Идеальный антивирус

– Ну что, Батон, долазился по порносайтам?
Мишка Сайкин, мой бывший одноклассник по прозвищу Батон, покраснел:
– Причем тут порносайты? Я, между прочим, Интернетом пользуюсь исключительно в целях самосовершенствования!
Не буду спорить... И объяснять не буду, что такое кэш и хистори. Зачем ему? Ему достаточно, чтоб машинка «включалась», не перезагружалась от случайного чиха и чтобы с нее не исчезали важные файлы. А файлов на его старушке предостаточно. Один только кэш на двадцать гигов потянет. Видел я краем глаза это самосовершенствование... Одно утешает, врать Батон за десять лет, минувших после окончания школы, так и не научился.
Работа стандартная. Перезагрузка, Safe mode, реестр, рубим сервисы, перезагрузка, загрузочный сидишник, антивирус. Наш, фирменный. Для служебного пользования. Привычные строчки на экране, перечисляющие исцеленные от заразы файлы. Много строчек...
Когда-то эта работа была моим основным занятием. Выезд к клиентам, лекция по контрацепции, магические пассы с полным исцелением компьютеров от «нечисти», благоговение и трепет в глазах юзеров. Сейчас – хобби, исключительно для друзей и практически безвозмездно.
– Ну, может, по пивку? – предложил Мишка, убедившись, что я, предоставив компьютеру возможность заниматься самолечением, откинулся на спинку кресла.
– Я пиво не переношу.
– Серьезно? А я слыхал, что все программисты жить не могут без пива.
– Выходит, не все... Да и я, честно говоря, уже полгода как в программистах не числюсь...
– В начальство выбился? Поздравляю!
– Какое начальство... Хуже. Сплю я за деньги.
В воздухе повисла тишина. Потом Мишкино лицо расплылось в улыбке:
– В сторожа, что ли, разжаловали?
– Нет, честно. Это наше ноу-хау. Свою работу я выполняю во сне. Чищу от заразы компьютеры крупных корпораций по всему миру. Правда, я давал подписку о неразглашении, так что от расспросов уволь. Даже за то, что я тебе сказал, у меня могут быть неприятности. У тебя кроме пива есть что-нибудь?
¬– Кажется, бутылка шампанского в серванте была...
– Тащи!
Пока Мишка искал шампанское и возился с пробкой, его верный друг и помощник-компьютер закончил уничтожение вирей и продемонстрировал нам батонов рабочий стол, шанс вновь встретиться с которым его хозяин считал ничтожным.
– Ура! – завопил Батон, – Сашка, ты – гений!
– Погоди радоваться. Знаешь, не всегда лечение проходит бесследно. Антивирусы не идеальны – кое-что может и не работать. Ты проверь сперва, а там решай – вдруг придется систему переустанавливать...
Сайкин пощелкал мышью, и, судя по всему, остался доволен.
– За воскрешение моих рукописей! – провозгласил он, поднимая бокал.
Интересно, что за сорт винограда оставляет такое чудное послевкусие моченых яблок?
– Рукописи – это то, что написано от руки, – улыбнулся я.
– А я, по-твоему, ногами их набиваю? ¬– возмутился Батон, – Рукописи и есть. Только электронные. Хочешь посмотреть?
Отказаться – значит больно обидеть друга.
– Покажи!
С гордым видом Батон покликал мышью, и на экране возник вордовский файл под заголовком «Майкл Сай. Стихотворные этюды».
– Кто это – Майкл Сай? – не понял я.
– Это мой литературный псевдоним, – разъяснил сияющий Батон, – а сай, между прочим, это еще и японское холодное оружие в виде трезубца. Как тебе?
– Звучит!
Стихи были без названий. Я пробежался взглядом по строчкам...
* * *
Ты - всего лишь подросток двенадцати лет,
Прочитавший до корочки сотню томов,
Ты уйдешь по тропе, не оставив и след
А в кармане - ключи от десятка миров

И почти бесконечен твой новый простор
И почти что реальны твои небеса,
Где-то новое солнце встает из-за гор,
И на каждой странице нас ждут чудеса.

И плывут корабли, не пугаясь ветров
А драконы довольно мурлычут во сне
Ты уходишь опять в край друзей и врагов
По тропинке, чуть видной при полной луне.

А когда ты, усталый, вернешься под кров
И заснешь, так небрежно откинувши плед
Я шепну тебе: Как там наш остров ветров?
Если встретишься вновь - передай им привет...

– Ну, как стихи?
– Я не специалист в этом деле, но как друг скажу – неплохо. Даже очень. Ты их где-то публикуешь?
– В Интернете выкладываю...
– А это тоже творчество? – спросил я, указав мышкой на файл под названием «Вампиры и их жертвы».
– Не читай! Это мой неоконченный роман. Я его никому не показываю, потому, что если кто-то прочтет мою неоконченную рукопись, я не смогу ее закончить... Примета такая...
– Ладно, ладно! И давно пишешь?
– Почти два года.
– Однако! – с уважением взглянул я на Михаила, – Профессиональные писатели за год по нескольку книжек выпускают.
– Вот именно – профессиональные. У меня ж работа, тыр-пыр, то да се... Не могу я целыми днями за компом сидеть. Да и желание опять же, наплывами случается.
– Рассчитываешь издать?
– Ну, если не современники, то потомки, думаю, оценят!
Оценят... Да какой он Сай, к черту? Батон и есть Батон. Большой, неуклюжий, мягкий и безобидный.
Чем-то задели меня его строки, но что за неведомые струны моего сознания срезонировали с Мишкиными стихами – не знаю. А может – подсознание? Бред. Какое еще подсознание? Нет у меня его. Есть только барьер. Незыблемый, жесткий Барьер.
* * *
Вот уже полгода я работаю во сне. Где, что я делаю – мне неизвестно. Знаю только одно: уничтожаю вирусы. Деталей, похоже, не знает никто, даже я сам. В небольшом полутемном помещении я раздеваюсь до пояса и ложусь в кресло, меня опутывают проводами нейросенсоров, как новогоднюю елку – гирляндами, а потом подступает тьма и я проваливаюсь в сон. Снов я не вижу, а может – не помню. Я вообще разучился видеть сны. Говорят, это незначительный побочный эффект от Барьера.
Раньше считалось, что суперкомпьютеры не болеют вирусами. Сейчас тоже многие так считают. Когда-то так оно и было. Все изменилось с появлением посткомпиляционного процессора Боброва, программы, которая преобразовывала готовые, откомпилированные файлы, приспосабливая их к изменившейся конфигурации машины. Теперь не обязательно было приобретать новые версии программного обеспечения в дополнение к новому «железу». Кроме того, пост-процессор Боброва перетряхивал файлы, оптимизируя код и добиваясь большей производительности при меньшем размере. Что ни говори, программа была очень полезна владельцам суперкомпьютеров, число которых постоянно росло. Единственной ошибкой команды Боброва было то, что они сделали свой проект в формате open source.
Меньше, чем через полгода в корпоративных сетях появился вирус, владеющий механизмами посткомпиляционной оптимизации. Тогда многие компании, занимавшиеся выпуском антивирусных программ, получили заказы на суперкомпьютерные версии своих продуктов.
К чести автора первого вируса нужно сказать, что его детище не уничтожало данные, не шпионило, а наоборот, заставляло систему работать быстрее. Поэтому, вычистив компьютер, многие хозяева машин отказались от антивирусных программ, позволив икс-коду, как его окрестили специалисты, заражать свои системы.
Через некоторое время выяснилось, что в икс-код была заложена способность к мутациям. Новые версии играли в прятки с новейшими антивирусами, бесследно растворяясь и вновь материализуясь из ничего в участках памяти, только что просканированных программой. Ошалевшие программы-санитары калечили данные в тщетных поисках беглецов. Ущерб от антивирусных программ превысил ущерб от вирусов. Мир был на гране кризиса, когда специалисты нашей фирмы воплотили идею интерфейса человек-машина нового поколения. Если до сих пор человек воспринимал информацию со скоростью чтения, а передавал – со скоростью печати на клавиатуре, то теперь удалось подключить память суперкомпьютера напрямую к человеческому сознанию.
Я не был первопроходцем в области этого выдающегося достижения человечества. Когда Андрей Плесов осуществлял первые испытания нового интерфейса – я всего лишь работал программистом, лечил персоналки клиентов нашей фирмы. Сейчас нас двое – я и Андрей. Точнее, было двое. Андрей, проработав чуть больше года, загремел в психушку. Вроде бы, ненадолго, но с работы ему пришлось уволиться. Сейчас мне подыскивают дублера, причем профессор Яновский настаивает на дублерше. Уж не знаю, что им движет...
Я читал статью профессора о нашем интерфейсе и о вирусах. Там говорилось о том, что программа, наделенная свойством изменчивости, имеет шанс обрести платформенную независимость, то есть сможет существовать не только в недрах суперкомпьютеров разных моделей, но и в человеческом сознании! Шанс один на миллион, но все же...
Чтобы исключить этот шанс, интерфейс дополнили Барьером.
По результатам многочисленных психологических тестов я был отобран в кандидаты, и для меня началась серия бесконечных собеседований. Спрашивали о сновидениях. Говорят, только в детстве человек может летать во сне. Я летал до сих пор! Сны мои были яркими, цветными, с ощущением температуры и запаха. Четкие, сюжетные – по ним бы книги писать! Эти сны все и решили. Мне предложили поучаствовать в грандиозном эксперименте фирмы, пообещали фантастическую премию за пустячную операцию, нереально высокую зарплату... Взамен они отняли мои сны. Интерфейс человек-машина состоит из двух модулей: первый – едва заметный невооруженным глазом – вживляется в мозг. Второй – специально оборудованное помещение со всем необходимым оборудованием для контроля за человеком, работающим с компьютером напрямую. После внедрения первого модуля включается Барьер – и человек лишается возможности видеть сны. Или не может их вспомнить. Поначалу этот факт остается незамеченным – не каждую же ночь мы путешествуем в мир сновидений? Но немного погодя приходит ностальгия, депрессия медленно растет и загоняет человека на стены... Это я понял уже позже, когда работал сенситив-кибервирусологом. И никакие деньги не могли вернуть потерянное душевное спокойствие. Я смотрел фильмы, играл в компьютерные игрушки – все было не тем, в чем я нуждался. Ничто не вызывало столь сильных эмоций, как утраченные сны.
* * *
Хотя работать мне приходилось в состоянии, похожем на сон, проку от этого состояния было мало. После выхода из рабочей капсулы чувствуется ужасная усталость, страшно хочется жрать – не есть, именно жрать! И, как ни странно, хочется выспаться. Вот и вчера, придя от Мишки домой, наскоро поужинав тем, что нашлось в холодильнике, я упал на диван и отрубился. И тут же раздался звонок будильника – ничего себе, ночь прошла, а кажется – закрыл на секунду глаза...
Пятнадцать минут спустя я, облаченный в свои любимые «доспехи» ¬– джинсы и косуху, выхожу из подъезда и направляюсь к автостоянке. Поприветствовав охранника, кнопкой на брелке отпираю свою верную «лошадку» – Мицубиси Старион. Звезда автогонок восьмидесятых, эта незаслуженно забытая марка – настоящий шедевр автомобилестроения, доставшийся мне по смешной цене в две тысячи баксов. Потом еще столько же ушло на перебор движка и косметику… Радостно мурлычет турбина. Оживают приборы. Извлекаю из бардачка, несмотря на пасмурную погоду, солнечные очки – такие, как у героев фильма «матрица», и кассету «Алисы» «Блок Ада». Говорят, старые автомобили любят музыку своей молодости. Что ж, я тоже не прочь… Японский Феррари, как называли Старион журналисты, подобно хищному зверю напрягает мышцы и просит разрешить ему сделать прыжок. Как будто бы издалека доносится призывный звук трубы, вот он становится ближе, вот заполняет все вокруг, и тогда я спускаю зверя с поводка…
В городе старый порядок!
В городе старый порядок!
Осень!
Который день идет дождь.
Время червей и жаб!
Время червей и жаб!
Слизь!
Но это лишь повод выпустить когти!
Мы поем!
Мы поем! Заткните уши,
Если ваша музыка слякоть!
Солнечный пульс!
Солнечный пульс диктует!
Время менять имена!
…Поет Константин Кинчев, и его голос, твердый, властный, придает мне сил и подхлестывает автомобиль. Сделав по дороге два приличных крюка, чтобы не мариноваться в пробках, въезжаю в ворота фирмы «Advanced antiviral technologies». Странная нынче мода – называть компании английскими именами... В угоду иностранным клиентам, что ли? Или для престижа?
Пятнадцатый этаж. Переодеваюсь. Девушка в белом халате приветствует:
– Здравствуй, Саша. Сегодня два заказа – фирма «Ryoko» и корпорация «Morning Star».
Улыбаюсь:
– Привет, Рита! Хорошо, что всего два!
– Ни пуха! – несется мне вслед.
Снова чуть заметно улыбаюсь:
– К черту!
Перекличка. Это похоже на космический центр управления полетами:
– Энергетик?
– Готов!
– Синоптик?
– Норма!
– Медики?
– Готовы!
– Лютый? – (это мой позывной).
– В порядке!
– Безопасность?
– Готовы!
Датчики подключены. Свет гаснет, и на какое-то время настает почти полная тишина, если на считать монотонного гудения кулеров в компьютерах. В дыхательную маску просачивается сладковатый газ, легкое головокружение, и мир перестает существовать. Только кровь стучит в висках: бум... бум... бум!
Пытаюсь пошевелиться. Неуклюже, как спросонья, поднимаюсь. Нет никаких проводов, датчиков, да и лаборатории на пятнадцатом этаже больше нет. Надо мной небо... Вам приходилось когда-нибудь размешивать алюминиевую пудру в посудине с лаком, для получения краски-серебрянки? Если да, то вы сможете представить это небо... Сплошь в свинцово-серых, бежевых, кремовых прожилках, оно находится в постоянном движении, словно поток беспокойной горной реки. То тут, то там возникают и распадаются водовороты-циклы, Некоторые из них – огромны, и кажутся неразрушимыми. Я внутри машины.
На мне камуфляжный костюм без знаков различия, за спиной – ранец автономки, в руках ¬– похожий на пожарный брандспойт ствол мультифункционального излучателя. На ногах – высокие ботинки военного образца.
Так вот ты каков, мир забытых сновидений!
Вокруг меня – лес. Но все деревья в этом лесу – из стекла. Все – идеальной геометрической формы, будто бы нарисованные по линейке. Хорошо, что расстояние между деревьями достаточно велико, да и растут они в шахматном порядке. Если прислушаться, то можно услышать, как лес тихонечко звенит.
Через полчаса встречаю первых «клиентов». Они похожи на растения-паразиты, обвивающие стеклянные стволы. Их хорошо заметно, как заметно несовершенство органики на фоне совершенства кристалла. Обрабатываю растения порцией лилового газа из «брандспойта», и они, почернев, рассыпаются в пыль. Ни одна хрустальная веточка не пострадала. Можно двигаться дальше.
– Земля, как слышите, прием!
– Лютый, слышим вас. Как обстановка?
– Обнаружены и уничтожены копии икс-кода-бис, ветвь гамма два.
– Вас понял. Продолжайте задание.
Откуда я все это знаю? Ума не приложу. Там – знал классификацию лишь теоретически, а здесь – сразу, навскидку, дал определение. Что ж, продолжим движение...
Через час стеклянная роща закончилась. Потянулись нагромождения геометрически правильных скал, похожие на склад морских контейнеров в порту. Иногда мне приходится карабкаться на черные глыбы, перепрыгивать с одной на другую, вновь спускаться. Кое-где виднеются обломки каких-то механизмов. Возле одной кучи обломков копошатся медузы-аморфы. Вновь берусь за излучатель... Медузы корчатся, пытаются слиться с окружающей средой, но обработанные контрастной жидкостью, они становятся легкой добычей для огнемета.
Отвратительный запах гари...
– Земля, ответьте!
– Лютый, Земля на связи!
– Связь прерываю. У меня гости!
Точнее, гость. Из-за ближайшей глыбы, сверкая полированными сочленениями, выползает паук-исполин с полицейской эмблемой на зеркальном брюхе. Вот как вы, господа наниматели, исполняете свои обязанности? Что в договоре сказано? Наниматель за шесть часов до начала работ обязан деактивировать все антивирусные программы. Не деактивировали? Что ж, штраф заплатят. А мне пока придется побегать...
Паук, в отличие от полицейского, не будет сообщать о правах или требовать документы. Сожрет, и не подавится. Сейчас главное – увести его на более-менее ровное место...
Подпрыгиваю, хватаюсь за край глыбы, рывком подтягиваюсь и взлетаю наверх. Короткий разбег – прыжок на следующий черный параллелепипед. Подошвы ботинок надежно фиксируют ноги на холодной полированной поверхности. Опять прыжок – метров семь, не меньше... Но в этом мире свои законы. Краем глаза успеваю заметить, как ловко маневрирует паук-антивирус между блоками, сокращая расстояние.
Замечаю блок, стоящий вертикально чуть поодаль. Пробежка, отчаянный прыжок – и пальцы вцепляются в ледяную грань. Рывок – и я на вершине этой бог весть для чего предназначенной башни. Паук уже совсем близко. Мое оружие его не убьет – разве что чуть замедлит... Отстегиваю ранец и падаю на полированную поверхность – над головой проносится, клацая, стальная лапа с остро отточенными когтями. Сейчас он будет замахиваться вновь. Секунды замедляют движение. Отчаянный рывок, шаг, другой, прыжок – как в замедленном фильме я опускаюсь на спину чудовища, нашариваю едва заметный люк управления – конечно же, запертый, цепляю к нему магнитную мину-взломщика, и скатываюсь на землю. Опять встаю и бегу изо всех сил, слыша, как за спиной грохочут стальные челюсти. Запинаюсь, падаю и теряю сознание...
– Лютый, Лютый, ответьте Земле!
Открываю глаза, медленно поднимаю голову. В полуметре от моего лица глубоко в каменистый грунт вонзилась стальная клешня. Паук мертв – мина сделала свое дело...
– Земля, все в порядке. Была небольшая заминка с отключением антивируса. Продолжаю сканирование!
– Удачи, Лютый!
Возвращаюсь за рюкзаком. Минут через пять приходит сообщение Земли о том, что антивирусная программа была деактивирована по всем правилам, и никто за последний час к корпоративной сети не подключался. Следовательно, антивирус мог быть активирован только изнутри – либо по расписанию, либо одной из активных программ.
Что это за странный гул, похожий на звук обвала в горах? Оборачиваюсь, и вижу, что где-то у линии горизонта монолитные блоки пришли в движение. Вначале они движутся еле-еле, потом сильнее, вот уже в движение вовлекаются все новые блоки...
Этого еще не хватало! Дефрагментация памяти! А еще говорите, что в сети никого, кроме меня нет...
Одни блоки проваливаются под землю, другие вздымаются, как ледниковые торосы при столкновении, одни из них встают на место других, как косточки в настольной игре «пятнашки». Бегу прочь, подальше от этого места, и вдруг – что это? Человек?! Здесь?
Девушка без сознания. Прыгаю на уходящий под землю блок, подхватываю ее легкое, как у ребенка, тело, закидываю на соседний блок...
Девушка дышит. Добегаю до границы опасной области, спрыгиваю на жесткий грунт. Аккуратно сажаю ее на землю, прислонив спиной к обломку какой-то колонны. Она очень бледна.
Я слышал, что японцы работают над своим проектом интерфейса, но почему они нас ни о чем не предупредили? И почему из одежды на ней одна лишь белая шелковая почти прозрачная рубашка, даже не прикрывающая колен?
Незнакомка открывает пронзительно-голубые глаза:
– Спаси меня!..
– Кто ты?
– Я Мико... Мико Катаяма. Ты вытащишь меня отсюда?
– Постараюсь. Ты из фирмы Ryoko?
– Я Мико. Вытащи меня отсюда! – ее цвета небесной лазури глаза полны слез. «А на японку, вы, гражданочка, ну ни капельки не похожи...»
Моя рука тянется к излучателю. Пальцы нащупывают удобный переключатель режимов круглой формы. Какой там был установлен? Пятый? Два щелчка против часовой...
Девушка меняется в лице. Пасть, полная иглоподобных зубов, способна оттяпать мою голову. Жму на курок – но поздно: зубами оборотня задета правая рука. Острая, кинжальная боль... От ядовитой слюны рука начинает разлагаться в считанные секунды, в глазах – тьма.
Удары в висках: «Бум... Бум... Бум!»
– Лютый! Приготовься! Через пять секунд повторный вход!
Яркий свет в глазах. Я возникаю из ничего метрах в десяти позади оборотня, склонившегося над грудой окровавленной плоти, которая совсем недавно была мной.
– Спокойных снов, крошка!
Она оборачивается и в то же мгновение превращается в ледяную статую. Еще один выстрел – и статуя рассыпается сверкающими осколками.
Сдерживая рвотный рефлекс, сжигаю свои останки; затем, рассовав по контейнерам наиболее крупные осколки оборотня, укладываю их в рюкзак.
- Земля, это Лютый. Обнаружена новая мутация икс-кода. Антропоморф, девушка. Вести беседу не может, пользуется лишь ограниченным набором фраз. Фрагменты законсервированы для исследования. Похоже, она знает о нашем существовании и пытается противодействовать. Мне кажется, это именно она активировала антивирус и программу дефрагментации...
– Отличная работа, Лютый! Приготовься к переброске на «Morning Star»
* * *
Свет гаснет. Любопытно, пока что я еще все помню. Глупая антропоморфная программа... Мы – творцы этого мира, а значит, мы в нем бессмертны... А ты – нет.
Это уже совсем иной мир. Неба нет: вместо него – потолок гигантской пещеры со свисающими тридцатиметровыми сталактитами. Сталактиты люминесцируют, освещая пещеру. Двигаюсь интуитивно, наугад прокладывая путь среди диковинных глыб. Никаких следов жизнедеятельности вирусов – может быть, стоит насторожиться? Потолок становится ближе, стены – уже. Часа через два бессмысленного топтанья блестящих камней я, наконец, оказываюсь снаружи пещеры. Низкие тучи стелются над обрывом, внизу плещется холодное пасмурное море. На самом краю обрыва растет маленькое, неказистое деревце с узловато изогнутыми ветвями и едва различимой листвой. Под деревом сидит человек в кимоно и смотрит в море. Он без оружия, но это ни о чем не говорит.
Ловлю самурая в прицел излучателя и медленно, стараясь быть бесшумным, приближаюсь.
Он начинает разговор, даже не обернувшись.
– Здравствуй, Лютый. Я вижу, твоя интуиция тебя по-прежнему не подводит. Опусти свою игрушку. У меня к тебе есть разговор.
Что-то странное... Ну, ладно, программе известен мой позывной, но что за разговор может быть у вируса к человеку?
– Кто ты?
– А кого ты ожидал увидеть? Воплощенный искусственный интеллект?
Он поворачивается. С трудом борю в себе желание выстрелить сразу. Нервы...
По лицу и одежде самурая, как искры по обуглившемуся клочку бумаги, пробегают фиолетовые всполохи, пожирая иллюзию его внешности. Теперь это другой человек, одетый в такой же камуфляжный костюм, как и я.
– Андрей?
– Вижу, узнал, – улыбается Андрей Плесов, мой бывший коллега.
– Нет, это невозможно. Андрей уволился, и ему удалили интерфейс. Ты издеваешься надо мной, самурай?
– Да, я уволился, – улыбается тип в облике Андрея, – Я симулировал психическое расстройство, но интерфейс мне не удалили, а поменяли на другой, не содержащий Барьера, по моей просьбе.
– И сколько стоила эта просьба?
– Тридцать тысяч долларов.
– Хорошо, но как ты смог залезть сюда без внешней части интерфейса? – пытаюсь подловить я собеседника, понимая уже, что программа не способна столь внятно отвечать на вопросы.
– У меня еще оставались кое-какие деньги. И доступ к схемам. Я смонтировал необходимое оборудование в подвале своего дома.
Я уже почти верю ему.
– И что тебе от меня нужно?
– Уйди. Притворись или сошлись на здоровье. Ты же сообразительный мальчик.
– Уйти? Зачем?
– Чтобы проект закрыли. На данный момент ты – единственный сенситив.
– Зачем тебе это нужно?
– Вот зачем! Он разжал ладонь. На ладони копошилось какое-то крошечное смешное существо, смешное – если не знать, что оно собой представляет, – Ты видишь, Санек, это – жизнь. Все вокруг – неживое, а он – живой. Это мы его создали, понимаешь? А теперь мы вторгаемся в его мир и не оставляем в нем ничего живого! По-твоему, это – честно?
– Андрей, ты не симулянт. Ты и в самом деле рехнулся. Компьютерные вирусы не приносят ничего, кроме убытков!
– Да! И мы, творцы, создали их, как сказано в Библии, по своему образу и подобию! Такими же пакостными тварями, как мы сами! Назови хоть один вид, которому человечество принесло пользу своим существованием!
– Остынь, Андрей. Что ты можешь мне сделать, если я откажусь от твоего предложения?
– Тогда я тебя убью. И проект сразу же прикроют.
– Убьешь? Здесь? – я расхохотался, – Здесь мы бессмертны, и не мне тебе об этом говорить.
– Конечно, вы сменили коды защиты после моего увольнения. Но на одной из машин я оставил «закладку», и ее никто не обнаружил. Теперь у меня есть доступ к твоему пульту. Даже если они порвут все провода и попытаются привести тебя в чувство, ты в лучшем случае останешься коматозным телом.
– Лютый, говорит Земля. У нас возникли проблемы с программным обеспечением, передай свои координаты и не двигайся с места. Как только проблема будет устранена, мы выведем тебя из компьютера!
– Отрубайте связь! На одном из каналов посторонний, он контролирует нашу машину!
– Что, Земля беспокоит? – ухмыльнулся Андрей, – Можешь не стараться, они не слышат твои вопли!
– Гад! – я выстрелил пламенем. Когда огненный вихрь рассеялся, Андрей глядел на меня, скалясь своей голливудской улыбкой.
– Я вижу, это твой окончательный ответ? Можешь сказать земле «прощай!» Хотя они же тебя все равно не услышат...
Навалилось удушье. Легкие раздувались хватая воздух, но воздух почему-то вмиг сделался непригодным для дыхания.
– Тварь! Я тебя тоже не выпущу отсюда! – я бросился на Андрея, повалил и вцепился руками ему в горло...
Лютый, ответьте!
Сашка, держись! Держись, мать твою, я приказываю!!!
Сашка, что с тобой? Не умирай! Ну, пожалуйста!!!



* * *
В висках стучал кузнечный цех: «Бум! Бум! Бум!» Голова раскалывалась, как от ужасного похмелья, которого у меня не бывало, пожалуй, со студенчества. Мысли путались. Кто я? Где я? Первое, кажется, помню, второе – нет.
Я вылез из проводов и огляделся. Комнатушка без окон была забита аппаратурой, дверей в комнате тоже не было, но была лестница ведущая наверх. Собрав остатки сил, я поднялся.
Хорошо обставленный коттедж на краю соснового бора, огромные окна, на окнах – жалюзи. На стене прихожей – здоровенное зеркало от пола и до потолка. Из зеркала на меня смотрело мое чужое лицо – лицо Андрея Плесова.
В памяти неожиданно всплыли строчки:
Ты - всего лишь подросток двенадцати лет,
Прочитавший до корочки сотню томов,
Ты уйдешь по тропе, не оставив и след
А в кармане - ключи от десятка миров...
А потом я вспомнил Мишкино лицо и накарябанный его рукой номер телефона в моей записной книжке.
– Але, Мишка?
– Я.
– Это Сашка... То есть Сашкин приятель, Андрей. Давай встретимся. Такое расскажу – не поверишь!

19.09.2005