Марионетки и кукловоды. Глава-3

Глава 3

— Сколько раз я тебя просил, Танюсик, — упреком встретил Аркадий Бабаевский Зарембу, — не заходить сюда в урочные часы.
Он вскочил с кресла, торопливо зашагал к двери и замкнул ее.
Татьяна, пустив мимо ушей его замечание, направилась к холодильнику, что стоял в дальнем углу просторного кабинета. Как у себя дома, она открыла его и начала шарить внутри. Вскоре выудила пачку ананасового сока, налила в фужер и развалилась в кресле, потягивая желтоватый напиток.
— У-у-ф, что-то я переутомилась сегодня, — неестественно томным голосом сказала актриса и, вдруг что-то вспомнив, добавила куда живей: — Что это Пугач вышел такой побитый?
Бабаевский сердито махнул рукой и опустился в свое рабочее кресло.
— А то, что этот живоглот в могилу меня загонит своими выходками. — Он взял авторучку и начал нервно перебирать ее в пальцах. — Вот уже где — мала куча да вонюча! Мертвого достанет…
— Ты просто к нему неравнодушен.
— Да, по мне б, хоть он под землю провались! — фыркнул Аркадий Григорьевич. — Не умеешь играть, так хоть другим не мешай. Какого лешего он только что подносом крутил, как жонглер, если в сценарии черным по белому написано: подай господам вино, поклонись и отойди почтительно?!
— Не знаю… — прищурилась Заремба. — Мне так этот его жест понравился. — Ей почему-то захотелось подначить Бабаевского, а Пугач был его любимой мозолью.
— Ага! — вскинулся режиссер. — То-то я гляжу, как ты на него скосилась! Вместо того чтобы смотреть на собеседника, что, кстати, — он сделал ударение на последнем слове, — тебе по роли положено.
— Так я что, по-твоему, плохо играла?! — поддельно возмутилась Заремба, а в действительности ей было наплевать и на эту репетицию и на мнение режиссера, настолько уверено она себя здесь чувствовала.
— Я ж не говорю, что вообще плохо играла. Но в этом элементе схалтурила. И виноват тут твой любимый Пугач!
— Почему мой любимый? — криво усмехнулась Татьяна.
— А потому, что слишком часто ты его, как я посмотрю, защищаешь, — проворчал Аркадий Григорьевич.
— Я не защищаю, а просто вижу, что ты травишь талантливого человека, гноишь его на всяких дерьмовых ролях… — Татьяна поставила пустой фужер на тумбочку, встала с кресла и снова подошла к холодильнику.
— У этого талантливого, как ты говоришь, человека было достаточно возможностей себя проявить. Разве не давал я ему ролей?! Так он мне спектакль провалил. Сволочь! — прокричал режиссер и в досаде смахнул со стола какую-то бумагу.
Но тотчас же испугался возможного прилива крови в голову и, откинувшись на спинку привольного кресла, умолк и начал считать пульс на шейной артерии.
А Заремба тем временем шарила по холодильнику.
— Слушай, Григорьевич, — обратилась она к режиссеру, — я здесь вчера полшоколадки оставила. Не видел?
Бабаевский демонстративно молчал, подсчитывая сердечные такты.
— Я у тебя спрашиваю, — требовательно повернулась к нему Таня, обворожительная в наряде средневековой барыни.
— А бес его знает. Я не ел, — отмахнулся от нее Бабаевский.
Он был крепко обеспокоен тем, что при замере пульса отметил не только учащение, но и перебои в ударах сердца. Это тахикардия, предвестье инфаркта. А тут Заремба со своим паршивым шоколадом…
Танька подошла к его рабочему столу и бесцеремонно начала рыться в служебных бумагах и папках.
— Что ты тут забыла? — опешил Аркадий Григорьевич. — Да не мни ты документы!
— Нет, ну точно ж помню, что половину шоколадки я не доела. — Татьяна не обращала внимания на его возмущения.
Вдруг она нагнулась и выдвинула нижний ящик стола. Бабаевский обомлел, так как в верхний ящик он только что положил лекарство, про существование которого его любовнице знать вовсе не полагалось. У Аркадия Григорьевича отняло язык, и он в оцепенении уставился на Татьяну, что по-свойски копалась в этом вместительном ящике. Хорошо что он замкнул верхний! Но тут же шевельнулась в голове тревога: а замкнул ли, а точно ли в верхний ящик положил он те позорные таблетки. О Боже! И почувствовал директор известнейшего театра столицы, как по спине пробежал предательский холодок…
А тем временем Заремба, не удовольствовавшись поверхностными поисками, стала вынимать из ящика папки с документами и вываливать их на стол, чтобы удобней было искать шоколадку.
— Э, да ты что, Танюсик! — вскричал Григорьевич, хватая ее за руки. — Да тут же указы министра лежат! Если что потеряется… — Он оторопело глядел на стройны стан Татьяны, наклонившейся и орудовавшей в полупустом ящике.
Безуспешно окончив там поиски, она дернула ручку верхнего ящика стола. Бабаевскому показалось, что сердце его остановилось от страха. Он уже всерьез проигрывал вариант, как — если ящик вдруг подастся — коршуном бросится на синюю пачку, дабы не дать прочитать Таньке ее предназначение…
Но ящик не подался, поскольку все-таки был предусмотрительно замкнут.
— Где у тебя ключ? — нахально повернула к нему Заремба свое смазливое личико.
Еще не хватало ему оправдываться перед ней в своем кабинете! Это уж чересчур.
— Слушай, — взял строгий тон директор, — а тебе не кажется, что ты не тем занимаешься в рабочее время?
— Я хочу есть, — вызывающе, картинно подбоченясь, сказала Татьяна.
— Для перекусов внизу сеть буфет и он, кстати, открыт на все время репетиций. — Бабаевский засовал назад вытащенные сожительницей служебные бумаги.
— А я хочу шоколада, — капризно заладила Заремба.
— Я тебе не шоколадная фабрика, а, между прочим, директор этого театра. И вообще, назначенный мной перерыв окончен… так что давай, — он нервически махнул рукой в сторону двери, — на репетицию.
— А я говорю, что я здесь вчера оставила свою шоколадку и хочу ее взять. — Татьяна начала резко дергать ручку замкнутого ящика.
Бабаевский схватил ее за руку. Завязалась борьба.
— Ну нету здесь твоего шоколада! — в отчаянии воскликнул он. — Нету, слышишь? Я, я его съел!
— Неправда! — упорно боролась с ним у стола любовница. — Ты не любишь сладкого.
И неизвестно, чем бы это окончилось, если бы не послышался благозвучный звонок директорского телефона.
— Слушаю, Бабаевский, — взял трубку запыхавшийся Аркадий Григорьевич. Вдруг его лицо обрело угодливо-ответственное выражение, вся фигура вытянулась струной, а дыхание само собой нормализовалось. — Так. Так, Матвей Лукич. Сделаем. Так. Примем во внимание. Ага. Записываю: одиннадцатого в 15.00.
Он повернулся к Татьяне, которая, воспользовавшись телефонным звонком, опять пыталась проникнуть в тайну верхнего ящика. Директор, не перестававший раболепно поддакивать министру культуры (это звонил он), дернул Зарембу за плечо и своим перекошенным лицом, страшно выпученными глазами, а также взмахами рук стал упрашивать ее покинуть кабинет и не мешать разговору с начальством.
Заремба, в общем-то отличавшаяся сообразительностью, поняла, что шутки кончились, и прошелестела к двери. На выходе она обернулась к сожителю и скроила саркастическую гримасу. На что директор погрозил ей кулаком свободной от трубки руки. По завершении телефонного разговора Аркадий Бабаевский запер входную дверь, метнулся к столу и суетливо достал из него пресловутую синюю пачку. Затем отомкнул служебный сейф и положил таблетки туда. Секунду поколебавшись, он протянул руку к бутылке коньяка, стоявшую там же, и до краев налил себе небольшую рюмку. Доктор советовал снимать таким образом стрессы, что являются первопричиной всех болезней и функциональных расстройств.