери семьи и дома. Жил тихо и скромно. Смешную свою зарплату делил на четыре части: самую большую – старшему сыну, который учился в столице, поменьше – младшему сыну и бывшей супруге, еще меньше – хозяевам квартиры, и совсем немного – себе на еду. Даже самая большая часть оказывалась совершенно незначительной, получатели были недовольны, но исправить ситуацию было Андрею не под силу. На своей личной жизни он давно уже поставил жирный крест, справедливо полагая, что связываться с бездомным нищим никто не захочет. Женщины перестали его интересовать, да и они им не интересовались. Жил с пустым сердцем, и в его положении это был, наверное, единственный способ выжить.
И вот на тебе – беда. Фаина. Как, почему, зачем? Не знает Карелин ответов. Да и кто эти ответы знает? Вот сейчас лежит он, смотрит в темный потолок и улыбается своим мыслям. Мысли и впрямь чудные в голову лезут. Ведь не знает он ее! Совершенно, можно сказать, не знает. Нет, внутренности Фаины он, разумеется, изучил очень даже подробно. Особенно те, что ниже пояса. И, положа руку на сердце, надо признать - внутренности у нее так себе. Неважные. А если совсем честно – никуда не годятся. Внешность тоже неброская. И в этом ничего удивительного нет – рак никого не красит. Так что же тогда его зацепило? Отчего воспоминания о коротких минутах, проведенных с нею наедине, (обморочный доктор не в счет), воспоминания о простых, ничего, казалось бы, не значащих словах, которыми они перебрасывались, отчего воспоминания эти наполняют андрюхину душу светом, а сердце – невыразимой нежностью? Разводит Андрей руками – «Тайна сия велика есть…»
Повалявшись так достаточно долго, он, наконец, решается побеспокоить сонную Веру – зовет ее свистящим шепотом, постепенно наращивая громкость. Только сестра, вознамерившаяся, наверное, переплюнуть своей беспробудностью пожарников, так на его призывы и не откликнулась, зато разлепил глаза Васильич. Он подхватился, будто пружиной подбросило, и в секунду оказался возле больного:
- Что случилось?
- Извини, Васильич,- заоправдывался Андрей,- Тут, такое, понимаешь, дело… Я, наверное, пил вчера много…
- В туалет надо?- Доктор андрюхиных деликатностей не понимал, мало того – его такие деликатности раздражали.- И в чем проблема?
- Вот…- Карелин скосил глаз на иголку в вене.
Васильич зыркнул на давно опустевший пузырек и выдрал иголку вместе с пластырем.
- Шлепай… Мог бы и сам. Ишь, барин нашелся…
Освобожденный Андрюха рысью понесся в означенном направлении. На обратном пути решил в ординаторскую не возвращаться, медиков не беспокоить. Пошел на свое место – в палату. Но уснуть уже не удалось. Долго ворочался, безбожно скрипел кроватными пружинами, потом плюнул, взял с тумбочки пачку, где одиноко болталась последняя сигарета, и пошел в курилку. Сигарета сгорела быстро, делать стало совершенно нечего. Андрей отвернулся к окну и принялся разглядывать паутинку редких поселковых огоньков.
За спиной прошелестели шаги. Он не обернулся,- мало ли кто ходит ночными больничными коридорами!- но шаги затихли в непосредственной близости, и повисла неприятная тишина. Карелин медленно повернул голову. ОНА. Сердце прыгнуло так, что ему стоило немалых усилий сохранить на лице невозмутимое выражение.
- Доброй ночи, Фаина Рашитовна. Как самочувствие?
Она улыбнулась, и Андрюха непроизвольно расплылся в ответной улыбке:
- Вам, гляжу, тоже не спиться?
Она встала рядом, у окна, в антрацитовых глазах плавала грусть. Было заметно, что ей очень хочется о чем-то спросить, но она никак не может собраться духом.
- Андрей Аркадьевич…- она все-таки решилась заговорить.- Андрей Аркадьевич, скажите, пожалуйста – кто вы?
От растерянности Андрюха даже икнул:
- То есть?..
Фаина совсем смутилась.
- Видите ли… Я обратилась в больницу, когда боли стали совершенно невыносимы. Все надеялась, что Бог смилостивится надо мною… Только и в больнице лучше не стало. Я приготовилась… Ну, вы понимаете!- Она принялась нервно прижимать руки к груди и ломать пальцы.- И вдруг вы подарили мне вечер как праздник – без боли. А потом – ночь…Ведь это вы сделали?
Он кивнул.
Она немножко помолчала – все пыталась успокоиться. Потом серьезно заглянула ему в глаза:
- А вы знаете… Я ведь догадалась, ЧТО вы сделали. Вы отдали мне часть своей жизни?
Он снова кивнул. Фаина замолчала, на этот раз надолго. Глядела в черное окно и кусала губы. На ресницах блестели слезы. Наконец она громко всхлипнула и полезла в карман за платком.
- Извините…
- За что?- искренне удивился Андрей
Фаина отвернулась и украдкой достала крошечное зеркальце. Тщательно промакнула глаза, утерла нос, лишь потом обернулась к Андрею.
- Извините,- повторила она еще раз.
Карелин пожал плечами – «Не понимаю, за что извиняться?»
Она снова всхлипнула и закусила губу.
- Мне бы перед вами на колени упасть, травкой бы под ноги постелиться… А я, бессовестная, тут нюни перед вами развела! Простите, пожалуйста… Вам не слишком противно смотреть на меня?
Андрей прижал руки к груди, приоткрыл рот – «Что вы, что вы!» и изо всех сил замотал головой.
Она сквозь слезы улыбнулась, еще раз хлюпнула носом и тут же утерлась платочком:
- Попробую объяснить… Случилось так, что в одночасье я потеряла все, что имела. Дом, семью…
Карелин вздрогнул, быстро взглянул ей в лицо, но тут же вновь опустил глаза – промолчал.
- И вот,- продолжала Фаина,- я очутилась здесь!- Она сделала широкий круг рукой, чтобы Андрюха не подумал, будто она имеет в виду лишь больничное здание,- Здесь! В этой… В этой…- от злости, от омерзения она даже зубами скрипнула. Осторожно перевела дух, заговорила уже спокойнее.
- Я вела мировую историю в Грозненском университете. У меня была нормальная семья – муж, дети…- в глазах снова закипели слезы.- Потом – это…
Андрей понимающе склонил голову и взял ее руку в свою. Тихонько сжал тонкие ледяные пальчики. Она подняла к нему личико и грустно улыбнулась. Потом ровным и на удивление спокойным голосом продолжила свой рассказ.
- В первую Чеченскую дом был разбит. Муж надел папаху с зеленой полосой и ушел с отрядом, а меня и детей определил в село – к свекрови. А я ведь не чеченка – татарка… Да и то - полностью ассимилированная. Английский знаю, французский, а вот чеченский – нет. К религии тоже всю жизнь была равнодушна. Представляешь, каково мне пришлось? Но – терпела. Все терпела. Ради детей… Да только к детям меня уже почти не пускали. «Кяфир» - неверная. Суры из Корана учить отказалась, молиться, обряды соблюдать не захотела. Все ждала – вот муж вернется… и будет еще хуже! Его поступок я не могла ни понять, ни объяснить для себя. Зачем он это сделал? Кому это нужно? И что теперь делать мне? Такая каша была в голове… Двух месяцев не прошло, не выдержала я, сбежала. Хассану тогда двенадцать было, Ренату и вовсе – девять… Похватала их одежонку, мальчишек за руки взяла, да и вышла на дорогу – машину поймать хотела. Глупая… Ох, глупая…
Фаина умолкла. Ушла, видно, с головой в невеселые свои воспоминания. Андрей терпеливо ждал. Он осторожно держал ее маленькую ручку в своих пальцах и единственным его желанием было любой ценой прекратить ее страдания, успокоить, сделать что-то,- все равно – что,- лишь бы она улыбнулась, престала глядеть вот так – в никуда, с пугающей отрешенностью. И вместе с тем понимал – ничего тут поделать нельзя; он молчал, краснел и мучился собственным бессилием.
Фаина тяжело вздохнула.
- Дальше все просто. Нас в тот же день вернули, меня посадили под замок. Через несколько дней пришла весть от мужа – он распорядился вышвырнуть меня на улицу. Одну… Золовка потихоньку, чтоб никто не видел, сунула мне кошелек. Мне все было безразлично. Жить не хотелось. Но почему-то выжила… Добралась до Ингушетии, (это было совсем недалеко), поселилась в лагере для беженцев. В нищете и убожестве. На себе практически поставила крест. Так длилось не год. И не два… Люди приходили, уходили, иногда удавалось что-то выяснить о бывшей моей семье. Никто не может понять чувства матери, которой чужие рассказывают о том, как живут ее собственные дети…
Когда началась вторая война, устроилась в военный госпиталь. Нянькой, уборщицей. Удалось скопить немного денег. К тому времени село очистили от боевиков, и я попросила нашего главврача помочь мне увидеться с моими мальчиками. Он сделал все. И даже больше. Меня доставили прямо до места, с военной колонной, но… Я опоздала. Муж увел их с собой. В горы.
Слезы опять побежали по ее щекам, но она, по всей видимости, их не чувствовала. Андрей обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. Слов, чтобы успокоить, не было, потому лишь сжимал ее все сильнее и бормотал, как приговаривают младенцам – “Чу, чу, чу…”
Фаина с трудом сглотнула и мягко высвободилась.
- Я вернулась в госпиталь. Сходила с ума, приставала ко всем раненым – не видели ли, не встречали? Но у меня не было даже фотографий сыновей, никто не мог мне дать вразумительного ответа. Так прошло еще два года. И вдруг я увидела моих мальчиков… По телевизору. В выпуске новостей. Они выросли, возмужали, изменились… Но мать всегда узнает своего ребенка. Всегда…
От напряжения на сжатых ее кулачках побелели ногти.
- Их волокли по перемешанной гусеницами глине, волокли как бревна – зацепив тросом за ноги. Потом их лица показали крупным планом… Кажется, я потеряла сознание.
Желтые заоконные огоньки мерцали в мокрой черноте ее глаз, чуть раскрытые губы беззвучно шевелились. Жалуется? Молится? Вновь брать ее руку в свою Андрей не решился.
- Потом я нашла это место.- Ее голос стал тускл и невыразителен.- Они все были в этой яме. И муж… И дети… Аллах их не уберег. Поэтому я ненавижу Аллаха. Русский Бог оказался сильнее. И потому я ненавижу Бога…
На этот раз молчание затянулось надолго. По темному, разрисованному фантастическими, невероятными морозными цветами стеклу, расползались радужные лучики – за окном морозило не на шутку. Вместе с тем жарко дышавший подоконный радиатор создавал неописуемое ощущение тепла и комфорта, некоего пусть и казенного, но от того не менее приятного и желанного уюта. Стоявшая изваянием Фаина шевельнулась и сама прикоснулась жесткими пальчиками к руке Андрея. Он нерешительно привлек ее к себе. Заглянул в глаза.
- Мы должны жить, Фая. Должны…
- Должны…- эхом отозвалась она. – Но…
Фаина опустила голову.
- Никаких «но»!- бурно запротестовал Карелин.- Жить надо обязательно! Умирать – совершенно не дело, поверь мне!
Она грустно кивнула.
- Не дело… Только бывает так, что нет сил жить дальше. Понимаешь? Нет сил, и все.
Он попытался снова возмутиться, но ее пальчик взметнулся к губам Андрея.
- Помолчи. Послушай еще минуту. Это очень важно. Видишь ли…- Фаина набрала побольше воздуха.- Я все же решила иначе. Решила умереть. Но влезть в петлю, лечь на рельсы не хватало духу. Я тянула, тянула… Вот сюда переехала – двоюродная сестра приютила… Но мысль, эта мысль не покидала меня ни наяву, ни во сне. Внешне моя жизнь вроде бы стала налаживаться, но я-то знала – мне она не нужна. И тогда пришли боли. Сначала терпимые, периодические, потом – практически непрерывные. Не выдержала, обратилась сюда – сестра настоятельно порекомендовала Михаила Васильевича. Первые же анализы показали онкологию. Вот так. Я намолила себе рак. Мысли оказались материальны…
Она горько улыбнулась.
- И только тогда я вдруг поняла – не хочу умирать! Ты представляешь? Не хочу! Я не хочу этих болей, я не хочу эту больницу, я не хочу ТУДА! Я просто, я банально, я пошло хочу жить, жить, жить… Но приговор уже был зачитан. И вынесла его я сама.
Фаина напряженно вглядывалась в его глаза, ее руки, до того бессильно опущенные, робко тронули его волосы, его лицо… Андрею стало трудно дышать.
- Ты спас меня от меня самой. Спасибо…
Он потянулся к ней, коснулся губами ее щеки. Она привстала на цыпочки и закрыла глаза.
Глава девятая, в которой Андрея выгоняют из больницы.
Блажен, кто встречает новый день влюбленным!
Яркий солнечный луч бил из-под белой шторы совсем не по-зимнему, ложился на пол длинным жарким прямоугольником, и этого было достаточно, чтобы огромная и скучная палата приобрела веселый и праздничный вид. Андрюха блаженно потянулся, и его тощая щетинистая физиономия невольно расплылась в жизнерадостной улыбке. Чавкающий рядом Степаныч отложил на тумбочку покусанный бутерброд и с неподдельным удивлением развел руками, призывая в свидетели все остальное население:
- Гляньте-ка, братцы! Не иначе, татарин нынче помер!- Он протянул ладонь в сторону довольно хрустевшего пальцами Карелина и, убедившись, что стал центром всеобщего внимания, торжественно провозгласил:
- Кто-то из вас видел, чтобы Аркадьич когда-нибудь был таким бесстыже счастливым? Во! Смотрите сейчас! До следующего раза пожилые могут не дожить!
Карелин смущенно махнул на соседа рукой - Да ну тебя, Степаныч, скажешь тоже…- но улыбаться не перестал и еще раз блаженно потянулся.
В палате довольно загоготали, а Генка даже зааплодировал. Это получилось у него так естественно и искренне, что Андрюха невольно включился в игру, поднялся и церемонно раскланялся в пояс на все четыре стороны, посылая безбожно ржащим товарищам по несчастью воздушные поцелуи, от чего хохот только усилился.
- Господа! Господа!- он поднял руки над головой жестом голливудской звезды, требующей немедленного всеобщего обожания, - Я сегодня здесь, с вами! Я люблю вас, господа! Я счастлив, господа, и я принес это счастье вам! Я не вижу ваших рук, господа! Я не вижу ваших ног!..
Икающий от смеха Генка повалился на спину и принялся по-мальчишески болтать в воздухе всеми четырьмя конечностями, что вызвало новый взрыв хохота.
- Ой, перестаньте! Прекратите, ироды – шов трещит!- Иван Захарович и в самом деле корчился на одеяле в слезах, и было совершенно непонятно, отчего эти слезы – от боли или от смеха, скорее всего, и от того, и от другого.
Андрюха послушно брякнулся на кровать.
- Слушай, народ! А что, обход уже был?
Еремин отложил в сторону колбасу и облизнул пальцы:
- Было два обхода. И один завтрак. Но Михаил Васильевич будить тебя не велел.
- Ага…- Карелин почесал кончик носа и потянулся за будильником.- Елки зеленые! Десятый час!
- Да уж…- Степаныч ухмыльнулся и подмигнул остальной компании.- Ночью спать некогда. Свидания с девушками… Поцелуи при луне… Обжимания в курилке…
Палата снова зареготала. Андрюха удивленно огляделся по сторонам.
- Черти! Вот черти! Подглядели, поросята?
- Да прям уж! Нужен ты нам, подглядывать за тобой. В сортир ходил, а вы с барышней – как в витрине! Ох! Ах! Чмоки – а-я-яй! - Степаныч изобразил губами как чмокал, по его мнению, Андрей, и все опять схватились за животы. Иван Захарович слабым голосом молил о пощаде, но его никто не слышал. В разгар веселья пришла старшая сестра Таня. Она грациозно проскользнула между кроватей прямо к Андрею:
- Здравствуйте, Андрей Аркадьевич. Как себя чувствуете?
- Спасибо, Таня, все хорошо.
Таня очень старалась сохранить на лице серьезное выражение, но общее веселье в палате действовало слишком заразительно – уголки ее рта то и дело непроизвольно вздергивались, и ей приходилось прилагать много усилий, чтобы не хихикать.
- Точно, все в порядке? Вчера вечером…
- Это было вечером. Не волнуйтесь, Танечка, мы с вами будем жить долго и счастливо и умрем в один день.
Она все-таки хихикнула.
- Андрей Аркадьевич! Если вы и вправду себя хорошо чувствуете, может быть я принесу магнитофон? Помните, я говорила?..
Он кивнул:
- Ну разумеется. Сейчас и залезем ему в потроха. Несите.
Довольная Таня умчалась за магнитофоном, а Андрей занялся своим туалетом – умывался, чистил зубы, брился… Потом, как и обещал, занялся Таниной «балалайкой» - так он называл глупенькие китайские поделки, своей конструкцией больше напоминавшие не бытовую технику, а детские игрушки. Неисправность нашлась быстро – одно из пластмассовых колесиков в лентопротяжном механизме разболталось и то и дело норовило встать боком – врасклин. Андрей мудрить не стал, залил отверстие пластиком, который наковырял прямо от корпуса и расплавил зажигалкой, а потом проколол шилом заново. Колесико село плотно, будто новое, полуразобранная «балалайка» нечеловеческим голосом заорала про «Дальние моря, острова», которые «Никуда не денутся от меня». Со всех сторон на него посыпались похвалы и восторги. Он снова встал, потешно ссутулился, обнажил зубы в жутковатой дурашливой улыбке, принялся неуклюже дергать головой, помахивать «распальцовкой», как делают это человекообразные «крутые» на раутах, брифингах и прочих «стрелках».
- Га-га-га! О-го-го! Гы-гы-гы!- гремела палата, и только несчастный Иван Захарович торопливо пихал в рот уголок колючего верблюжьего одеяла – чтобы не смеяться в голос, чтобы стерпеть боль.
Андрюха тем временем уселся на место. Защелкнул половинки корпуса, свинтил винтами-саморезами. Похоже, «желтые братья» болтов и гаек не признавали принципиально.
- Пойду оплату получу.
Еремин,- снова с колбасой в зубах,- скабрезно ощерился:
- Это чем же? Денег, чай не возьмешь?
Карелин старательно нарисовал на лице смущение:
- Ну, как… Конечно, деньги – это некрасиво, и как бы… Я-то от чистого сердца, значит, и Танюша тоже, по идее… От чистого, имеется в виду…
Алексей Петрович моментально посерьезнел.
- Так ты что – вправду?..
Андрюха изо всех сил сдавил воздух в грудине, (чтобы щеки пыхнули настоящим румянцем), и скромно потупил взор, время от времени плавно взмахивая ресницами:
- Но ведь Танечка так мила… А я мужчина еще молодой, мне и пятидесяти нет… Не жирный, не лысый – как раз о таких все девушки мечтают… Да я давно заметил, как она ко мне относится.- Он незаметно подмигнул Степанычу и показал глазами на Еремина – «Гляди, мол, что сейчас с ним будет!»
- Так что ж нам стесняться-то? Зачем прятать чувства, зачем терпеть, наконец? Магнитофончик этот, ясное дело, только повод. Сейчас мы уединимся, а потом,- сами увидите!- она еще что-нибудь в ремонт притащит, лишь бы повод был еще раз со мною «расплатиться».
Толстый и лысый Еремин от таких речей поперхнулся пятисотрублевой колбасой и принялся немилосердно кашлять. Лицо его страшно исказилось, туша сотрясалась так, что пружинный кроватный матрас грозил сорваться с крепежных крюков. Карелин ласково похлопал беднягу по спинке:
- Так лучше?
Еремин яростно махнул здоровенной мохнатой ручищей, Андрюха едва увернулся.
- Ну зачем вы так переживаете? Разве я виноват, что вас девушки не любят? Стоит ли…- но тут волосатый кулак просвистел у самого его носа, Андрей отодвинулся в сторону и благоразумно заткнулся. Глянул на Степаныча, на Генку – «Как я его?» Генка откровенно катался по кровати, держась за живот, а ухмыляющийся Степаныч показал отогнутый вверх большой палец – «Молоток!» Еремин тяжело дышал, огромная мясистая физиономия пошла красными и фиолетовыми разводами. Андрюха же спокойно сунул под мышку татьянин аппарат и, беззаботно насвистывая, вышел вон.
Таня и в самом деле просто не знала, как его благодарить – прижимала к груди руки и повторила «спасибо» раз двадцать. Только Карелину хотелось одного – побыстрее отделаться от сестры и ее благодарностей, и пойти, - да нет, не пойти! Побежать! Именно побежать в палату к НЕЙ, к Фаине. К его новой, черт его знает какой по счету, но все равно – самой чистой, самой сильной, а потому – самой первой любви.
- Да что вы, что вы, Танечка,- вежливо проговорил он.- Я – что? Я ведь тут. Всегда - пожалуйста. Все, что в моих силах…
Татьяна, только и ждавшая этих слов, радостно всплеснула руками – «Ой, правда?» и мигом извлекла из платяного шкафа пыльный и древний, как египетский папирус, переносной черно-белый телевизор «Юность». Заметив, как скривилась андрюхина физиономия, она быстро залопотала, тиская пальчиками воротничок халата:
-Ну Андрюшенька Аркадьевич, ну миленький, ну пожалуйста! Нам так скучно иной раз тут ночами сидеть, а телек этот единственной радостью был! Может, получится, а? Ну постарайтесь, вы ведь умничка, у вас же все-все получается, ну что вам стоит?
В палату Карелин вернулся с телевизором в руках.
- Быстро вы управились!- съязвил уже успокоившийся Еремин,- А повод и вправду – снова налицо!
Андрей прошмыгнул мимо, водрузил телевизор на тумбочку.
- Это не повод, это премия. Будем теперь смотреть рекламу памперсов и прокладок круглосуточно и без всякого ограничения…- он хлопнул агрегат по грязно-белой крышке. – Только подлатаем малость.
- Эй, Аркадьич!- Алексей Петрович вдруг поманил Карелина пальцем-сарделькой, - Иди-ка, милок, протведай… А то от трудов своих, да не жрамши, вовсе ласты склеишь.- И он протянул основательный кус хлеба, щедро усаженный аппетитными колбасными кружочками. От удивления Андрюха не нашел что ответить, но людоедский по размерам бутерброд принял, по лошадиному помотав головой в знак благодарности. Вернулся быстренько на свое место, вцепился в добычу резцами и принялся шустро поедать нежданно доставшуюся халяву.
Еремин тем временем кряхтя свесил с кровати жутковато распухшие ноги, с трудом поднялся, опираясь на кроватную спинку, и направился к умывальнику. Воровато зыркнув в сторону двери,- не идет ли кто?- приспустил штаны, открыв располосованный пах, и принялся отдирать корку засохшей крови и гноя. Карелину стало не по себе и он отвернулся. Он представил себе, что чувствовал бы сам, будь покалечен судьбой подобным образом, когда не старый еще по сути, ты уже оскоплен злой болезнью, вынужден передвигаться враскоряку, через боль, через страдание, а тут еще ражие соседи начинают нагло и высокомерно тебя подначивать, демонстрируя свои, пусть и мнимые, но оттого не менее обидные из-за своей для тебя недоступности победы на личном фронте… Подаренный бутерброд встал поперек горла, Андрей, совсем как несчастный Еремин, начал давиться, багроветь и кашлять.
«Что? Что я могу для него сделать?»- с болью подумалось ему,- «Вырастить новые тестикулы невозможно даже при моих волшебных способностях. Но если б это и было возможно, если б я сделал невероятное и вернул бы конкретно ему, Еремину, звание мужчины, остались бы сотни тысяч, миллионы других, тех, кого я не знаю, никогда не видел и никогда не увижу… Господи! За что мне это! За какие прегрешения, за какие злодеяния?.. »
Он незаметно промакнул рукавом глаза и решительно направился к Алексею Петровичу. Тот уже закончил свой туалет и неуклюже усаживался в мятой постели.
- Послушайте, Алексей Петрович,- Андрей старался говорить предельно искренне, глядя Еремину прямо в глаза.- Если позволите, я попытаюсь вам помочь. У вас, наверное, сильные боли… Можно я попробую вас от них избавить?
Как ни странно, Еремин ни капельки не удивился. Он торопливо кивнул и улегся на спину, покорно вытянув руки вдоль тела:
- Ах, голубчик мой, сделай такую милость, век за тебя Бога молить буду! Ведь подохнуть не страшно, Андрюшенька. Если такой мне удел – куда деваться? Только слишком уж больно помираю, слишком тяжело…
Карелин закусил губу. «Генка, мать его! Проболтался, окаянный, выдал! Теперь начнется. Рекламу пустили – чудеса на халяву! О-о-о, только держись! Эх, беда, беда… Ну да все едино – не сейчас, так чуть позже слух бы прошел. Нет уж. Шила в мешке не утаишь».
- Расслабьтесь, Алексей Петрович. Штаны до колен спустите… И постарайтесь, пожалуйста, не шевелиться.
Тонкие пальцы заскользили по колыхающемуся волосатому пузу влево, вправо, вниз… За плотно сомкнутыми веками тек и вился уже знакомый цветной узор. «Сейчас… Еще… Еще немножко… Есть! Ох и ни хрена ж себе…» Андрей даже вздрогнул и на секунду - другую потерял связь с пациентом. Алексей Петрович не врал – его жизнь висела на ниточке. Хотя никакой онкологии Карелин не увидел, но заживление после столь обидной для любого мужика операции шло неправильно. Вернее было бы сказать - заживление не шло совершенно. Рана сильно кровила и гноилась, края и снаружи,– на кожных покровах,- и в глубине покрыты были зловонными некрозными образованиями. Не помогали, как видно, ни самые дорогие антибиотики, ни регулярные хирургические чистки. Площадь раны день ото дня неумолимо росла, а по мере ее роста таяли шансы бедного Еремина… Андрей вздохнул и вновь сосредоточился. Было уже ясно, что Алексею Петровичу надо серьезно регулировать обмен веществ, и он немедленно этим занялся.
Перестроить, переналадить всю эндокринную систему оказалось делом непростым и небыстрым. Когда закончил, Карелин чувствовал такую слабость, что чуть не свалился на пол – прямо Еремину под кровать. Если б не подскочивший Генка, который успел схватить его под руки, грохнулся б, как пить дать. Кое-как с чужой помощью доковылял на ватных ногах до кровати, опустился в ее прохладную глубину и прикрыл глаза. В радужном сиянии, струящемся сквозь сомкнутые ресницы, понеслись, закружились зыбкие видения. Ухватить их суть не было никакой возможности - слишком быстро плыли, извивались и изменялись, подобно сигаретному дыму, странные предметы и образы. Тем не менее, ничего жуткого, ничего угрожающего в них не было. Светлые, в опаловых и жемчужных тонах, спокойные, несмотря на стремительность и неуловимость, они действовали на Карелина мягко и умиротворяющее. Ему даже показалось, что он чувствует их нежные прикосновения к каким-то невидимым, но несомненно существующим, струнам души. Невыразимо приятная прохлада коснулась его лба, и он, не открывая глаз, улыбнулся – «Ах, как хорошо…». Прикосновение повторилось. Прохладное касалось щеки, медленно щекотало вокруг глаз, тронуло губы… И ангельский тихий голосок у самого уха:
- Ан-дрю-шень-ка…
Что это – сон? Продолжение галлюцинаций? Откуда этот светлый лик в нимбе солнечного света? Выпал ли он из хоровода прелестных призраков, совсем, было, усыпивших Андрюху, или сошел из заоблачной выси чтобы помочь, чтобы спасти, чтобы вернуть силы, нежно касаясь прохладными пальчиками его лица?..
- Фая…- Его обескровленные губы шевельнулись в слабой улыбке.- Ты пришла…
Прелестное личико озаряется искренней радостью:
- Господи, очнулся!
Андрей порывается сесть, она упирается ему в грудь маленькими, но удивительно сильными ладошками удерживает:
- Нет, нет! Нельзя!
Тогда он косит глазами чуть в сторону и понимающе кивает – «Ясненько…»: в левой руке иголка, пластиковая трубочка змеится по стойке вверх, к пузатому пузырьку. Снова глюкозу с витаминами льют.
Андрюха пытается разглядеть гостью получше. Он забавно щурится, морщит от бьющего в глаза солнца нос, ворочает головой туда-сюда, только это не помогает – Фаина нарочно сидит напротив окна, чуть отстранившись, чтобы на Андрея тень не падала. Играет, что ли?
Он пускается на хитрость. Делает страшные глаза и, заговорщически подмигивая, шепчет:
- Фая, а Фая… Нагнись – что скажу!
Она смотрит с веселой недоверчивостью, но все же нагибает к его лицу свою аккуратную головку:
- Ну?..
- Попалась!- тихо торжествует Андрей, обнимая ее за шею и пригибая к самой своей груди.- Теперь не убежишь! Узнаешь у меня, как зайчиков в глаза пускать!
Но Фаина легко выскальзывает и строго грозит хулигану пальчиком:
- А-я-яй, больной! Я буду вынуждена прибегнуть к сильным средствам, чтобы вы вели себя прилично! Вот влеплю вам седуксен внутривенно…
- Лучше язычок внутригубно!- по-прежнему шепотом парирует он, и Фаина прыскает, зажимая рот ладонью.
Карелин все же вынимает иглу, садится, свешивает с кровати ноги и некоторое время пытается побороть душившую тошноту и головокружение. Потом решительно встает. Фаина тревожно хватает его за руку, пытается удержать, но он мягко отстраняется и улыбается:
- Мне в штанишки пи-пи делать?
Это снова хитрость – просто так Фаина встать бы не позволила, а лежать в ее присутствии было выше его сил. Теперь он стоял прямо перед ней и довольно щерился всеми сохранившимися зубами – дескать, попробуй уложить снова! Она обреченно махнула на него рукой – «Совсем пропащий, неслух!»- и тоже разулыбалась.
«Самогонщики» следили за всей этой сценой затаив дыхание. Степаныч выглядывал поверх страниц своего гроссбуха, Иван Захарович делая вид, что его чужие шуры-муры не интересуют, безбожно косил, тем не менее, в их сторону глазами, Генка, который о существовании правил этикета просто не догадывался, с веселой наглостью глядел во все глаза и шумно глотал слюни. Старик Мартов, лежавший в дальнем углу, даже сложил умильно ручки и искренне прослезился. Один только Алексей Петрович никакого внимания на андрюхино бесстыдство не обращал – лежал себе колодой,- навзничь, руки по швам,- и если б не редкое дыхание, можно было б подумать, что он таки помер. Карелин приподнялся на цыпочки и поверх фаиной головы заглянул бедолаге в лицо. Удовлетворенно цокнул языком. На вопросительный взгляд Фаины пояснил:
- Это у всех так, наверное. Ты тоже в беспамятство впадала, когда я… - и осекся, увидев, как побледнело ее личико.
Она цепко ухватила Андрея за руку и изо всех сил потащила вон из палаты. Он покорно поплелся следом. Фаина шла быстро, низко опустив голову, и ни на кого не глядела. Протащив его до лестницы, она вдруг резко остановилась, толкнула твердыми кулачками к стене, и крепко ухватив за отвороты рубашки, заговорила с такой болью, что у Карелина, хоть и имел он немалый опыт семейной жизни, пережил бесчисленное множество женских истерик, тем не менее, сначала екнуло в груди, а потом заныло, заныло…
- Что ты делаешь? Ну что ты делаешь?- рыдала она, содрогаясь в его объятиях.- Ты же убиваешь себя! Ну, зачем? Почему? Для чего тебе понадобился этот толстяк? Ты отдал ему часть жизни… Своей жизни! И…- она прикусила язык и умолкла.
- И?- переспросил Андрей.
Фаина заглянула ему в глаза, нервно дернула плечами.
- И моей тоже. Потому что теперь наши жизни связаны.
У Андрюхи закружилась голова. А что ж вы хотите? Такое признание только у самого бестолкового не вызовет сердечного трепета и остановки дыхания, а Карелина можно было б обвинить в чем угодно, но только не в бестолковости и бесчувственности. Он попытался проглотить вставший поперек глотки комок, но пересохшее горло лишь сдавило болезненным спазмом – и все. Потому вместо ответа еще крепче обхватил ее и прижал к себе. Как ни старалась она сдержать слезы – не получилось. Распустила нюни, как маленькая. Уткнулась носом в андрюхину рубаху и ревела всласть, не обращая внимания на утешения и увещевания. Показавшаяся в дверях Таня увидела эту сцену и застыла в нерешительности. Карелин, сообразив, что ей что-то от него нужно, осторожно, чтобы не заметила Фаина, кивнул – «Что случилось?» Та выразительно округлила губы, будто произнося беззвучное «алло», поднесла к уху правой рукой воображаемую телефонную трубку, а левой сначала показала на Андрея, потом махнула в сторону ординаторской. Он нежно поцеловал Фаину в маковку и мягко отстранился.
- Извини, пожалуйста. Я быстро. Подождешь?
Она стрельнула на Таню глазами, торопливо отвернулась, чтобы сестра не видела ее зареванной мордашки, и согласно мотнула головой. Он погладил ее по плечу.
- Я потом забегу к тебе в палату, ладно?
Она снова кивнула.
Таня крутнулась на каблучках и зацокала по коридору, Андрей заторопился рядом. Фая поплелась следом.
«Что там? Кто звонит? Не дай Бог, с сыном нелады…»- у Карелина в голове скакали тревожные мысли, и он порывался идти быстрее, но обгонять сестру не решался. Таня широким жестом распахнула дверь ординаторской, указала на телефон со снятой трубкой на столе у доктора и шагнула в сторону, пропуская Андрея. Васильич, зарывшийся с головой в вечных своих бумажках, недовольно на него покосился, но вслух ничего не сказал. Карелин схватил трубку и, переведя дух, поднес к уху:
- Да, алло.
На другом конце линии весело зазвучал сочный баритон и Андрей облегченно вздохнул – звонил начальник узла связи, значит ничего страшного не случилось.
- Привет, Андрей Аркадьевич, как ты там – по станции своей не соскучился?- и, не дожидаясь ответа, продолжил уже серьезней,- Как у тебя со здоровьем? Ходить можешь?
Карелин утвердительно вякнул.
- Тут вот какое дело. Станция твоя без тебя взбунтовалась – работать вовсе отказывается. Мне из области второй день на мозги капают – жалобы, жалобы!.. Срочно надо что-то делать. Ты можешь меня чем-то утешить?
Андрей пожал плечами:
- А что бы вас утешило?
- Ну-у-у...- неопределенно промычала трубка,- Например, твой рапорт о том, что лечение закончено, и ты сегодня выходишь на работу. Во вторую смену.
- Лечение не закончено,- отозвался Андрей довольно резко.
В трубке на секунду грозно замолчали - начальник, по-видимому, набирал в грудь побольше воздуха. Карелин даже зажмурился. Тем не менее, истерики не последовало, шеф заговорил на удивление мягко, осторожно изгибая фразы просительными интонациями.
- Слушай, Аркадьич... Положение действительно серьезное. По городу и району отсох интернет. Конкретно отсох. Население не в счет,- тьфу на них,- но нет электронной почты в банках, в ФСБ, в налоговой... Весь портал выхода в сеть стоит. Уже вторые сутки стоит. Подозреваю, что сдохла аппаратура оптического канала. Чуешь, чем пахнет? Нас с тобой выкинут, как щенков. Утопят, как хомячков в унитазе. Я тебя прошу... Очень прошу! Приди, а? Разберись, пожалуйста. А я за тобой машину пришлю. Прямо сейчас, хочешь?..
Андрей зло сжал кулаки и взглянул на доктора. Тот уже отодвинул в сторону свои бумаги и внимательно прислушивался к разговору - мембрана в трубе стояла достаточно громкая, чтобы можно было отчетливо разобрать каждое слово. Васильич глядел на друга удивленно и немного испуганно - "Неужели поедешь?" В ответ на немой вопрос Карелин лишь раздраженно пожал плечами.
- Аркадьич! Ты меня слышишь, Аркадьич?- тревожно гудело в трубке,- Ты как? Согласен?
Васильич изо всех сил отрицательно замотал башкой - "Не вздумай!", но Андрей уже принял решение и предупреждающе поднял указательный палец - "Молчи!"
- Кто приедет? Игорек? Тогда пусть у монтеров захватит телогрейку и валенки - у меня ни одежды, ни обуви...
Он положил трубку и взглянул доктору прямо в глаза.
- Я должен ехать.
Карандаш в руках Васильича хрустнул и распался на две половинки.
- Вот что, Андрей Аркадьевич... Одежда и обувь у вас есть. Получите прямо сейчас - Роза выдаст. В регистратуре будет лежать закрытый больничный. Вы выписываетесь сегодняшним днем. За нарушение режима.
Андрей равнодушно кивнул и направился к двери. Когда взялся за ручку, сзади загремел отброшенный стул - доктор рванулся следом. Он цепко ухватил Карелина за плечо, зло развернул к себе; задышал в лицо яростно, дико вытаращив покрасневшие глаза.
- Ты что себе думаешь, что творишь? Двадцать минут назад лежал трупом под капельницей, а сейчас ему на работу понадобилось! Герой! Орден пора давать! А о других ты подумал? Обо мне ты подумал? Как я могу за тебя отвечать, если ты клал с прибором на все мои старания? На старания всего персонала! Он - герой! А мы - дерьмо! О нас можно ноги вытирать, в нас плевать можно! Без конца плевать! Не давая утереться!
Доктора просто трясло, лицо покрылось жутковатыми красно-фиолетовыми пятнами. Андрею захотелось взять его за руку, сказать что-то теплое, что-то доброе, но тот вывернулся, сильно оттолкнул и уже не закричал - завизжал, завизжал с отчаянной обидой, даже ногами затопал!
- Дурак! Дебил! Тебе божий дар достался, так ты и его с грязью мешаешь! Что, не так? В кого ты его ведрами льешь? В пустоту! Даром! Да ты!.. Ты!..
Утешать его Андрею сразу расхотелось. Он отстранился брезгливо и вновь взялся за ручку двери. На пороге все же обернулся.
- Я думаю о тебе. О всех вас. Если не будет работать электронная почта, вы с большим опозданием получите зарплату. И не только вы. Пусти...
Но никто его не держал. Васильич отвернулся и смотрел в потолок, судорожно икал – обиделся, видно, мужик до слез. Карелин тяжело вздохнул и пошел прочь. Игорек теперь, наверное, уже выехал. Надо встречать…
Глава десятая, в которой Андрюха попадает, наконец, на свое место.
Замызганный УАЗик лихо развернулся у дверей телефонной станции, скрипнул тормозами и остановился. Мордастый Игорек весело хлопнул Андрея по колену:
- Что, Аркадьич, сильно соскучился по своим телефонам?
Карелин рассмеялся.
- Так заметно?
- А то нет! Всю дорогу на тебя смотрю - лыбишься как дурачок. Достала тебя, видать, больница! Скажи, на работе лучше!
- Лучше, Игорюха, лучше! Тут хоть иголки в задницу не втыкают...
По гулкой лестнице он взбежал на второй этаж, распахнул дверь в машинный зал.
- Привет!
В ответ услышал только беспорядочный стрекот тысяч реле в коммутационных полях - в помещении, имеющем размеры дворовой хоккейной коробки, не было ни одной живой души.
- Валя! Валентина! Ты где?- позвал он дежурную.
Тишина.
Карелин пожал плечами и прошел прямо к модемной стойке. Бегло осмотрел ошалело мигающую индикацию, на нескольких модемах надавил кнопку сброса - "Ну-ка, что скажете?" Бесполезно. Поморгав несколько секунд красненькими светодиодами, модемы вернулись в режим ожидания - серверы областного центра молчали.
- М-да...
Он отошел к кроссу, подключился к городской линии и настучал на телефонной клавиатуре осточертевший уже номер сервисной службы.
- Здравствуйте, Красино беспокоит. Миша на месте? А где? Нет, я понимаю, что у человека может быть отпуск... Подождите, девушка, подождите!.. Но кто-то ведь должен замещать? Хорошо, давайте Колю.
Пока трубка шипела, а невидимая девица в далеком городе искала какого-то Колю, Карелин тихо матерился. Бардак с интернетом длился с той поры, как этот самый интернет появился в Красино и еще четырех районах, которые обслуживал красинский узел электросвязи. Особых проблем, правда, не было. Аппаратура практически не ломалась, оптоволокно, заменившее допотопные кабели с медными жилами, вело себя выше всяких похвал. Но вездесущие компьютеры, которые, собственно, и гоняли по оптоволокну информацию, то и дело висли, связь рвалась, начальство психовало. Ничего суперсложного в том, чтобы перезапустить тот или иной сервер, не было. Здесь главное, чтобы инженер, который имел право выполнить перезагрузку, находился в момент сбоя на месте. Теперь просто совпало так, что бесхозными оказались одновременно оба конца линии - в Красино инженер попал в больницу, а в области ушел в отпуск. И, как обычно, обязанности на время отпуска возложили на специалиста, знакомого с чужим хозяйством лишь в самых общих чертах. Что ж тут поделать? Все как всегда. Только теперь из-за этого поссорился Карелин с доктором насмерть - разве простит Васильич такое хамство со стороны пусть и друга, но, все-таки, в данный момент - пациента? Андрюха и в самом деле доставил доктору хлопот немерено, а сегодня и вообще - ушел внаглую, плюнув на прямой запрет. Кто ж такое вытерпит? Кто такое простит? Вот и матюгался Карелин на чем свет стоит - сначала мысленно, потом начал бормотать под нос, а потом и вовсе разошелся - чуть не в полный голос громоздил этаж за этажом, все пытался огорчение свое матерщиной заглушить.
- Это вы с кем разговариваете?
Андрюха вздрогнул и едва не уронил ожившую вдруг трубку.
- О, извините, ради Бога! Это не вам! Не вам, клянусь!
На том конце скептически хмыкнули.
- Нас так часто кроют... Прямо в глаза. Так что у вас там, в Красино, стряслось?
Андрей, с лицом, полыхающим помидорными расцветками, кое-как взял себя в руки.
- Я говорю с Колей?
- Ага-ч. Эт он. В смысле - я. Что случилось-то?
Карелин совсем успокоился. Заговорил сразу четко, по-деловому.
- У нас нет выхода на ваш портал. Опять, скорее всего, сервак завис. Здесь, на станции, я все проверил, диагностика выполняется четко. Так что...
Трубка задумчиво замычала. После нескольких секунд загадочной тишины неизвестный Коля отключился - запикало "Отбой". Андрюха с ненавистью глянул на трубку и положил на место.
- Вот, мать-то их в ...
Сунув руки в карманы фуфайки, он нервно забегал вокруг кросса, лихорадочно пытаясь сообразить, что же теперь делать. Самым умным было бы доложить о случившемся боссу, и пусть дальше думает он. Пусть ругается с областным начальством, требует наведения порядка в собственных епархиях, прежде чем сваливать вину на низовые звенья... Только вот проблема в том, что в любом случае связь восстанавливать придется им с Колей. Других здесь сейчас просто нет. Так стоит ли поднимать бестолковый шум? Один черт, в результате скандала кто-то там, наверху, захочет сделать оргвыводы, кого-то накажут, накажут материально, и виноватыми в любом, опять же, случае, будут названы козлы отпущения. То бишь, он сам, и этот странный Коля. Значит, надо снова звонить, материть Колю нещадно,- сам сказал - привычный,- добиваться своего любой ценой!
"Да! Только так. Только так..."
Карелин снова метнулся к телефону. Но тот закурлыкал сам. Андрей схватил трубку:
- Красино, инженер Карелин!
- Ага...
Нет, все-таки этот Коля - что-то с чем-то...
- Коля, куда ты пропал?
- Э-э-э... Да я просто в серверную перешел. Отсюда и звоню. Ты, случайно, не знаешь, какой тут "пенек" на ваше направление работает?
Этого Андрюха уже просто не выдержал.
- Коля, еж твою в клеш, кто из нас сейчас в серверной, у кого мониторы перед глазами, трах-тарарах, в Бога, в душу?..- и добавил еще пару-тройку выражений, имеющих хождение исключительно в среде сапожников и монтажников.
Непробиваемый Коля дослушал коллегу вежливо, не перебивая, потом восхищенно вздохнул:
- О как! Здорово. Слушай, спиши слова, а?
Ну как на такого обижаться? Андрюхина злость моментально прошла, он даже заулыбался.
- Легко! Только давай сначала «электронку» наладим, а то как же я тебе "мыло" скину?
- А я что делаю? Только тут "системников" два десятка стоит, а монитор - один. Видеосигнал "галетником" переключается. Попробуй, угадай...
Карелин прикусил губу - "Не понос, так золотуха!.."
- Слушай, ну там, наверное, шильдики есть, что-то где-то написано? Или как?
- Да не вижу ни х...- снова вздохнул Коля.- Мишка наизусть все знает... Есть тут на корпусах какие-то каракули карандашом - и все.
- Ищи, Коля, ищи, милый, на тебя вся надежда!
- Да ищу вот... Ищу... Ага! Ясно. Сейчас все сделаю.
Трубка снова запищала, и Андрей вернул ее на рычаг. Сам уставился в красные модемьи глаза, ожидая результатов. Примерно через пару показавшихся годом минут индикация дружно мигнула, среди сплошной красноты засверкали зелененькие точки - "Received Data", "Sent Data"... Есть связь!
Телефон снова ожил:
- Ну и как?
- Колян, ты - гений! Все путем! С меня пиво.
- Ага-ч. Рыбу не забудь.
- А то! Слушай, а ты что, недавно там?
- Где?
Кажется, Коля снова начал «тупить», испытывая «на изгиб» терпение собеседника. Но Андрей больше злиться не мог, к неподражаемому Коле он испытывал теперь, когда беда миновала, почти родственные чувства.
- Ну, в службе сервиса. Что-то я с тобой раньше не пересекался.
- Не-а. Я давно работаю. Только не в "сервисе". Я в бухгалтерии, программистом.
Андрюха икнул.
- А почему ж ты тогда в связь, в "железо" полез?
- Что делать? Сказали - посмотреть, я посмотрел. Нету больше никого. Мишка в отпуске, ребята в командировках по районам - не у всех же так, как у вас...
- А как у нас?- недопонял Карелин.
"Там" удивились.
- Гм... Ну... Ваша служба считается лучшей по области. Все премии - ваши. Ежемесячно контора вам башляет неслабо. Все вам завидуют...
- Ты уверен?
- О чем ты?
- Ну... Лучшие! Премии!
- Так я ж тебе говорю - за бухгалтерию отвечаю. Все деньги - через мои руки.
Теперь пришла очередь удивляться Андрюхе. Больших ежемесячных премий он ни разу не видел, ни о чем подобном не слышал. Наоборот - на каждой планерке начальник ругал всех нещадно за хреновое качество связи, доставал станционных работников бесконечными проверками и так называемыми "контрольными наборами". Это когда на станцию приходит конторский работник и требует в его присутствии выполнить сто раз подряд набор на встречную АТС, потом в какое-либо село, потом - по "межгороду". Каждый неудачный звонок фиксируется, потом начальство соответствующим образом "корректирует" зарплату персонала. Но чтобы премии сыпались, как из рога изобилия?..
- Суки... Ах, суки!..
- Чего?
- Ладно, Колька, не грузись. Все нормально. Ты, знаешь ли, молодец. Таких бы мужиков побольше, не так бы мы все жили... Ну что, пока?
- Пока...
Андрей ласково погладил трубку и отошел на свое место - возле компьютера, который управлял станцией. Чисто автоматически "завел" карточный пасьянс - кидал карты из стопки в стопку, а сам все думал, думал... Судя по всему, их узел связи числился в передовиках не месяц и не два. Скорее всего, соки из персонала начали давить именно тогда, когда их "отметили" в первый раз. То есть, примерно года полтора назад. И все это время "контора" свято хранила тайну, изыскивая любые способы отсечь "технарей" от дележа добычи. Теперь, если даже эти факты станут общеизвестны, ничего по сути не изменится. "Технарей" ежемесячно лишали премий на вполне "законных" основаниях. А то, что идеального качества связи добиться с имеющимися ресурсами невозможно в принципе, это уже, как говорится, вопрос второй.
"Теперь все просто будут знать - в конторе получают несколько больше, чем казалось. И все. Или - не все?"
Где-то в другом месте, в крупном городе, например, никто бы и прятаться не стал - брали бы с чистым сердцем, пинали бы холопов в свое удовольствие, как и положено в стране развитого феодализма. Но здесь, в Красино, как и вообще на селе, слишком еще велика сила патриархальных уравнительных традиций, и откровенное пренебрежение ими грозит "удельным князьям" потерей "лица". Или, как сейчас выражаются, имиджа. Так что рассказать об открытии и станционному, и линейному персоналу - дело в любом случае полезное. Пойдет слух, наушники быстренько передадут его шефу, и, глядишь, какие-то крохи с барского стола начнут перепадать на скотный двор...
Противно затренькал прямой телефон - САМ звонит.
- Вспомни говно - тут и оно...
Андрей и снял трубку.
- Да, Владилен Абрамович!
Шеф, очевидно, уже заметил наличие доступа в интернет,- "аська" у него никогда не отключается,- и теперь ему чесалось поинтересоваться, в чем же, собственно, были проблемы.
- Лихо ты!- довольно зарокотала трубка.- Получаса не прошло! И что там было?
Андрей пожал плечами:
- Да ничего страшного. С областью созвонился, быстро нашли неисправность. Там сейчас хороший специалист интернетом занимается, потому и наладили все быстро…
В трубке хрюкнуло.
- Ну, молодец, молодец! Хворать-то еще долго собираешься?
- Так не от меня ж зависит…
Тон начальника сразу стал строгим.
- Как сказать, как сказать… Между прочим, премия за февраль ожидается. В размере оклада.
У Карелина внутри больно екнуло. Премия! Значит, слухи уже и без его помощи начали работать. Да только самому Андрею не видать этих денег, как собственных ушей – те, кто «бюллетенил», премий не получают…
- Э-э-э… Владилен Абрамович… А со мной ничего придумать нельзя?..
- Ну почему же?- Начальник, почуяв, что подчиненный заглотил крючок до самых кишок, снова заговорил ласково, как добрый папик.- Выходи завтра на работу, а больничный совсем не оформляй – мы тебе «восьмерки» в табеле поставим. Потом, когда в отпуск пойдешь, отработаешь. Мне это тоже выгодно – меня хозяин за ваши больничные дрючит нещадно. Ну как, идет такое дело?
Андрей прикусил губу. Отпуска было жалко до слез! Только что ж поделать? Деньги нужны позарез, нужны сейчас. А отпуск… Не был в отпуске почти пять лет - не умер. Плевать…
- Хорошо, Владилен Абрамович. Выйду завтра. Вы только распорядитесь, чтобы меня сейчас назад, в больницу доставили. Я вещи соберу.
Начальник возмутился.
- Здрасьте, я ваша тетя! Это с какого ж перепугу я здоровым мужикам буду давать машину, чтоб два квартала проехать? У тебя, слава Богу, ноги целы – прогуляешься по свежему воздуху. Другие каждое утро «от инфаркта» бегают, а ты, видать, вовсе себя распустил – километр пешком лень пройтись! Не стыдно, Андрей Аркадьевич?
Рожа у Карелина пошла цветными пятнами, дыхание перехватило, руки затряслись.
- Стыдно, Владилен Абрамович…
- То-то же! Ладно, будем считать, что я глупостей твоих не слышал. Все! Завтра в семь тридцать жду на планерке.
И отключился.
Карелин медленно, со свистом, выдохнул сквозь до боли стиснутые зубы. С усилием разжал закаменевшие кулаки. Помотал головой, пытаясь «устаканить» взбесившиеся мозги. Потом встал и подошел к окну – необходимо было срочно переключить на что-то внимание. На что угодно переключить, иначе кипящая в груди ярость разорвет сердце. А умирать нельзя! Никак нельзя! Мальчишка в далекой Москве один, без отцовой помощи не выдюжит… У-у-у! Задрать бы лицо к небу, завыть бы волком! А и этого нельзя – за стенкой люди работают, напугаются, потом позорить будут. Эх, жизнь…
- Ой, Андрюшик!..
Карелин вздрогнул, будто его поймали на воровстве, и резко обернулся. С трудом изобразил ответную улыбку:
- Привет, Валюша...
Сияющая Валя подбежала к нему и схватила за руку.
- Здравствуй, здравствуй! Как хорошо, что ты пришел! Ты как, уже выписался?- Потом внимательно оглядела клоунский наряд инженера,- пузырящиеся спортивные штаны, ноги в замызганных валенках, телогрейка поверх футболки,- и всплеснула руками.
- Сбежал!
- Считай, что так!- рассмеялся Андрей.- Ладно, давай, рассказывай, как у вас тут дела. Абонентских комплектов много сожгли? И, кстати, почему станция открыта настежь, а тебя нет? Что за бардак?
Валентину наезд начальника не обескуражил и ни капельки не огорчил - она только шире заулыбалась и шаловливо начала водить пальчиком по его ладони, хитро заглядывая в глаза:
- Ах, Андрюшенька! Тебе ну совершенно не идет быть злым! Я в туалет бегала - что, нельзя? Комплектов сожгли немного, всего-то штук шесть...- но, уловив недоверчивый андрюхин взгляд, торопливо поправилась:
- А может, десять!.. Не больше.
Абонентские комплекты,- вводные электронные устройства для подключения абонентов,- были "ахиллесовой пятой" телефонной станции и вечной головной болью обслуживающего персонала. В линии то и дело попадало постороннее напряжение из силовых и осветительных сетей, в провода били молнии, а зачастую хулиганили сами абоненты, стремясь выяснить детскую проблему - "А что будет, если соединить проводочками вот эту розетку вот с этой?" Никаких особых эффектов в квартире экспериментатора обычно не случалось, зато на станции раздавался оглушительный хлопок и из "статива",- высоченного металлического шкафа, содержащего эти самые абонентские комплекты,- вырывалось облако едкого белого дыма. "Штатные" защитные устройства и различные самодельные андрюхины ухищрения помогали слабо - разрядники, предохранители срабатывали, но "АКашки" успевали стрельнуть раньше. Все-таки, "против лома нет приема".
Карелин осторожно вытащил свою ладонь из цепких валиных пальчиков и кивнул на дверь кладовки:
- Показывай.
Валя пожала плечиками и, пританцовывая, направилась в дальний угол машзала, где располагались подсобные помещения - комната отдыха и кладовая ЗИП. Увидев полный ящик "дохлых" плат, Андрей схватился за сердце.
- Е мое...
Дежурная снова цапнула его за руку.
- Да ладно, что о железках переживать? Тебе сейчас вредно волноваться. Пошли отсюда. Постепенно все починится...
Она силой вытащила инженера за порог и пнула дверь ногой.
- Пойдем, посидим. Расскажешь, что у тебя, да как.
Усадив Карелина за стол, быстро сообразила горячий чай и нехитрые сласти - несколько пересохших печенюжек и пару карамелек в липких фантиках. Сама уселась напротив, подперла щечку кулачком и уставилась на начальника влюбленными глазами. Андрюха засмущался.
- Да что говорить-то? Сама знаешь, как оно там - в больнице. Лучше давай, рассказывай - как тут? Что случилось, что не случилось?..
Валентина всплеснула руками.
- А ведь точно! Случилось! Нам в следующую получку премию пообещали! И знаешь, сколько процентов?
- Сто!- усмехнулся Карелин.
- Точно!..- удивилась Валя.- Так ты уже знаешь... Ну, так не интересно! Ты что, не мог притвориться, что впервые слышишь? Весь кайф обломал...
Она заметно огорчилась, но через секунду уже вновь сияла передними зубами:
- Все равно - здорово! Правда?
- Правда.
Валя притворно-сурово свела брови к переносице и довольно похоже его спародировала:
- "Правда!"
И тут же сама расхохоталась собственной шутке.
- Нет, Андрюшик! Я просто не знаю, что могло бы тебя развеселить! Деньгам - и тем не рад! Ну что ты как бабайка - такой сердитый? Улыбнитесь, мужчина! Завтра ваш праздник, поздравлять вас будем, целовать, водкой поить! Ты кто у нас - старлей запаса?
- Капитан.
- Капитан, капитан! Улыбнитесь!- пропела она задорно и снова рассмеялась.
Карелин послушно растянул рот до ушей. Потом снова сжал губы в злую ниточку.
- А скажите-ка мне, барышня - что тут в народе говорят про эту премию нежданную? Какие причины называют?
Дежурная забавно сделала круглые глаза, зыркнула в сторону закрытой двери и легла грудью на стол:
- Тс-с! Давай ухо!
Андрей нагнулся навстречу.
- Тут Верка из налоговой, ну, знаешь, у нее еще кликуха "Ножки Буша"... Да знаешь ты ее, все ее знают! Так вот. Поссорилась она с Катькой из нашей бухгалтерии, да прямо на рынке, представляешь?
Карелин недовольно дернул головой: "При чем тут?..", но Валентина не дала ему раскрыть рот:
- Ты слушай! И вот орали они друг на друга прямо в очереди, орали, и эта самая Верка кричала на Катьку, что про все их махинации знает и прямо здесь, на базаре, всем все расскажет! А той, дуре, уйти бы потихоньку и не отсвечивать, а она вместо этого Верку проституткой обозвала, и бл...дью, и начала всем вокруг рассказывать, как эта Верка еще девчонкой перебрала всех пацанов сначала на своей улице, а потом и на ее - на Катькиной! У той даже окорочка подломились - чуть прямо на лед не села! И вот тогда она и заявила - вы, мол, своих рабочих грабите! Сами хапаете и ртом, и ж...пой, а работяги ваши х... сосут! А я, мол, пусть и б...дь, да б...дь честная! И через полчаса уже весь узел связи, вся контора как улей гудела. А через день про премию объявили. Вот!
Андрей улыбнулся. Уже не понарошку, а взаправду улыбнулся. Он потрепал раскрасневшуюся Валентину по щеке, потом хлопнул по плечу:
- Здорово! И сколько же "конторские" тайну хранили? Год будет?
- Больше! Почти два! Эх, интересно бы знать - сколько кто у них там получал, а? Только разве теперь узнаешь...
Тут какой-то шкодливый чертик ткнул Андрея куда-то между ребрами, и тот, сам того не ожидая, вдруг хмыкнул:
- Да чего уж проще...
Валя снова округлила глаза.
- Да? А как?
- Ну, зачем тебе?- спохватился Андрей,- Чего лишний раз-то расстраиваться, зачем нервы трепать?
Только Валентина уже вцепилась в него мертвой хваткой - уговаривала, льстила, заглядывала в глаза, обнимала и гладила по головке, и он не выдержал, сдался:
- Ладно. Но это - страшная тайна! Никому, слышишь? А то и дня здесь больше не проработаем... Вылетим на хрен, да с волчьим билетом!
Он пересел к компьютеру, Валя, угнездившись рядом, уткнулась в экран. Андрей бойко затарахтел клавишами. Его "страшная тайна" заключалась в том, что несколько лет назад, когда монтировалась локальная сеть, заметил он одну интересную ее особенность: "конторские" и "станционные" компьютеры, хотя и были объединены в разные домены с запретом прямого доступа, подключены были к единому серверу, где и хранились архивы практически всей электронной переписки узла связи. Конторские работники, не знакомые со спецификой работы электронной почты, свято хранили секретность распечатанных на бумаге документов, зато любой желающий мог влезть в открытые для общего доступа папки почтовых клиентов и распорядиться их содержимым по собственному усмотрению. Это была недоработка "областных" программистов, но, похоже, кроме Карелина, никто о ней просто не догадывался. Пару раз Андрюха из чисто спортивного интереса влезал в запретные каталоги и читал их содержимое, однако ничего интересного там не находил, а потом фактически забыл о своем открытии. И теперь вдруг вспомнилось.
- Вот, гляди. Это - банковские ведомости для перечислений на зарплатные счета работающих. Какой месяц будем смотреть?
Валя, у которой от увиденного фокуса перехватило дыхание, едва слышно пискнула:
- За прошлый...
Карелин кивнул.
- Так. Ищем архив с идентификатором 200501... Раскрываем... Опа! Читайте, завидуйте...
Валентина ахнула.
- Андрюшик, миленький! Убери это, пожалуйста, а то у меня сейчас родимчик случится! Ма-моч-ки!
На экране монитора уже снова висела миленькая заставка с резвящимися котятами, а Валя все глядела в стекло, не моргая и разинув рот. Карелин ткнул ее кулаком в бок, она очнулась, закрыла лицо ладонями и жалобно всхлипнула.
- Ну за что нас так, за что? Чем мы хуже? Почему так?
Андрей грустно рассмеялся.
- Как говорится, "кто на что учился!" Да брось, не переживай сильно. В любом случае те, кто у кормушки, найдут способ съесть больше. Так раньше было, так есть, и так будет. Сколько ни устраивай бунтов да революций, человека не переделаешь.
Валя вдруг вскочила и зло топнула ногой.
- Нет! Ты представляешь? Ведь не на тысячу, не на две Светка больше меня получает! Почти втрое! И ведь дура - дурой! Неумеха! Двоечницей сроду была! А у меня - институт! И что? Что? Скотство какое! Я - тут! А она - там!.. Да если б я столько получала, разве б пацаны мои ходили такими оборвышами? Практически все на них - сэконд хэнд! И сама бы приоделась, и муж бы на бомжа похож не был! Но мы - концы с концами... А они!..
Андрей обхватил страдалицу за плечи и усадил обратно на стул. Придвинул ближе чашку:
- На вот. Попей, угомонись. И не забудь: о том, что видела - никому! Ясно?
Дежурная испуганно кивнула.
- Я и так уже сто раз пожалел, что на поводу у тебя пошел. А теперь слушай задание на сегодня...- и он подробно объяснил, что обязательно надо сделать работнице до конца смены, а также что должна делать ночью и утром меняющая ее Татьяна. Затем проверил ведение кроссового и станционного журналов, побурчал немного по поводу вечной девчачьей неаккуратности и засобирался уходить. Долго возился в шкафах, перебирал разный хлам, потом все же позвал Валентину.
- Слушай, у нас старая монтерская кепка где-то валялась… Ты не видела?
Валя закатила глаза за лоб, изобразила глубокую задумчивость.
- Мы ее, наверное, выкинули. Помнишь, когда новый год тут отмечали, Славке плохо стало, и он под стол наблевал? Точно! Мы тогда много тряпья испоганили, пока выгребли. И кепка тоже на помойку пошла… А зачем тебе?
Андрей расстроенно махнул рукой.
- Понимаешь, я из больницы с Игорьком приехал, без шапки. А теперь придется пешком шлепать. Минут двадцать ходу… На улице морозит, и ветер.
Валентина всплеснула руками.
- Глупости! Если тебя привезли сюда, то должны и обратно отвезти. Давай-ка я сейчас сбегаю к Игорьку - договорюсь.
Андрей покачал головой.
- Не стоит. Ни к чему мужика подставлять. Если начальник запретил везти меня назад, лучше подчиниться.
- Запретил?!
Карелин ничего отвечать не стал, кивнул на прощание и быстро вышел. Валя побежала следом,- "Андрей! Андрей!",- но он не отозвался и не остановился - выскочил на улицу, громко стукнув стальной дверью. Двор пересек почти бегом - старался никому на глаза не попадаться. На приветственные возгласы отвечал быстрым кивком, коротким взмахом руки, но ни на секунду не задерживался - бежал дальше. Ему было очень стыдно. Так стыдно, что и сказать нельзя. Почему, отчего было стыдно, он сообразить в данную минуту не мог, только чувствовал - если сейчас остановит его кто-то, заговорит, провалится он со стыда прямо сквозь асфальт, и будет лететь, ускоряясь, до самого центра планеты. Так и бежал темнеющими улицами до самой больницы, переходя на шаг лишь тогда, когда дыхания уже не хватало, пугал прохожих страшным своим видом опустившегося бродяги, и от этого чувство стыда только росло, проникая в каждую жилку, в каждую клеточку, заставляя снова бежать, бежать, бежать...
В больничном вестибюле лихорадочно сбросил фуфайку, валенки, шмыгнул в тапки, до того благоразумно засунутые в карманы, скатал шмотки в тугой узел, сунул его под мышку и, обессиленный, поплелся в палату - собирать вещи.
Глава одиннадцатая. Искушение первое.
- Андрей, Андрей, Андрей! Не дури, слышишь?- Доктор, затащив Карелина в свой кабинет, встал теперь прямо перед ним, трепал за рукав и все пытался заглянуть в лицо, которое тот старательно воротил в сторону.
- Ну, я неправ, неправ! Психанул! А ты встань на мое место - как сам бы поступил? Что говорил бы такому отвязанному нарушителю больничного режима? Чем бы пугал, а?
Михаил Васильевич был искренне огорчен, Андрей это видел. Ему было жаль друга, но злость, накопленная за день, никак не позволяла ему прекратить дуться, просто улыбнуться по-человечески, хлопнуть, в конце концов, товарища по плечу, и этим снять камень с его души.
Доктор отпустил его рукав, отошел к своему столу. Уставясь в одну точку, забарабанил пальцами по лакированной поверхности. Карелин не выдержал.
- Ладно, Васильич... Проехали.
Тот обрадованно обернулся.
- Значит, остаешься?
Андрей снова набычился.
- Нет, не могу. Начальник премию обещал, если завтра выйду. А не выйду...
Доктор в сердцах хватил кулаком по столешнице:
- Ах, мать твою перемать! Что ж ты за человек-то непутевый? Как тебе не стыдно - на здоровье свое плюешь, а на деньги несчастные просто молишься!
- Были б они - я б ими пользовался. А так - только молиться на них остается. Главное свойство любого божества - его недоступность.
Васильич вдруг подошел к двери и запер ее на ключ. Потом взял Андрюху за руку и усадил на кушетку, а сам плюхнулся перед ним верхом на стул, положив руки на спинку. Внимательно заглянул другу в глаза.
- Давай-ка с тобой побеседуем. Как раз на эту тему. Как теперь думаешь жить?
- Ты о чем?- Андрей устало привалился к стене.- О моих паранормальных способностях? Хочешь предложить выгодные условия их продажи на подведомственной территории?
- Пошел ты...
- Извини. Бешеный я сегодня.
Васильич вздохнул.
- Ты всю жизнь бешеный.
Он ненадолго замолчал, подбирая слова. Андрей терпеливо ждал.
- Ты, вообще-то, почти правильно угадал. То, чем ты обладаешь, практически не имеет цены. И я...
- Цена есть,- перебил Карелин.- И практически, и теоретически. Моя жизнь.
Доктор закусил губу, досадливо тряхнул головой.
- Черт тебя знает, как с тобой разговаривать...
- Честно, Васильич. Честно надо со мной разговаривать.
- Н-да-а-а...- Доктор отвернулся и стал глядеть куда-то в угол. Потом вдруг резко встал, сделал несколько шагов туда-сюда, и сел снова.
- Честно, значит... Ну, хорошо. Давай честно. У тебя сейчас два варианта. Первый - затаиться и никому про дар свой больше не говорить. То, что кто-то уже в курсе, не в счет. Будут приставать - откажешься вглухую. Не знаю, мол, о чем вы, и шабаш. А второй...
- Второй...- эхом отозвался Карелин.
- Второй - продавать его. Дорого продавать! И очень редко. И не всем подряд, а только тем, кто настоящую це...
Андрей вскинул горячечные глаза, и разошедшийся, было, доктор, моментально осекся.
- Извиняюсь.- Он осторожно перевел дух.- Так я о чем толкую! Если продавать, то за настоящие деньги! Понимаешь?
- Понимаю...- тонкие андрюхины губы сложились в горькую усмешку.- Еще как...
- Ни хрена ты не понимаешь!- вдруг зашипел врач, брызгая слюной и дико вытаращив глаза.- Недавно миллиардер-любитель в космос летал! Ты в курсе, сколько он за билет выложил? Все телевизоры мира говном исходили, когда эту цифру озвучивали! Всех просто корежило - такие миллионы - и на что! На прогулку до орбиты и назад! А ты представь, представь, Андрюша,- он схватил Карелина за руки,- Ты только представь, мой хороший, сколько он выложит за лишний год жизни? А за два? За три? Ты же сможешь забрать у НИХ не часть! Ты ВСЕ у них сможешь забрать!
Андрей глядел на друга со смешанным чувством жалости и омерзения. Даже мурашки по спине поползли. Так бывает, когда приходится прикасаться к чему-то очень неприятному, отвратительному. Тот это сразу почувствовал - покраснел как рак, замолчал, крепко, до побеления пальцев, вцепился в спинку стула. Карелин зябко передернул плечами.
- Ты, Васильич все правильно говоришь. Только один момент неясным остается. Выходит, жизни моей есть денежная цена? Большая, но - есть?
Доктор угрюмо насупился и опять глядел в угол.
- Все мы жизни свои за деньги продаем. Причем - за копейки. У тебя появилась возможность продать дороже. Вот и все.
Андрей зло засмеялся и помотал в воздухе пальцем.
- Не совсем так! Мне это видится иначе.
- И как же тебе видится?
- Очень просто. Мы являемся пленниками той банды, которая в данный момент нами владеет. Нас заставляют на эту банду работать, а чтобы рабы не передохли от голода и холода, дают миску баланды и шобол - зад прикрыть. Здесь нет и речи о том, что я, к примеру, кому-то что-то продаю. Труд свой, здоровье... Жизнь, наконец, как ты изволил выразиться! Нет самого факта купли-продажи. Есть факт бессовестного грабежа. Побороть эту банду я не в силах. Сбежать из плена - тоже. Потому подчиняюсь, чтобы выжить. Но совесть моя - чиста!
Он сделал эффектную паузу, затем театрально указал на доктора:
- А что предлагаешь ты? Ты мне предлагаешь торговать с ними! Сотрудничать! И продавать им не банные веники, не воблу! Жизнь свою им продавать! Да я б свою жизнь с радостью отдал за то, чтоб они все подохли! Все до единого! Даром бы отдал! Ни лишнего дня, ни минуты лишней они от меня не получат! Даже не думай об этом. И не смей мне это предлагать.
Теперь Михаил Васильевич удивился. Он перестал разглядывать паутину и в неподдельном изумлении раскрыл рот. Снова повисла тяжелая пауза.
- Э-э-э... И давно у тебя такие мысли?
- С малолетства.- Карелин успокоился, сидел на кушетке расслабленно, смотрел на друга уже без неприязни, можно было б даже сказать - дружелюбно. - Когда еще октябренком был, меня учили, как надо поступать с врагами. «Если враг не сдается, его…»
Доктор состроил гримассу, будто хотел сказать - "Ни хрена себе!", но только хрустнул пальцами.
- Слушай, Аркадьич! Я ведь давал клятву Гиппократа. И в ней нет деления людей на богатых и бедных, на друзей и врагов. Для меня все равны! Ты понимаешь, о чем я толкую?
- Понимаю, Васильич! Понимаю, голубчик! Гиппократ был хороший человек, потому и пациентов на людей и людоедов не делил. А вот люди этого не знали, и поделились сами! Каждый в нынешнем бардаке делает выбор - кем быть? Человеком? Людоедом? А уж сделав выбор, ведет себя соответственно избранной роли. Людоеды с телеэкранов просто визжат о своем человеколюбии! И я им искренне верю. Любят они нас. И в рот, и в зад. И вареными, и жареными. А вот я, грешник, людоедов не люблю. Не люблю отчего-то! И хочу, чтобы они умерли. Такой вот я гад.
Васильич поморщился.
- Хорошо вы говорите, Андрей Аркадьевич. Вам бы на броневик, да толпу матросов в слушатели! Только не верю я вам. Не верю, мил человек! И догадываешься, почему? Потому что знаю тебя, как облупленного. Ты же мухи не обидишь, не то, чтобы взаправду зла кому-то желать. Мне уже доложили, что ты нашему мясному лавочнику абсцесс остановил. А ведь он тоже - из ЭТИХ. Выходит, грош цена твоим словам. Ты мне одно мелешь, а делаешь прямо противоположное. Думаю - меня позлить решил. Так?
Теперь настала очередь Андрея краснеть и стискивать пальцы.
- Ты не передергивай, не передергивай! Я его как человека пожалел! А как представителя класса - к стенке б поставил. Устроил бы суд, и всех таких - к стенке! Или - на фонари!
- Тьфу!- Доктор и впрямь смачно плюнул на пол.- Слушать тебя противно! Корчишь из себя неизвестно что... Ладно, вот тебе простой тест. Допустим, ты, как член некоего ревтрибунала, подписал нашему мясному микромагнату смертный приговор. А вот в исполнение бы его привел? Представь: стоит он перед тобой - босой, в белой рубахе навыпуск. Бледный, несчастный... Беззащитный. А ты целишь ему... Ну-ка, скажи: куда б ты ему целил? В лоб? В сердце? Я тебе как хирург подскажу: хочешь, чтобы ему больнее было - цель в живот. Пониже. Долго умирать будет! Орать, по земле кататься! Но все равно умрет. Место там такое. Не зря называется - "живот".
Произнося последние слова, Васильич внимательно следил за андрюхиной реакцией. Заметив, как лицо собеседника начала искажать болезненная гримасса, он внутренне ухмыльнулся и прекратил моральную пытку.
- Нет, Андрей. Не выйдет из тебя палач. Да и судья из тебя не выйдет. Если даже вспыхнет в стране революция,- что я лично запросто допускаю, все условия налицо,- не будешь ты с чистой совестью стрелять ни в белых, ни в красных. Есть она у тебя - совесть. Стыд есть. А главное - жалость. Даже если и попадешь в пекло, на любой стороне фронта будешь чувствовать себя подлецом. Ты же не людоед! Сам мне этим уши прожужжал...
Карелин криво улыбнулся, грустно вздохнул.
- Да-а-а, Васильич... Подловил ты меня. Наверное, прав ты на мой счет. Да и без "наверное" - прав. Тряпка я. Размазня. Боец никудышный. Не смогу я ни к смерти приговорить, ни приговор исполнить. Да и, наверное, в помощи никому не смогу отказать. Даже людоеду. Только...- Взгляд его вдруг стал жестким, стальным, даже в голосе звякнула металлическая нотка,- Только помощь эта будет бескорыстна! Чтобы каждый волк знал: он мне - не ровня! Мне их золотое божество, их фетиш, их деньги - пыль! Дерьмо подножное! Жизнь человеческая, душа человеческая - вот ценность, ради которой я через ненависть свою перешагну, на принципы наплюю, жажду мести сладкую вон из сердца выкину! И в очередь ко мне будут ОНИ вставать на общих основаниях! Вместе с теми, кого стадом, кого кормом своим считают! Чтобы знали - не все в стаде оказались по бессилию, по тупости, по лености! Что корм их - люди, а людей жрать - грех. Грех жрать людей, Васильич!
Доктор испуганно схватил друга за руки.
- Ну, ну, ну! Успокойся, сердешный... Ишь, как тебя разобрало, аж колотишься...
Андрей с трудом перевел дух. Бессильно откинулся к стене. Осторожно, но настойчиво освободил руки.
- Разберет тут...
Врач внимательно заглянул в его бешеные глаза.
- Я так понимаю, обидели тебя сегодня как следует. Только выводы из своих обид делаешь ты страшные. Нельзя так. Вижу, ты просто голову потерял. А головы никогда терять не следует. Глупее занятия не придумать...
Карелин согласно закивал - в смысле, да - не стоит терять головы.
- Слушай, что я скажу тебе, Аркадьич. Слушай внимательно... Мне наша житуха тоже медом не кажется. То, что ненавистью, злобой, кровью ее не переделать - с этим спорить ты не будешь. А вот о чем подумай: у тебя появляются... Нет, не деньги! Ведь это лишь понятие, слово... У тебя появляется возможность, у тебя появляются силы многое исправить! Да при желании ты весь мир переиначить сумеешь! Представь себе: ты отбираешь у толстопузов их ресурсы. Отдадут! Как миленькие отдадут! И в твоих руках оказывается мощь, равной которой ни у кого на свете не было и не будет. И вот тогда...
- А что тогда, Васильич?- андрюхины глаза потухли, глядел он на доктора с грустной детской беспомощностью.- Что – тогда?..
- Да как же...- растерялся тот,- ведь можно столько всего хорошего для людей сделать! Можно всех бесплатно лечить, например... Науку можно финансировать, образование... Искусство! Стариков, инвалидов поддерживать. Да мало ли!
Андрей тяжело поднялся, обошел доктора и крепко обнял его сзади за плечи.
- Эх, друг ты мой любезный! Милый, добрый, глупый идеалист! Ни черта не понимаешь ты ни в жизни, ни в общественном устройстве. Не учат в медицинских институтах философию. И экономику не учат... Оттого, видать, и несешь ахинею.
- Почему - ахинею?- вскинулся Михаил Васильевич.
Карелин сунул руки в кармашки своих спортивных штанов и принялся расхаживать по кабинету.
- Было уже все, было... И непомерная власть в одних руках, и неограниченные ресурсы... А чем всегда кончалось? Прокляли люди тех, кто приказывал им шагать в "светлое будущее", всех до единого прокляли. Как чудовищ, как нелюдей. И правильно, скажу тебе, прокляли! Потому что тот, кто абсолютной властью обладает, обязательно делается чудовищем. Нет такого человека, нет такой личности, кого абсолютная власть не смогла бы абсолютно развратить. И действуют здесь законы и механизмы простые, давно открытые, описанные и изученные. Эти законы незыблемы, как и положено законам природы. А ты просто их не знаешь...
Доктор тоже вскочил, загородил дорогу:
- Так объясни! Просвети неразумного! Что умничаешь попусту?
Андрей толкнул его обратно на стул, сам уселся на свое место – напротив, на кушетке. Закинул ногу на ногу.
- Объясни... Курс общественных наук студенты годами изучают. И не все потом сдают его на "пять". Ладно! Попробуем воспользоваться твоей же методикой - представить себе, что твое предложение принято и деньги акул капитализма экспроприированы. Осталась на свете лишь одна суперакула. К примеру - ты. Что дальше? Что всем остальным делать? За что хвататься? Давай, командуй!
Васильич возмущенно замахал руками:
- А почему - я? Дар у тебя, тебе и карты в руки!
- Ага! Вон ты сразу как заговорил! Уже не хочется миром править? А я что - рыжий?
- Нет, ну я просто не думал об этом,- заоправдывался доктор,- Ответственность, конечно, велика, только должны же быть какие-то пути? Какие-то правильные шаги, методы, способы?..
Андрей согласно кивнул.
- Я знаю лишь один правильный шаг - немедленно вернуть все деньги прежним владельцам и сдаться властям. На их милость. Пусть повесят за попытку переворота в планетарном масштабе. Пусть четвертуют - неважно. Главное, не случится глобальная катастрофа. Человечество задержится во Вселенной еще на некоторое время.
- Неужели все так серьезно?
- Очень серьезно. Равновесие в мире такое хрупкое! Твоя идея захватить власть на Земле кавалерийским наскоком и директивно установить господство свободы, равенства и братства вполне осуществима! Но, к сожалению, равносильна уничтожению практически всей популяции Homo Sapiens. Удержать такой громадный бурлящий котел в одних руках, не допустив взрыва, практически нереально. А потому,- Карелин рассмеялся и хлопнул огорченного доктора по плечу,- Потому, Васильич, была б моя воля, я б,- честное слово!- передарил этот свой дар любому желающему! Мне он только в тягость...
Доктор вздохнул и серьезно покачал головой:
-А вот этого делать не стоило б, даже если б ты мог это сделать. Раз такие способности могут стать орудием уничтожения цивилизации, они должны быть у надежного человека.
- А еще лучше - ни у кого...- отозвался Карелин.
- Наверное, так - согласился Васильич.
Теперь оба замолчали надолго. Сидели тихо, глядели в пол, вздыхали время от времени. Андрюха первым нарушил молчание:
- Вообще-то, человечество можно завоевать и с небольшими способностями. Главное тут – не то, чем ты обладаешь, а то, чего у тебя нет.
- Не понял!- отозвался Михаил Васильевич.
- Да я вдруг подумал: какие нужны способности, чтобы соблазнить народ? Заставить его на короткий миг поверить тебе? Да никаких! Хорошо подвешенный язык, плюс – полное отсутствие стыда и совести. Тогда ты сумеешь убедительно наврать, пообещав вскорости рай на земле, и тебе поверят! Ведь так всем хочется верить в хорошее… Помнишь? «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад…»
Доктор на последнее высказывание Карелина отреагировал слабо – кивнул рассеянно и что-то невразумительно вякнул. Сидел и задумчиво глядел в потолок, по которому двигались желтые полосы от фар проезжающих за окном автомобилей. Давно стемнело, но свет он не включал - боялся, наверное, разрушить ту атмосферу доверия и взаимопонимания, которая установилась между ним и Андреем. Все-таки есть в сумерках какое-то свойство, обостряющее человеческие чувства - разговор, искренний и доверительный в потемках, мгновенно меняет суть и смысл, стоит лишь щелкнуть выключателем. Карелин тоже это чувствовал, и свет зажечь не просил.
- Андрей, мне кажется, что в твоих рассуждениях есть какой-то изъян. Какой, я не могу пока сказать. Только безнадежность, в которую ты сам себя загнал, не кажется мне правильной. Давай все же попробуем рассмотреть ситуацию еще раз. Не пытаясь размышлять глобально, не стараясь замахиваться на космические дали. Вот скажи: отчего бы тебе не жить просто, не взваливая на себя непомерную ответственность за все человечество? Принимал бы одного - двух пациентов в месяц,- это было бы для тебя почти безвредно,- брал бы немного: на еду, на одежду, на жилье... Чем плохо?
Карелин тяжело вздохнул.
- По второму кругу пошли...
- Почему - по второму?- Васильич, кажется, снова начал горячиться.- Мы рассудили, что не стоит пытаться исправить этот мир. Что это не по силам одиночке. Но ведь устроить комфортно собственное существование одиночке по силам? Бог с ним, с этим миром. Подумай о себе, о своих детях...
- Я думаю. И о детях, и о себе.
- Да не вижу, Андрей Аркадьевич! Не вижу, чтоб ты о детях думал! Вижу лишь непомерную гордыню твою, и гордыня эта туманит твой разум. Ишь, какой правильный - денег с богатых брать не будет! Потому что они его враги! А ты заставь врагов пользу тебе приносить - чем это плохо, не пойму?
Андрей хрустнул пальцами. Неуютно поерзал.
- У меня такое ощущение, что все мои слова были произнесены для вот этой стенки.
- Это не ответ!
- Устал я, Васильич.- Карелин поднялся.- Пойду я, пожалуй.
- Погоди, погоди. Мне все же интересно - ради чего ты решил раздавать свою жизнь даром? Даже наша больница пропускает почти все услуги через кассу. И ничего страшного!
Карелин выпятил нижнюю губу:
- Ничего страшного? Даже не странно - дико такое от тебя слышать. Два дня назад мне вместо операции ты сделал неприятную и, мягко говоря, небезопасную процедуру. Разве не ваша касса была этому виной?
- Ах, Андрюшенька...- Доктор приложил обе руки к груди, стараясь вложить в свои слова как можно больше искренности и убедительности.- Взгляни на вещи трезво, наконец! Так, как живешь ты, никто больше не живет. Ты - уникальное явление. Вся страна живет при капитализме, а ты все коммунизм строишь. Честно так строишь, целеустремленно. Со стороны это выглядит жалко. И глупо. Смотрят на тебя люди, как на блаженного. А некоторые - так просто клоуном считают.
Васильичу удалось таки ткнуть друга в больную точку. Андрей вернулся на место и закинул ногу на ногу.
- И кем же меня считаешь ты? Клоуном? Блаженным?
- А вот и пытаюсь выяснить! Все жду чуда - может, есть разумное объяснение твоим словам и поступкам?
- Ладно. Давай повторим все с самого начала. То, что жизнь наша стала безжалостней и подлее, чем была при коммунистах, возражений твоих не вызывает?
- Это аксиома. Но ты-то тут при чем?
- Не торопись. Слушай. Коммунистическая элита правила плохо. Но у них при всех недостатках было то, чего нет у нынешних наших хозяев. Мы были им нужны. Каждый человек, живущий в этой стране, представлял для них ценность, ибо был источником их благополучия. Нас бесплатно учили, нас бесплатно лечили. У нас была доступная еда. Каждый имел возможность получить дешевую крышу над головой - общежитий в любом случае хватало на всех. Семьи получали квартиры. Бесплатно. Ты тоже живешь в такой квартире... У теперешних людоедов источник доходов другой - недра нашей земли. Население признано непригодным для эксплуатации. Оно - лишнее. Оно путается под ногами, не производит ничего коммерчески полезного, а только прожирает дефицитные нефтедоллары. Потому нет у хозяев другого выхода, как это население максимально сократить. В идеале - уничтожить полностью. Потому никогда мы с тобой не будем получать зарплату, достаточную для человеческой жизни. Потому медицина, лекарства, еда, общественный транспорт будут неуклонно дорожать. ИМ надо устранить лишних.
Карелин сделал небольшую паузу.
- У тебя есть возражения? Ты можешь привести хотя бы один аргумент против того, что я тебе сказал?
Васильич почесал в затылке. Растерянно хмыкнул.
- Ты, разумеется, несешь бред. Я, правда, не знаю, что тебе сейчас на это возразить, но уверен - ты перевираешь. Не может быть так, как ты говоришь!
- Давай загибать пальцы.- Андрей и в самом деле принялся загибать пальцы:
- Население страны стремительно сокращается. Если бы не поток беженцев из бывших республик Союза, сокращение выглядело бы еще ужаснее, чем сейчас. Это раз. Продолжительность жизни тоже сократилась. Это два. У подавляющего большинства людей ухудшилось качество жизни. Мы перестали ходить в отпуска, мы не имеем возможности полноценно отдыхать, ищем вторую, а то и третью работу - только чтобы выжить! Дать детям образование, не подохнуть в случае болезни! Это - три. Продукты питания, одежда, лекарства, горючее, стройматериалы - все, что помогает выживать,- дорожает. А вот цены на водку стабилизировались. Это четыре, Васильич! Продолжать? Все вместе называется "геноцид".
- Это я все слышал!- доктор запсиховал.- Нынешние коммунисты об этом только и визжат! А мы - живы! И с каждым годом обстановка улучшается. Надо быть слепым, чтобы этого не видеть! Зарплата растет, мы сейчас иной раз такое можем себе позволить, о чем раньше и не слыхивали. А ты - "геноцид"!
- Можешь позволить, можешь,- рассмеялся Андрей.- Киви можешь себе позволить. Фейхуа! Свинину только позволить не можешь. Американские окорочка хряпаешь. Только не забывай - тебе и окорочка были б в праздник, если б не ваша касса. На боли людской бизнес делаете, потом деньги эти кровавые прожираете. "Позволяете себе" - как сам выразился!
- Но-но-но!- закричал доктор.- Ты, знаешь!.. Ты говори, да не заговаривайся! Край-то знай!
- Не нукай!- Карелин тоже повысил голос.- Не запряг еще! Правду хотел? Вот тебе правда: бизнес ваш больничный считаю аморальным. Наживаться на чужом несчастье - грех.
- Да не наживаемся мы! Не наживаемся! Выживаем! Неужели сам не видишь - лучше так, чем никак?
- Вот!- Андрей значительно поднял палец.- И я о том же. Угомонись. Ты задал вопрос, я отвечаю.
- Ни хрена ты не отвечаешь. Пропаганду тут развел - уши в трубочки сворачиваются...
- Так ты признаешь факт геноцида?
Васильич обиженно сопел, но отвечать не торопился. Потом все же натужно выдавил:
- Сейчас переходный период. Он закончится. Обязательно.
Карелин кивнул.
- Закончится. Вот перейдем в мир иной, и закончится.
- Я не верю.- Доктор стукнул кулаком по колену.- Чушь! Нет, и не может быть никакого заговора, нет, и не может быть никакого плана нашего уничтожения! У тебя паранойя!
Андрей спорить не стал:
- Правильно. Скорее всего - нет. Все происходит само собой. Без заговоров и планов. Правительство искренне и в меру возможностей о нас заботится, президент искренне нас жалеет, но жалость и забота - категории внеэкономические. Верь, не верь - мы обречены.
- Но если ты прав... Как же можно жить с такими мыслями? Без веры... Без надежды... Какая ж цена такой жизни? Зачем она вообще нужна - такая?
- Нужна. Мы с тобой, другие,- такие же, как мы,- должны жить и выполнять свой долг. Долг перед теми, кто без нас пропадет. Перед самими собой. Перед Богом, если хочешь. Жить, пока есть для этого хоть малейшая возможность. И не требовать за это наград. Те, ради кого мы живем, не в состоянии нас наградить. А те, кто в состоянии - наши враги. Они нас целенаправленно истребляют. От них награды брать стыдно. Вот тебе и ответ. Исчерпывающий.
Доктор схватился руками за голову, принялся раскачиваться на стуле, заговорил с болью:
- Ты не прав, Аркадьич, не прав... Зол на весь свет! Зол... Нельзя так. Сам о грехе говорил! Разве злость твоя - не грех? Гордыня - не грех? Не прощаешь людям слабостей их человеческих, себя выше других мнишь - не грех это? Мне, чтобы в мнимой святости с тобой сравняться, надо, наверное, есть перестать? Ведь мрут мои пациенты, мрут оттого, что нет денег у них на лечение! Выходит, я - убийца?
У бедного Михаила Васильевича тряслись губы, в глазах блестели слезы. Обидел его друг, сильно обидел! Андрей нагнулся к нему и тихо коснулся его руки:
- Да не ты... Не ты убийца. Убийц я тебе назвал. Ты все-таки успокойся. Видишь - темно за окном. Тебе домой давно пора. Сколько ночей жена одна? Иди, отдыхай. И мне завтра на работу чуть свет... А разговору нашему конца нет. Потому что, похоже, оба мы не правы. И оба правы... Давай кончать толочь воду в ступе.
Он встал. Васильич тоже поднялся.
- Ты вот что, Аркадьич. На работу иди, если уж так необходимо... Только ночевать сюда, в больницу приходи. Ладно? Я распоряжусь, чтобы тебе одежду отдали. Вот тебе второй ключ...- он отцепил от связки плоский ключик и протянул Андрею.- Будешь здесь переодеваться.
Андрей взял ключ и благодарно кивнул:
- Спасибо.
Глава двенадцатая. Фаина.
Расставшись с Михаилом Васильевичем, Андрей помчался к Фаине. Вежливо постучал в дверь женской палаты, потом просунул в щель голову:
- Здравствуйте, девочки! К вам можно?
Фаина резво спрыгнула с кровати и замахала на него руками:
- Нет, нет! Погоди, я сейчас...
Он торопливо прикрыл дверь.
Через несколько секунд она выскользнула к нему в коридор, повисла на шее и чмокнула в щеку. Тут же отстранилась и скроила на личике обиженное выражение:
- Я ждала, ждала...
Андрей потешно прижал к груди руки:
- И я - ждала, ждала!..
Фаина фыркнула и зашептала в ухо:
- Пошли отсюда куда-нибудь! А то народ смотрит, офигевает...
- Пошли,- согласился Карелин.- Можно в столовую пойти, там сейчас никого нет.
Она вдруг тихо ойкнула и всплестнула руками:
- Андрюша, ты же сегодня без обеда остался! И без ужина, наверное! Погоди, я сейчас!
Фая шмыгнула за дверь, улыбающийся Карелин прислонился спиной к стене и начал разглядывать потолок, старательно игнорируя многозначительные взгляды со стороны праздношатающейся публики. Через минуту она вернулась, в руках - разрисованный гламурными розочками увесистый пакет:
- У девчонок реквизировала! Пошли быстрее!
Они и впрямь пошли очень быстро - почти побежали. Андрей хотел взять ее за руку, но Фаина руку вырвала, сделала страшные глаза:
- Ты совсем чокнулся? Люди же...
Он попытался прямо на ходу оправдаться,- мол, что тут такого?- но она лишь гордо вздернула носик и ускорила шаг.
В столовой, слабо освещенной единственной дежурной лампой, на самом деле оказалось безлюдно. Они уселись за крайним столиком, у окна, под разлапистой дифинбахией, торчащей из здоровенной растрескавшейся кадки. Фая перевернула пакет, на стол посыпались завернутые в фольгу котлеты, кусочки сыра и копченой колбасы, домашние пирожки, покатились яблоки... Захлебнувшись вдруг слюной, Андрюха непроизвольно икнул. Фаина игриво улыбнулась:
- Можно, я тебя покормлю?
Он торопливо кивнул и разинул голодную пасть. Она аккуратно, двумя пальчиками, поднесла ему пирожок с картошкой. Щелкнувшие, как капкан, зубы, заставили ее руку непроизвольно отдернуться:
- Ай!
Фая с удивлением посмотрела на срезанный у самых пальцев огрызок и поежилась. Андрей, уже проглотивший добычу, облизнулся. Они уставились друг другу в глаза и расхохотались.
- Крокодил!- Фаина утерла слезы.- Чуть калекой не сделал. Ешь сам, троглодит.
Андрюха без разговоров принялся уминать все, что попадалось под руку. Она, подперев щеку ладошкой, смотрела как он ест, и улыбалась.
- Знаешь, что я вдруг подумала?
- У?
- Тебе совершенно противопоказано жить одному. Без семьи. Ты даже не можешь самостоятельно организовать правильное питание.- Она вздохнула.- И кто только вас воспитывал?
Карелин освободил одну сторону рта и осторожно, чтобы ничего не полетело, хихикнул:
- Когда папа Карло, а когда - никто...
Фаина погрозила пальчиком.
- Теперь я займусь вашим воспитанием.
Андрей умильно сощурил глаза:
- Воспитывайте...
Глядеть на Фаину было до безумия приятно. И впрямь - Мальвина! На щечках едва заметный в полутьме румянец... Огромные, сверкающие, как звездчатые сапфиры, глаза на идеально чистом, без единой морщинки, лице, выразительные черты которого вобрали в себя лучшее от европейской и азиатской расс... И все это великолепие - в обрамлении жуковых, слегка волнистых волос! Он невольно перестал жевать и застыл с глупо раскрытым ртом. Фая вопросительно приподняла подбородок - что-то не так? Вместо ответа он быстренько проглотил все, что успел намять, поднялся и шагнул прямо к ней. Обнял сзади, потерся колючками по ее гладкой щеке. Она откинула голову назад и медленно вздохнула. Трепетной рукой обхватила, не оборачиваясь, андрюхину голову, тонкие пальчики вплелись в нечесаную его шевелюру, острые ноготки заскользили в корнях волос... Жаркая волна бросилась Андрею в лицо, стало трудно дышать. Он сполз на пол, к ее ногам, встал на колени и спрятал лицо в складках ее халатика. Фая запустила ему в волосы уже обе руки - перебирала пряди, нежно гладила... Карелин закрыл глаза. Она нагнулась и поцеловала его в маковку:
- Ну, все, все. Разнежился, котик... Вставай. Не дай Бог, войдет кто-то...
Он поднял к ней сияющую физиономию и изо всех сил замотал головой.
- Нет, нет. Вставай... Ну, не место здесь, не место...
Пришлось подчиниться.
Андрюха нехотя поднялся, уселся на свой стул и выбрал самое красивое яблоко. Старательно вытер его полой рубахи и галантно протянул даме. Когда она благодарно склонила голову и поднесла подарок к губам, схватил котлету и целиком засунул себе в рот, дурашливо выпучив при этом глаза. Фаина прыснула и тут же укоризненно дернула бровями:
- Господи, Андрюша... Ты ведешь себя, как мальчишка!
- П'авылна,- отозвался он с набитым ртом, изо всех сил пытаясь заглотить непомерную добычу.- А - мафыфка... А ы... Уф! А ты - девчонка!
- Девчонка...- Она мечтательно закатила глаза.- Девчонка... Ах, как хорошо было бы снова стать девчонкой! Тогда все было так замечательно, так хорошо все было... А тебе никогда не хочется вернуться в детство?
Он в сомнении выпятил нижнюю губу.
- Мне кажется, что я из детства и не уходил. Все считают меня взрослым и серьезным человеком, а мне иной раз просто страшно делается - "Что вы, люди! Мне такое не под силу! Посмотрите сами - какой из меня взрослый? Вы ошибаетесь!" Только все продолжают упорствовать - "Ты взрослый, ты можешь, а потому - должен!" Ну что с ними поделать? Приходится притворяться, лезть вон из шкуры, чтобы их не разочаровать. Но мне это совершенно не нравится...
Фаина перегнулась через стол и положила свою руку на его ладонь.
- Вот. Правильно. Ты сам очень точно все выразил. Именно это я в тебе сразу почувствовала. Совсем невзрослую наивность, странную для седого мужчины непосредственность... И поэтому, наверное, в твоем присутствии у меня просто голова идет кругом!..
Она смущенно улыбнулась. Но руку не убрала. Андрей осторожно накрыл маленькую горячую ладошку своей лапой. Потом поднес ее пальчики к губам. Фая широко распахнула глаза и с трудом перевела дух:
- Ах...
Андрей глядел на нее с грустной улыбкой.
"Вот рядом любимая женщина. Красавица. Умница. Она обязана тебе жизнью. Она благодарна тебе. И она тоже тебя любит. Просто мечта... Отчего же так на душе тревожно, отчего тоскливо так? Уж не оттого ли, что знаешь - радость ее короткой будет? Сегодня, сейчас она рядом. И счастлива. А завтра, а потом? В одном Васильич прав - выводы я страшные сделал. И решения приходится принимать страшные. Только, может, ошибаюсь я? Загнал сам себя в тупик, в тупик злости и ненависти, а теперь просто выхода достойного не вижу? Может, и впрямь у меня паранойя? Тогда нельзя мне совсем никаких решений принимать. Лечиться сначала надо, а уж потом решать...
- О чем ты задумался?- Фаина положила надкусанное яблоко и погладила его по колючей щеке.- Сегодня что-то произошло? Что-то плохое?
- Нет...- Он опустил глаза.- Ничего.
- Но я же вижу...
Андрей напряженно засопел. Отвернулся. Она мягко взяла его за подбородок, заставила взглянуть в глаза.
- Андрюша, милый! Ты помог мне. А теперь разреши помочь тебе... Ну, скажи, скажи! Что случилось?
- Да ничего не случилось.- Он натужно улыбнулся.- Мысли дурацкие в голову лезут... Психую что-то. Ты прости меня - порчу такой хороший вечер...
Фая покачала головой.
- Ничего... Расскажи. Тебе легче станет...
Но он заупрямился:
- От разговоров легче не станет. Мне нужно сообразить - что делать дальше. Чем ты можешь здесь помочь? Да и зачем тебе чужие проблемы, своих мало?
Она вдруг понимающе кивнула.
- Я догадываюсь. Наверное, я знаю, о чем ты. Думаешь, стоит ли спасать всех подряд?
Карелин набычился и снова засопел.
- Ясно. Угадала.- Она снова погладила его колючки.- Тебе хочется знать мое мнение по этому поводу?
Он внимательно посмотрел ей в лицо и медленно кивнул.
- Я скажу... Ты вчера ушел, я много думала. Плакала даже... Ах, Андрюшенька, Андрюшенька! Ведь жизнь твоя принадлежит не только тебе! Пусть я тебе никто, но даже я не представляю себе, как буду жить, если тебя вдруг не станет... Но это не в счет!
Андрей протестующе замахал руками, но она хлопнула ладонью по столу:
- Молчи! Молчи, пожалуйста! Не обо мне речь! У тебя дети... Ты рассказывал. Даже если б ты не был им нужен как кормилец, ты все равно будешь им всегда нужен. Как отец, как самый родной и близкий человек! Это ты понимаешь?
- Понимаю.
- А если понимаешь, должен себя беречь. Любой ценой беречь. Но сейчас я вижу - ты себя не бережешь...
- Ценой, говоришь...- Карелин нехорошо усмехнулся.- Ну, скажи - какая по-твоему цена..
- А сам не знаешь?- В ее глазах сквозило отчаяние.
- Догадываюсь. Но ты обещала озвучить свое мнение.
Он прищурился и не сводил с Фаины глаз.
- Ладно...- Ее щеки вспыхнули кумачом.- Я считаю, что тебе нужно немедленно прекратить свои убийственные эксперименты. Забыть об этом кошмаре, об этом дьявольском даре, об этом проклятии!.. Забыть! И жить, как живут все! Как живут нормальные люди! Нормальной счастливой жизнью! Разве это много? Разве это невозможно? Ну, скажи, скажи - почему это невозможно? Почему невозможно просто жить и быть счастливым? Что может это запретить, что?
- Господи... Как же я устал...
Андрей обхватил голову руками и прикрыл веки. В виски стучала навязчивая тюкающая боль, глаза ели отсутствующие слезы.
"И она... Она тоже. Нет, этого не вынести..."
Фаина бросилась к нему, едва не опрокинув стол. Обняла, прижалась крепко, живая, горячая, трепещущая, задышала жарко в ухо, зашептала торопливо, страстно:
- Миленький! Миленький мой Андрюшенька! Успокойся, успокойся, солнышко! Не мучай себя, пожалей! Что ж ты душу свою в черноте вечной держишь, что ж ты свету белому не рад?
Он запустил в ее волосы сухие длинные пальцы, перебирал смоляные пряди, сам глядел в сторону, молчал, старался выровнять дыхание - если говорить, то спокойно и доброжелательно. Скоро боль отступила, серая пелена, затянувшая окружающие предметы, рассеялась.
- Нет в моей душе черноты, Фаечка. Ты рядом - и будто солнышко светит...- Он вывернул к ней лицо и улыбнулся прямо в ее тревожные глаза.
Она едва заметно покачала головой - не поймешь, в согласие, в отрицание...
- Ты не хочешь со мной говорить об ЭТОМ.
Андрей кивнул:
- Не хочу.
Она прерывисто перевела дух, сжала ладошки в кулачки.
- Но скажи тогда - что мне ждать дальше? Что ты решил? Я, конечно, не претендую...
Он аккуратно разжал взмокшие ее кулачки и снова поцеловал дрожащие пальчики. Фая через силу сложила губы в подобие улыбки.
- Мучаешь меня, да?
- Нет.- Он тихонько придавил ее мизинчик зубами, отчего она задохнулась и закусила губу, придушив едва слышный непроизвольный вскрик.- Я люблю тебя.
- Правда?
- Правда. И ты любишь меня. Хоть и не понятно, почему...
Она прижалась к нему крепко-крепко, закрыла глаза.
- Потому что ты лучше всех. Самый-самый-самый!
- А ты - самая-самая-самая!
Фаина тут же уселась ему на колени, чмокнула в губы и обвила руками шею.
- Вот!
- Что- вот?
- Раз так, тогда скажи!
Андрей огорченно тряхнул головой:
- Ты опять?
- Андрюшенька! Как же мне достучаться до тебя? Пойми - важнее этого ответа для меня сейчас и нет ничего! Скажи - что ты решил?
Он даже застонал.
- Я лишь час назад то же самое пытался объяснить Михаилу Васильевичу.
- Но я ведь - не он? Я - пойму!
- Да он тоже понял. Разрешил с утра на работу выходить. Только ночевать здесь - чтобы на глазах был, значит.
- Получается, что ты...
- Получается - да.
Она уставилась в пол, руки, до этого обнимавшие Андрея, соскользнули и безжизненно повисли.
- Ты решил убить себя. Но те, кому ты отдашь свою жизнь, лишь скажут тебе "спасибо". А тебя не будет...- Фаина проглотила слезы.- Боже мой... Боже мой...
Он опять, пытаясь утешить, гладил ее по голове, а еще тихонько покачивал, будто баюкал.
Она все же не удержалась - заплакала. Андрюхе вдруг стало ее невыносимо жалко, он даже крякнул, чтобы не всхлипнуть ненароком. И тогда ляпнул первое, что пришло на ум:
- Знаешь что, Фаечка? А давай с тобой сбежим отсюда! А?
Она сжалась, подобралась испуганно, и быстро, по-детски, вытерла глаза сразу двумя ладонями.
- Как так – сбежим?
- Да вот так!- Он вдруг почувствовал огромное облегчение. Наверное, оттого, что эта мысль сидела в его башке уже давно, может быть, с той самой первой секунды, как увидел ее НАСТОЯЩУЮ – не мертвую куклу («бракованную куклу!»), а живую, удивительно милую женщину, а вот теперь, наконец, осознал он эту мысль и высказал вслух.
- Сбежим, да и все! Завтра! Я с Васильичем договорюсь, чтоб тебя отпустил – ведь тебе больше ничто не угрожает. И будешь жить у меня. Ну, не совсем у меня…- он очень торопился сказать все сразу, а потому начал путаться,- В смысле, вместе со мной! На квартире! Ведь не можешь же ты навсегда у сестры остаться, правда?
Фаина, отстранившись, во все глаза смотрела на возбужденного Андрюху. Потом вдруг резко спрыгнула с его колен и, обойдя стол, села на свое место – напротив. Прищурилась, разглядывала его внимательно, склоняя свою чудесную головку то на одну сторону, то на другую. Он, смутившись, уже молчал, уставившись сквозь стол с недоеденными остатками пиршества в пустоту.
- Да.- произнесла Фаина.
Он вскинул на нее глаза.
- Но я согласна жить лишь с живым человеком. Ты можешь мне обещать не умирать?
Он улыбнулся и протянул к ней руки. Она снова уткнулась носом в его рубашку и радостно захлюпала.
« Да пошли все на фиг…»- он опять перебирал ее волосы и гладил по голове.- «Я тоже живой. Я тоже хочу жить. Хочу любить. И хочу, чтобы меня любили. А целительство дурацкое – к черту!»
Глава тринадцатая, в которой Андрюха пытается стать шантажистом
Установленный на половину шестого будильник запикал, казалось, именно в тот момент, когда Андрюхе удалось, наконец, чуть придремать - вчера проболтали они с Фаиной почти до четырех часов ночи. Не раскрывая глаз, "на автопилоте", он протянул руку и ткнул первую попавшуюся кнопку. Не та. Писк, похоже, лишь усилился. Он надавил соседнюю - будильник умолк на полузвуке. Так же точно, не раскрывая глаз, он уселся и, свесив ноги, нашарил тапки. Лишь после этого разлепил веки. До рассвета было еще далеко, но в палате было довольно светло - в окна бил яркий свет уличного фонаря. Потерянно помянув некую абстрактную маму, Андрюха пошмыгал к умывальнику. Зажечь свет он не решился, потому брился почти не глядя в зеркало, что называется, "наизусть". Омовение по пояс освежило его, прогнало липкие остатки сна. Вялость мышц стремительно исчезала, Андрей с удовольствием чувствовал возвращение в обычную свою "норму". Ему даже захотелось замурлыкать какую нибудь глупенькую песенку, но беспокоить больных товарищей было никак нельзя. Тут выяснилось, что в этот ранний час проснулся не он один. Едва Карелин закончил плескаться и шагнул к своей кровати, как на своем месте грузно заворочался Еремин. Он приподнял голову и тихонько позвал:
- Аркадьич...
Андрей с готовностью обернулся.
- Что, Петрович, худо?
Но Еремин ничего не сказал, только приглашающе махнул рукой - иди, мол, ближе!- да таинственно приложил палец к губам. Андрюха в недоумении приблизился, на приглашающий жест присел на краешек кровати. Но Еремину этого показалось мало - он покивал пальцем, заставляя собеседника нагнуть ухо.
- Слушай, Аркадьич,- зашептал он практически на пороге слуха,- Я вот что думаю! Надо тебе свою клинику открыть. Помещение, обстановку, разрешение в горадминистрации - я все охлопочу. С тебя ни копейки не потребуется - я твой должник по гроб жизни... И сколько там ты брать будешь - твои дела! Никто никогда не сунется - зуб даю. Тут, главное, что? Тут, главное...
Но Карелин уже изо всех сил отрицательно мотал головой - "Нет, нет, нет!" Еремин удивился.
- Да ты что, Аркадьич? Ты что? Разве можно такие шансы выбрасывать? Ты, может, не понял? Я...
Но теперь уже Андрей приложил палец к губам и нагнулся к здоровенному, как у Чебурашки, ереминскому локатору.
- Погоди, погоди, Петрович, не горячись! Выслушай, не перебивай. Тебе я помог, это так. И еще кое-кому. Но при этом сам чуть не подох! На твоих же глазах все было, сам ты видел, как меня после сеансов плющит... Твои раны заживать начали, а я полдня после этого в отключке был. Ты же видишь - я из-под капельниц не вылезаю!
Петрович хотел, было, что-то возразить, но Карелин зажал ему рот ладонью.
- Молчи! И мой тебе совет - забудь о моих способностях! Лучше никому не говори. Никогда. Хорошо?
Еремин выпучил глаза и кивнул. Андрей убрал ладонь.
- Ну вот и славненько...
Больше никто из них не проронил ни звука. Карелин сходил в кабинет Михаила Васильевича и оделся в "цивильное", потом вернулся в палату - спрятал под подушку свой "больничный" наряд. Палата по-прежнему спала. Еремин тоже отвернулся к стенке, но лежал очень тихо, так спящие не лежат. По его напряженной позе Андрюха догадался, что тот ждет хоть какого-то продолжения разговора, но говорить уже было не о чем. Карелин вздохнул и вышел за дверь. Быстро пролетел коридор, вприпрыжку спустился по лестнице, внизу едва не сшиб поднимающуюся с полным ведром няню Розу. Та ахнула и крепко вцепилась в рукав его куртейки, буквально развернув на месте:
- Куда, шетоломный?
- На работу, нянь Роз! Хорош, налечился.
Та поставила ведро и ухватила его "за грудки" - уже двумя руками.
- Чокнутый, вот чокнутый! Не пущу! Сей же час - назад! Ишь, удумал! На работу ему! Тебе в себя взойти надо, хоть маленько поправиться. А он - "На работу!"
Андрей ласково улыбнулся.
- Няня Роза, милый мой человек... Дай я тебя обниму, а? - он и в самом деле обнял ее и чмокнул в мокрый лоб. Она растерянно ослабила хватку.
- Ну, правда, Андрюша... Куда ты пойдешь? Разве можно тебе? Лечиться ведь надо! А так - ты просто нас позоришь... Мы тебя на ноги должны поставить, а ты...
Андрей весело топнул левой ногой, потом правой.
- Так - уже! Вот, гляди! На ногах стою, даже бегаю! И потом - неужели ты думаешь, что я - без спросу? Михаил Васильевич позволил. Мне и одежду выдали. Еще вчера, с вечера.
Но няня Роза смотрела на его улыбающуюся физиономию с грустью и сокрушенно качала головой.
- Зря ты, Андрюша... Помяни мое слово - зря.
Она разжала пальцы.
- Ничего, няня Роза, ничего! Все нормально! Побежал я, угу? А то на планерку опаздывать никак нельзя...
Он и вправду не пошел, а почти побежал к дверям вестибюля, чувствуя спиной скорбный взгляд уборщицы и торопясь поскорее выскочить на волю.
Морозный воздух ударил в голову, как дешевый портвейн. Черные дома и деревья закружились в медленном хороводе. Карелин невольно сбавил шаг, но через несколько секнд пришлось вовсе остановиться - нахлынула тошнота, в мышцах образовалась противненькая дрожь. Он ухватился за железо калитки и изо всех сил зажмурил глаза. Мутило как с крупного перепоя. На какое-то время ему показалось, что до работы ему сегодня не добраться, что надо послушаться няню Розу и немедленно вернуться, но очень скоро тошнота отступила, головокружение ослабело и он на неуверенных ногах поковылял дальше.
- Вот нянька, е!- в сердцах сказал он вслух.- Сглазила...
Но сказал не зло, понимал - нянька права. А тогда выходит - он не прав?
"Ох, как все запутано..."
Старательно ускоряя шаги, он разгонял застоявшуюся кровь, которая совсем не хотела греть - зубы стучали так, что грозили пообламываться и вылететь прямо на утоптанный снег тротуара. Он снова почти бежал, бежал теми же темными улицами, что и вчера, и так же точно шарахались от него утренние прохожие, только вчера гнала его не нашедшая выхода ярость, а сейчас - почти животный страх замерзнуть в этом бесконечном коридоре меж двух сугробов. Пальцы на руках и ногах теряли чувствительность, заломило в груди, суставы сгибались и разгибались только при большом усилии, как сырые деревяшки. Ему вдруг вспомнилось, как однажды обнаружил он в коробке на кухне семейство жирных рыжих тараканов, и, не зная что с ними делать, вынес на промороженную лоджию - поставил прямо на бетонный пол. Насекомые рванулись в стороны, но движения их на глазах замедлились, стали "дерганными", а через пару секунд они совсем замерли, остановленные холодом. "Как я сейчас похож на такого таракана",- подумалось ему.- "Пытаюсь убежать, спастись… Да только силы мои даже в сравнение не идут с силами высшими, которые, похоже, за меня уже все решили…"
Когда он все-таки добрался до узла связи, чувствовал себя совсем плохо. Такой обессиленности, такой разбитости испытывать еще не приходилось. "Ночная" дежурная, быстроглазая Татьяна, сидела за столом согнувшись и старательно строчила в станционном журнале - фиксировала объемы и результаты ночных проверок аппаратуры. Увидев начальника, она радостно взвизгнула и вскочила навстречу.
- Андрюшик! Приветики! Ты уже поправился, хорошо-то как! А то нас без тебя тут просто изнасекомили! Дай им сто процентов качества - а как? Межстанционные комплекты - сплошной "чермет"! Вот, проверку делала - полюбуйся…
- Привет, привет…- Он подошел и бухнулся на освободившийся стул. Перевел дух, заглянул в журнал, поморщился и достал блокнотик - принялся считать "непроходящие" линии, "дохлые" комплекты да кабельные повреждения.
Татьяна уселась напротив, подсказывая и помогая разбирать "сверхпочерк" подруг - склонностями к каллиграфии станционный персонал явно не страдал. Скоро статистика неисправностей была собрана и Андрей засобирался на ежеутреннюю планерку у шефа. Татьяна, потупив глаза, нерешительно загородила ему дорогу.
- Андрей Аркадьевич… У меня проблемы.
Карелин ласково взял ее за руку:
- Что случилось, Танюша?
Она всхлипнула.
- У Маринки глаз слепнет!
Андрей ахнул и прижал руки к груди:
- Да ты что! Боже мой, Танечка... Но что-то можно сделать?
Таня быстро закивала.
- Я как раз и хотела попросить... Нужны деньги на операцию. Очень много денег - пятнадцать тысяч! Пятьсот долларов - страх! Сказали, операция бесплатная, но материалы будут стоить именно столько... Но у меня нет. Понимаешь - нет! И взять негде! А займу - отдавать будет нечем...- Она с трудом выровняла дыхание.- И вот я подумала - может, Владилен Абрамович поможет? Ведь раньше предприятие оказывало помощь в таких случаях... Может, и теперь?..
Андрей, еще минуту назад бывший бледнее смерти, начал вдруг густо краснеть. Волна невыразимого стыда хлестнула в лицо жесткой пощечиной, спина мгновенно взмокла. Но он сумел промолчать, лишь кивнул - дескать, попробуем!
Потом, сбегая по гремящей стальной лестнице (от недавней болезненной слабости не осталось и следа), и когда выскочил во двор, и когда мчался по коридорам административного корпуса, он все думал - отчего вдруг этот стыд? Почему? Чем он виноват в том, что у первоклассницы Маринки, дочки замечательной мамы Тани, слепнет глаз, а мама Таня может только реветь и биться головой о стену, но помочь дочери ничем не может? В чем его лично, Карелина, вина? Разве он, Карелин, разрушил страну, где лечили и учили бесплатно, а вместо нее позволил расти бесформенному монстру, жрущему с одинаковой жадностью и детей и взрослых? Разве он посадил на шею людям хищных "хозяев", которые, похоже, всерьез уверовали в "неистощимость" человеческого мяса? В прошлом году он уже ходил к Владилену Абрамовичу с просьбой помочь мужу Валентины - тот умирал от рака. Шеф помог - дал задание общественнице-кадровичке собрать по отделам кто сколько даст. Сумма набралась совершенно незначительная и через месяц собирали еще раз - на похороны. Но и на похороны не хватило. Хозяин корпорации, сверкающий на совещаниях золотыми очками и разъезжающий на "Саабе" последней модели, не дал даже рубля. И ему не стыдно. Отчего же теперь стыдно Андрею? Не оттого ли, что будучи формально причтен к клану "начальничков", он чувствует свою реальную ответственность за судьбы своих подчиненных? А потому и стыд его не за себя лично, а за всех тех, с кем по странному недоразумению оказался он в глазах друзей-работяг "в одном строю"? Подходя к шикарной, с цветными витражами, двери, он решил ни о чем шефа не просить. Зачем? Пятнадцать тысяч в виде пожертвований никак не собрать. И даже тысячу не собрать. Не стоит и затевать такие глупости. И сама операция - глупости. Уж кому это знать, как не ему. "Ничего, Танюша, ничего! Будет наша Маринка двумя глазами на мир глядеть..."
В здоровенном кабинете уже собрались все, кому было положено посещать утренние планерки - главный инженер, начальники городского и сельского цехов связи, инженеры станций, энергетик и механик. Шеф кивнул вошедшему Карелину и указал глазами на стул прямо перед собой. Андрей присел на краешек и сразу замер - сидел с прямой спиной, не ерзая. Владилен Абрамович усмехнулся.
- Ну что ж, не будем время растаскивать между ног... Начну с главного.- Он торжественно прокашлялся.- Поздравляю вас, мужики, с Днем защитника отечества! Желаю здоровья, успехов в труде и счастья в личной жизни.
Все загудели, послышались тихие возгласы - "Спасибо! И вас - так же! И вам - того же!" Только шеф поднял руку и все смолкло.
- Теперь обычная наша "текучка"... На прошлой неделе проводилась комплексная проверка качества связи по всем городским АТС, включая сельско-пригородный узел и междугородную. Качество ни в дугу, ни в Красную армию. Но особо отличился у нас господин Карелин.- Шеф довольно прищурился.- Пять процентиков "непрохождений", Андрей Аркадьевич! Пять! А норма у нас сколько? Не слышу!
- Два...
- О как! И что вы имеете сообщить нам по этому поводу?
Андрей бесшумно набрал побольше воздуха - говорить надо четко, не мямля и не сбиваясь нерасчитанными вздохами, говорить столь же уверенно, как сам начальник.
- Сегодня утром я провел анализ неисправностей. Все они зафиксированы и мы немедленно приступаем к их ликвидации. До обеда будут заменены или исправлены все комплекты межстанционной связи, затем...
Он стоял перед шефом, вытянув руки по швам, глядел начальнику прямо в лицо и тот начал недовольно морщиться. Потом постучал карандашиком по зеркальной поверхности стола.
- Стоп, стоп, стоп... Не о том я от вас хотел услышать. То, что надо заниматься ремонтом, вещь само собой разумеющаяся. Меня интересует ваше мнение о том, какие дисциплинарные меры следовало бы применить к коллективу станции?
У Андрея все внутри похолодело. Начальник увидел, как изменилось его лицо и снова заулыбался.
- Владилен Абрамович!- Карелин изо всех сил старался говорить с прежней уверенностью, но тембр голоса выдал волнение и все присутствующие дружно уставились в пол.- Если станция работает не совсем четко, то в этом виноват я один. А как меня наказать - решать вам.
Шеф улыбнулся еще шире и отрицательно помотал пальцем из-стороны в сторону.
- Нет. В январе ваша станция дала наилучшие показатели. А февраль вы болели, лежали в больнице. И сейчас вот вижу - вышли на работу, хотя еще выглядите неважно. За что же мне вас наказывать?- Он оглядел окружающих, будто призывая в свидетели, и все дружно закивали - да, да, мол, наказывать не за что.
- Потому, я думаю,- продолжал шеф,- будет правильно, если мы сделаем перерасчет заработной платы и депремируем всех дежурных электромехаников АТС "три". На сто процентов, думаю, будет жестоко, но на пятьдесят - в самый раз. Как вы считаете?
Все снова, не подымая глаз, закивали головами. Лишь Карелин не кивнул, а сжал кулаки и скрипнул зубами. Начальник вскинул вверх брови:
- О-о-о! Я вижу, у господина Карелина есть собственное мнение на этот счет?
Андрей заговорил снова. Теперь голос его звучал глухо, в глаза начальнику он не глядел.
- У Татьяны Шачневой дочка слепнет. Нужна срочная операция. У Любы Зиминой зуб развалился - нужен протез. У Наташи Соломиной крыша дырявая... Им каждая копейка - на вес жизни. Я болел, это так. Но показатели качества снизились только оттого, что некому было выполнять именно мою работу. Дежурные тут ни при чем. Наказывать их - неправильно и жестоко...
- Ай-я-яй...- Шеф откинулся в кресле, чуть приоткрыл жемчужно-белые зубы и принялся крутить карандашик между пальцами.- Вам их жалко! Но экономика не приемлет такой категории - жалость! Вылетит наша фирма в трубу - все по миру пойдете! И кто жалеет пойдет, и кого жалеют - тоже пойдут.- Он начал заметно злиться.- Видишь как - оправдание им нашел! Зуб больной! Оправдание разгильдяйству - больной зуб! Больная дочь! Дырявая крыша!
Он вдруг встал во всю свою двухметровость и гаркнул так, что Андрей от неожиданности даже присел.
- Запомните, вы!- он вытянул в направлении Андрюхи ручищу с мохнатым указующим перстом, потом обернулся к остальным,- И вы, тоже! Если у кого-то есть личные проблемы - это ваши проблемы! Не сметь мне тыкать в нос этими проблемами! Потому что эти ваши проблемы - чушь собачья! Когда вы с "волчьим билетом" пойдете искать новую работу, каждый из вас согласится половину зубов собственноручно пассатижами выдрать, лишь бы назад попасть! Разбаловала, я гляжу, вас советская власть, распустила! Дети у них! Зубы у них!- Он мощно опустился назад в кресло и снова заиграл карандашиком.
- О зубах и детях надо думать, когда на смену идешь, когда обязанности свои выполняешь.- Он уже успокоился и говорил почти мирно.- Люда, подготовь приказ - "За резкое ухудшение качества связи в январе 2005 года лишить месячной премии технический персонал АТС-3 на 100%, АТС-1 и АТС-2 - на 50%".
Секретарша кивнула, сделала в ежедневнике пометку и снова уставилась на начальника преданными глазами. Новиков, инженер "двойки", содрогнулся всем телом, но промолчал. Шеф кивнул Андрею - "Садитесь", но тот продолжал стоять.
- Лишать за январь - нечестно. В январе все было нормально.
- Садитесь, садитесь, Андрей Аркадьевич. В январе премии не было, в следующем месяце, возможно, тоже не будет. Будем лишать той премии, которая есть. Иначе - что ж за наказание? Все, переходим к другим вопросам...
Андрей сел, и далее планерка покатилась по наезженной колее - кого-то ругали, кто-то оправдывался и клялся все исправить, Андрей уже ничего не слышал. То, что из-за его упрямства люди лишились значительной части своей зарплаты, раздавило его совершенно. Шефу же, наоборот, вернулась его обычная жизнерадостная веселость, он подшучивал над "обкакавшимися" сотрудниками, с удовольствием передразнивая их "детский лепет". Скоро "правилка" завершилась и все были отпущены восвояси. Карелин не уходил. Он сидел, упрямо набычив голову, глядел на шефа исподлобья - зло и решительно. Начальник сначала демонстративно его "не замечал", но убедившись, что продолжения разговора не избежать, попросил секретаршу закрыть поплотнее дверь с обратной стороны и, нехорошо улыбаясь, уставился Андрею прямо в глаза.
- Ну?..
- Владилен Абрамович, встаньте!- звонко произнес Карелин.
- Что?- Шеф даже не удивился, он искренне не понял, что именно инженер имеет в виду.
- Я говорю - встаньте! Вы можете встать?- повторил Андрей таким же неестественным звонким голосом.
- Да что ты себе позволяешь?..- Шеф оперся о стол и в самом деле попытался встать, но остался на месте и растерянно захлопал глазами.
- Так.- удовлетворенно констатировал Андрей и усмехнулся.- Теперь слушайте меня внимательно. Вы не подниметесь с этого места. У вас парализована вся нижняя часть тела. Включая оба сфинктера. То есть через десять минут под вами станет мокро и вы будете дурно пахнуть. За эти десять минут вы можете вызвать Люду и отменить приказ о наказании "технарей". Тогда паралич исчезнет. Ваше решение?
Шеф схватился обеими руками за подлокотники кресла, покраснел от натуги и ему удалось-таки немного привстать. Карелин отрицательно покачал головой и левая рука начальника тут же вывернулась в сторону, из-за чего тот сразу рухнул на место.
- Не делайте глупостей. Будете упрямиться - я выведу из строя правую руку тоже.
- Как ты?.. Что ты?.. Кто ты?..- слюняво зашипел шеф, пытаясь хоть немного скрыть охвативший его ужас за показной яростью.
Андрей поднялся.
- Так как - Люду зовем?
- С-с-с-ка...
- ЛЮДУ ЗОВЕМ?
Шеф откинул назад побледневшее лицо и закрыл глаза. Потом кивнул. Карелин приоткрыл дверь:
- Люда, можно вас на минуточку? САМ зовет.
Секретарша торопливо задвинула ящик стола, где пряталось зеркальце и небольшой косметический набор, и вспорхнула навстречу. Андрей галантно распахнул перед ней дверь пошире. Владилен Абрамович уже взял себя в руки, даже пытался улыбаться.
- Людмила Николаевна, тут у нас с Андреем Аркадьевичем спор небольшой вышел... Похоже, он прав - ни к чему "атээсников" наказывать. Приказ о депремировании отменяется.- Он слегка нахмурился и добавил уже строго, совсем "по-начальнически",- Но свод итогов я жду через час! Сколько можно мусолить? Поторопитесь, будьте добры!
Люда быстро кивнула и выскочила вон - печатать свод итогов. Карелин проводил ее взглядом, потом обернулся к обездвиженному шефу.
- Все, Владилен Абрамович. Можете встать.
- Да?- Начальник неуверенно пошевелил под столом ногами, потом поднялся, поморщился ощущениям и вышел из-за стола.
Андрей тут же собрался уйти, но шеф протестующе замахал руками и заставил сесть на тот же стул, где он просидел все совещание. Сам же садиться по известным причинам не стал, а начал расхаживать по кабинету, строя на лице самые невероятные гримасы - думал. Вдруг резко остановился и присел перед инженером на корточки - хитро заглянул в глаза.
- Здорово!
Восхищение начальника, похоже, было искренним.
- Как это тебе удалось, а?
- Гипноз.- соврал Андрей не моргнув глазом.
- Не хочешь сказать... Тоже правильно!- Шеф панибратски хлопнул его по колену.- "Ноу хау"!- и громко загоготал. Потом встал и вернулся в свое кресло. Сидел, поигрывал карандашиком и с явным интересом разглядывал своего подчиненного, будто впервые его видел.
- И давно это у тебя?
- Что именно?- уточнил Карелин.
- Как - что? Способности людей гнобить, конечно.
- С детства.- снова соврал Андрей.
- Ага...- Шеф положил карандаш на стол, свел растопыренные пальцы вместе и положил на них подбородок. Смотрел улыбчиво, с прищуром, и улыбка расползалась шире, шире, пока не хрюкнул он вдруг самым неприличным образом и не расхохотался. Изумленный Карелин совершенно растерялся. Он ожидал взрыва ярости, ожидал испуга, чего угодно ожидал, но сейчас вдруг увидел - шеф смеется по-настоящему, не "играет" - ему в самом деле смешно. И смеется - над ним.
Он насупился:
- Ваше веселье, кажется, неуместно...
- Ну почему, Андрюха, почему?- Начальник достал белоснежный платок и вытер глаза.- Это на самом деле смешно! Видел бы ты себя со стороны, мы бы вместе над тобой хохотали!
- Здесь нет зеркала,- зло произнес Андрюха.
- Ладно, ладно...- начальник угомонился, хотя остаточные явления в виде непроизвольных всхлипов еще оставались.- Бог с ним, с твоим враньем... Поговорим?- Он пощелкал тумлерами на настольном пульте, отключая все телефоны.
Карелин выпрямился, закинул ногу на ногу.
- Поговорим!
- Начнем с того, что способности твои у тебя не могут быть с детства. Имел бы ты такие способности в детстве, они бы тебя заставили человеком стать. Повзрослеть. А ты так и остался ребенком до седых волос. Знаешь, чем ребенок отличается от взрослого? Да в сказки верит! Ты вот веришь в сказку о всеобщем благоденствии, о равенстве и братстве... Но это было бы полбеды! Ты еще и поступаешь так, будто равенство и братство - святая ценность! И никак не можешь усвоить истину: "Благими пожеланиями вымощена дорога..." Ну, куда она вымощена, сам знаешь. И если бы ты с детства мог воевать на стороне той...- черт ее знает, как назвать... сущности, что ли,- которую считаешь "добром", ты имел бы уже достаточно возможностей убедиться в глупости своих верований. А что мы видим сейчас? Ты напоминаешь мне пятилетнего малыша, которому в руки попал пистолет и он держит отца на прицеле - требует кусочек шоколадки для друзей во дворе! Это при том, что ТВОЙ кусочек тебе дали! Отцу жутковато, пока в него целятся из настоящего оружия! Но вот ребенок опасную игрушку положил, взял вожделенный огрызок и радостно умчался к друзьям. Что же делать отцу? Только смеятся да умиляться. Столько наивности! Столько непосредственности! Извини...
Начальник снова сдавленно захрюкал и полез в карман за платком.
Карелин угрюмо молчал.
- Ну, я понимаю,- шеф просмеялся и начал развивать свою мысль,- Я понимаю, если б ребенок потребовал кошелек! Можно было б пойти в магазин и купить целую сумку шоколада. И раздать всем детям во дворе и на улице. Но он требует ровно столько, сколько ЕМУ кажется справедливым! Разве не смешно? Ты вообще с чего взял, что имеешь возможность судить - "Это справедливо, это несправедливо"? С каких позиций ты судишь, как переводишь абстрактную "справедливость" в конкретные рубли? Ведь ты не стал выяснять, почему премия вам начислена именно сто процентов! Нет! Ты почему-то считаешь сам факт ее начисления справедливым, не задумываясь о конкретной сумме. Наивно? Скажу: не просто наивно - глупо! Начислили бы десять процентов от окладов - ты бы сейчас меня не за триста несчастных баксов калечил, а за тридцать... Тупой твой принцип не опирается ни на какую логику! Практически задарма ты готов меня буквально уничтожить, потому что твои принципы говорят, что я воплощение мирового зла. Что - не так? Вот Шачнева твоя получит премию - две двести. Чуть больше семидесяти долларов. О каком лечении глаз на эти деньги может идти речь? О каком? Вы с ней что - больные? Да не на глаза, а на всю голову? Вы здесь получаете оклады и премии, я бы сказал, "условные". Закон запрещает нанимать работников бесплатно. Потому суммы, которые вам выдаются, никакого отношения к результатам вашего труда не имеют. Никому не интересно, куда вы свои условные деньги деваете - едите на них, лечитесь, или пропиваете. Их дают вам не из расчета ваших жизненных потребностей, а по принципу "лишь бы не разбежались". Но вы с таким положением вещей согласны! Ходите на работу и наивно ждете улучшений. Разве можно вас считать после этого взрослыми людьми? И вообще - людьми? Вот вас лишают премии. Вы что - умрете? Нет. Немножко меньше съедите. А вот вам премию дают - вы сразу разбогатеете? Скажи, положа руку на яйца,- хоть одну твою настоящую проблему эта премия решит? Не решит! Тебе бы сейчас тысячу зеленых получать, вот бы ты начал решать проблемы! И жилье бы приобрел, и машинешку какую-никакую, и сына бы в Москве содержал... Нет, что-то я увлекся. Много слишком на тысячу напланировал. А вот на две - ради Бога! Как раз все бы устроилось у тебя. Не враз, конечно, постепенно... Но ты сидишь ЗДЕСЬ, ты сидишь БЕСПЛАТНО, и вместо того, чтобы решать свои проблемы, ищешь справедливость! Меня, рядового менеджера пугаешь очень,- оч-чень!- грозным оружием, требуя свои "справедливые" объедки, вместо того, чтобы спокойно взять у тех, у кого действительно есть что брать. Разве это не смешно? Разве не глупо? Разве не по-детски?
Андрей поднялся.
- У вас все?
- Не-а!- Шеф ухмыльнулся.- Не все! Сядь и слушай дальше.
Тот покорно сел.
- Самое интересное я тебе еще не сказал! Будем и дальше говорить о тебе. Пока ты не начнешь думать головой, а не... Нет, не задницей ты думаешь. Ты считаешь, что думаешь "сердцем"! Что, не так? А на самом деле мысли твои примитивны, как мысли бродячего пса. Нашел на помойке много объедков - "Я благополучен!" Не выбросили сегодня ничего, кроме использованной туалетной бумаги - "Несправедливо!" Мысли на уровне животных инстинктов, на уровне звериных эмоций. И ведь что удивительно - ты считаешь это правильным! Ишь, как вещаешь - "У вас все?" Прямо король без королевства... Гордость, милый мой, у людей. У вас, у остальных,- тупой гонор. Потому что гордость человека возвышает, а ваш гонор вас же и губит. У тебя что - мало способностей, чтобы прекратить в дерьме копошиться и встать во весь рост? Да на хрена тебе вообще какие-то сверхчеловеческие способности? Оглянись вокруг, приглядись, чем люди живут! Выводы сделай! Ты в электронике сечешь - займись этим, но только всерьез! Начни торговать современной электроникой, настоящей, не китайским барахлом. Я тебе в этом деле навстречу пойду, денег дам на "раскрутку", помещение в городе подберу. Давно мыслишка крутится - неплохо было бы специализированный торговый центр бытовой электроники создать. Ты же мог быть классным консультантом и грамотным совладельцем! И честность твоя тогда не дурью бы казалась, а вполне нужной, необходимой вещью. На станцию ходил бы в самых крайних случаях, а оклад бы шел. И премии - регулярно. Как, согласен?
Теперь уже разулыбался Карелин.
- А что ж вы мне вчера этого предложения не сделали?
Начальника вопрос не смутил.
- Вчера ты был простой "ботвой". А "лохов" мне в компаньоны не надо. Их по улицам тысячи бродит, но - не надо. А сейчас у тебя я все задатки вижу - можешь стать настоящим человеком. И обязательно им станешь. Так как, по рукам? Конечно, первое время покататься придется, связи образовать, собрать, так сказать, информацию... Но дело-то интересное, правда? Как раз по тебе. Развернемся быстро, начальный капитал есть! А пойдет прибыль - ты квартиру себе с первого же "подъема" купишь! Ну, берешься?
Андрей глядел на него откинувшись на спинку стула и обхватив руками колено. Шеф вдруг начал болезненно морщиться и тереть руками виски. Потом зашипел от боли и недоуменно вскинул глаза:
- Ты - опять?
- Ох, извините, Владилен Абрамович...- притворно спохватился Карелин и быстро отвел взгляд в сторону.- Увлекся малость...
- Чем? Чем увлекся?
- Пытался прочесть ваши мысли,- простодушно отозвался Андрей.- И кое-что нарыл, представьте...
Хотя это был махровый блеф, шеф, до того демонстрировавший прямо-таки чудеса проницательности, на него, что называется, "повелся".
- Черт... Ладно, давай в открытую. Не знаю, что ты там "нарыл", но суть уловил, похоже. Сейчас просто так торговый бизнес не начать. Конкуренты съедят в один секунд. Конкуренты не простые - все власть, все менты, все бандиты. Это, вообще-то, одно и то же, если не знал... Ты бы мог их легко и непринужденно исключить из конкуренции. Тебе не надо быть палачом, не надо взрывать "Мерседесы" и жечь квартиры, воровать детей и убивать любовниц. У тебя есть просто идеальный инструмент "убеждения". Неподсудный инструмент! Через год мы бы с тобой не только всю торговлю в городке к рукам прибрали, мы бы эту гребанную ментовско-бандитскую элиту в бомжи перевели! Вот она когда б восторжествовала - твоя "справедливость"!
- Такая "справедливость" - не моя. Это ваша "справедливость".
- Неужели отказываешься?- Шеф состряпал настолько забавную гримасу удивления, что при других обстоятельствах Карелин бы над ним животики надорвал. Но сейчас даже не улыбнулся.
- А что, были сомнения?
Начальник продолжал строить рожи - выпячивал губы, шевелил щеками, бровями и ушами, таращил глаза.
- И выходит, все мои слова - звон пустой?
- Нет, почему же! Я сделал очень серьезные выводы на ваш счет.
- И в чем же они заключаются, если не секрет?
- Да гад вы...
Шеф опять расхохотался, и опять - до слез.
- Андрюха, ты неисправим! Тогда слушай еще. Внимательно слушай! Твои детские убеждения совсем недавно лежали в основе жизненного уклада одной очень большой и богатой страны. Кто бы что ни говорил сейчас,- по телевизору, по радио, в газетах,- все вранье. Страна была большая, страна была великая. Мы с тобой в ней жили. Жили, как Незнайка и его друзья в Солнечном городе. Жили счастливо. Но беда заключалась в том, что вся остальная планета жила по совсем другим законам. И вот те, остальные, тряслись от страха много лет - что если и наши "незнайки" захотят здесь, у нас, Солнечный город устроить? Что тогда? Войной нашу с тобой страну воевали - не вышло. Такие как ты, Мальчиши-Кибальчиши, буржуев побили, да еще десяток стран в свою веру обратили. И тогда буржуи подумали: "А что если поискать Мальчишей-Плохишей, да не где-то за гумном, а прямо среди разных всяких "знаек", "цветиков" и прочей вшивой интеллигенции? Они, же, собственно, и в правительстве сидят..." Нашли! Представляешь, нашли! Да много как! А дальше - дело техники. Рванули наши ящички с черными бомбами, белыми снарядами да желтыми патронами, "ботва" орет - "Измена! Измена!" А Красной армии - нету! Ее "плохиши" в Чечню направили, чтобы армейская "ботва" не с настоящими врагами воевала, а с другими "незнайками". Ахнуть не успели - нет страны. То, что сейчас Россией зовется - не страна. Страна должна быть самостоятельной. А тут - не пойми чего вышло. У кого возможность была - за кордон, в Буржуинию рванули. Некоторые мародерствовать начали. Наших мародеров ты всех знаешь - начиная с доблестного мэра и кончая старшим уперуполномоченным мафиози. А большинство принялось выживать. Как ты, как я. У меня лучше получается, у тебя хуже. Но разница между нами не в этом! Ты, похоже, веришь, что Солнечный город можно восстановить, а я - нет. И потому буду устраиваться так, как лучше мне. Сейчас каждый сам за себя. Извини уж. "Боливар не вывезет двоих..." Есть возможность помародерствовать - отчего же? Есть возможность "взять" где-то еще - надо брать. Потому что, Андрюха, чую я, такое тут скоро начнется - Колчаку с Буденным не снилось... Не хочу я в новой "гражданке" ни за белых быть, ни за красных. Мне надо денег на билет скопить, да на какое-никакое житье "там". А Россия - конченное дело. Ты и сам в глубине души не можешь этого не понимать.
Андрей почесал нос.
- Н-да... Откровенно! Но если "гражданка" на носу - зачем торговый центр открывать?
Шеф даже подпрыгнул.
- Вот глупый-то! "Гражданка" когда начнется? Когда такие, как ты, чуть-чуть воздуху глотнут, да кучковаться начнут! Сейчас-то вас придушили конкретно - вы даже пукнуть не можете. А чуть дай продых - сразу на дыбы! Но пока давим вас успешно. И годика два-три у нас есть точно. Но два года - не срок, если ты со мной работать не согласился. За два года я капитал едва успею вернуть, да минимальный навар получить. Нет, теперь не возьмусь.
Карелина это позабавило. Собственно, из всех разглагольствований шефа единственной новостью для него было то, что "волки" абсолютно уверены в скором завершении "халявы". Уверены гораздо больше, чем он. А ведь именно его, именно таких "чудиков" боялись "волки"... Да, ему это было и в удивление, и в забаву.
- Владилен Абрамович, а почему - два-три года? А не год-полтора? Или, скажем, четыре-пять? А может, нас давить можно до бесконечности?
- О-о-о, это-то как раз очень просто. За второй "путинский" срок, как вас ни души, вы все-таки немножко придете в себя. Ничего не поделаешь - стабильность, мать ее за ногу... А стабильность даже в тюрьме позволяет барахлишком обрасти, да в бега удариться. Что уж говорить о вас, об "условно-вольных"? Сейчас уже кое-кто морду задирать начинает, права качать! Это первая причина. Другая - много маргиналов развелось. Безработных там, "скинхедов" разных, "лимоновцев", фашистов... Эти прямо трясутся - дай обстановку взорвать! Когда взорвут, их же волной и сметет. Но - не понимают! Ведь когда полыхнет, такие как ты командирские кожанки наденут, а не "скины" тупые... Но, конечно, все эти причины - тьфу! На них и внимания бы обращать не стоило. Это только дрова да сено. А вот спичка - третья причина! Самая главная. Путин-то наш последний срок дохаживает!..
- Ну и что? Посадят другого такого же.
- Вот!- Шеф значительно поднял вверх палец.- Такого же! А на хера "такой же"? Вам "такой же" нужен? А нам? Избави Боже! Олигархов в тюрьму сажает! А ИМ?..
- Им - это...
- Ну да, да! Странам - победителям! Им-то тем более "такой же" - как кость в горле. Ведь Вован наш что делает? Он этот объявленный "царем Борисом" "переходный период" просто заморозил - ни туда, ни сюда! Только на то он и "переходный", чтобы куда-нибудь, да перейти. А куда? В капитализм? Не выйдет. "Вы" не дадите. Мышление ваше коммунистическое, стремление ваше любой ценой, любой кровью "справедливость" вернуть... И Путин тут - с вами. Оттого у нас льготников - половина населения. "Справедливость", е... Настоящий капитализм не выйдет, а ублюднический никому не нужен. Назад - в Солнечный город? Так тоже без кровопускания никак. А победители, те свой интерес имеют - страну вовсе изничтожить. Россия Западу всегда противостояла. Именно своим особым укладом, своим особым православным менталитетом. Здесь все, кому не лень, тычут тебе в глаза - "Совесть! Жалость! Человеколюбие! Жертвенность!" А "ТАМ" это все - на втором плане. На первом - Человек! Сам по себе. Тот, кто себя таковым чувствует и таковым себя сделал. А кто не сделал - пыль. И никакой к ним жалости! Чтобы не бузили - побольше объедков им! Прямо в ведре! И все проблемы! А у нас? Ты вот, к примеру... Ничего из себя не представляешь, ничего не можешь - жалость не дает в люди выйти! Совесть на разум твой кандалы надела! Но ты даже рад этому! И ведь таких - миллионы. Можно вас перевоспитать? Можно вас переубедить? Я вот сегодня пытался. Как в стену горохом... Нет, Андрюха. Вас можно только истребить. И этим скоро победители займутся вплотную. Думаю, выборов в восьмом году не будет. Еще в период "агитации" все начнется. Или сразу после голосования. Такая точка, где все сходится... Как то она называется по-научному, не помню уж...
- Точка бифуркации,- подсказал Андрей.
- Во-во! Когда все сойдется в точке бифуркации, тогда нынешнее качество и количество исчезнет, и родятся новое качество и новое количество. А мне бы хотелось этот процесс наблюдать со стороны. Участвовать - никакого желания.
Карелин согласно покивал:
- Все это похоже на правду. Вы по своему социальному статусу должны острее чувствовать опасность, а потому и в политике разбираетесь лучше... Но сейчас для вас опасность - я. Не далекая гражданская война, которой, может быть, и не будет вовсе, а мое, как вы выразились, "оружие". Думаю, мне нет нужды повторять свою просьбу - никаких наказаний. Будут факты, требующие оргвыводов, я сам положу вам на стол докладную записку и потребую принять меры. Все ясно? Я пошел...
- Не-не-не!- Начальник вскочил следом.- Задержись-ка еще на пару минут!
Андрей нехотя остановился:
- Что еще?
- Тут вот какое дело. Ты, конечно, можешь мне сделать большущую гадость, а потому мне приходится подчиняться. Только и моему подчинению пределы есть! Сегодня я принародно решил "станционщиков" наказать. Мера наказания - понятие растяжимое и о ней можно вести разговор. Но сам факт наказания должен осуществиться! Иначе - садись в мое кресло и командуй сам. А я посмеюсь.
- А если сяду?
- Во-во! Валяй!- Шеф с готовностью выкатил кресло из-под стола, даже услужливо смахнул несуществующую пыль.- Ты что думаешь, твой идеализм позволит управлять конторой? Да через два дня все сядут тебе на голову и поедут! Ты хочешь чужие проблемы решать? Да ради Бога! Тебе этих проблем навалят - про телефоны и не вспомнишь. Да только чтобы чужие проблемы решать, одной доброты, одного желания мало. Нужны ресурсы. А вот ресурсов-то как раз и нет. Хозяин только одного требует - дай качество, дай прибыль! А ресурсы - только твоя собственная глотка, да твои собственные мозги. И все. Все, Андрюха! Не даст хозяин ни Соломиной на крышу, ни Зиминой на зубы, ни Шачневой дочку лечить. Не даст! Тут для дела, чтобы его собственное,- частное,е!- оборудование чинить - и то! Просишь, вымаливаешь, будто для себя! Сам думаешь - "Ну, ... твою мать! Кому это нужнее - мне или тебе?" А просишь! Чуть не на коленях просишь! Потому что тоже - безработным стать страшно! А он, сука, это знает, это видит, и давит до той поры, пока у меня есть возможность гнуться! Как заметит - предел, так даст денег. И то - впритык! Кому сейчас телефоны проводные нужны? Только "ботве" нищей. Все приличные люди - во!- он достал из кармана изящную "мобилку",- во с какими ходят. Удобно, выгодно, доступно. А проводная связь - прошлый век. Доходы падают и падают. Вкладывать в развитие просто невыгодно! Оттого и держимся лишь на одном - на страхе БЕЗРАБОТИЦЫ. Хочу я тайну тебе открыть. Она и тайна-то такая... Знаешь, как у Петрушки в балагане - "Милостивые господа! Хочу открыть вам страшную тайну!.." Ведь на деньги, что на вас "экономим", бензин для "летучек" покупаем. Не хватает хозяйских лимитов. А как без машины в село "на повреждение" попасть? Или деревенских совсем забросить надо? Уж они-то - трижды нерентабельные! У них у всех "сельская" скидка - пятьдесят процентов. А у льготников, коих восемь из десяти - еще пятьдесят от тех пятидесяти. И ты это знаешь. В итоге имеем мы в среднем пятьдесят рублей с номера. А обслуживание сельского номера обходится нам в сто шестьдесят четыре рублика-с! Остальное - где брать? Где?
Шеф даже крякнул от досады.
- И вот скажи, если не дурак - правильно я поступаю? Или надо всех хвалить, всем потакать, всех прикармливать и загубить к чертовой матери все, что еще здесь дышит? Что большее зло - оставить вас без премий но с гарантированным окладом, или развалить всю контору и пустить вас по миру?
- Я не дурак.- Твердо сказал Андрей.- И разваливать контору нельзя. Она необходима не только нам, но и абонентам. Надо искать компромиссы. А начинать с того, что сказать коллективу правду. Тогда люди сами,- сознательно!- откажутся от дополнительных выплат - лишь бы выжить. Но выжить всем, а не по одному. Как вы, например, выживаете...
- Ах, Андрюша, Андрюша! Я - капля в море! Здесь такие "бабосы" крутятся - мне сотой доли процента более чем достаточно. Это погоды не делает. Что ж я, по твоему, меры не знаю? А компромиссов здесь нет. Потому что компромиссы нам не по карману. Хочешь, я тебе честное слово дам - не буду больше себе лично "наваривать"? И никому другому не позволю? Так что ж думаешь - вы на станциях это почувствуете? Да никоим образом. Потому как получаете вы столько, сколько положила вам "центральная" контора. Сколько хозяин положил. Так-то, милок... Держимся только жестокой дисциплиной, только страхом. А ты сейчас этот кнут у меня отнять решил. Да мне теперь что ж - в петлю? Тогда прямо сейчас меня убей, да и дело с концом. Пришлют другого менеджера. Если бесхребетник попадется - через месяц милостыню просить будете. Если такой, как я - то в чем твой выигрыш?
Андрей скривился:
- Говорите конкретно - что вы хотите?
- Хочу, во-первых, чтобы ты понял – я поступаю единственно возможным образом. А когда поймешь, чтобы прекратил меня шантажировать своими колдовскими штучками и дал работать спокойно! И чтобы забрал назад свое дурацкое требование по поводу отмены приказа. Мне сегодня в 13 часов на «селекторе» отчитываться о принятых мерах. Что я хозяину скажу? Что меня чуть не угробили, поэтому я не наказал персонал за снижение качества связи? Ведь снижение налицо! И ТАМ,- он многозначительно показал наверх,- там это известно. Давай так. Вашу станцию лишаем на пятнадцать, остальных – на десять процентов. Потому что у вас очень большое снижение, недопустимо большое. «Наверх» я сообщу, что это «амнистия» в честь праздника. Авось да прокатит. Согласен?
Как ни горько было Карелину идти «на попятный», но пришлось здесь уступить. Не потому, что начальника пожалел, нет! Потому, что выносить локальный конфликт «наверх» действительно глупо. Хозяин взбеленится, устроит поголовную проверку на соответствие занимаемой должности (в прошлом году такое уже устраивали), да и объявит локаут. Кому от этого будет лучше?
- Хорошо, Владилен Абрамович. Пусть будет так.
Уже в дверях он вспомнил еще об одном и обернулся.
- Да, по поводу праздника. Сегодня девчонки наверняка стол накроют. Вы комплексовать не будете?
Но начальник лишь устало махнул рукой:
- Хоть упейтесь… Только станцию не спалите.
Андрей вышел и плотно закрыл за собой дверь.
Глава четырнадцатая.
Целитель роман-сказка, продолжение
© Copyright: Александр Борисов, 2006
Свидетельство о публикации №206042800072
Свидетельство о публикации №206042800072
Рецензии